Туман. Полное издание

Лари выходит из ванной, и я прошу его раздеться вплоть до трусов.

– Ты же это несерьезно? – спрашивает он, а я отступаю к столешнице, на которой стоит набор кухонных ножей.

– Лари, раздевайся.

Лекса выбегает из кухни и запирается у себя в комнате. Лари приподнимает брови и смыкает губы в тонкую линию.

– Хотел бы я услышать это при других обстоятельствах, – говорит он и улыбается.

– Лари, не говори глупости. Раздевайся.

Лари скидывает с себя футболку и джинсы. Прошу его повернуться, и не заметив никаких признаков шевеления под кожей, врезаюсь в друга и обнимаю его. Не заражён.

– Мне бы одеться, – говорит он, гладя меня по волосам.

Отстраняюсь и выхожу из кухни, подавляя смешок. Это было неловко, но сейчас не время думать о нежных и ранимых чувствах. Сама отправляюсь в ванную и смыв с себя всё, что только можно, около десяти минут кружу перед зеркалом, разглядываю себя со всех сторон. Вроде не заражена.

Эта ночь оказалась самой шумной из всех, которые я помню в Дрим Сити. Визги шин, крики людей, лай собак, звуки битого стекла. Я вздрагиваю от каждого, пока усталость не берет своё, и я не проваливаюсь в сон, в котором снова убегаю от беспощадной миссис Рипли.

Глава четвертая

От громкого визга я практически сваливаюсь с кровати. За окном вопит сирена. Что она означает? Выбегаю в коридор, в этот момент дверь розового ада тоже распахивается, и оттуда выглядывает испуганная Лекса. Идем в гостиную, где обитает мама, а на данный момент на раскладном диванчике расположился Лари.

Сирена продолжает вопить, а я со страхом иду к заклеенному окну. Туман просочился в квартиру, но за окном и вовсе царит ужас. Не видно ничего. Абсолютно ничего, только серое полотно тумана.

– Лекса, включи телевизор, – прошу сестру, а сама не могу перестать смотреть в окно.

Беспроглядно и жутко.

Сестра включает телевизор, я отлепляюсь от окна и сажусь на диван рядом с Лари.

В новостях всё тот же мужчина с белоснежными зубами, вот только теперь он вещает не из студии, а… из дома? Он не причёсан и, видимо, это прямой эфир, ведущий смотрит в экран телефона и снимает себя на другой телефон.

– Если вы услышали сирену, то ситуация в нашем городе критическая, все заводы, магазины, аптеки и прочая инфраструктура пока прекращают свое действие. Единственное, что на данный момент остаётся в рабочем состоянии – полиция, скорая и пожарные. Но убедительно прошу вас, не вызывать никого из этих структур по мелочам. Это очень важно и в случае ложного вызова вам будет выписан штраф в размере от тридцати тысяч долларов.

– Ого, – выдыхает Лари.

Ведущий продолжает:

– Оставайтесь дома, ни в коем случае не покидайте защищенных стен и теперь за новостями можно будет следить только через наш официальный аккаунт. Это последнее вещание через экран телевизора. Власти города и страны стараются разобраться в происходящем и найти пути решения. Мы надеемся, что вскоре всё встанет на свои места, и мы продолжим жить так же, как и до появления тумана.

Мужчина тянется к телефону и вырубает его.

Как всегда, одна вода и никакой конкретики.

– И что мы будем делать? – спрашивает Лекса.

– Сидеть дома, – говорит Лари.

– Будем сидеть, пока есть такая возможность, – подтверждаю я слова Лари. – Лекса, позвони папе, нужно как-то до него достучаться. Лари, когда твоя семья должна вернуться?

– По идее, завтра, – отвечает он. – Я вчера созванивался с отцом, и он сказал, что они остановились в мотеле и будут пережидать туман, так что думаю их прибытие затянется.

– Ладно, нам нужно поесть и… подумать, что ли.

