Поиграем?

Водитель отца коротко постучал в заляпанное грязью боковое стекло костяшками пальцев, затянутых в черные перчатки, заметил на них грязные следы, едва заметно поморщился, наклонился и уставился на нее.

Пальцы еще на секунду задержались на ключе, метнулись в сторону кнопки, открывающей окно.

– Привет, – приятный низкий голос чуть с хрипотцой. На губах застыла притворно-приветливая улыбка. – Давно сидишь?

Сара открыла было рот, чтобы ответить, но из горла вырвались лишь тихие хрипы.

– Шеф велел передать. Держи.

В салон просунулась рука в черной перчатке и с большим термосом, еще теплым. Молодой человек постоял пару секунд, словно ожидая слов благодарности, но вскоре развернулся и пошел обратно, буркнув себе под нос: “Задолбали эти репортеры”. Подойдя к внедорожнику, он забрался на водительское сидение, мигнул на прощание фарами и уехал.

Кофе. Черный, чуть подслащенный. Ровно настолько, чтобы было приятно пить. Сара вдохнула будоражащий запах, сделала пару глотков, закрутила плотно крышку и аккуратно, словно это хрустальная статуэтка, убрала термос на сидение рядом с собой. Хотелось верить, что отец – хороший человек, и, когда заметил девушку, которую посчитал за журналистку, решил угостить ее кофе. Первый подарок отца.

Так странно. До этого дня в ее жизни мужчины попадались грубые, похотливые и жалкие. Они приходили к ним домой, оставались на ночь или как минимум на несколько часов, спаивали мать до бессознательного состояния, чтобы делать с ней все, что заблагорассудится. Некоторые пытались приставать к Саре с тех самых пор, как ей исполнилось шесть, но, однажды испугавшись, девочка пряталась в чулане, когда понимала, что мать вернулась домой не одна. Иногда удавалось уснуть, но чаще приходилось пялиться в свете фонарика в книгу и старательно делать вид, что не слышит звуков, доносящихся из другой комнаты. К счастью, такое случалось не часто и стало скорее исключением, чем правилом.

Погрузившись в неприятные воспоминания, Сара не сразу заметила, как боковая дверь дома открылась, на пороге появился мужчина с темными волосами, едва тронутыми сединой, а теперь спрятанными под простой вязаной шапочкой. Непривычный спортивный костюм, синие кроссовки с белыми полосами по бокам и легкая куртка темно-бордового цвета. В руках он нес рюкзак цвета хаки.

Мужчина стоял на обочине и оглядывался по сторонам, словно кого-то ждал. Уже через несколько минут к дому подъехал синий пикап, водитель выскочил из салона, передал документы, и почти побежал вдоль улицы обратно, в ту самую стороны, откуда приехал. Недавно обретенный отец сел за руль, взвизгнули шины.

Впервые за последние пару недель он остался один.

Впервые у Сары появился шанс поговорить с ним.

Пальцы, мелко дрожа то ли от холода, то ли от волнения, снова легли на ключ. Машина заурчала и тронулась с места.

***

Ветер бил в палатку, выгибал упругие оранжевые бока. Солнце только-только выглядывало над горизонтом. Было слишком холодно, чтобы решиться выбраться из теплого, нагретого собственным телом спального мешка, хотя дико хотелось кофе с овсяным печеньем – еще оставалась последняя пачка.

Андрэ Миртон дремал, то и дело поглядывал через расстегнутый бок палатки на ошеломительный вид, какой возможен только здесь, в горах. Выступ, на котором он остановился на ночлег, был не больше пяти метров шириной, зато почти пологий, покрытый еще зеленой травой. Она блестела росой, золотилась первыми лучами солнца, а дальше – только горы, чуть тронутые первым снегом, еловый лес и извилистая бурная река.

Звякнул телефон. На экране высветилось: “Агнес”.

Андрэ хмыкнул, смахнул уведомление в сторону – подождет. Не за тем он уходил в горы. Но дурацкое, назойливое раздражение не покидало. И откуда тут сотовая связь?!

“Доброе утро, любимый. Когда вернешься?”

