Операция «Пилот»

© Дегтярева И.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Часть первая

Февраль – март 2022 года, Украина

В последнее время утро не приносило хороших вестей. Игорь с тревогой засыпал и с тревогой просыпался. Хватал с тумбочки мобильный телефон и просматривал сообщения. Сегодняшний рассвет не стал приятным исключением.

Солнце искоса заглянуло в комнату, заползая лучами в прорези жалюзи, как в амбразуры, напоминая, что все они теперь на боевом положении, все они чрезвычайно смертны. Экран не выключенного на ночь ноутбука светился бледно, ожив от пришедшего сообщения: «Встреча на Рыбальском через час».

Сквозь полосы светотени по письменному столу прошелся кот, мягко, бесшумно, серая шерсть его искрилась, попадая в лучи света, и картина эта казалась сюрреалистичной. Последний месяц Игорю все виделось нереальным. Он был не против авантюр, но чтобы они гарантированно сулили успех.

С бывшими вагнеровцами вышло весьма неплохо, почти победа. Почти… Тогда еще Бурба руководил ГУР МОУ[1]. После этой «победы» его и сняли.

Заманили русских наемников в Беларусь, а белорусы сыграли нужную ноту в партии ГУР МОУ, арестовав всю группу, якобы направляющуюся в Венесуэлу охранять нефтяные прииски. Устроили, конечно, массу проблем русским, и все же Игорь старался стереть из памяти ту нелицеприятную информацию, какую узнал позже по агентурным каналам.

Оказалось, что российская контрразведка была более чем осведомлена и настойчиво предупреждала чевэкашников не участвовать в этой истории, установив, что 5-е Управление СБУ, созданное церэушниками, вместе с украинской военной разведкой взялось за вагнеровцев всерьез.

Наемники активно участвовали в обороне Донбасса в 2014–2015 годах и очень заинтересовали Центральное разведывательное управление: из американского посольства на Украине поступило указание схватить их любой ценой, работали тесно с Тимоти – сотрудником резидентуры ЦРУ. Американцы подозревали, что эти ребята уж слишком профессиональные для рядовых наемников, а потому спали и видели, как их допросят с пристрастием и выявят их тесную взаимосвязь с ФСБ или, быть может, с ГРУ.

И номера телефонов вагнеровцев СБУ и военная разведка узнали, и подставным звонкам наемники поверили, соблазнились деньгами и прекрасными условиями. Патоку лили им в уши профессионально. Наемники стронулись с места. В Беларуси уже, правда, заподозрили, что предупреждения фээсбэшников не были пустой болтовней. Даже билеты в Стамбул из Минска сдали, собираясь вернуться домой. Но тут их белорусы и накрыли, после того, конечно, как им нажужжали в уши по поводу «истинных» намерений наемников, стремившихся учинить беспорядки в Беларуси и организовать государственный переворот. И все же не дали тогда «музыкантов» за горло подержать. А жаль! Договорились русские с белорусами. Убедили. Подобрали аргументы…

«А наши не нашли ничего лучше, чем откреститься от проведенной операции», – вспомнил Игорь выступление в прессе нового шефа ГУР – молодого выскочки, за которым тянулся шлейф неудач. Молодой да ранний. В 2016 году командир диверсионной группы, действовавшей настолько топорно, что до военного аэродрома в Армянске, где собирались устроить диверсию, боевики просто-напросто не добрались, сорвали операцию в Крыму. Теперь он, видите ли, начальник.

С кислым выражением лица Игорь покачал головой, усевшись на кровати и несколько раз проведя ладонью по короткому ежику русых волос, подумал обреченно, что с «неудачником», как за глаза все зовут молодого шефа ГУР, они далеко не уедут. Да и в огромной машине с надписью на боку «Незалежна», которую тащит юзом по льду, не особо имеет значение, в багажнике ли ты, на заднем сиденье, за рулем или прицепился за бампер. Все одно – впереди бетонная стена…

«Встреча через час». Игорь спустил ноги на прохладный паркетный пол. Ехать не хотелось. Энтузиазм первых мгновений войны с каждым днем угасал так же, как сейчас потускнело солнце, яркое, почти весеннее, но все еще временами заваливающееся за толстобрюхие тучные облака, наползающие с Днепра и проливающиеся дождем со снегом над Крещатиком.

