Пыльные солнца Волны
Высоты 1200—1500 метров обычное дело. Несмотря на то, что Монголия – страна степная, перепады высот колоссальные. Оттого огромные озёра не воспринимаются как озёра, скорее как миражи, возникающие с очередного подъёма. Далеко внизу, за 10—20 километров в тяжёлой воде отражаются ещё более далёкие вершины и они кажутся частью степи. Вода не шелохнётся. Озёра сульфатные, почти пересохшие, покрыты коркой соли. Их размер часто велик, 8—15 футбольных полей. По солёной корке бродят лошади, что-то выискивая там. К вечеру, когда земля раскалена солнцем, живность спасается под мостами, в тени джипов, в тени друг друга. Трудно, нет, невозможно представить, что если ехать и ехать дальше на юг, ты встретишь влажные тропические леса, ярусами уходящие в небо, лианы, орхидеи и обезьян, бегающих в тени листвы.
Про горы я подумал, что забираться на них нет никакого желания, пусть они и под два километра высотой. Жара, степь, ещё и в гору лезть? Что там увидишь? Ничего, только жажда замучает. Вершины плоские. Перефразируя Визбора: «и нет там ничего, ни золота, ни руд, там даже самый гребень совсем не слишком крут».
Минеральные богатства Монголии, как я понял, не велики. Медно-молибденовые месторождения Эрденета, запасы флюорита – это пока единственно крупные позиции на рынке Азии. Немного золота, вольфрама и урана. Именно немного. Россказни, что Монголия прямо золотое или урановое Эльдорадо, бред, не более. Союз потратил на разведку более миллиарда рублей (тех, настоящих), и ничего толком не нашёл!
Для местных нужд есть уголь. Из камней – немного бирюзы и альмандины. Альмандины прикольные, россыпные, и немного в слюде, смотрятся красиво. Они есть ближе к русской границе. Есть и хризолиты, красивые зеленовато-жёлтые камешки. Гранят их где? Ну понятно же, что в Улаан-Баатаре.
Что меня удивило, так сейсмичность Монголии. Это очень напряжённый участок суши, где постоянно бывают землетрясения. Рифтовое ущелье Байкал – Хубсугул тому подтверждение. Гобийское землетрясение даже вскрыло ранее существовавшие разломы.
Но ведь неинтересно тут, даже в земле не покопаться! Рыть землю нельзя. Монголы, согласно своим верованиям, даже обувь носят с загнутыми носками, чтобы не тревожить прах предков. И как русские умудрились уговорить монголов вести горные разработки? Это сколько же водки надо было совместно выпить? Многих моих знакомых, когда я рассказывал про это, интересовало другое: а как они тогда хоронят умерших? Очень просто. Выносят умершего на сопку, и всё. Ночью собачки, днём птички. По национальным поверьям чем быстрее душа освободиться от бренного тела, тем быстрее она попадёт к Будде.
В свете этого можно поднять вопрос о могиле Чингиза. Исходя из своего славяно-христианского мировоззрения, многие думают, что великого хана похоронили в кургане, со слугами и золотом, а потом, чтобы не нашли место, прогнали табун лошадей. Нет, вероятно просто отнесли на гору.
Цвета в природе буро-зелёные, жёлтые, коричневые. Песок от красного до жёлтого и серого. Земля напоминает золу. Если разбить кирпичную печь, получится точная картина монгольской земли. Сгоревшие дрова, уголь, зола, битый кирпич, песок. Такие пейзажи часты вдоль дорог и радости они доставляют мало. Плюс смрад от павших лошадей. За этим ехать в Монголию?
Степь расцветает после дождя. Вечером прошёл дождь, и наутро равнина из бурой превращается в зелёную, покрытую мелкими жёлтыми цветами.