Вздохнув, Андрэ написал короткое: “Завтра” и поставил телефон в авиа режим, проклиная себя за то, что не сделал этого раньше. Он, кажется, по-настоящему любил эту слегка полноватую – как раз в его вкусе – девушку, которую часто с нежностью называл “прилипала”, восхищался ее способностью вытянуть любого из самого гадкого настроения, но привыкнуть в постоянному контролю не мог. Наверное, поэтому, или потому, что глубоко внутри свербила тревога, возникшая благодаря одной только мысли, что придется связать себя с одним человеком, предложение руки и сердца так до сих пор и не было сделано.

Горячий кофе, сваренный на маленькой спиртовке, обжигал язык приятной горечью. Порывшись в рюкзаке и убедившись в том, что почти все запасы съедены, Андрэ подумал, что и правда пора прервать небольшой отпуск и вернуться домой, чтобы засесть за компьютер и погрузиться в работу над новым проектом.

Солнце уже слепило так, словно не знало, что давно наступила осень. До дороги, где он бросил машину, оставалось около трех дней пути, но если срезать путь и пройти через старый заброшенный поселок, едва виднеющийся отсюда, с высоты, то получится сэкономить сутки или даже двое. Главное, чтобы мост, еще весной показавшийся слишком хлипким, уцелел после обильных осенних дождей, размывающих дороги и стягивающих поваленные деревья в узкие места реки, из-за чего та постоянно выходила из берегов, а в это время года превратилась в клокочущее рыжее чудовище, встретиться один на один с которым захотел бы либо очень отважный, либо просто дурак.

Понадобилось около получаса, чтобы сложить палатку, закрепить на рюкзаке и в последний раз посмотреть на почти отвесные горы, испещренные непролазными пещерами, куда стекались спелеологи со всей страны. Пожалуй, на этом сезон можно закончить, зимой полететь в тепло – все равно работал он удаленно, зарабатывал неплохо, поэтому имел возможность позволить себе несколько месяцев на Бали. Да и любимая “прилипала” явно будет не против.

Вдруг захотелось услышать ее голос. Вытащив телефон из кармана плотных, перепачканных пылью и каменной крошкой брюк, Андрэ выключил авиарежим.

“Нет сети”.

– Черт!

Андрэ сунул бесполезный кусок пластика и металла обратно в карман, поправил рюкзак так, чтобы лямки не сильно впивались в плечи, еще раз осмотрел место ночлега и пошел по едва заметной тропинке, протоптанной за теплый сезон такими же любителями полазить по горам и пещерам.

Путь вел все время вниз, хотя иногда приходилось подниматься, держась за скользкие корни деревьев или веревки, привязанные к черным от влаги стволам. Чем дальше он спускался, тем гуще становился еловый лес, одурманивающе пахнущий хвоей и смолой. Здесь на тропинке попадались сломанные ветви, покрытые рыжей травой камни, а земля превратилась в кашу, и приходилось идти чуть медленнее, чтобы не переломать себе ноги. К полудню дымка, цепляющаяся за топорщащиеся во все стороны иголки, растворилась, и идти стало веселее.

До заброшенного поселка оставалось пара километров, когда солнце в последний раз погладило Андрэ по заросшей щетиной щеке и пропало за макушками елей. У него был выбор: остановиться, разбить палатку между деревьев или идти дальше, но уж слишком велико оказалось желание попробовать найти хоть один сохранившийся в достаточно целом состоянии домик и поспать на нормальной кровати, а если повезет – даже принять душ, хотя рассчитывать на это было глупо, учитывая, что люди ушли из этих мест лет десять назад и больше не появлялись. Хотя ходили слухи, некая компания решила выкупить земли и отреставрировать домики для того, чтобы устроить тут чуть ли не эко-отель, которые пользовались все большей популярностью у людей, уставших от городской жизни, но вздрагивающих при одной мысли о том, чтобы спать в спальном мешке практически под открытым небом, рискуя проснуться облепленным муравьями.

В темноте идти стало еще сложнее. Ноги скользили и разъезжались, ветки цепляли одежду, царапали руки, норовили воткнуться прямо в глаза. Незавидное положение Андрэ едва спасал карманный фонарик, работающий на солнечной батарее, но и его обычно хватало ненадолго – давно пора купить новый, да руки не доходили. Несколько раз он упал, больно ударился бедром об острые камни, вляпался ладонями в склизкую мерзость и проехал пару метров на животе вниз. Неприятно, но не смертельно.

