– Бегай, свисти с умным видом и счёт объявляй!
На том порешили.
– Что, гол, что ли? – кричала Санька, делала рукой козырёк от солнца и вприпрыжку бежала к нам.
Потом она научилась подслушивать, что говорит Стопарь, и дело пошло куда лучше.
– Что, угловой? Угловой! – громко объявляла она для всех.
Тут на пригорке показались белые шорты, футболка с чёрно-красным узором и соломенная шляпа. Но это всё были разные люди.
– Это что за самодеятельность? – спросил Рыжий с чёрно-красным узором. Да, он тоже носил Айрон Мейден на своей рыжей груди.
– Это наши в футбол играют, – пояснил Мачо и подтянул белые шорты.
– Может, мы с ними? – спросил Гроб и снял соломенную шляпу. Очевидно, все они шли на пойму купаться.
– А, интеллигенция припёрлась! – заорал Стопарь. Гроб поздоровался с ним за руку.
– Короче, – сказал Гроб, – вы уплотняетесь, а мы втроём против вас.
Гробу и Рыжему по двадцать лет, поэтому они помнят слово «уплотняетесь» и могут играть против нас в одиночку, хоть в секции отродясь не ходили.
Мы выстроились в две линейки, попели гимн, чтобы было как по телевизору, и разошлись.
На десятой минуте Рыжий забил мне гол.
– Стопарь, – сказала я, – дуй в ворота. Хватит это терпеть.
– Да ты чего, – ответил Стопарь. – Подумаешь, гол! Стой давай!
– Не в этом дело, – возразила я и показала правую руку. После запястья начиналось нечто невразумительное, похожее на сломанный стебелёк.
– Сломала, что ли?
– Вроде нет, – ответила я. – Всё равно, в ворота вали.
И стала уводить у Гроба мяч.
Мы чуть не запутались в ногах друг друга, и где-то я такое уже видела. Только вот где?..
Гроб прямо на ходу приподнял шляпу, посмотрел на меня и сказал:
– Молодец, однако.
Тут я вспомнила, где уже видела, чтоб у людей ноги так сплетались в узелок: в фильме «Грязные танцы». Мне этот фильм дала посмотреть Вихорская, подтерев цифру в метке «не рекомендуется лицам до 18 лет» и исправив её на «10».
– Ты поддаёшься, что ли? – спросила я.
– Не-а.
* * *
– Ну что, – сказал Мачо, – сделали мы вас, да?
Счёт был 20:13 в их пользу.
– Да и фиг с вами, – ответил Стопарь.
Уже вечерело. Рыжий и Тая ушли во дворы наверх – Рыжий друг Таиного брата. Санька лежала и смотрела в небо, а мы со Стопарём, Марой и тремя противниками распивали примирительный «Колокольчик».
– Мачо, – ответила я, – руку убрал с моей талии. Ты ведёшь себя нелогично.
– Неприлично? – поправила Мара.
– Нет, – сказала я, – нелогично. Ты всю дорогу твердил, что это не бабское дело – в футбол играть. А сейчас снизошёл до игры с нами. А раз уж сыграл, так и нечего. Забыли, кто девки, а кто пацаны.
– Да, – кивнул Гроб, – по идее она тебе должна не пощёчину влепить, а кулаком врезать. Чтоб логику соблюсти.
Я пожалела о том, что мне тринадцать, а Гробу двадцать: он для меня слишком стар.
– Да ну вас, – проворчал Мачо. – Логики-практики. Философы со двора.
Наступил мир. «Колокольчик» передавался по кругу. Пахло липой и раздербаненной нами травой. На дереве, которое было штангой ворот, а сейчас временно стало просто деревом, пела маленькая серая птичка.
Пергамент судьбы
Нам выдали новые дневники. Учеников восьмого класса.
– Это что такое? – спросил Неотмиркин. – Почему горизонт завален?
На обложке была наша школа. Её, видимо, снимали на утюг.
– А почему, – возмутилась Вихорская, – слово «лицей» на французском с двумя ошибками?!
На логотипе в углу стояло: licee. А правильно – lyce?e. Игрек зажмотили и аксан эгю куда-то подевали.
– М-да, – вставил Мачо. – Хотели обозваться лицеем, а сами… Как будто надели фрак, а на нём пятно от кетчупа.
– А почему, – воскликнула я, – тут наши рожи?!
Это мы перевернули дневник. А там Мара, Стопарь, Неотмиркин и я обсуждаем проект по английскому про викторианскую эпоху. Фотография сделана в прошлом году и явно на тот же утюг, который увековечил школу. Стопарь в футболке «Манчестер», только что с матча и поэтому в мыле. Стас Неотмиркин аккурат на момент съёмки сдувает со лба русую прядь волос. Я весело ржу, и на мне розовая жилетка, которую мне связала бабушка. Мара в сером костюме, который носила весь прошлый год. Из строгой юбки торчат красивые ноги. Каштановые волосы тоже лежат красиво, но Мара не заморачивается укладкой и признаёт только одну причёску: помыл и расчесал, так что тут ей просто везёт. Суровый взгляд, волевой подбородок и внезапно губы сердечком.
* * *
На другой день Стопарь пришёл на пожарный балкон взбудораженный.
– Мара, – сказал он, – Андрей из девятого хочет с тобой познакомиться.