…Витька Клаус, проехав от Эренцава, хапнул счастья побольше моего. Начать с того, что «Доминатор» Серёги сдулся, ещё не доехав до погранперехода. А как тут не сдуться, если дорога не дорога, а направление – сплошное подбрасывание вверх-вниз, а мотоцикл гружённый? Но они всё же перешли границу, переночевали у мелкого озера и отправились дальше. Дальше началась голая степь. У них был настоящий тяжёлый поход, с ночёвками в палатках, с поисками пути, воды и еды. Это я, как истинный ленивый цивилизованный турист, старался сильно на рожон не лезть, помня, что я один и на тяжёлом мотоцикле. Хотя меня больше, чем дороги, напрягало отсутствие родной речи.
Монгольский язык достаточно прост, сложность в отсутствии гласных. Хрена ли, дцц! Ну а что, это «брат». Или «хццхдийг зодож болохгцй», что тут непонятного – бить ребёнка нельзя! Проблема выговорить. «Бие засах газар» тоже понятно – быть, поссать, помещение, – соответственно туалет. Пришлось мне язык осваивать. «Твёрдое знание одного языка в значительной степени облегчает изучение других», писал Мохандас Ганди. К тому времени я немного освоил китайский, эвенкийский, английский и немецкий, так что задел был. Проблема лично для меня была (и остаётся) – боязнь своего произношения.
У меня был с собой словарь монгольского автора с неоднозначной фамилией Алтанхуяк, с интересным набором фраз, а также интернетовский разговорник, вещь совсем не точная в произношении. Тем не менее, дело изучения пошло, пусть может не совсем ровно, ну в духе «запомни, вилька тарелька, но сол фасол». К примеру слово «да» звучит в разговоре как «за», но употребляют ещё массу других слов, я не стал вдаваться в частности фонетики. Но меня стали понимать. Первый шок от этого случился в газаре, когда я окликнул хозяйку.
– Надад гоймон уг! (Лапши дай)!
– Мах? (С мясом)?
– За. Таны нэр юу вэ? (Да. Как тебя зовут)?
– Би Улаан-цэцэг байна.
Нет, нет, и нет! Это невозможно! Я её понимаю?! Я немного обалдел, что она мне вообще ответила, и вроде как ответила по делу, и потому обратился к сидящему за соседним столом монголу:
– Тэр намайг ойлгодог?! Она меня что, понимает?!
– Мэдээж хэрэг, конечно, – равнодушно ответил монгол. – Я тоже понимаю.
– А что значит «цэцэг»?
– Цветок.
На этом месте рассказа меня перебил Клаус:
– Погоди, погоди, а ты что, заранее в Монголию собирался? Откуда у тебя разговорник?
– Из Интернета распечатал.
– Где, где ты его из Интернета в Монголии распечатал?!
– Так дома и распечатал!
Паспорт я брал с собой на всякий случай, и разговорник распечатал тоже заранее. Стоял изначальный выбор – либо Китай, либо Монголия. Но раз первый встретился Клаус, и вдобавок вручил карты, то и выбор решился сам собой. Продолжаем.
Архитектура советская и неокапиталистическая, мне не понравилась. Хренова туча отелей, я не понял – для кого? Наверное спрос есть, раз строят. А так юрты везде. Это и жилище, и кафе, и гостиница, и бытовка, и дом. Конструкция остроумная, основательная, и – на удивление – мобильная.
Дацанов, в отличие от России не так много, тут мы похоже перегнули, как и с церквями. Возможно дело в менталитете. На огромных расстояниях не нужны дацаны. В любом месте можно воткнуть палку, обложив её камнями, обойти по кругу, помолившись, и снова в путь. Другой путник, увидев палку, тоже положит камень и обойдёт по кругу. Так возникают курганы обо – места молитв. Буддизм тут не внешне, как у нас в церквях Христос, буддизм тут в душе. Про то, что бог должен быть в душе знают, независимо от вероисповедания, многие люди Земли, но почему-то не спешат жить простой общечеловеческой моралью, предпочитая внешнюю демонстрацию лояльности религиям. Снова вспомню слова Мохандаса Ганди. Как ни крути, человек был великий: «сущностью религии является мораль». Возразите!
