Произнеся это, молодой человек сник, опустив голову. В его преобразившемся лице проскользнуло уже не скрываемое сильное, жгучее страдание. И странно, именно в этот момент в нём появилось что-то незнакомое, лишённое этой обычной суровости и замкнутости. Это была накипевшая боль, но именно она дела его прекрасным. Возможно ли, чтобы боль и страдание были прекрасными? Нет, ведь это противоречит закону жизни. Но теперь, он обнажил душу, он стал естественным, и должно быть оттого, его благородное горе казалось чистым и красивым. Но всё это не переставало быть бедой, не исчезала смертельная бледность, и не переставало быть ненавистью. И всё-таки?!
« Я не случайно подумал про Фискала и Милидию, когда она совершила то, что совершила, она, должно быть, была именно такой. Точно как мраморная безжизненная статуя, одна, светла, чиста. Звезда с её холодным чарующим светом, вот кто она, далёкая прекрасная звезда. А Фискал, каково ему было слышать из уст возлюбленной: «Забудьте мены!», каково ему было узнать, что она уже не привязана к жизни. Но всё ведь прошло, и совершилось чудо, которое не сотворил бы ни один волшебник. И они правы, не надо его объяснять, не надо искать его причину, они заслужили счастье. Но право, какая перемена. Теперь ещё и Патрик…»
Как это не удивительно, Леоне Эвирлок не рассердился на дерзкого юношу, нет, напротив, он всмотрелся в его лицо, точно так же как врач всматривается в лицо тяжело больного, ища причину недуга. « Это Шарлиза, определённо Шарлиза». – Подумав так, Председатель Совета Волшебников обратился к юноше строго, но не жестко, скорее назидательно, с явным участием.
– Успокойтесь, и возьмите себя в руки, бедный мальчик.
– Простите, я спокоен, не важно, что Вы подумали, ничего нет, и никогда не было. То есть, я действительно не люблю господина Фейрфак, он насмешлив и заносчив, но это ни к чему не имеет отношения. Да что это со мной сегодня?!
– Я понимаю Вас, Вы должно быть не совсем здоровы, не ездите сегодня никуда. Я сам поеду к господам Фейрфак и сам поговорю с Милидией.
– Нет, что Вы, зачем Вам так себя утруждать. Я покажусь на вечере, мне должно быть действительно следует развлечься. Не беспокойтесь, я буду благоразумен. А теперь, если позволите, до вечера мне следует уладить ещё некоторые дела.
– Как Вам будет угодно.
Молодой человек торопливо ушёл, забрав пакет для Милидии Фейрфак. Леоне Эвирлок проводил его долгим задумчивым взглядом. «Скверная история, – подумал он. – О, молодость, сколько пыла и страсти, но как они страдают».
Глава 10. И ещё одно совещание или немного о тайном сговоре.
Тред Крий выкурил уже пятую папиросу, сидя в ожидании в каком-то дешёвом трактирчике. Напротив него сидел Эмиль Сьюди.
«Да, напарник у меня нечего сказать, сначала выслуживался перед Милюзеттой, теперь переметнулся к нам. Самый последний из всех трусов, теперь сидит и трясётся, и озирается, будто кто-то может разыскать нас в этой дыре. Да и если заметят вместе, что с того!» – Думал господин Крий.
Зажигая шестую папиросу, Тред Крий не находя темы для разговора со своим соседом, решил придаться своим приятным чаяниям. «А Фруалис не справедлива к этой малышке Фейрфак… о…, девочка недурна! Конечно внешне пуританочка, вся такая благородная и неприступная, но как знать что там внутри. При таком то личике, и таком носике, гордом вздёрнутом носике, а что за губки! Коралл! Интересно, её муженёк, этот смазливый, желторотый птенчик научил её целоваться?! Что за головка, ах, леди, от чудесных маленьких ножек, до кончика носа – леди! И всё-таки, как целуются настоящие леди?!»
– Позвольте, выпить с Вами, господа, – к ним подсел человек, долго сидевший до этого в отдалении. – Выпьем за всех честных людей. За здоровье всех мечтателей и прожектёров!
Узнать его было невозможно, явно наигранный голос и накинутый на лицо капюшон плаща скрывали личность этого господина.
– Сударь, мы с приятелем хотели бы уединиться, мы так давно не виделись. – Эмиль Сьюди спотыкался на каждом слове, и руки его нервно дрожали.