Лари уходит на кухню, а я остаюсь на диване. Что же делать? У нас есть возможность не выходить из дома примерно неделю. Точнее, шесть дней. Потом у Лексы закончится лекарство. И нам придется покинуть квартиру. Или нет? Я могу вызвать скорую. Так сказали по телевизору.

Следующая мысль приходит неожиданно. Нужно собрать вещи. Надо приготовить рюкзаки на случай, если нахождение в квартире станет невозможным.

Что за случай?

Я не знаю. Но нужно подготовиться как следует. Пусть лучше не понадобится, чем наоборот. Заставляю Лексу распаковать свой чемодан с ненужными вещами, такими, как платья, косметика и подобные девичьи радости. Удивлена, но Лекса вообще не спорит, она полноправно признаёт моё главенство в нашей небольшой компании перепуганных подростков.

– Лари, ты на машине? – спрашиваю я друга, который по-прежнему находится на кухне.

– Да, отец мне голову открутит за то, что я вообще её взял.

Не хочу думать о печальном, но есть вероятность, что Лари больше не увидит своего отца. Он может заразиться туманом или же, наоборот, попасть под прицел какого-то зараженного.

В квартире мы проводим два дня. Не выходим за пределы и постоянно проверяем соцсети и окна. В интернете, словно кролики, плодятся ужасающие видео. Теперь я не на шутку боюсь тумана, который уже спустя два дня всё так же непроходимой стеной стоит на улицах нашего города. С каждым часом в Дрим Сити становится тише и тише. Теперь мы куда реже слышим крики с улицы, но каждый вечер в девять часов вопит сирена.

Мама так и не вернулась. Дозвониться до неё я не могу. Надеюсь, с ней всё в порядке. Лекса ведет себя тихо и практически не выходит из комнаты. Лари не отходит от меня ни на шаг. Его семья, которая состоит из мамы, папы и Лари, довольно счастливая, но, кажется, что Лари остался один. Он не показывает мне свою нервозность, но я вижу, с какой частотой он пытается дозвониться до родителей. Безрезультатно. Сотовая связь вообще работает странно, ведь я смогла дозвониться до Билли, и он сказал, что бар закрыт, вплоть до того, пока власти не снимут карантин и сирена не перестанет наводить ещё больший ужас каждый вечер.

– Алекс? – окликает меня сестра.

Иду в её комнату и останавливаюсь на пороге. Лекса поднимает на меня взгляд уставших глаз и говорит:

– Я ошиблась.

– В чём?

– Я ошиблась, – снова повторяет она и хлюпает носом.

Боже, хватит лить слёзы!

Бросаю взгляд на прикроватную тумбочку и вижу её красную аптечку.

– На сколько ещё осталось? – спрашиваю я.

– Не осталось. Я приняла последнюю дозу.

Твою мать!

– Хорошо, – говорю я и быстро ухожу к себе в комнату.

Запираю дверь и сажусь на пол возле неё. Мне словно нечем дышать. Я не хочу выходить из дома. Я боюсь. Мне страшно до ужаса. Пересмотренные видео с нападением людей на людей не способствуют успокоению.

– Алекс, ты там как? – спрашивает Лари из-за двери.

– Всё норм.

– Я пойду с тобой.

Мой дорогой Лари, ты даже не подозреваешь, насколько я рада тому, что ты рядом.

Я не знаю, что делать! Почему я вообще должна что-то решать? Предпринимать и думать? О, Боже! Я не хочу этой ответственности. Где мама? Где папа? Это они должны о нас заботиться! Я злюсь и чувствую, как руки начинают дрожать.

Я не выйду за проклятую дверь!

Мне придётся.

И я не уверена, что вернусь. И это поистине страшно.