Из основных героев Чингисхан и лошади. На третьем месте птица Чингиза. Каждый мнит себя потомком Чингизида. Я даже спорил об этом с монголами, нет, стоят на своём: в каждом есть капля крови великого человека тысячелетия. Почитание Чингиза видно даже в названии Улаан Баатара. Угра переименована не в честь некоего красного героя Сухэ Батора, как думал я, а именно в честь Чингиза.
Мужики все плотные, бойцы. У каждого имя Богатырь, Герой, Воин. Батыр – это какими-то неведомыми монгольскими путями тоже означает Чингиз. Маяковский, когда чистил себя под Лениным, тоже заметил: «мы говорим Ленин – подразумеваем партия, мы говорим партия, подразумеваем Ленин». Я бы сказал, что батыры даже красивы своей первобытной мощью. А вот женщин красивых видел всего двух.
Телевидение состоит из русских и китайских каналов. Несколько своих, но ни о чем, развлекаловка и европеизированные боевики. Для сравнения приведу Китай, где вовсю освещают свои вооружённые силы, героическую историю Китая, красоту природы своей страны и мира, трудовые новости, культуру. Посмотрев китайские программы, поневоле начинаешь думать, что именно Китай победил Японию во Второй мировой войне.
Феодализм. Несмотря на это, много авто. Много новых «Кроунов» (это гораздо жирнее, чем «Камри»). Есть «Гелендвагены», Мерседесы Гелендвагены. Ну Ленд Крюйзеры само собой, просто ни о чём. Только все автомобили – новые. Тут я подумал, что за Уралом слово Crown ни о чём не говорит. Так вот, если Тойота Камри обозначить как отличный седан бизнес-класса, то Тойота Кроун просто суперлюксовый звездолёт. Есть корейские авто. Много «Примусов» белого цвета. Сперва я даже думал, что меня преследует один и тот же примус, да. Грузовиков советских видел 4 штуки за всё время. Тут даже трактора – харвестеры, или как их там…. В «примусах», в багажниках, среди кучи барахла зачастую скрючившись, лежат девочки. Или мальчики? Нет, чаще девочки. Наверное девочкам не положено ездить на сиденьях, багажника хватит.
Нация спит и видит сны о былом могуществе. В разговорах это нет-нет, да проскользнёт. Поначалу мне было смешно. Как можно бредить мировым господством, не имея технологий? Времена степных кочевников прошли, теперь мощь страны определяет ядерное оружие, самолёты, ракеты, связь. Но потом я вспомнил Рим, который взяли грубые вар-вары. Вай-вай, какой дэвушк! – поначалу тоже смешно было, а теперь пол-Европы с этим «вай-вай» живёт, и ничего сделать не могут. А монголы никуда и не торопятся, придёт наш час, считают они. Ощущение, что я хожу по заснувшему вулкану появилось у меня на второй день в Монголии, и больше не исчезало.
– Сегодня жарко, +34, – говорит мне монгол у газара.
– Угуй ундур, ни хрена, у нас жарче, – отвечаю я.
Здесь, из-за сильного охлаждения поверхности ночью, утром дуют ветры, основанные на разнице температур склонов. Но после обеда работать реально лень. Вот и первая причина феодального строя – лень.
Лошади повсюду. Красиво, когда табун галопом мчится к близкому лесу, поднимая тучи пыли. А так – ходят, траву жрут, играются. Вот одна захотела, легла прямо на дороге. Другая её поднимает, третья нетерпеливо бьет копытом и мотает головой. Две прячутся в тени Крюйзера. Один жеребец только что спрыгнул с кобылы и шумно вздыхает, другой льёт мощную струю мочи на сухую землю, жизнь!
Подъезжаю к очередному цайны газар. У дверей стоит плотный монгол, и спустив штаны до колена, тоже справляет малую нужду.
– Сайн байна уу. Нццгэн тал, тэглээ? (Привет. Кому ты в степи нужен, да?)
