Видимо, Александра Игоревна каким-то телепатическим способом прознала о нашем разговоре – мужчина она или нет – и решила отыграться.
* * *
Однажды, заходя в класс, я уловила краем уха какую-то фразу и встала как вкопанная.
– Да нет же. Это я тебе объясняю. Есть обычный «Властелин колец», а есть в переводе Гоблина.
В меня врезался Стас. Я толкнула его в ответ и сказала: тс-с-с!
– Я тебе записала тот, который обычный. Потому что, если сначала посмотришь Гоблина – у тебя будет искривлённое восприятие этого художественного мира.
Мы потрясённо молчали.
– …А потому что классику надо знать. Молодёжь пошла!
Стас вошёл первым.
– Здравствуйте, Александра Игоревна! Кузьма, здоро?во.
Напротив Александры Игоревны сидел Кузя из седьмого, с виноватым видом и диском в руке.
– Здоро?во, Станислав, – ответила Александра Игоревна. – А Кузя мой племянник.
* * *
К Александре Игоревне мы быстро привыкли. Входя в класс, она говорит:
– А теперь, кто скажет хоть слово…
Так наши преподы говорят часто. После этого следуют разные угрозы. Но громкость в классе убавляется разве что наполовину – для приличия.
– …тот дурак, – заканчивает Александра Игоревна. И во избежание недоразумений прибавляет:
– Но ко мне это не относится.
После этого она, наслаждаясь полной тишиной, начинает вести урок.
Однажды у Мачо Ермоленко зазвонил телефон. Александра Игоревна сказала:
– Ещё раз услышу – отберу и продам на Митинском радиорынке.
– А я симку выну! – тут же нашёлся Мачо.
– А я палёную вставлю.
Потом телефон зазвонил у неё. Мачо, желая помириться, крикнул:
– Мелодия огонь!
– Меня тоже радует, – ответила Александра Игоревна и вышла отвечать на звонок.
В другой раз Лёха Ложкин сидел, изящно подперев рукой голову с ушами-пельменями, и думал о чём-то романтичном, а может, даже и не совсем приличном. Александра Игоревна с минуту пыталась вызвать его к доске, а он не реагировал.
Мы стали его расталкивать: «Лёха, очнись! Лёх, ну ты чего, отец, а?»
– Лёха, идите же к доске! – воскликнула Александра Игоревна.
Это подействовало. Лёху разбудил хохот.
– Слушай, – сказал мне Стас, – физичка-то огонь!
– Огонь-то огонь, – ответила я. – Но физику-то как-то сдавать придётся…
* * *
Дедушка Женя, наконец, выпустил самиздатовскую книжку стихов. Я лет с десяти выступаю его редактором. Свеженаписанные стихи он приносил мне, и я говорила:
«Слово “эмоциональный” не в тему стихов. И ритм хромает».
Дедушка обижался и восхищался.
«Ну, голова-а», – говорил он. Обложкой сделал мой детский рисунок.
Сейчас я просматривала страницы и нашла заголовок: «Посвящение Ф. С. Пушкину». Я тут же набрала номер дома по другую сторону поймы. Номер бабушки с дедушкой.
– Дедуль, – сказала я, – а это ошибка или какой-то однофамилец поэта?
– Что?! – встрепенулся дедушка, зашуршал, зашелестел и вскричал:
– Позор! Ну-ка, где моя чёрная ручка? Баб Лиль! Дай мне замазку! Быстро!
После этого он приехал к нам, перебрал весь 150-штучный тираж и в каждой книжке исправил «Ф» на «А». А. С. Пушкин.
– Это не та опечатка, – объяснил он, – которую можно вынести на форзац, мол, прошу читать здесь букву А. Это слишком постыдно. Поэтому только так.
* * *
Через неделю у меня случился катарсис. Да, прямо на физике.
Александра Игоревна отправила на вешалку свой широченный плащ и сказала:
– Так, давайте разбираться.
Я вжалась в стул.
– Надо нам что-то делать с вашей успеваемостью, – продолжала Александра Игоревна. Я вперилась взглядом в доску, чтобы в случае чего телепортироваться. Окно для этого не очень подходило: кабинет физики на третьем этаже.
– А теперь поднимите руки, – внезапно сказала Александра Игоревна, – те, кому физика не нужна.