В этот раз я не беру рецепт на лекарство, так как уверена, что он не пригодится. Законы жизни отныне другие. С трудом заставляю себя подняться, надеваю ветровку, снова заматываю лицо тонким шарфом и выхожу в коридор. Лари уже ждет меня, он, как и я, спрятал нос и рот под плотную ткань банданы, остались только глаза, но их достаточно, чтобы понять – Лари напуган не меньше меня. Но он со мной, и это важнее всего. Не думаю, что смогла бы выйти за дверь в одиночестве ещё раз.

Лекса стоит рядом с Лари и заламывает пальцы на руках.

– Ты не виновата, – говорю ей я.

– Я должна была знать, что лекарства осталось мало. Я обуза…

– Лекса, прекрати, в тот раз я бы его все равно не достала.

Оставляю Лексе предыдущие наставления. Мы с Лари выходим из квартиры, и я сама не понимаю, как хватаю друга за руку. Лари сдавливает мои трясущиеся пальцы, и мы начинаем медленно спускаться вниз. Туман уже завладел домом. На лестнице практически не видно ступеней, я скорее двигаюсь по памяти и мысленно молюсь не встретить никого из соседей. Что делать, если они заражены? Бежать, Алекс. Ты должна будешь бежать так быстро, как никогда ранее не бегала.

Выходим из дома и оглядываемся по сторонам.

Возле мусорного бака, словно ничего и не произошло, всё так же сидит Стив. Он машет мне рукой, и я киваю, но стараюсь как можно быстрее отойти от него. Слева раздаётся треск стекла, а потом оно и вовсе выпадает. Это соседний дом. Я его не вижу, но по звуку могу определить, где именно квартира лишилась окна.

– Давай на машине, – говорит Лари, и я киваю.

У меня и в мыслях не было идти пешком.

Заходим за дом, и я оказываюсь в машине в мгновение ока. Захлопываю дверь и держу её. Лари садится следом, и пару мгновений мы смотрим в лобовое стекло. Лари заводит машину, но фары не в силах пробить туман. Свет врезается и словно растворяется в серой стене.

– Я не смогу ехать, – говорит Лари.

– Сможешь. Пешком мы не пойдём.

– Я могу кого-то сбить.

– Едь медленно, – прошу его я.

Боковым зрением замечаю, как друг кивает.

Машина выруливает на дорогу, и на капот тут же бросается женщина. Я взвизгиваю, Лари давит на тормоз.

– Какого черта! – кричу я и хватаюсь за сердце.

Женщина в маске, и она неистово рыдает. Глаза красные, а маска, прикрывающая лицо наполовину пропитана слезами и кровью.

– Помогите мне!

– Она просит помощи, – говорит Лари, вцепившись в руль как в спасательный круг.

– Я слышу.

– Моя малышка! Они забрали её! Я не могу… – женщина садится на асфальт прямо перед капотом, – я не могу.

Я проклинаю себя, а точнее мою правую руку, которая тянется к ручке на дверце машины. Щелчок, и я выхожу на улицу. Женщина продолжает рыдать, не вижу её из-за капота, только душераздирающие звуки скорби и безысходности. Лари тоже покидает салон и первым подходит к женщине. Слышу, как сбивчиво она объясняет Лари свою боль.

– Они забрали Габи, они забрали мою малышку, и я не знаю, что делать.

– Кто забрал?

– Мой муж и его мама, они… они заразились, но я заметила это только час назад. Я звонила в 911, но там никто не поднял трубку. И я… я решила уйти. Не знаю куда, но они стали вести себя странно. Рэнди, мой муж он стал… я не могу… помогите мне.

– Где ребенок? – спрашиваю я.

Женщина поднимает на меня взгляд и указывает на дверь дома, что напротив моего. Я не очень внимательна к соседям, но бросить женщину в таком состоянии я тоже не могу. Не настолько моя натура эгоистична. А что, если мне когда-то понадобится помощь? Я хочу, чтобы нашелся человек, который придёт мне на выручку, а не безразлично пройдет мимо.