– За, тал, – соглашается монгол. (да, никому).
Если кто помнит, в «Забайкальсом продубасе» я рассказывал о подобном в Бурятии: «а где здесь туалет? В степи. Так видно же? А кому ты там нужен, ога?». Жизнь.
Кстати, про произношение. Мы говорим «Ага», буряты и монголы отчётливо произносят «Ога».
Между юртами, на расстоянии с километр-два стоят бильярдные столы. Хочешь сыграть – играй. Скучно одному, не беда, тебя уже вычислили с соседних юрт в оптический прицел, и скоро приедут составить компанию.
На трассе много столов с глиняными чанами, здесь можно выпить айрак, кисломолочный напиток. Говорят градусов 5—7, не заметил.
Айрак – наш айран. Впервые я попробовал его в одном из «аабадов» не границе Ферганской области. Знакомство было не из приятных. Стояла жара, хотелось пить. В соседнем кишлаке меня ждала девушка, которую я должен был забрать.
На улице возле глиняного чана сидела торговка в шальварах и тюбетейке. Аксакалы подходили и покупали у неё какое-то питьё.
– Что это у тебя?
– Айэран.
– Аэрон? Айрон?
– Да, айэрон.
– Давай.
Что за айрон? Железо, что ли? Или аэрон, ну это же совсем ни в какие ворота! Торговка открыла крышку, и я заглянул внутрь сосуда. Лучше бы не заглядывал. В глубине его стояла молочная жидкость, а на поверхности плавала лягушка на зелёных омеловых стеблях с красными ягодами. Торговка отодвинула их в сторону кружкой и, зачерпнув, подала мне мутное питьё.
– Пей, вкусно!
Раздумывать было некогда, на меня саркастически уставились стоящие в очереди аксакалы, и я выпил странный, резкий напиток. Пить мне больше не хотелось до вечера.
…В Бянчмане, на выезде, висит рекламный плакат, издалека кажется, что изображены две женские груди, и подписано: «баян». Поближе оказалось, это реклама куриных яиц. За яйцами монголы совершают набеги в Кяхту, на российскую территорию. Птицу, кроме беркутов здесь не уважают, как и рыбу.
– Поехали на Сэлэнгэ, – звал меня с собой монгол. – Там ррыба есть. Ррыбба! Вы же её любите!
А вот как обстоят дела в зосчид дэлгур (таверна, кафуга, и т.д.) Для знатоков поправлюсь: дэлгур – магазин. Просто слово мне понравилось, а разницы мало. Берём меню.
– Бууз идэх?
– Угуй (нет).
– Мантуун бууз?
– Угуй.
– Ямар асуулт байх вэ цуйгван? Энэ юу вэ?
– Цуйгван.
– Цай. Одонгтэй хуурга. Хонины мах?
– За. 6500 тугрик.
Содержательная беседа, и познавательная. Особенно третий вопрос и ответ (к вопросу о нежелании монголов суетиться). Переводится это примерно так: «что за хрень такая – цуйван? Ответ: это цуйван!». Что непонятно, орос? (орос – русский).
Китаец бы тут из кожи вывернулся, лишь бы продать и получить деньги.
Ну хуурга тоже ничего, вкусная. Хуурга – это в переводе «второе блюдо». Одонгтэй (удунгтей – тут передать это невозможно) хуурга подразумевает мясо с яйцом. Ага. Яйцо в Монголии редкость, и хуурга только с мясом. Мясо с мясом, очень вкусно.
Мясо, мясо мясо…. Каждый день мясо. Мясом потом у меня руки ещё два дня в России воняли, ел-то в основном руками. А потом их вытираешь о голову. У кого голова жирнее лоснится, тот и богаче, он мясо может себе каждый день позволять кушать. Вот так.