Проспект за окном стоял уже в пробках, в сизой дымке, как, наверное, сейчас стоит и Москва. Только там пока снег… Две столицы живут своей обычной жизнью, все зарабатывают на хлеб насущный, спешат на работу, разве что, слушая новости, каждый верит в свое.

Сообщение от Руслана. А значит, их вчерашний разговор и предположения начинают обретать плоть. Снова приедет этот тип из МИ6 и начнет компостировать мозги. Планы он строит великолепные, если их не приближать к реальности. А приближать их придется им с Русланом.

До сих пор удавалось избегать участия в авантюрках англичан, потому Игорь и торчал, как пришитый, в Старичах.

По идее, он уже давно должен был быть на службе, однако вчера еще находился во Львове, часть дня и половину ночи провел за рулем. Подолгу стоял на железнодорожных переездах, глядя на череду тяжелых поездов, везущих закрытую чехлами технику на фронт. В полной темноте составы с грохотом проносились мимо небольшого полустанка, как мрачные тени. Освещенное голубоватым светом, исходящим от приборной доски, его лицо, бледное и небритое, отражалось в ветровом стекле; покачивалась под зеркалом заднего вида пяточка Богоматери из Почаевской лавры, обрамленная золотистой тесемкой и голубым шелком.

Под глухой стук колес, сотрясавших землю и машину, он вспоминал, как ездил в Почаев – белоснежный монастырь, хранящий мощи Иова и Амфилохия в пещерном храме, чудотворную икону Божьей Матери, целебный источник на том месте, где, по преданию, оставила след Богоматерь, мозаики Рериха на стенах Троицкого собора.

На рассвете Свято-Успенский собор выглядел серым, но купола уже сияли, тронутые солнцем; с монастырской горы виднелся Новый Почаев с влажными от росы крышами. Видимость была необыкновенная, казалось, можно разглядеть даже герани на окошках домов там, внизу. Огромные старые темно-зеленые туи, посаженные здесь давным-давно монахами, таили скамьи под своими ветвями, аккуратно выстриженными в форме арок. Там уединенно можно было посидеть и помолиться… Там был покой и мир. Тогда еще Марьяна не уехала в Польшу, тогда еще сын был не колючим подростком, а любознательным мальчишкой, ласковым и послушным, тогда не было войны и той безысходности, которая накрыла Игоря, особенно в последний год.

Уехать из страны Игорь не мог. Многим из его коллег, которые намылились было ехать, намекнули в почти приватной беседе в СБУ, что, если им и удастся выбраться за границу, их найдут и вернут, возможно, в несколько несвежем, некондиционном виде.

Игорь не сомневался, что достанут. В прошлом году легко вытащили из Молдовы украинского судью, решавшего дела по отмашке Порошенко. Молдавская СИБ[2], конечно, поспособствовала, хотя, само собой, отрицала участие в похищении. Схватили, бросили в багажник дипломатической машины, беспрепятственно переправили через границу… А СИБ якобы не при делах.

Вернули силовым способом не только судью, и не только из Молдовы, были и другие, ставшие неугодными власти, кто предал или оказался слишком осведомленным. Игорь об этом хорошо знал. А уж с коллегами из военной разведки они церемониться не станут. Между управлениями всегда традиционно существовали контры. Военная контрразведка СБУ курирует… пытается курировать военную разведку, а потому считает себя выше по статусу, отсюда и снисходительное отношение к офицерам разведки.

В дороге за рулем Игорю всегда хорошо думалось. Последнее время ездить приходилось много, не только к линии соприкосновения и в воинские части, где готовили пополнение, на военные аэродромы, уцелевшие после первых февральских бомбежек, но чаще всего в Старичи, на Яворовский военный полигон. Особенно когда наклюнулся интересный контакт с арабом.

Инструкторы из НАТО прибыли под Харьков давно, Игорь с ними работал по прямому распоряжению начальника отдела Тарасова.

Теперь так. Без лишних бумаг, без лишних следов, которые отслеживают натовские наблюдатели, торчащие и в СБУ, и в ГУР. Не то чтобы кто-то из военной разведки откровенно норовил вести свою линию работы, но некоторые офицеры в руководстве считали необходимым придерживать кое-что для себя, так сказать, для души. Присланными НАТО инструкторами занимались как раз таки «для души». Беседы с ними позволяли понять в том числе и намерения «союзников» в отношении Украины.