– Там, на первом этаже, – говорит рыдающая мать, и я вижу на ней кровь.

Её одежда и руки.

– Вы ранены? – спрашиваю я.

Женщина смотрит на себя и начинает реветь ещё сильнее.

– Мне прошлось защищаться, иначе они… они бы…

Лари помогает женщине подняться, и она, спотыкаясь, идёт к двери. Мы с другом переглядываемся и идём следом. И только тут я замечаю в его руке нож. Мой кухонный нож.

– Мы можем уйти, – говорю я.

Лари отрицательно качает головой и шепчет:

– Нет, не можем.

Храбрость, безусловно, достойное чувство, но оно опасно. Тем более сейчас, когда доверять никому нельзя.

Входим в дом и останавливаемся у приоткрытой двери. Единственное, что я слышу, – это детский плач. Малышка рыдает так, что её голос уже давно охрип.

– Там, – говорит уже не рыдающая мать, и Лари, собрав всю силу воли в кулак, распахивает дверь и тихо перешагивает порог.

– Стойте здесь, – говорю я женщине и сглатываю колючий, пропитанный ядом ком.

Иду следом за Лари. Мы безошибочно движемся в дальнюю комнату, откуда и слышится плач.

– Лари, – шепчу я.

Парень оборачивается, и я указываю на белоснежную стену коридора с кровавыми следами. Меня начинает трясти, так сильно, что зубы стучат друг о друга, и я боюсь, что именно этот звук привлечет внимание зараженных домочадцев. Женщина сбегала отсюда, хватаясь за стены и марая их кровью. Даже не представляю, как ей было страшно.

Идём дальше и останавливаемся только перед дверью, за которой плачет девочка.

Лари оборачивается и смотрит на меня испуганным взглядом.

– Алекс, если что беги.

Как бы я хотела сказать, что не оставлю его одного, но я в этом не уверена. Страх настолько сковал меня, что я ни в чем не уверена. Киваю и восхищаюсь собранностью Лари. Как бы ему не было страшно, он идёт вперед. Друг открывает дверь, и я уже готова бежать, но заметив, как руки Лари опускается вниз, заглядываю за плечо друга.

Ужас.

Шок.

Женщина в возрасте лежит в центре комнаты на спине. Её руки и ноги раскиданы в стороны, в животе торчит толстая рукоять кухонного топорика. Недалеко от неё… голова мужчины… а тело в углу. Маленькая девочка сидит на диване, пропитанном кровью, и рыдает, держа в руках маленького плюшевого мишку.

Комната начинает вращаться, и я, не выдержав, спускаю шарф с лица. Меня рвёт прямо под ноги.

Щелчок дверного замка, как залп пушки в тишине.

– И вы хотите забрать мою малышку! – кричит женщина.

Лари хватает меня за руку и затаскивает в комнату с… трупами.

– Это она, – говорит он и запирается изнутри. – Это она убила их.

Стараюсь не смотреть на ужас, что творится в комнате и иду к маленькой девочке. Малышка настолько уревелась, что начала икать.

Первый удар в дверь выбивает у меня почву из-под ног. Второй заставляет планету снова вращаться. Как бы я не старалась не смотреть на тела, но мои глаза сами опускаются вниз, и я замечаю на голых руках женщины круглые укусы… человеческих зубов.

Нет-нет-нет! Она же не кусала их?! Мать девочки решила… я даже не могу додумать мысль.

Глаза сами находят окно. Беру стул, замахиваюсь и бросаю его. Стекло с пронзительным звоном разлетается по комнате. Беру какую-то куртку, что валяется на полу, и ей сбиваю оставшиеся осколки, которые торчат со всех сторон, словно пасть акулы. Перевешиваю куртку через окно и оборачиваюсь.

– Лари, уходим! – кричу я, и мой голос срывается на писк.

– А девочка? – спрашивает он, держа дверь.