Изучив древнюю фреску, выполненную, разумеется, на коже, я несколько офигел от простоты и точности подачи информации. Жизнь народа представлена по-дикому, без прикрас. Хан пирует после победы. Лошадь играет с собакой, и воин падает с неё от лопнувшей подпруги, над ним смеются нукеры. Одну лошадь ловят арканом. Другую тут же разделывают, снимая шкуру. Мать с обвисшими грудями бьёт сына за опрокинутый чайник. В медном котле варится алкогольное пойло – архи, и голые мужчины и женщины лакают его из трещины. Размножаются овцы. Жизнь.
Теперь пройдёмся по языковому барьеру. Как пишут в интернете, и сказал мне Клаус, русский язык знают люди постарше, кто помладше знают английский.
…Подъехав к недавно открытому кафе, поставил мотоцикл на боковую подставку и вразвалку пошёл к двери. Белый шлем, лимонный жилет, сапоги, на бедре сумка. Навстречу быстро выскочил монгол средних лет крепкого телосложения.
– Сан байна уу! А я думал, цагдаагийн газар яух (полиция приехала)! Та орос?
– За, орос. (Да, русский).
Мы разговорились.
– Знаешь, я русский ещё помню, я в Усолье-Сибирском учился. А сейчас, – монгол расстроено махнул рукой, – никто ничего не учит. Раньше и русский учили так себе, теперь вот английский ввели. Всё равно не учат. Жизнь – песок. У нас всё – песок. Счастье, деньги, любовь. Ничего не остаётся, всё уходит в песок. Жизнь!
– И твоя жена?
К монголу в этот момент прильнула миловидная монгольская женщина.
– И моя жена и я, все уйдём в песок.
– А что останется?
– Останется? Наверное любовь останется. Она должна остаться и осветить другого. Такая наша жизнь. Что кушать будешь? Чем бы тебя накормить? Пельмени будешь?
– Без разницы. Только не пельмени. Надоели.
– Давай цуйгван с мясом? Цай липтон нет, наш будешь? Русский его не любят.
– Буду.
Это к слову. Захожу в газар, сидят кучкой мощные монголы, что-то пьют-жрут. Рожи у всех такие, ну бандитские, что ли. Сразу на меня уставились, что нехарактерно для монголов. Обедать здесь уже расхотелось. Что-то вроде истины путешественника: «закупаться „дошираками“ и пивом в сельпо деревни „Красный Ленин“ под пристальными взглядами местных обитателей, которые, вполне возможно, нетрезвы и весьма не прочь докопаться до редкого в их краях персонажа, пожалуй тоже не стоит».
Один расплывается в щербатой улыбке, наверно рассчитывая блеснуть знанием английского.
– Do you speak English?
– Оf course.
Монгол, видать ожидая услышать более привычную фразу, сразу замолчал и уткнулся в стакан.
– What is there to eat, friends?
Тишина.
– Эй, я из России, та угуй англи хун! Что тут у вас поесть можно? Та орос.… Би орос….
Да какого хрена я им на трёх языках распинаюсь, надо валить. Не, не всех, а самому отсюда валить.
Тишина в ответ…. И мёртвые с косами стоят…. Брехня….
Вот, ради прикола отрывок из интернета, совпадает? «В любой дом вам откроют двери и примут с таким участием и искренней доброжелательностью, что в вашей душе поднимется сентиментальный трепет и глаза окажутся на мокром месте.
Путешественникам из России, как никому другому, оказываются особое радушие и гостеприимство. Невзирая на то, что вы не успели предупредить о своем приходе, вас встретят с неизменной теплотой, без смущения, как будто здесь целый день только и ждали, когда же вы придете. Без промедления вас тут же угостят для начала превосходным, особенным монгольским чаем с баурсаками. Баурсаки – это ломтики сладкого или соленого теста, обжаренные в масле, этот вид «дежурной» закуски всегда присутствует на столе. И уже через полчаса вы очередной раз удивитесь разнообразию и неисчерпаемому богатству монгольского стола». Прикольно читать! Аж самому в ту страну, да с баурсаками хочется! И «превосходный, особенный чай» попробовать.
