Похититель императоров (Собрание сочинений)

Теперь ответ был за мной. Прикинув, откуда мог прозвучать выстрел, я осторожно пополз туда, вжимаясь в траву и стараясь массировать свое движение кустарником и стволами деревьев. Стрелявший, вряд ли ожидает, что его, соскочившая с мушки жертва, сама начнет охоту. Вот, кажется, и выпал случай применить мое метательное «ноу-хау». Внезапно вдалеке затрещали кусты. Кто-то, явно, быстро и абсолютно не таясь, убегал. Поняв, что неизвестный киллер, больше меня не стережет, я, не теряя времени, бросился в погоню за своим несостоявшимся убийцей, стараясь при этом бежать не прямиком, а зигзагом, на тот случай, если беглец снова решит пальнуть в мою сторону. Но никто так и не пальнул. Вдобавок ко всему, делая зигзаги, я отстал от киллера, а потом и вовсе все стихло. К этому времени совсем стемнело. Интуитивно я чувствовал, что мой враг затаился где-то совсем рядом, может быть, даже наблюдает за мной. Я же опять вынужден был двигаться, становясь идеальной мишенью. Не желая заканчивать свою жизнь в ночном лесу, я повернул назад. И снова чувство пристального взгляда в спину, но уже совсем не опасного, как полчаса назад. На всякий случай, чтобы не искушать судьбу, я прибавил шагу.

Итак, ситуация самая неприятная. Похоже, что я стал кому-то мешать, и за мной началась откровенная охота. Но кто и почему? Неужели, я чем-то выдал себя и сейчас меня хотят отстрелить, а может быть это какой-то заблудший француз или вообще свой брат-дезертир, решил прибарахлиться офицерской обувкой?

– Ваше высокородие! – прервал мои раздумья выросший перед глазами унтер-офицер Алдакушкин. – Там вас все уже обыскались!

– Кто?

– Да брат, говорит, ваш!

Спокойно, спокойно. Тут действительно не заскучаешь, только что меня убивали, а теперь вот предстоит знакомство с родным братом. Хоть бы узнать его, что ли. Поди, определи его среди офицеров? А не узнать родного брата – это, я вам, скажу, уже черт знает, что! В полюсе то, что я знаю, как зовут брата, но как именно величают его в семье: Александром, Шурой или просто Сашей? Надо быть настороже и в разговоре о родственниках, так как я не представлял, живы или нет наши батюшка с матушкой, и есть ли еще, какие-нибудь братья и сестры.

На мое счастье младший брат сам вышел мне навстречу и, завидев меня, поспешил, раскрыв объятья.

– Ну, здравствуй, брат мой Саша!

– Здравствуй Павел!

И мы троекратно расцеловались.

– Поздравляю с новым чином! Мы все наслышаны про твои подвиги на Бородинском поле и то, как ты выходил раненного князя Багратиона. Это у тебя талант от нашей матушки! Помнишь, как она любила врачеванием заниматься?

– Еще бы не помнить, – согласился я – наша матушка преотличная знахарка!

– К сожалению, уже была. – перекрестился братец.

– Да уж, – быстро сориентировался я. – Упокой Господи ее душу!

Так, насчет матушки мы кое-что выяснили. Но как быть с остальными родственниками и многочисленными общими знакомыми? Чтобы не попасть в неудобное положение, пришлось снова рассказать свою дежурную историю о контузии и частичной потери памяти.

– Ты знаешь, – сообщил я брату. – Все последние события я помню преотлично, а все, что было до войны как в тумане.

– Ничего, – приободрил меня Александр. – Постепенно все пройдет, ну, а то, что ты забыл, я всегда тебе напомню!

За такие слова я чуть не расцеловал новоявленного братца. Все-таки родственные связи не так уж и плохи, если их использовать с умом.

– Получал ли ты от кого-нибудь письма? – поинтересовался брат.

– Пока нет, но жду и волнуюсь, как они там…

Я выжидающе посмотрел на брата. А вдруг сейчас спросит, кого конкретно я имею в виду! Но Александр, ни о чем, ни спросил, а заулыбавшись, сообщил:

– Я намедни от Андрея получил!

Так, обозначился какой-то Андрей. По-видимому, еще один наш брат, но какой старший или младший?

– И что пишет? – с живостью спросил я.

– Да что у них! Чичагова все ругает, мол, у Москвы братья насмерть дерутся, а я тут на юге прохлаждаюсь.

Так, значит, третий мой брат служит в Дунайской армии адмирала Чичагова. Это хорошо, ибо в ближайшее время мне с ним встреча не грозит.