– О, не беспокойтесь, я не помешаю Вашему уединению, а, может быть даже напротив, – неизвестный чуть приоткрыл лицо, так, что оно стало видно двум его собеседникам. – Так выпьем же, господа за всех мечтателей, за всех безумцев, что как мотыльки, сами летят на пламя.
– И за феечек, что вьются вокруг них! – Подхватил Тред Крий.
– За феечек?! – Человек в плаще расхохотался, – это же за какую из них? За куколку блондиночку или за холодную шатенку, а эта милая рыженькая, о, она так хороша. А может, Вы так увлечённо мыслите о брюнеточке, учтите, если всё пойдёт гладко, получите даже её.
– Да, но мотылёк, что оберегает её слишком уж нахален.
– И что с того, такие дерзкие мотыльки всегда впереди, они первые опаляют свои нежные крылышки, а мы наслаждаемся их пламенем, сколько это возможно. У этих мечтателей одна особенность, они хорошо горят, пылко так, страстно, порою, пока она горят, даже свершается нечто невозможное. Никто не может, а они могут. А как только мы выжмем всё из них всё, то тут наступает пора избавиться от ненужного материала.
Эмиль Сьюди брезгливо поморщился, а Тред Крий зло оскалился после таких слов незнакомца. Однако после этого тон таинственного человека стал серьёзнее и жёстче:
– Однако оставим эту забавную ботанику, пусть ею занимается Институт Невероятных Чудес, так, кажется, они себя называют. Что же, это дело в их компетенции, это всё на что способны наши романтики. Выждем время, пусть покажут себя во всей красе. Никаких глупостей, господа, особенно это относится к Вам, Тред, не вздумайте ухлёстывать за госпожой Ф. . Зарубите себе на носу, её муж – это безудержный мечтатель, но он вспыльчив, пылок, и к тому же по уши в неё влюблён. Кстати, насколько мне известно, этот молодой человек имеет не только острый язык, но и острую шпагу. Не ссорьтесь с ними, пока… Пусть всё идёт своим чередом, но всё-таки мне бы хотелось, чтобы Вы вошли в доверие к этим господам. Займитесь этим, господин Сьюди.
– Но я не могу, едва ли они забыли, что я был тогда с Милюзеттой Фейрфак.
– Уже Милюзеттой Аренс.
Лица его собеседников исказились неподдельным удивлением.
– Я знаю точно, что говорю. Тальф Аренс жив и женился на Милюзетте, кроме меня это знаю ещё Милидия и, должно быть, Председатель Совета Волшебников.
– Почему же Тальф не убил девушку?
– А я думаю, он и не собирался её убивать. Ему хотелось поиздеваться не столько над ней, сколько помучить Фискала. Он хотел устроить представление из страданий влюблённого, но в последний момент, он оказался слишком слаб и сентиментален, для того, чтобы быть злодеем до конца, да к тому же и сам был влюблён. Идиот. Двадцать лет не мог выкинуть из головы женщины, не удивлюсь, если все его попытки возвеличиться были только ради неё. Соглашусь, всё было продумано неплохо, его замысел потрепал их всех и виновных и не виновных. Но он сам всё сломал, в конце, надо же растрогался из-за девчонки!
– Из-за хорошенькой девчонки.
– Ну, это зависит от вкуса. И всё-таки, господин Сьюди, о Вас они не высокого мнения, отсюда следует, что довериться они Вам не доверятся, но осторожны с Вами не будут. Покайтесь, признайте свои ошибки, это подействует на чистые девичьи сердца, а юноши слишком легкомысленны в двадцать-двадцать пять, чтобы что-то заподозрить. Тальф жив и это наш козырь. Когда всё будет готово, Вы кое-что нашепчите об этом господину Фейрфак. И тут представьте себе гнев и ненависть молодого страстного, обманутого влюблённого, который поклялся отомстить за свою жену.
– Будет скандал?
– Нет, что Вы это дело чести, только его дело, и как можно, чтобы здесь фигурировало имя женщины. Но такие удары хороши, когда задевают за живое и обрушиваются неожиданно, все вместе. Поэтому, будьте готовы, а заодно и понаблюдайте за настроениями в Совете. Не может быть, чтобы их успех не вызвал завести и злобы, в своё время мы сыграем и на ней. А пока я хочу собрать кое-какой материал, до встречи, господа, в следующий раз я сам отыщу Вас.
Глава 11. Фруалис и Шарлиза.