Впереди остался последний спуск. Очень крутой, отвесный, огибающий поселок по всему периметру, отрезая путь каждому желающему подняться вверх. Здесь могло помочь только специальное оборудование, но последнюю веревку пришлось оставить при подъеме из пещеры, повинуясь внезапному порыву щедрости – вдруг другому путнику она будет нужнее?

Андрэ остановился на самом краю, глядя в очертания одинаковых двухэтажных домиков, которых насчитал тридцать, хотя один или два, скорее всего, прятались за поворотом у реки, огибающей поселок с другой стороны, оставляя единственный шанс на переправу – по длинному деревянному мосту. Там же, за поворотом, находилось административное здание, объединяющее в себе и школу, и детский сад, и кабинеты органов управления, и скудный магазин, торгующий самым необходимым, и зал с круглыми столиками, где праздновали дни рождения или Рождество, и несколько этажей для тех, кто специально направлен сюда с целью реализовать секретный проект. Рядом со зданием располагалась маленькая пристройка – местный полицейский участок, о чем свидетельствовала поблекшая вывеска. Больше здесь не было ничего.

Когда он заходил сюда в прошлый раз лет пять назад, природа еще не настолько вступила в свои права, но сейчас почти ничего здесь не напоминало о присутствии человека. Дорожки заросли травой, низенькие ограды поглотил густой кустарник, деревца, высаженные для красоты, разрослись и ветвями почти полностью закрывали вид из окон.

Если пройти чуть влево, можно попробовать спуститься, держась за корни деревьев с минимальным риском упасть и сломать шею. Ему не привыкать – и не из таких передряг находил выход! Андрэ сделал несколько шагов, нырнул снова в чащу леса и краем глаза увидел тусклый, едва пробивающийся через заляпанные глиной фары свет. Машина остановилась у моста, дверь со стороны водительского сидения открылась и появилась фигура, скорее всего, мужская. Незнакомец прошел вперед, заглянул вниз, туда, где бурлила разлившаяся после дождей река, зашел на мост, попытался понять – не опасно ли там проехать. Пару раз оглянулся, словно раздумывал, не оставить ли машину на том берегу и пройти дальше пешком, но все таки решился и через пару минут уже медленно ехал между домами.

Ночной визит выглядел странно – дальше проезда нет, значит, незнакомец целенаправленно ехал в заброшенный поселок, если только не заблудился. Хотя поверить в это сложно, если учесть доступные технологии, не оставляющие шанса потеряться даже в такой глуши.

Решив, что это, скорее всего, представитель компании, собирающейся восстанавливать территорию, Андрэ нырнул обратно в лес и уже через несколько минут оказался внизу. Осталось выбрать свободный домик – и можно отдохнуть. Завтра он перейдет через реку, спустится еще на пару километров вниз и выйдет прямо к машине. А пока – главное, не попасться никому на глаза.

***

Голова гудела из-за усталости и непрошенных мыслей. Они в панике разлетались в разные стороны, натыкались друг на друга, пугались еще больше, сливались в бесформенное нечто или рассыпались на тысячи осколков. Если бы только удалось собрать все в кучу – одной проблемой стало бы меньше.

Как будто у него и без того их мало!

Предвыборная гонка выматывала, но вплоть до сегодняшнего вечера Дениэл Фрай получал и от этой беготни, и от внимания каждого из простых жителей и даже матерых журналюг ни с чем несравнимое удовольствие, которое до этого получилось испытать только однажды – в далеком детстве. Таком далеком, что это все уже походило на наваждение. Сном. Больной фантазией. Горячечным бредом.

С тех пор он не позволял себе ничего подобного, предпочитал действовать умнее – так учил отец. И в этот момент, как никогда раньше, Дениэл был ему благодарен. Иначе долго пришлось бы разгребать авгиевы конюшни прошлого, прежде чем с уверенностью зайти за трибуну рядом с главным соперником, которого в прошлый раз жители выбрали рекордным количеством голосов. Теперь именно прошлое, тот восхитительный момент детства, стояло между ним и званием губернатора. Если хоть кто-то узнает, что тогда произошло…

Опять назойливая мысль вонзилась ядовитым жалом, мешала сосредоточиться. Он гнал на предельной скорости почти всю ночь и был так близко к цели, но одно неверное движение, и арендованная на чужое имя машина слетит с дороги прямо в крутое ущелье. Надо было остановиться и поспать, но, очевидно, каждая минута промедления подобна смерти – если в поселок, где Дениэл жил до шестнадцатилетия, заявятся строители… Им не составит труда порыться в старых архивах и найти информацию, за которую любая новостная программа готова будет заплатить несколько тысяч.