– Что нам с ней делать?

– Не знаю, но… но ты только представь, что она может сделать с ребенком?

Озноб проходит по коже, и я, перешагнув голову мужчины, подхожу к девочке.

– Привет, – зачем-то говорю ей я.

Ребенок не реагирует на меня. Она даже не смотрит в мою сторону. Всё внимание малышки приковано к картине на полу.

– Просто возьми её! – кричит Лари, и в этот момент дверь возле его головы прорезается широкое лезвие. Это кухонный топорик. Таким же, который до сих пор покоится в теле бабушки ребенка.

– Алекс! Ну же!

Поднимаю малышку на руки, она даже не сопротивляется. Её мать за дверью вопит, как фурия, Лари кричит, подгоняя меня, а я, что я? Я уже перелезаю через окно. Прижимаю к себе малышку и спрыгиваю на землю. Нога подгибается, и я тут же вскрикиваю от боли в лодыжке. Лари опускается возле меня, забирает из моих рук ребенка и вручает мне нож. А потом мы бежим к машине. Забираюсь внутрь, а Лари уже передает мне девочку, заводит машину, и мы уезжаем в сторону супермаркета.

– Боже, Лари, что это было?

Меня начинает трясти ещё больше, чем минуту назад. Адреналин заставляет тело реагировать на опасность первобытным способом.

– Я не знаю, но стоит опасаться всех. Вот чёрт! Ты это видела?

Да, видела. Прикрываю глаза и откидываю голову назад.

– Она замолчала, – говорю я, кивая на девочку, что сидит у меня на руках.

Лари бросает на нас беглый взгляд и сообщает:

– Она спит.

Неудивительно.

Проезжая по знакомому мне району, замечаю, что туман становится более слабым. Теперь я могу рассмотреть брошенные машины и бродящих людей, которые, к счастью, не бросаются на машину. Изредка встречаются те, которые выглядят нормальными, но я в это слабо верю. Ведь плачущая мать тоже выглядела нормальной, а оказалось мясником в юбке.

О, Боже, да я не могу думать о той квартире и не содрогаться. Все фильмы ужасов, что я видела ранее, не сравнятся с той картиной, что навеки запечатлелась у меня в памяти.

– Алекс, мы приехали, – говорит Лари, и я поднимаю взгляд на супермаркет. Окна выбиты, двери распахнуты, внутри темно, как и на улице. Лари выходит и забирает у меня из рук девочку и укладывает её на заднее сиденье машины. Выхожу из автомобиля и жду, когда Лари запрет машину. Медленно идём к разграбленному супермаркету. Думаю, дела в центре города обстоят лучше, чем здесь. Тут и до тумана были грабежи и нападения.

–Дай мне, – говорит Лари и протягивает руку.

Я и забыла, что держу нож мертвой хваткой.

– Держи.

Идём к супермаркету, навстречу к нам выходят трое. Они не обращают на нас внимания и бегут прочь. Поддаваясь панике, мы тоже ускоряемся и вбегаем в темное помещение. Лари включает фонарик на телефоне, и мы, переступая через пустые коробки и разбросанный товар, идём в сторону аптечного пункта. И тут тоже разбита витрина. Пробираюсь сквозь осколки и разбросанный товар, роюсь в холодильниках, с трудом нахожу нужное лекарство и сгребаю всё в рюкзак.

Выходим в супермаркет, и меня осеняет.

– Лари, – зову я друга, который шагает впереди.

– Что?

– Нам нужна детская еда. Сколько девчонке лет?

– Года два, наверное.

– Что они едят?

– Эммм. Не знаю.

Не сговариваясь, шагаем к полкам в детском отделе. Забиваю оставшуюся половину рюкзака всевозможными банками с детской смесью, Лари набирает чего-то в корзину, и мы выходим из супермаркета.

Запираемся в машине и медленно едем домой. Девочка так и не проснулась.