Лучи вечернего солнца лились через витражное окно, тепло, переплетаясь с золотыми и розовыми тонами хорошенького маленького будуара. В воздухе стоял тонкий запах роз, букеты которых были расставлены в комнате. Четыре девушки приводили себя в порядок, готовясь к празднику. Было заранее решено, что в этот вечер на маскараде четыре знакомые нам пары, обыграют четыре времени года. Что ж было бы весьма забавно посмотреть на кадриль, состоящую из зимы, весны, лета и осени. Оливия тонкими пальцами закрепляла ландыши по верху своего платья, Юнона заканчивала укладывать свои рыжие волосы под венок из васильков, ромашек и других полевых цветов, Иванджелина шнуровала завязки на рукавах своего алого с золотом платья, шнуровка была похожа на поспевшие колосья пшеницы. Все четыре молодых девушки весело переговаривались, шутили и напоминали четырёх лесных нимф, так легки, нежны и неуловимы были они, точно вышедшие из грёз юного поэта. На несколько мгновений Милидия замерла в нерешительности у зеркала. Она совсем не была похожа на зиму, такой, как её обычно представляют, холодной, строгой. Напротив, образ, созданный ею, раскрывался совсем иначе, особая утончённость и хрупкость девочки, делали её по-своему величественной, а лёгкое белое платье с серебряной вышивкой, синими и голубыми вставками лишь сильнее подчёркивало нежность и чистоту этого юного создания. Пальцы щёлкнули по замку инкрустированной перламутром шкатулки и извлекли из неё жемчужное ожерелье. Колеблясь, с детской стыдливостью, она надела его на шею. Чуть розоватый теплый жемчуг, оказавшись рядом с холодными тонами, неожиданно сыграл цветом слоновой кости и подружился с образом.
– Какой изысканный жемчуг, – улыбнувшись, отметила госпожа Риверс.
– Я не ожидала, что он подойдёт мне, я просто хотела надеть его для него. Мне, правда, хорошо?
– Да, очень.
Через несколько минут девушки, сопровождаемые своими кавалерами, спустились в бальную залу, где Фискалу и Милидии пришлось оставить своих друзей и, исполняя обязанности хозяев, уделить внимание начавшимся собираться гостям. Сначала юную госпожу Фейрфак смутило такое количество незнакомых людей, которых она должна была принимать сегодня. Кроме того, девушку смущал избыточный интерес, проявленный к её персоне. Все стремились быть представлены ей, пытливые, изучающие взгляды скользили по ней, нападая со всех сторон. Но, впрочем, на что же она рассчитывала? Всем действительно было интересно узнать, что же это за девушка, вызвавшая тот прекрасный, сказочный звездопад. История её была так загадочна и невероятна, что все стремились подыскать к ней хоть какой-то ключик. И потом, что же это за жемчужина, которая покорила сердце насмешливого, очаровательного волшебника, который, точно желая любоваться ею в одиночестве, увозит её на месяц сразу после их венчания неизвестно куда. И теперь, когда её муж, всё-таки видимо решил показать её свету, нельзя было не попытаться её рассмотреть.
Но Милидия не была брошена на произвол судьбы и толпы. Фискал всё это время был с нею и, глядя на его спокойствие и лёгкость в общении с окружающими, она обретала уверенность. Живой, от природы пытливый ум, прекрасная память, хорошее воспитание, врождённое обаяние помогли освоиться молодой хозяйке. И вот уже снова засеяла её лучезарная улыбка. Карие глаза девушки излучали порою пытливые, порою добрые, порою насмешливые, порою озорные взгляды. И всё же, как мило они смущались и отводились в сторону, когда васильковые глаза Фискала одаривали её самыми нежными и ласковыми взорами, на какие он только был способен. И в этих взглядах ловила она благодарность. Девушка была вознаграждена за то, что надела жемчуг, её муж был рад видеть свой подарок на ней.
У многих людей счастье, красота и юность возлюбленных вызывали странные приятные чувства, какие бывают у людей, которые долго смотрели на ложь, малодушие, трусость и гонку за наживой, и неожиданно увидели на своём пути неподдельную любовь, искреннюю дружбу и талант, лишённый прикрас и фальши. Это было так ново и прекрасно, что глядя на них, даже злые становились чуточку добрее, трусливые капельку смелее, лживым хотелось говорить правду, а жадным открыть своё сердце миру.