Нет, нельзя этого допустить.

Но и ехать дальше, рискуя жизнью, тоже нельзя.

Синий пикап остановился у обочины. Борясь с усталостью, Дениэл вылез из салона, потянулся и блаженно застонал, когда почувствовал, как кровь приливает к затекшим в дороге мышцам. Никогда еще за сорок семь лет он не чувствовал себя таким старым. Напротив, как только стукнул пятый десяток, в него словно вдохнули новую жизнь, новую энергию. Тогда пришло решение баллотироваться в губернаторы, и семь лет спустя он почти у цели. А ведь все – включая жену – смеялись над его мечтой и советовали лучше перебеситься, купить, как многие другие в кризисе средних лет, дорогую спортивную машину, обязательно красного цвета с дерзкими белыми полосами по капоту. Но ему нужно было не это.

Дениэл Фрай жаждал власти. Давно, неистово, нестерпимо, безудержно. Той самой власти, когда в руках находится чья-то жизнь. Но приходилось сдерживать себя во имя большей цели, хоть и доводилось иногда вспарывать обстоятельства в попытке пробраться повыше и занять место поуютнее на социальной лестнице.

Вокруг стоял темный лес. Только-только занималась заря, и здесь, в горах, солнце еще ленилось, пряталось ото всех и лишь едва золотило верхушки высоченных елей. Лучшее время – перед рассветом.

Вспомнились давние деньки. Девчонки, которых он с удовольствием и даже гордостью катал на отцовском пикапе – похожем на тот, что стоит в стороне и остывает после долгого пути. Дениэл никогда не испытывал нехватки в общении и поклонницах. В довесок к мужественному подбородку и подтянутому телу у него горели глаза. Так горели, что могли разжечь огонь даже в самой заядлой зубриле, которые обычно не обращают внимания на противоположный пол. В добавок ко всему, у него была грамотная речь, он умел и любил рассказывать обо всем подряд, о чем читал в местной библиотеке. Возможно, именно тех девчонок стоит благодарить за то, что жизнь сложилась именно так, как сложилась, – желая пустить пыль в глаза, он начал учиться, а потом вошел во вкус.

Налетел колючий ветер. Пробрался под куртку спортивного костюма, взъерошил темные, чуть тронутые сединой на висках волосы. Дениэл забрался обратно в теплый салон и откинулся на спинку сидения. Усталость отпускала, получилось расслабить напряженные до предела плечи. Зато сразу навалился сон, и пришлось приложить усилия, чтобы вырваться из цепких лап, взять себя в руки и снова завести мотор.

Синий пикап взревел, распугал птиц, затаившихся в лесной чаще у обочины дороги. Всего пара часов – и он сможет сам убедиться в том, что архивы уничтожили, личные дела из полицейского участка вывезли или утилизировали за давностью лет. Так будет лучше. Так точно будет лучше. Хоть и нестерпимо хочется еще хоть разок взглянуть на те фотографии, которые тыкал ему в лицо отец с фиолетовыми от гнева, налитыми кровью щеками.

Главное, не уснуть. Продержаться. Бесконечный лес начал надоедать, и Дениэл то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, будто надеялся увидеть там что-то другое – портал в иные измерения или вроде того. Но дорога была пустая. Он абсолютно один в этом забытом Богом и людьми месте. Те немногие покосившиеся домики близлежащих деревень остались далеко позади, да и они пялились на проезжающий мимо пикап ощерившимися осколками стекла окнами. Еще на выезде из города, после поворота на магистраль, показалось, что за ним едет старый седан, красный с белыми полосами. Но потом мысли захватили, он отвлекся и потерял преследователя. Если тот вообще существовал где-то еще, кроме воображения. Скорее всего, это была та журналистка, которая караулила у дома, – слишком молодая, чтобы вызывать опасение. Она, скорее всего, сдалась. Сдулась. Плюнула и поехала домой, где занялась сексом с таким же молодым любовником или накидалась текилы в компании подружек.