Впрочем, присылали такой разношерстный сброд, что становилось ясно – командировали их сюда по принципу: дай им, Боже, что нам не гоже. Единственное утешение – многие инструкторы подолгу бывали в Сирии, прежде чем перекочевали на Украину, неплохо знают, как там действовали русские, их тактику.

Среди инструкторов были сотрудники ЦРУ и МИ6, они доложили в Центр своему руководству, что вокруг них наворачивает круги сотрудник ГУР майор Игорь Стремнин. «Перенимаем опыт и занимаемся подготовкой кадров среди военнослужащих», – именно так объяснили в Управлении западным кураторам интерес майора, когда возникли вопросы.

Начальник Игоря кипятился, возмущался, что иностранные спецы везде суют нос и даже не стесняются задавать вопросы о том, куда и зачем ездит офицер украинской военной разведки на территории Украины. Сам Игорь стал подумывать, что, привлекая к своей персоне внимание МИ6 и других спецслужб, орудовавших открыто в Киеве, он сможет в конечном счете получить шанс на то, что к нему сделают пусть и робкий, но вербовочный подход, а тогда уже можно рассчитывать на серьезное сотрудничество. Надежды на перспективы в родном ГУР таяли с каждым днем.

При таком раскладе, может, и удалось бы уехать за границу. Но довольно быстро все эти наивные мечты Игорь откинул. Сам прекрасно понимал, как работают спецслужбы. Подцепят человека, заинтересовавшего их, выжмут до костей, в лучшем случае заплатят, а претендовать на то, что вывезут за рубеж и создадут там условия, да с семьей, не приходится, это вряд ли. Если только обнаружат после отжима, что кости у него платиновые и еще есть чем поживиться.

Инструкторами должны были, по идее, заниматься контрразведчики. Сугубо их работа: копаться в грязном белье этих бывших американских, английских, французских офицеров, да и обычных наемников, слишком опытных, чтобы погибнуть в какой-нибудь из заварушек, в которых они участвовали за годы бурной жизни, и потому обративших на себя внимание одной из западных спецслужб и привлеченных для более серьезной работы в качестве инструкторов.

Однако в сложившейся обстановке такая контрразведывательная работа теряла смысл. Никаких опасений, что наемники попытаются вести разведывательную работу на территории Украины, не имелось. О чем речь, если и церэушники, и парни из МИ6 беспрепятственно ходят по кабинетам СБУ и шастают по Рыбальскому острову! О соблюдении секретности вообще не шел разговор, они фактически руководят украинскими спецслужбами. И считается, что их «помощь» надо воспринимать как благо. Им улыбаются, заискивающе жмут руку и кивают, готовые выполнить все указания. Однако стоит выйти «помощникам» за порог кабинета хоть на Рыбальском, хоть на Владимирской, раздается такой отборный мат и комментарии, которые вряд ли понравились бы заморским коллегам. И все равно указания натовских спецов исполняются. Не бегом, через пень колоду, но отчеты руководству поступают исправно… Правда, по дороге выделенные ассигнования на каждую конкретную спецоперацию частично тают, но в детали вроде бы никто не вникает. Хотя аресты происходят то тут, то там. Связаны они с утечкой финансов или с всеобщей подозрительностью – неясно.

Киев в последнее время все больше напоминал Игорю школу его детства в июне, когда сданы экзамены, – пустые коридоры, салатовые шторы хлопают от сквозняков, и уже прозвенел последний звонок… Когда приходили сдавать учебники и шутили с приятелем: «Все ушли на фронт».

– Все ушли на фронт, – повторил негромко Игорь, глядя на очередной эшелон, тяжело сотрясавший землю, и старый домик дежурного по станции.

Никаких официальных полномочий расспрашивать, а уж тем более допрашивать инструкторов Игорь не получал. Беседовал с бойцами, которых отбирал для отправки в тыл врага для создания диверсионных групп и решения задач зафронтовой разведки. А в оставшееся время брался за тех инструкторов, кто шел на контакт. Угощал водкой, виски, сигаретами, привозил консервы – чтобы не с пустыми руками, а за столом можно и потрепаться о самом разном. Обсудить подруг, жен, которые имеются у наемников, баб, скрашивавших армейский быт тут, в Старичах.