В реальности дочка хозяина очередного газара, взрослая монголка лет двадцати, пытается обсчитать меня. Отнимая 7500 от 20000 на калькуляторе и прекрасно видя цифры, она упорно суёт мне то 9000 то 11000 тугриков. Я указываю ей на косяк, она горячо добавляет к сдаче то 200, то 500 тугриков и снова смотрит на меня. Что этот глупый орос привязался? Ну подумаешь, на штуку обсчитываю его, ну на две….
…На остановке в торговом месте, пока я смотрел карты, ко мне подрулил подросток на велосипеде. Неподалеку стояла гопка таких же, как он подростков. Среди молодёжи нынче сильны антикитайские настроения. Китайцев в Монголии не любят исторически. Я конечно не китаец, лицом немного не вышел, но стало неуютно.
– Hello! – начал он.
А. вот оно, юное поколение, которое знает английский. Я напрягся, быстро выуживая из памяти небогатый словарный запас английского, чтобы не посрамить русский флаг, и осторожно ответил:
– Hello!
– Money! – монгольчик вытянул руку ладошкой.
– My young friend you’re too young to ask for money. (Рано тебе ещё просить мани).
Парень вытаращил на меня глаза и быстро произнёс:
– What’s your name?
– No, what’s your name? – Я сделал ударение на слове «your».
Монгол похлопал глазами и снова выпалил:
– Money!
Я достал пачку сигарет «Птица Чингиза».
– Take one cigarette and go fuck, на хрен! – Последнее слово я сказал, конечно же, более жёстко и нецензурно, после чего завёл мотоцикл и уехал.
Монгольчик исчез, не взяв предложенной сигареты. Вот такое знание языков.
– Хужир, хужир, шара айраг! – бормотал занюханный монгол сжимая в руке пачку мятых тугриков. Я как раз остановился выпить айрага.
Монгол тут же подскочил ко мне и схватив за рукав, потащил в юрту, где хозяйничала полная молодуха. Она резко и быстро что-то ответила мужику, я не смог разобрать. Перед эти м он говорил о пиве и соли, что к чему? А, так он спонсора ищет или бабла догнаться. Не, не буду тут айраг пить, поехал-ка я отсюда. Монгол выскочил за мной и с готовностью встал у заднего сиденья, махая рукой вдаль. Ага, щас. Я ещё пьяных монголов без шлема да в чужой стране не возил на мотоцикле. Моего знания монгольского не хватит, чтобы объясняться с полицией. Монголы, если хотят, могут говорить скороговоркой, которую я не успеваю понимать.
– Ты чё, дцц8? Иди к бесу…. Шот явна.
– Э, э, – снова затянул монгол, – шара айраг, хужир…, – неожиданно он вспомнил русский и вставил абсолютную нецензурщину, которой обозначают внезапное окончание мечт.
Я включил передачу и аккуратно тронулся, стараясь не упасть на песке.
– Блин, слушаю тебя, и всё жду, когда же тебе по морде дадут, – встрял в рассказ Клаус. – А ты всё «взял да уехал». Неинтересно даже.
Ну вот и до водки добрались…. Часов в пять вечера, когда солнце уже палило неслабо, я ехал по городу, мечтая о холодном пиве. Меня догнал очередной Примус, и водитель из окошка закричал, что он тоже байкер. Я воткнул первую, и мы поехали рядом разговаривая. Поскольку так ехать было неудобно, монгол вежливо поинтересовался, не хочу ли я выпить чашечку кофе? Я согласился, хотя пиво стояло перед глазами, да и не по-байкерски это – приглашать друг друга на «чашечку кофе». В кафе к нам присоединился фашист в полной форме офицера вермахта. Я уже перестал удивляться, как и положено жителям степей. Под кофе поговорили. Тот, который байкер, учился в своё время русскому на «пять», в результате это было примерно на «три», но мой ломаный и его ломаный язык вполне себе сошли на «шесть с плюсом». Фашист учился на «четыре», в итоге это дало «два», но тоже ничего. Оказалось форму он носит для удовольствия, а так он просто представитель монгольских шовинистов, борющихся за чистоту нации.