Все к лучшему.

Дорога вильнула в сторону, обогнула последний выпирающий острым углом утес. Тут и там валялись горы вязкой глины, совсем свежей – вероятно, недавно здесь прошли сильные дожди, и с гор сошла сель, раскидав вокруг обломки деревьев и перемазанные грязью комки листьев. Проехать можно, но лучше сбавить скорость, чтобы не снесло в кювет, который заканчивался далеко-далеко внизу в бурном потоке светло-оранжевой реки.

Знакомый деревянный мост – сердце бешено забилось. Он не возвращался сюда больше тридцати лет, но вновь попав на эти земли, почувствовал, словно и не уезжал.

Словно снова вернулся в одиннадцать лет, и они с ребятами бегут наперегонки. В волосах ветер, в глазах огонь. В сердце желание выиграть во что бы то ни стало.

***

Квартира, подсвеченная только экраном телевизора, где двое мужиков ломали друг друга в борьбе за титул чемпиона мира, являла собой настоящее холостяцкое логово. Кожаный диван без мерзких подушечек, разрисованных котиками и собачками, на окнах жалюзи вместо невесомого тюля и плотных штор, женские обнаженные фигуры на черно-белых фотографиях, развешанных по стене напротив входной двери, в углу валяется пара гантелей и “блинов” – как раз под вбитым в кирпичную необлицованную стену турником. Здесь не задерживались женщины, сменяли одна другую, но в этом и весь смысл.

Слева от входной двери, за деревянной перегородкой, расположился настоящий бар: черная мраморная стойка, полки, уставленные бутылками, высокие темно-синие стулья с низкой спинкой, хромированная кофеварка – последнее слово техники, прекрасно заменяющая самого изысканного бариста.

Именно здесь, уставившись в панорамное окно, сидел Логан Райт и вертел в одной руке граненый стакан, почти на четверть наполненный чистым виски, а в другой небольшую, всего сантиметров семь длиной обыкновенную деревянную палочку, на которой выгравировали его имя, – талисман, оберег, защита. Он не любил много пить и редко напивался – знал, что запросто может отключиться уже после трех порций, но нравилось вдыхать аромат дорогого напитка и чуть смачивать узкие губы.

Он изнывал от скуки. Когда стукнуло тридцать три года – возраст Христа, – вдруг выяснилось, что больше не за что бороться. Он прошел войну, вышел из самого пекла живым, сумел выиграть несколько боев и открыть успешный бизнес. Теперь можно ни о чем не думать, жить в удовольствие. Но череда роскошных, падких на брутальную и даже слегка отталкивающую внешность женщин не спасала от одиночества, а друзья казались настолько ограниченными, что становилось тошно.

Часы пробили полночь. Логан поставил стакан с нетронутым виски в раковину и лег на диван – матч давно закончился, началась новостная программа. Сначала говорили о политике, потом перешли на дорожные происшествия. Прямо перед прогнозом погоды всего минуты на три транслировали репортаж о небольшом, давно заброшенном поселке в горах. Его собирались восстановить и возить туда туристов.

Неинтересная для большинства информация.

Для Логана же этот короткий сюжет имел эффект взорвавшейся бомбы – такой, какой чуть не оторвало ноги на войне. Такой, из-за которой погиб весь взвод…

Его не интересовали ни путешествия, ни отельный бизнес. Его не впечатляла череда заброшенных домов. Но услужливая память, так долго выдававшая только эпизоды последних лет, вдруг выдала воспоминание о девушке.

Он любил ее неистово. Так не принято любить – не в их время! Давно минули века, где отважные рыцари сражались за сердца прекрасных дам, но Логан готов был на все ради того, чтобы она согласилась встречаться с ним. Его лучик света, муза, единственный шанс на спасение. О ней он думал, когда, избитый до полусмерти в доску пьяным отцом, прятался во дворе соседского дома, не решаясь вернуться к себе в комнату. О ней он вспоминал каждый раз, когда хотелось покончить с собой, точно так же, как сестра, – сделать выбор и уйти, лишь бы не терпеть унижение и издевательства.