Полигон создавали по натовскому образцу, но внутри казарм и в столовой все равно пахло советской учебкой. И шторы в столовке розоватые, присборенные, и плац в трещинах, и ворота серые, унылые на въезде… Разве что герб на них украинский – жовто-блакитный, а не советский. И порядки здесь жесткие, хотя для инструкторов – вольница. Им никто не осмелится сделать замечание.

Две недели назад Игорь, поработав индивидуально с десятком бойцов, уже принявших присягу, направился к инструкторам. Угостить, потрепаться. Как обычно. Приучал их к своим визитам постепенно, как делают с необъезженными лошадьми. Сперва на них ложатся поперек крупа, чтобы конь не увидел всадника, даже скосив глаза, чтобы обвыкся с весом человека, затем садятся, но пригнувшись. Все делают очень медленно, прежде чем пришпорить и пустить в галоп.

Он шел к общаге, где разместились инструкторы, все еще погруженный в мысли о недавних беседах с парнями, прибывшими позавчера из Ровно. С каждым Игорь разговаривал наедине в «ленинской комнате» (иначе назвать это рекреационное помещение с ворохом зачитанных журналов и газет на полированном столике язык не поворачивался). Пара бойцов явно представляла вербовочный интерес. Служили срочную в спецназе, один неплохо знал английский, другой – французский. Замотивированные, патриотичные, но без фанатизма, все в них в меру: цинизма и здравого смысла.

«В куче кизяка блеснула жемчужина», – пересекая плац, зеркально отражавший небо после недавнего дождя, радовался Игорь и тому малому, что теперь приносила работа.

На деревьях в аллее за плацем багряно краснели тонкие ветки, наливавшиеся весенними соками, и воздух был пронзительным, с тонкой примесью солярных выхлопов, долетавших сюда с полигона, где шли занятия. Били по барабанным перепонкам отдаленные взрывы, позвякивали окна в общаге, куда он зашел.

Не все в этот час были заняты работой с молодняком. Некоторые наемники сами только прибыли. В коридоре валялись армейские рюкзаки, набитые до предела. К привычным запахам казармы: пота, кожи, резины (от небольшого спортзала с прорезиненным полом), оружейной смазки, уайт-спирита, табака – примешивался сладковатый дымок марихуаны. Им всё позволяют. Он не удивился бы, что и марихуану кто-нибудь из полигонного руководства самолично подвозит.

Где-то в конце коридора бубнил телевизор по-английски. Слышалась польская и французская речь. В отдалении вскрикивала женщина. И так все было буднично, между делом, что Игорь едва сдержался, чтобы не плюнуть от досады.

Сидящий в коридоре на широком подоконнике высокий очень смуглый мужчина в потертом камуфляже с дымящейся сигаретой, зажатой в уголке рта, глазом не повел на проходившего мимо Игоря. Поставив одну ногу на подоконник, смотрел в окно.

– Привет! – сказал Игорь по-английски. – Новенький?

Незнакомец обернулся, продемонстрировав худощавое мрачное лицо с голубыми глазами, и кивнул. При его угрюмости это выглядело, как ни странно, приветливо.

– Игорь. – Разведчик протянул руку и ощутил очень крепкое рукопожатие.

– Кабир. Вчера прибыл из Польши.

Игорь приезжал сюда в натовском камуфляже, поскольку не хотел бросаться в глаза, одевшись по гражданке, поэтому Кабир разговаривал с ним как со своим.

– Ты же не поляк, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Игорь. – Твой акцент… Ты араб?

– Араб, – покладисто кивнул Кабир. – Что тут, заварушка намечается? Парни говорят, что нас тоже на передовую могут в любой момент кинуть.

– Дрейфишь? – подначил его разведчик.

– В Эр-Ракке за собой такого не замечал. И, как видишь, жив еще. А ты где отметился на земном шарике?

– Да я местный, – сознался Игорь. Крутить не имело смысла. Но и все карты раскрывать, естественно, не собирался. Пускай араб думает, что он один из украинских вояк. Думать так ему долго не придется, другие инструкторы просветят, предупредят, что стоит держать язык за зубами. Все зависит от того, насколько тесно связан араб со спецслужбами и какими конкретно. Вероятнее всего, турецкая МИТ или английская МИ6 и ЦРУ, они больше всего с арабами работают. Не все инструкторы аффилированы с той или иной службой, однако что-то подсказывало, что Кабир аффилирован.

