– И как?
– Кажется, получилось. Но часто повторять не смогу. Победить победю, а от какого-нибудь сердечного приступа сдохну.
* * *
На другой день я пришла с морковкой. В школе недавно открылся живой уголок – это случилось, когда Андрею, Ма?риному парню, какие-то малолетки оставили крысу, попросили за ней присмотреть, и убежали. Андрей крысу дома держать не мог, пожалел её и отнёс в кабинет биологии. И, сам того не желая, основал уголок – ну или не он, а крыса Юлька. Позже там появились крольчиха Кнопка, коричневый морской свин Чапаев, пара безымянных бактерий – виновники моего погоняла «Диджей Двести Двадцать» – и два мадагаскарских таракана Болек и Лёлек. Эти два товарища живут в стеклянной банке, и однажды их кто-то выпустил. Болек зашёл в исторический кабинет и был восторженно принят пятиклассниками, а Лёлек явился в учительскую, но фурора произвести не удалось: завуч Галина Михална, по совместительству учитель биологии, молча взяла его и посадила на своё почти горизонтальное декольте. Почётно пронесла его через весь этаж и водворила обратно в банку.
Я решила, что заниматься буду не деструктивом, а конструктивом: например, кормить Кнопку. Это полезнее всем: и Кнопке, и Рахматуллину, и мне.
У самого кабинета я остановилась: оттуда слышался грохот.
Я сняла рюкзак, повесила его на одно плечо так, чтобы он болтался на животе, сделала вдох и вошла.
На парте лежал Гаврила Слизняков из девятого. Он вытаращил глаза и устремил их в потолок.
А на Гавриле возлежал Диджей Толян и тоже таращил глаза – глаза у него как вишни. Сжимал Гавриле горло и что-то пытался ему объяснить.
Увидев меня, оба рухнули с парты на школьный пол.
– Доброе утро, – сказала я. – Не помешала?
– А теперь пошёл отсюда, – закончил Толя свою лекцию, начало которой я пропустила.
Гаврила встал, отряхнулся, зачем-то ощупал коленки.
– Руки убрал, – сказал он. – Понял я, понял.
И вышел мимо меня из кабинета.
На шум прибежал Диджей Большой Женя: он иногда ухаживает за свином Чапаевым.
– Что сегодня случилось тут? – спросил он. Видимо, накануне опять «Звёздные войны» пересмотрел.
Толя тоже поднялся. Он тяжело дышал.
– Так вот, – начал он. – Захожу я в школу, вижу краем глаза – Слизняк сюда пошёл. След свой, хе-хе, оставил.
– Ну и?
– Ну и я за ним. Вхожу, а там он. В одной руке Юлька. Во второй зажигалка. И он Юльке зажигалкой в нос тычет.
Мы замолчали. Юлька грызла прутья клетки как ни в чём не бывало. Чапаев спал под газетой. Кнопка бегала по кругу, время от времени забегая на стены клетки, как будто паркурщица. Бактерии сидели под зонтиком микроскопа. Болек и Лёлек внимательно за нами наблюдали.
Толя Рахматуллин впечатал руки в коленки и остался стоять в позе вратаря, хотя дыхалка к нему давно вернулась. Я поняла, что сейчас переломный момент. Будто с Толика тонкий слой стёрся.
– Ну и я на него наехал, – закончил он свой рассказ. – Слизняк Юльку с испугу бросил, да попал в клетку, а то бы мы ещё и её искали. Дальше ты видела.
– М-да, – сказал Большой Женя. – Кто бы мог подумать.
– Знаешь, Толян, – начала я. – Ты всё равно ко мне не подходи. Но…
Тут Большой Женя меня перебил.
– Слышь, Беляева. То есть ты этим вот драться собралась?
– Ага, – подхватил Толя. – Рыцарь морковного ордена.
Я посмотрела на себя. На плече висел щит в виде рюкзака. В руке я отважно сжимала Кнопкину морковку.
– Ладно, – сказала я, – проехали. В общем, я что хотела сказать. Ты, конечно, долбанутый на голову. И держись, пожалуйста, на расстоянии.
– Но? – напомнил Толя.
– Но вот за Юльку тебе респект, – закончила я.
И опустила оружие.
Малая родина
Малая родина есть у всех. Напрасно говорят, что в больших городах её нет.
А как же район?
Тут всё в микроклимате. Соседи, продавцы, районная газета «Округ».
И топонимика. Её ты будешь видеть везде, куда ни приедешь. В пригороде Берлина тебе померещится Малая коса.
* * *
Нам дали задание: разгрести кабинет москвоведения. Елизавета Ивановна, наша классуха до седьмого класса, с этого года в школе не работала. И кабинет москвоведения превращался в кабинет французского языка.
– Глянь, чего нашла, – Санька Идрисова кинула на парту старый мятый листок, разгладила кулаками.
«Обяснительная», – прочли мы. Кривейший, страшнейший и до боли знакомый почерк.
«…Я, Тимофей Седов из 7-го “Б” класса, несколько раз ударил Рахматуллина Толю по голове, за то что тот обзывал меня следущими словами: чупа-чупс волосатый, придурок, грёбаное седалище…»
«Обяснительные» мы писали все. Елизавета Ивановна учила нас честности. А ещё, пожалуй, – не бояться ругаться.
* * *
Она вела у нас москвоведение. Она была родом из Рязани.
У неё пятеро детей, и все разбросаны по классам. Нашему классу достался Макс. Он любит мать, искусство и говорить, что у нас учатся дебилы.
Она вела москвоведение и была нашей классной. В пятом классе она сказала:
– Ещё раз увижу, как кто-то кому-то задрал юбку – заставлю при всех задрать юбку мне и посмотреть, что? там!