В крови сбавляется бушующий адреналин, но успокоиться у меня получается только лишь когда я оказываюсь дома и запираюсь в своей комнате. И буквально через минуту меня накрывает ужасом прошедших пары часов.

Вернуться нам удалось без происшествий, но то, что было в той квартире…

Забившись в угол комнаты, я начинаю беззвучно рыдать. Закусываю губу до крови, успокоиться я не могу вплоть до утра. Заботу о девочке взял на себя Лари, Лекса была просто рада нас видеть и не задавала вопросов, даже о чужом ребенке, испачканном кровью.

И всё один и тот же вопрос стучит мне по нервам.

Что мне делать дальше?

Как выжить, когда каждый может оказаться опасным. Даже я.

Глава пятая

Утро следующего дня стало куда более ужасным, чем весь предыдущий период с появления тумана.

В восемь утра ко мне в дверь кто-то долбится. И даже не разлепив глаза, я уже знаю, что это сестра. Именно так она будила меня, когда мы жили вместе.

Встаю, подхожу к двери и отпираю её, в комнату влетает Лекса и с сияющими глазами трясет моё сонное тело.

– Алекс, папа позвонил!

– Что? – спросонья спрашиваю я и бросаю взгляд в сторону заклеенного окна. Туман никуда не делся. Более того, наша импровизированная защита не спасла от него квартиру. Туман везде.

– Папа, папа позвонил! Он сказал, что со связью беда.

Как неожиданно.

– Кроме очевидных вещей, он сказал ещё хоть что-то?

– Нам нужно добраться до севера города, там есть коттеджный посёлок. Друг папы, или не друг, ну в общем нам нужно найти дом Говарда Минча, он увезет нас к папе, а там…

– Стоп, что?! Папа хочет, чтобы мы преодолели весь город, кишащий сумасшедшими? Это невозможно.

– Возможно.

Лексе легко говорить, она не видела изувеченные трупы. Она не сбегала через окно от зараженной женщины, которая жесточайшим образом убила большую часть своей семьи. Лекса не пробиралась сквозь завалы супермаркета и не воровала продукты и лекарства.

Она даже не подозревает, настолько ужасен мир за дверью квартиры.

– Почему он сам или этот его Минч нас не заберет? – спокойно спрашиваю я, но в душе злюсь на папу. Он словно специально бросает нас на амбразуру.

– Папа не может, он сейчас на закрытой территории… Алекс, не злись, он старается.

– Ты сказала ему, что мы не одни? Что, кроме нас, ещё Лари и ребенок?

– Да. А ещё я сказала, что с нами мама и Зари. Мы должны найти их.

Мама.

Мама, которая так и не вернулась.

Зари, который… да плевать мне на него. Пусть этот щёголь сам о себе заботится.

– Лари знает о звонке папы? Ты сказала ему? – спрашиваю я.

– Нет. Он уснул недавно. Девочка плакала всю ночь, но сейчас всё нормально.

Выходим из моей комнаты, и я заглядываю в гостиную. Лари спит на спине, рядом с ним лежит Габи. Она больше не измазана в крови. Чистая и переодетая. Лари прихватил из супермаркета даже одежду. Пусть она немного велика, но я об этом даже не думала. Со стрессом Лари справился лучше меня.

– Смотри, – шепчет за моей спиной Лекса.

– Что там?

Она даёт мне один наушник и включает на телефоне очередное видео. Меня уже тошнит от них, но сейчас лучше знать всё, что только можно, ведь это может спасти нам жизни.

Боже, спасти жизни… Такая формулировка стала слишком частым гостем в моей голове. Ещё неделю назад я даже не могла подумать, что мир изменится настолько, что людям придётся встретиться лицом к лицу с самым темным уголком чистилища.

Откидываю пессимистичные мысли и склоняюсь над телефоном.