Однако, чуть освоившись в обществе волшебников, Милидия стала различать в иных взглядах нечто большее, чем праздное любопытство. Какую-то необъяснимую интуитивную неприязнь, почувствовала она к человеку, который был представлен ей, как господин Тред Крий. Безумно раздражало, то, что он постоянно курил, ещё утром её задела его вульгарная и циничная манера вести себя, и сейчас неприязненное впечатление лишь усилилось. Он постоянно и, пожалуй, слишком откровенно смотрел на неё, от этих взглядов хотелось стать чем-то маленьким и незаметным, чтобы можно было спрятаться где-нибудь. Но, несмотря на внутренне смятение, внешне госпожа Фейрфак осталась непроницаемо, спокойна и горда, послав при этом дерзкому поклоннику один из своих самых строгих, холодных и надменных взглядов. Кроме того, наблюдательная девушка обратила внимание на то, что ни одну её возмутило подобное выражение лица этого человека. Фискал тоже уловил эту игру, и, разумеется, наказал Треда Крий, сверкнув своими васильковыми глазами так, точно делал меткий выпад шпагой. Всё это сопровождалось учтивыми улыбками, но даже в них Милидия уже научилась читать скрываемую иронию. Однако с некоторых пор, всё, что касалось её лично не вызывало у её мужа ни легкомыслия, ни насмешки. Напротив, господин Фейрфак был, даже, пожалуй, излишне внимателен и осторожен с нею. Оберегал от всего, обращался с ней, как с хрупкой фарфоровой вазой, которая может разбиться даже от самого лёгкого дуновения ветра. Милидию трогала такая искренняя забота о ней, но порою её внутренняя гордость, стремление к свободе и независимости готовы были взбунтоваться против такого положения дел. Кроме того, молодая женщина совсем не желала, чтобы её мужа считали пылким ревнивцем. А что до подобных нахальных поклонников, так она сама сумеет избавиться от них. Любая умная женщина должна уметь постоять за себя и ставить на место тех, кто слишком многое себе позволяет, а не вызвать излишний шум возле своей персоны и не докучать своим близким жалобами. Мужчины так вспыльчивы, что подобная ссора легко может дойти даже до дуэли, а ей очень бы не хотелось, чтобы из-за какого-нибудь Треда Крий, или из-за какого-нибудь ещё, Фискал подвергал себя опасности. Поэтому, послав господину Крий в наказание строгий, холодный взгляд, который сразу же сбросил его с небес на землю, Милидия предпочла больше не обращать на него внимание.
Окружённая поклонниками, ни к одному из которых, она, кажется, не проявляла интереса, но собирала их вокруг себя, точно следуя привычке, постоянно смотрела в их сторону Фруалис Леверг. Она бы уже тысячу раз уничтожила бы Милидию, если бы глаза её убивали, как взгляд Медузы Горгоны. Но в отличие от мифического героя, эта молодая женщина была весьма привлекательна, такая как она обыкновенно пользуется успехом. Высокая, хорошо сложенная блондинка с неплохими чертами лица, тщательно загримированными косметикой. Она бы была должно быть очень красива, если бы не ледяной взгляд змеиных глаз. Он пугал госпожу Фейрфак. И ещё одно, очень не понравилось Милидии, госпожа Леверг, пожалуй, слишком часто для молодой женщины прикладывалась к бокалу. Не слыша, о чём Фруалис говорит со своими поклонниками, Милидия поняла, что обсуждают они её саму. Что же, даже это её не трогает, пусть сплетничают, она будет выше всего этого. Но этот змеиный взгляд ужасен.
Считая, что обращать внимание на такие гадости, которые делают с разной периодичностью люди вроде Фруалис Леверг мелочно и глупо, Милидия обратила свои карие и живые глаза в другую сторону. Странные чувства вызвала у неё молодая женщина в тёмно-синем, едва ли не чёрном плотном платье, очень странный выбор для маскарада. Сама она была похожа на Диану Воительницу, строгие точёные черты лица, иссине чёрные волосы, туманно-зелёные глаза, чёткие скулы, неестественно сжатые губы, высокий, неплохо сложенный стан, не отличавшийся правда девичей хрупкостью, но и не имеющей в себе ничего грубого или некрасивого. Она была очень хороша, но, пожалуй, нескончаемо печальна, это выдавали её томные глаза и их болезненно выразительные взгляды, которые она направляла в сторону госпожи и господина Фейрфак.
– Милый, а кто эта печальная девушка у стены, в тёмно-синем? – Спросила Милидия.
– Это Шарлиза Трексон, – небрежно бросил Фискал, – она, кажется, из Бронзовой Ложи.
– Но какое страдание у неё на лице.
– Не спорю, она, пожалуй, всегда так меланхолична, всегда одна и ни на кого не смотрит.
– Позволь, я оставлю тебя, мне кажется, она очень нуждается в чьем-либо участии, может быть я смогу помочь.
– Как пожелаешь.