Игоря мороз продирал по коже рядом с этим типом. Так могло быть от предчувствия удачи или большой опасности. Он даже передумал идти в каптерку окучивать остальных инструкторов, все разговоры которых записывал и позже анализировал каждое слово, а собрался взять быка за рога здесь и сейчас. Завтра уже может быть поздно.

– Водку уважаешь? Или ты радикальный мусульманин?

– Очень радикальный, но водку уважаю, – ухмыльнулся Кабир. – Пошли ко мне. Я в комнате пока один.

Почему с этим типом никто не заселился, Игорь догадался через полчаса, когда у него заболела голова от беспрерывного курения араба. Игорь и сам курил изредка, но арабский табачник его одолел своим турецким крепким табачком, который закупил в огромных количествах в Сирии.

Позже Игорь узнал, что на Украину Кабир Салим прибыл по иракскому паспорту. Из сирийского Идлиба транзитом через Болгарию в Польшу, а затем уже во Львов. Игорю пришлось делать запрос в погранслужбу, хоть и не совсем официально.

Теперь многое проводилось в обход привычных служебных каналов, использовались давно наработанные связи, и они казались более надежными. Обращался обычно к тем, кому доверял, кто не сливал информацию о подобных запросах кому угодно – представителям западных спецслужб, эсбэушникам, российским спецслужбам.

Запись разговора с арабом Игорь дал послушать их арабисту, вернее, выжимки. Те отрывки, где Кабир говорил по-арабски. Он пил и не пьянел, степень повысившегося градуса алкоголя в его крови обозначалась только увеличившимся количеством арабских слов и фраз, которые начинал вставлять в английскую речь, становившуюся поспешной и с более выраженным акцентом. Хотя по-английски говорил очень правильно, как представитель арабских стран, находившихся под английским протекторатом. Это подозрение Игоря подтвердил арабист:

– Он из Ирака. Багдадский диалект. – Денис прослушивал запись в кабинете Игоря, маленькой комнате с большим окном, за которым виднелась сизая дымка над Днепром.

С Денисом он дружил давно, вместе оканчивали Военный институт в Одессе. Одновременно получили назначение в ГУР. Денис, пока еще Марьяна не сбежала в Польшу, приходил в гости к Игорю на Крещатик с женой. Он специализировался по Ближнему Востоку, а Игорь – по Европе: в институте изучал нидерландский и французский. Английский учил в языковой школе.

– Денчик, откуда такая конкретика? Неужели так вот можно определить по нескольким фразам? Что он говорит?

Друг включил снова запись, вслушался в хриплый голос Кабира и усмехнулся:

– Где ты его надыбал?

Игорь промолчал, потупив взгляд светло-голубых, водянистых глаз.

– Ладно-ладно, – отмахнулся Денис здоровенной лапищей штангиста. Он на удивление гармонично сочетал в себе физическую мощь с интеллектуальной. – Багдадец в основном сыплет поговорками и ругательствами. Что-то вроде нашего мата. Надо сказать, витиевато. – Он поцокал языком и засмеялся. – Я даже не все понимаю. Он профессиональный военный?

– С чего ты взял? – не клюнул на провокацию Игорь. Но оказалось, провокацией тут и не пахло. Денис ничего не пытался выведать.

– Я бы сказал, что военный. Сам посуди. Он из Ирака. Спец-наемник… Ну будет тебе. Я же догадываюсь, чем ты занят. Приехал из Ирака?

– Из Сирии, – сдался Игорь.

– Тем паче! Туда из Ирака приезжали бывшие саддамовские офицеры, обиженные на жизнь, на янки. Перлись воевать на стороне ИГИЛ[3]. Опыт военный… Сколько ему лет?

– Сорок пять. Может, больше, может, меньше. Такой, знаешь, высушенный солнцем, его не поймешь. Законсервированный. Без возраста, незапоминающийся.

Они переглянулись.

– Не исключаю, что он из саддамовских спецслужб. Ну что мне тебя учить! Будь с ним поаккуратнее. Те парни были изощренные во всех отношениях. Пытки в своих застенках применяли иезуитские. – Они снова переглянулись, невысказанное повисло в воздухе. Оба подумали о пытках, которые теперь практикуют в СБУ. – Учили их кагэбэшники в советское время. Старая школа. – Денис подмигнул. – Не заиграйся. А на что он тебе сдался?