На экране девушка, ей примерно двадцать лет. Она хлюпает носом и сбивчиво объясняет, что её собака сошла с ума и стала бросаться на хозяйку, то есть на автора видео. Девушка показывает укус на руке и продолжает говорить, сквозь мат и ругань легко понять, что она винит в произошедшем туман. Девушка подходит к двери, и оттуда слышен скрежет когтей по покрытой лаком поверхности и истошный вой собаки.

– Выходит, туман действует не только на людей, – говорит Лекса и убирает телефон.

– Видимо, это так.

Вынимаю наушник, и мы проходим на кухню. И в этот момент начинает мигать свет, и от этого моя душа уходит в пятки. На улице по-прежнему слышны крики людей. Но с каждым днём их становится всё меньше и меньше.

– Алекс, мы должны сходить за Зари.

Включаю чайник и сажусь напротив сестры. Лекса, как всегда, выглядит идеально. Прическа – волосок к волоску. Легкий макияж и отутюженная одежда. Глядя на сестру, вовсе не скажешь, что за окном носятся зараженные люди и пытаются покарать тех, кто ещё не заражён.

– Я твоему Зари ничего не должна. Я его даже не знаю.

– Он хороший и чуткий. Мы встречаемся уже три месяца, просто я раньше не говорила о нём, хотела понять, что у нас всё серьезно.

– И ты поняла это через три месяца? – спрашиваю я, и в моём голосе отчетливо слышно нотки скептицизма.

– Да, он любит меня, а я его.

Насколько Лекса молода и наивна.

– Мама с папой любили друг друга почти шестнадцать лет, и что в итоге? А ты за три месяца поняла, что Зари любовь твоей жизни?

Серые глаза сестры начинают сверкать, но не от гнева или злости, кажется, что Лекса вообще не способна на такие эмоции. Ангелы не злятся.

Сестра практически плачет.

– Ты жестока, – говорит она.

Возможно. Но я не всегда была такой. Может я повзрослела или смена образа жизни изменила мои взгляды, но раньше я была больше похожа на Лексу, чем сейчас на себя. Я тоже когда-то верила в любовь и розовых единорогов. Но папа легко всего несколькими словами показал мне, что любви нет.

– Нет. Я не буду рисковать жизнью ради незнакомого мне парня. Если уж у вас такая любовь, почему он ещё не здесь?

Лекса не находит что мне ответить, и в этот момент закипает чайник. Наливаю нам чай, иду в комнату за телефоном и пытаюсь позвонить маме. Она не отвечает. Набираю Питеру, звонок переходит на автоответчик. Питер живёт рядом с притоном Хами. Но, видимо, нам придётся наведаться туда самим.

Мама, какое же неблагоприятное время ты выбрала для своих посиделок.

Жду, когда Лари проснётся, Лекса уходит к себе и без устали пытается дозвониться до любви всей её жизни.

Почему, смотря на свою сестру, мне кажется, что я старше её не на один год, а на пять, и это как минимум?

Пытаюсь залезть в интернет, но у меня не получается.

Нет сети.

Отлично, то есть больше информации из телефона мы не получим?

Лари просыпается только через два часа, всё это время я перепроверяю собранные мной и Лексой рюкзаки. Вроде ничего не забыла. Хотя потом окажется, что что-то поистине важное я всё же не взяла.

– Ты как? – спрашивает друг, усаживаясь за стол.

Наливаю ему чай и пока нарезаю бутерброды, рассказываю о звонке отца.

– И что ты думаешь? – спрашивает он, внимательно вглядываясь в моё лицо.

– Я не знаю. Но думаю, нужно ехать. Сидеть в квартире не вариант.

Следующие слова Лари выбивают землю у меня из-под ног.

– Я не поеду с тобой, – говорит друг. – Моя семья скоро вернется.

Я ожидала, что он откажется, но всё же надеялась на обратное. У меня было время, чтобы подготовиться к разговору с другом. И я пускаю в ход не самые приятные аргументы.