Взрослее на пару лет, девочка не обращала на чахлого, тощего, забитого отцом-тираном пацана никакого внимания. Мать рано умерла, и некому стало рассказывать, как стоит вести себя с той, кто тебе нравится. Единственным примером стал отец, но лучше бы его вообще не было…

Захотелось выпить. Даже не выпить – напиться. Стакан, наполовину наполненный виски, опустел за минуту, початая бутылка снова пошла в ход. Логан выпил еще стакан или два, прежде чем почувствовал нестерпимое желание увидеть ее. Увидеть снова красивое смуглое лицо с едва заметным шрамом над бровью. Сжать пальцами тонкие руки, провести пальцами по спине – позвонок за позвонком. Убрать непослушную прядь за ухо – она так мило морщила нос, когда волосы падали на стального цвета глаза…

Эта мысль стала наваждением. Найти ее не составило труда – у него везде были свои люди, готовые предоставить любую информацию в любое время дня и ночи.

Элмаристрит. Дом тридцать девять.

Маленькая стрелка на часах перешагнула цифру “три” и упорно подбиралась к четырем часам ночи. Надо бы подождать – но ждать не было сил. Виски в крови смешались с навязчивой идеей, застигнувшей врасплох как раз тогда, когда так хотелось впустить в жизнь нечто безумное, и правили балом, не оставляя шанса подумать.

Спустившись на лифте в подземный гараж, Логан немного остыл – прохладный осенний воздух сделал свое дело, и в голове прояснилось.

Что он скажет? Что сделает?

Судя по отчету информатора, та, к кому он собрался вломиться среди ночи, давно замужем и, скорее всего, не пустит даже на порог.

Но это было выше его сил.

Черный матовый внедорожник взревел. Охранник, коротающий ночь на кушетке в будке рядом с проходной, включил свет и еле успел поднять шлагбаум – машина вырвалась на волю и теперь пробиралась по темным улицам.

Дом оказался небольшим, но с такой же подземной парковкой, правда, открытой всем желающим и без охранника на въезде. Логан ехал медленно, вглядывался в номера машин и, наконец, заметил белую тойоту, совсем новую. Ту самую, которая фигурировала в отчете.

Снова накатили сомнения. Снова захотелось вернуться домой. Но ничего же не случится, если он просто припаркуется здесь – на пару минут. Выкурит сигарету. У него валялась пачка в “бардачке” на самый крайний случай – Логан не любил курить почти так же сильно, как напиваться до синих чертей.

Прошло минут пять или десять. Он уже собирался уехать, бросить дурную затею и вернуться домой, выбросить из головы внезапно заставшее врасплох желание вспомнить прошлое. Когда увидел ее.

Стального цвета глаза казались почти черными. Длинные темные волосы струились по плечам и закрывали лицо. Она совсем не изменилась. Словно так и осталась той самой девчонкой, мило морщащей нос.

Пальцы легли на ручку двери, уже почти вдавили ее, позволяя замку открыться, но тут до него дошло, что что-то не так. Она озиралась по сторонам, нервно отбрасывала локоны за спину. Открыла багажник, начала выгребать оттуда бумажные пакеты, запачканную пылью сумку, несколько больших бутылей с водой, автомобильную аптечку, пару банок с краской… Все это перекочевало на заднее сидение, и девушка снова скрылась за дверью, ведущей в подъезд. А когда вернулась – Логан не мог поверить глазам…

***

Остывающее солнце только начинало отбрасывать вокруг длинные тени, а мать уже копошилась на кухне, хотя едва справлялась даже с приготовлением завтрака. Надо бы встать и помочь, но Юэль Бергман не хотел вылезать из теплой кровати, из-под вязанного толстого пледа, накинутого прямо на тяжелое ватное одеяло, тащиться голыми ногами по ледяному в это время года полу, влезать в резиновые сапоги только затем, чтобы притащить ведро воды из колодца.

– Мам, иди спи, – голос ломался, и вместо привычного визга из горла вырвался хриплый бас, срикошетил от деревянных, давно некрашеных стен, покрытых облупленной бежевой краской, и полетел дальше, до самой кухни. Хотя дом был такой маленький, что можно даже шептать – все равно услышишь.

Она, как обычно, промолчала и продолжила демонстративно греметь посудой.

– Мам! – в этот раз получилось громче. – Я сам все сделаю! Попозже!

Юэль не был идеальным сыном, но мать любил и всячески старался помочь. Иногда даже мучила совесть, но пересилить себя не мог или не хотел.