– Ну, это он зря, войны у нас в России на всех хватит! – снисходительно покачал я головой. – Ты мне лучше расскажи, как там у нас в экипаже дела? Я ведь как к Багратиону попал почитай ничего о ваших делах и не знаю. Вот только и видел раненного Листа после Бородина..

– Драку начали у речки Колочи, где за отступившими егерями мост сожгли, потом из пушек по французам до вечера палили. – с радостью начал рассказывать мне Александр. – А при отступлении из Москвы опять жгли мост под французскими выстрелами.

Я пригласил брата на чай, после чая достал я и купленную по случаю бутылку вина. За чаем и вином поведал несколько штабных сплетен, чтобы ему было с чем вернуться к сослуживцам.

– Я отныне, братец, являюсь анненским кавалером! – и брат Александр не без гордости показал мне на свой крест Анны 3-й степени на груди.

– Ну, а как остальные? – задал я вопрос, который просто обязан был задать и которого Колзаков-2-й, конечно же, ждал.

Как я и думал, младший братец, это только и ожидал.

– Ты знаешь, без награды не остался никто! На кого что командир экипажа написал, то тому и выдали! – сразу же сообщил он мне. – Командир наш Иван Петрович Карцев получил Анну второй степени, капитан-лейтенанты Горемыкин с фон Принцем тоже отличились – первый Владимира четвертой, а второй Анну второй. Лейтенант Сашка Титов с Наумовым и доктором Кернером заслужили по четвертому Владимиру, а все остальные и я в том числе по третей Анне. При этом заметь, мичман Лермонтов умудрился заполучить сразу две награды. За сам бой, как и все третью Анну, а за сожжение моста у Колочи отдельно солдатский Георгий!

О подвиге родного дяди великого поэта – мичмана Михаила Николаевича Лермонтова я в свое время немало читал, а потому искренне сказал:

– Хочу пожать Лермонтову руку за его подвиг!

Любопытно было встретиться и подать руку тому, по чьим рассказам его будущий племянник напишет свое гениальное «Бородино»: «Скажи-ка дядя, ведь недаром…»

При расставании просил передать приветы всем офицерам экипажа и пообещал в ближайшее время обязательно заглянуть на дружеский ужин. Так что знакомство с родственником прошло в целом неплохо. Единственно, что несколько испортило мне впечатление от встречи были сказанное перед расставанием моим братом слова о том, что офицеры экипажа несколько обижены, так как я не нашел времени, чтобы их посетить и считают меня зазнавшейся особой. Брат говорил, что спорил с ними по этому поводу и убеждал, что я, якобы, уже обещал ему в ближайшее время непременно посетить товарищей по экипажу. Разумеется, выслушав претензии, я хлопнул себя рукой по лбу:

– Ешкин дрын, в самом деле! Я тут так закрутился, что напрочь забыл, что вы квартируете совсем рядом. Передай от меня Карцову и всем остальным нижайший поклон и, что я обязательно их наведаюсь в ближайшее время!

Была уже глубокая ночь, а потому, простившись, Александр направился к себе, я же, смотря ему вслед, думал о том, как мне себя вести во время посещения «своих бывших сослуживцев». И хотя сегодня я немало рассказывал брату о своей контузии и частичной потери памяти, предполагая, что он все перескажет товарищам, было очевидно, что во время посещения друзей-гвардейцев надо будет быть готовым к любой импровизации.

Всю ночь я крутился на своей раскладушке, не в силах заснуть, а едва рассвело, вооружился двумя пистолетами и отправился к месту вчерашнего покушения. Вот тропа, по которой я шел. Вот в эти кусты я прыгнул. Вот осина, с которой на меня сыпалась щепа, а вот и место входа пули. Достав нож, я принялся ковырять входное отверстие. К моему удивлению оно оказалось удивительно малым и глубоким, так что повозиться пришлось долго. Когда же я, наконец, добрался до искомой пули, то меня прошиб пот. На ладони лежала винтовочная пуля калибра 5,6 мм, причем таких я никогда еще не видел. При этом пуля была маркирована буквами «ICS». Несколько минут я тупо смотрел на пулю, силясь хоть что-то понять. А затем бросился к месту, откуда должен был стрелять киллер. Лежку снайпера я нашел быстро. Оборудована она была со знанием дела. Что и говорить, мой несостоявшийся убийца был вполне профессионален и никаких следов после себя не оставил. Наверное, около часа я руками ощупывал траву вокруг, пытаясь найти гильзу, но так и не нашел. Зато, идя по следу, мне удалось обнаружить один вменяемый отпечаток ботинка. И снова шок! Передо мной в край заполненной водой ямки отпечатался отпечаток спецназовского ботинка с характерной рифленой подошвой. Удивил и весьма малый размер ноги, не больше 36-го.

