При следующей встрече в министерстве мне было поручено заявить, что мы решительно настаиваем на том, чтобы всем советским гражданам было разрешено покинуть Германию.
Лица, интернированные вне германской столицы, должны быть доставлены в Берлин и переданы нашему консулу. Что я немедленно и сделал…
На протяжении нескольких дней оставалось невыясненным, какая страна будет представлять интересы Советского Союза в Берлине.
Между тем нельзя было терять времени, так как я лично прекрасно понимал, какая трагическая судьба постигнет советских граждан, если им не удастся вернуться на Родину вместе с дипломатическим составом посольства.
Надо было все же найти путь для связи с Москвой и донести им наше положение…
Задействовать нашу берлинскую агентуру для этого мы посчитали чрезмерным и опасным…
Нужно было действовать через посольство одной из нейтральных стран…
Но как передать весточку? Ведь теперь посольство было наглухо отрезано от внешнего мира.
Ни одному человеку не разрешалось выйти за ворота. А за мной неотступно следовал обер-лейтенант Хейнеман, да и вообще я мог выезжать из здания только по вызову с Вильгельмштрассе.
Мы долго ломали себе голову над тем, каким образом кто-либо из нас мог бы прорваться сквозь цепь эсэсовцев, окруживших здание посольства?
Разведав обстановку, мы убедились, что попытка выбраться из посольства тайком, под покровом ночи, тоже не сулит успеха.
К вечеру охрана усиливалась и фасад здания ярко освещался прожектором.
За стеной дома, примыкавшего к зданию посольства с противоположной стороны, также патрулировали эсэсовцы с овчарками.
Но все же надо было найти какой-то выход…
И тут мне в голову пришла идея, которая вернула меня в памяти моей в кажущийся уже таким далёким 36-й год… в Испанию…
Глава 1
Мадрид, май 1936 год.
Испанские дела поглощали довольно много моего времени… Хотя казалось, что опасность миновала…
Но, несмотря на прошедшие новые выборы в кортесы – испанский парламент, которые дали большую победу левым партиям, силы реакции не хотели сдавать вековые позиции.
В стране шла ожесточенная борьба между левыми и правыми, внешние проявления которой для зрителей со стороны… в том числе и мне… не всегда были понятны.
Даже мне, находящемуся тут… в гуще событий… трудно было составить себе ясное представление о том, – куда же идет Испания?, – что уже говорить о тех, ко сидел в Москве…
Движется ли Испания к укреплению демократической республики или к торжеству полуфеодальной монархической диктатуры?
Как то заглянул ко мне мой давний друг, журналист… один из идеологов левого течения в ИСРП – Альварес дель Вайо.
И я, конечно, воспользовался случаем, чтобы получить от него возможно дополнительную информацию… к уже у меня имеющейся…
На мои сомнения … Альварес дель Вайо с жаром убеждал меня в правильности пути и скорых социальных переменах в лучшую сторону.
Но внутри меня росло беспокойство и предчувствие скорых кровавых событий. В ходе беседы я, как бы между прочим, заметил:
– Вполне верю тебе, что широкие массы испанского народа настроены радикально, и даже революционно…
– Допускаю, что интеллигенция, различные прослойки буржуазии и кое-кто из помещиков настроены антифеодально и антиклерикально…
– Но вот в чьих руках армия? От этого может многое зависеть в ходе дальнейшего развития событий, – с чувством тревоги я спросил у него. Хотя всё прекрасно и сам знал… Но хотелось услышать мнение со стороны… и от осведомлённого человека…
Альварес дель Вайо допил чашку чаю, поставил её на стол и, точно собравшись с мыслями, начал:
– Мне, товарищ Козырев, трудно ответить кратко… Разреши для начала и лучшего понимания осветить тебе положение с вооруженными силами в Испании несколько подробнее… как я себе это вижу…
Я с готовностью согласился, и Альварес дель Вайо сообщил мне следующее: Когда 14 апреля 1931 года в Испании была провозглашена Республика, армия представляла для неё серьезную проблему.
Основная масса испанского офицерства всегда вербовалась из полуфеодальных помещичьих кругов и отличалась крайней реакционностью. Численность военной верхушки была поразительна…
В том же 1931 году при общем контингенте армии в 105 тысяч человек на действительной службе состояло около 200 генералов и до 17 тысяч офицеров.
Иначе говоря, один генерал приходился на 500 солдат, а один офицер – на 6 рядовых.
Пропорция явно нелепая, если принять во внимание очень низкий уровень технической оснащенности испанской армии.
– А ведь сверх того имелись еще тысячи офицеров и генералов в запасе!, – воскликнул он.
Военный бюджет составлял почти треть всех государственных расходов. Являясь верной защитой церкви и помещиков, армия, точнее, её генеральско-офицерская верхушка представляла собой настоящее государство в государстве, и во главе её стоял сам король.
Не подлежало ни малейшему сомнению, что, если республика хочет обезопасить свою жизнь, то она должна сразу же уничтожить столь враждебное ей осиное гнездо.
– Сделала ли она это?, – задал мой гость риторический вопрос, на который попытался сам дать ответ:
– Только частично, половинчато…
– Первый военный министр республики Асанья пытался «реорганизовать» армию, однако, как типичный либеральный демократ, он не сумел проявить при этом ни достаточной твердости, ни последовательности.
– Я всё это помнил…, будучи тогда тут, – пронеслись у меня мысли.
– Вместо того чтобы начисто разогнать старую воинскую верхушку и создать новую из людей, дружественных республике, Асанья избрал путь гнилого компромисса, – возмущался мой собеседник.
Он предложил всем офицерам, не разделяющим республиканских взглядов, добровольно выйти в отставку с сохранением полной пенсии, оружия, формы и титулов.
Таким путем офицерский корпус численно был сокращен примерно наполовину.
Но политически мало что изменилось…
Офицеры, оставшиеся на службе, внешне слегка перекрасившись, в душе сохранили прежние монархическо-феодальные убеждения.
А те, что ушли в запас и оказались совершенно свободными от обычных своих забот, с головой окунулись в «политику»: создали «Испанский военный союз», – ставший оплотом реакции.
Вступили в тесный контакт с крайне правыми партиями и группами, начали устраивать военные заговоры и мятежи.