– Китай – у! – фашист резко ударил сжатым кулаком себе в ладонь. Корэа – у! Иэгова – у! Всех бить.
Я возблагодарил всевышнего, что в Монголии не произнёс ни слова по-китайски. Выяснилось, что нелюбовь у шовинистов простирается на лиц монголоидной расы: японцев, бурят, нанайцев, индейцев и прочих с узкими глазами и плоскими лицами. Больше всего не любят китайцев, остальные типа ничего, только пониже рангом, чем монголы. С теми, кто пониже не стоит заключать браки, чтобы не портить кровь великой нации Чингиза. Русские в когорту отрицательных героев не попадают по причине иной формы лица, а вовсе не от того, что Советский Союз в своё время помогал Монголии.
Время было ещё трудовое, пиво пить мы не стали, но Батор, как звали моего нового знакомого, записал мой адрес и пообещал заехать позже. Через час он действительно заехал.
– Может сейчас проедем по работе, а потом приглашаю тебя на пиво. Другие байкеры подъедут, как?
– Я за. (Игра слов: би за. Означает почти то же самое). Поехали. Только давай пару пива мне возьмём. Я же не на работе. Ты машину ведёшь, я пиво пью.
К вечеру мы уже колесили по городу, заезжая на стройобъекты, наставляя рабочих, а потом Батор высадил меня у юрты, наказав подождать. Сам он поехал за мотоциклом, ведь что за встреча байкеров без мотоцикла? Едва начало темнеть, я оказался в хорошем ресторане. Как он называется? Ну тут же без вариантов – Чингиз! В баре уже сидел былой фашист, но в национальной одежде.
Под хорошую беседу выпили мы примерно по два литра «Чингиза» на одно лицо. Учитывая мой литр, который я выпил в машине, достаточно. Я стал подумывать о необходимости свалить домой, но Батор меня постоянно удерживал.
– Подожди, сейчас и другие подойдут.
Постепенно наш стол заполнялся всё более солидными байкерами. Последний пришедший, выпив пива, заявил:
– А теперь и по водке!
На столе появилась большая бутылка «Чингиза».
– Не, я не буду! Я уже пива выпил, – я провёл рукой по горлу, на что получил очень ёмкий ответ:
– Вы же нас научили пить водку. Как говорил ваш писатель «вы в ответе за тех, кого приручили».
Аргумент железный. И писатель, к слову, не наш. От неожиданности я тормознулся, но продолжал упорствовать.
– Без закуски не буду. Водку надо закусывать.
– Сейчас всё будет, – главный подозвал молоденькую официантку. Та покивала и секунду спустя на столе появился свежий огурец в количестве одной штуки и горячие салфетки.
– Это закуска?!
– Конечно!
– А салфетки зачем?
– Лицо вытирать.
Сидели мы долго. Я незаметно выливал водку в кактус за спиной. Выпили одну бутылку, вторую, ещё пива…. Молоденькую официантку усадили ко мне на колени. Монголы курили, стоя у карты походов Чингиза и расспрашивали меня о Владивостоке, качая головами и спрашивая меня – отчего Чингиз не дошёл туда. Меня же, увидевшего просторы Монголии воочию, интересовало другое: как, не имея сотового телефона, телевидения и интернета Чингиз сумел собрать армию, которая завоевала мир?! Сегодня бы он на Чингизфоруме темку разместил «идём на войну», а тогда как?! Говорили о дружбе. Забились на утренние покатушки по городу. Предлагали девочку в номер. Когда я отказался, предложили ещё раз. Отказался, меня девушка на границе ждёт. Подождёт твоя русская, отвечали мне пьяные монгольские друзья, давай монгольскую девочку тебе закажем. Дарили друг другу подарки.