Найденную пулю я спрятал в карман, в надежде, что она мне еще пригодится. И пуля, и отпечаток говорили сами за себя – мой киллер был таким же, как и я пришельцем из будущего. В это было почти невозможно поверить, но иного объяснения своим находкам я придумать не мог. А это значило, что кто-то выдал лицензию на мой отстрел. Но опять – кто и за что? Если на первый вопрос ответить было невозможно, то с ответом на второй вопрос можно было предположить, что покушение я, возможно, сам чем-то спровоцировал. Возможно, самим фактом своего попадания из одного времени в другое. Если это так, то значит, помимо меня еще кто-то имеет возможность перемещаться, причем не так как я случайно, а вполне осознанно и с определенными целями. Следовательно, мое перемещение не представляет собой нечто единственное в своем роде, а является процесс, которым некие люди, а может целые структуры, управляют. Но если все обстоит именно так, значит, скорее всего, существует и обратная связь между прошлым и будущим, а это значит, что у меня появилась пусть пока чисто теоретическая, но все же возможность, при определенных счастливых обстоятельствах надеяться когда-нибудь вернуться обратно в свое время, ели до этой поры меня не подстрелит очередной киллер, не достанут штыком французские гренадеры и я не окачурюсь от какой-нибудь пустяшной болезни лишь потому, что еще никто не догадался изобрести антибиотики.

Как говорится, человек жив не только службой. Проходя следующим мимо тарутинского рынка, где можно было купить абсолютно все, хоть черта лысого, я увидел продававшего картофель крестьянина.

Подошел, прицениться. Увидев меня, продавец обреченно вздохнул:

– Вот репу да капусту всю в три дня распродал, а эти земляные яблоки проклятущие никто и даром брать не хочет!

– Сколько у тебя этих земляных яблок имеется?

– Да пуда три, поди, наберется!

– Беру все разом!

Щедро отсыпав обалдевшему от неслыханной удачи крестьянину горсть серебра, я велел ему отнести весь товар в избу, где я проживал и столовался, рассчитывая порадовать своих однокоштников.

Вечером я распалил костер и, накидав в золу картошку, собрал штабную братию на пиршество. Но сюрприза не получилось.

– Ну и на кой ляд, ты нас своим англицким потетосом потчуешь! – огорчились одни.

– От этих чертовых картуфеляний только и жди, когда живот на изнанку вывернет! – обились на меня другие.

Даже умница Коновницын, которому я отправил полную миску печеной картошки, отнесся к деликатесу весьма равнодушно и высказался в том смысле, что сей продукт можно употреблять единственно во время голодухи. В конечном итоге я уминал свои «потейтосы» в гордом одиночестве, перекидывая, как в детстве, на ладонях печеные клубни и щедро посыпая их грубой солью. На следующий день часть своей вчерашний покупки я отправил в подарок фельдмаршалу, за что мне было прислано его большая благодарность. Уж он-то мой подарок оценил по достоинству…

В тот же день я решил закрыть и вопрос с посещением гвардейского флотского экипажа. Откладывать данное мероприятие было более уже нельзя. Об экипаже я знал, только лишь то, что, согласно своей новой биографии, служил ротным командиром последние полтора года. Впрочем, разве это мало? Собравшись с духом, и прихватив полдюжины бутылок с вином, я отправился навстречу возможным неожиданностям. Вопреки всем моим опасениям, в экипаже меня встретили со всем радушием. Сразу привычно предупредив, что я был тяжело контужен, а потому речь мая несколько странновата, я все же старался побольше расспрашивать и слушать, и поменьше говорить.

Командир экипажа капитан 2-го ранга Иван Петрович Карцов встретил меня с раскрытыми объятьями, дав понять, что с моим прапрапрадедушкой он был в весьма приятельских отношениях:

– Рад, дружище, что ты выжил в бородинской мясорубке. Поздравляю с новыми эполетами. Я-то думал, что ты все еще состоишь при Багратионе!

Крепкий кудлатый крепыш с такими же кудлатыми бакенбардами обрамлявшим его рубленное лицо вызывал симпатию с первого взгляда. О Карцове я где-то читал, что он был настоящим боевым офицером, прошел все сражения последней шведской войны, тонул, побывал и в плену. Не скрывая своей гордости, Корцов вкратце мне рассказал об обеспечении переправы в начале Бородинского сражения переправы наших войск через речку Колочу. О том, как его моряки вместе с егерями почти полностью уничтожили 106-й французский.