– Пока не знаю. Он говорил, что работал парикмахером в Багдаде, при этом многозначительно ухмылялся.

…Игорь собирался посмотреть на араба в деле, чего тот стоит как спец. Тогда можно будет понять, какую школу он проходил. Только ли общевойсковую, либо, в самом деле, речь идет о Мухабарате.

– Что ты с ним возишься? – сердился и поторапливал полковник Тарасов. Начальник отдела выглядел усталым, серые тени под глазами на красноватом апоплексическом лице выдавали то напряжение, в котором он жил последнее время. – Воевал в Сирии? Где? Когда? Он вообще идет на контакт?

– Идет, – неуверенно кивнул Игорь. – Вроде довольно разговорчивый. Но как-то все обтекаемо. Я же его не допрашиваю. Нет полномочий.

– И не будет. Это наши «союзники», – хмыкнул полковник. Разговаривали они на парковке около машины Тарасова.

С Днепра дул сильный, промозглый, но уже не морозный ветер, он полоскал брючины мужчин и полы их курток. Редкие волосы Тарасова взметнулись на висках, оголив розовую макушку, которую маскировали. Он подкидывал ключи на ладони, поглядывая по сторонам. На площадке стояли дорогие, очень дорогие иномарки. Игорь заметил, что машины становились все круче, вместе с тем как росли поступления денег с Запада на войну с Россией. А он сам все так же ездил на своей старенькой серой «Хонде».

– Заканчивай с ним побыстрее. Мне вы с Русланом понадобитесь для другого.

Игорь поначалу в самом деле искусственно продлевал свое пребывание в Старичах, чтобы его не втягивали в это «другое», на что намекал Тарасов. Но через несколько дней после разговора на парковке увидел Кабира в деле, не в офицерском общежитии с сигареткой и рюмкой водки в руке, а на полигоне.

За полчаса до этого один из завербованных Игорем бойцов шепнул ему удивительную новость. Агент утверждал, что собственными ушами слышал от араба русскую речь, и по большей части нецензурную. Да, с сильным акцентом, но русскую…

Подъехав на машине к стрельбищу, Игорь остановился в стороне и увидел, как стреляет Кабир, демонстрируя новобранцам, как надо действовать. Это была тактико-оперативная стрельба без зацеливания, в темпе, доведенная годами тренировок до автоматизма, с перекатываниями с места на место, с двух рук для подавления плотного огня противника в городском бою или внутри здания. Он легко стрелял как разведя руки, так и сведя вместе и сцепив пальцы больших рук для большей устойчивости. Он явно целился и левым, и правым глазом одновременно, а не ориентируя прицел левого по прицелу правого. Такое Игорь видел впервые. Редко кто так может делать. Араб ловко кувыркался через голову, как человек, владеющий навыками восточных единоборств.

Из автомата Кабир стрелял сразу в штурмовой изготовке, держа автомат высоко, прижав левый локоть к ребрам. Новобранцы стояли, разинув рты, глядя на его кульбиты и стрельбу.

Игорь замер за их спинами и наблюдал, не сразу замеченный Кабиром.

Через два часа араб ввалился в офицерское общежитие, притащив на ботинках пласты липкой грязи с полигона. Игорь сам минут пятнадцать счищал грязь на крыльце, воспользовавшись декроттуаром, проще говоря, ребристой железкой, вмонтированной в бетон рядом со ступенями. Кабир не беспокоился по поводу грязи, оставил солидные следы от больших ботинок натовского образца в коридоре, бросил на кровать автомат и стал раздеваться, не обращая внимания на сидящего у стола Игоря. Квадратный столик у окна, без клеенки, заляпанный кругами от чашек, разлиновала тень рамы, как будто в перекрестье прицела.

Игорь отметил, что у Кабира тактическая набедренная кобура со «стечкиным». На поясе еще одна с ТТ. Вся сбруя у араба отличная, но крепко поношенная. Видно, что не для того она, чтобы покрасоваться, а всем этим он пользуется, и уже давно, потерта и пропитана въедливой сирийской пылью.

Кабир снял камуфлированную куртку, обнажив смуглый мускулистый торс и уродливый шрам на плече. Еще один выпуклый шрам на его виске, уходящий под волосы, Игорь видел и раньше.