Пыльные солнца Волны
Уехали из ресторана ночью. К чести моих пьяных друзей, с меня не взяли ни тугрика. Я насильно впихивал деньги монголам, но они наотрез отказывались их брать. А ведь бухну́ли на очень нехилую сумму, несколько тысяч тугриков (да и рублей тоже). Я думаю, около шести штук в рублях просадили, и это ведь без закуски. От ресторана мне подарили пивной набор, очевидно за то, что выпили колоссальное количество спиртного. Были ночные покатушки по городу. Я сидел вторым номером, пил пиво, в другой руке сжимая пакет с подарками.
Добравшись в гостиницу, был удивлён присутствием там ещё одного монгольского друга – байкера. Каждый монгольский байкер теперь знает, где я живу? Тот просидел у меня ещё с час, заказав на ресепшене за мой счёт два пива. Опять говорили о разном, но еле-еле.
– Может всё-таки девочку?
– Нет, спасибо. Давай иди спать, Амра. Ты сегодня много выпил. Транслейтер уже не помогает.
Мой мозг действительно устал напрягаться и выискивать чужие слова. Я уже почти не понимал монгола. Хотелось русской речи и женского плеча. Но на плече у меня плакал монгол. Да что ж это такое?
– Тогда я поехал домой. Слушай, у тебя не будет мне на такси?
– Бери, сколько надо.
Мой друг выгреб у меня штуку тугриков и отбыл, ещё раз напомнив про утренние покатушки.
Ага, вы проснитесь вначале. Я-то, перед тем как на пьянку идти мяса нажрался столько, что рукой утрамбовывал. А вы все после работы под один огурчик на семерых полресторана выпили. Закуска – всему голова. Водка вторична. Ну и выливать её тоже уметь надо мимо плеча.
…На перевале я съехал с дороги в лесостепь и посреди сосен остановил мотоцикл. Времени до вечера ещё много, буду спать. Надо приехать под конец её смены. Под соснами шумит ветер, прохладно. Здесь, под тенью сосен растёт шиповник, мышиный горошек и дикий лук. Качаются ветки, вместе с ними качается солнце. Комаров нет, мешают только мелкие мухи. Оказалось, что мухи немного кусаются, пришлось накрыться курткой.
Время ехать. Перед Алтанбулаком, не доезжая 69 км есть прекрасная речка Ере-Гол. Её упоминают все интернетчики. Вода здесь чистая и красивый песок. Съезжать к ней лучше со стороны Дархана, направо. Единственный минус – нет тени. Там где тень есть, съезд затруднителен, а баз тени что за отдых? Подумав, купаться расхотелось.
Монгольский погранпереход был закрыт, в очереди томились десятка полтора автомобилей. Я встал в очередь. Шедший по улице бомжеватого вида монгол, увидев меня замахал руками в сторону границы:
– Эй, орос! Ехай! Нээлттэй!
С чего он решил что я орос? По Золотой звезде Героя Советского Союза и по парашюту за спиной?
Но тоже же самое мне советовал и Женя Оппозит: никого не жди, смело вали вперед.
Я проехал между машин прямо к воротам.
– Эй, сова, открывай, медведь пришёл! – позвал монгольскую таможенницу. Всё равно русский не учила. – Зурууд гарч болох уу? (разрешите пройти). Домой еду, к девушке.
Она удивлённо посмотрела на меня, позвала пограничника, и он открыл мне ворота.
На монгольской таможне в очереди к металлоискателю, который я снова обошел, увидел молодых парня и девушку с рюкзаками. Автостопщики. Прошли через Турцию до Монголии. Их лица сияли.
– Как вам Монголия?
– Прекрасно! – в один голос выпалили они.
Вот и скажи что потом. Сколько людей, столько и мнений. Про какую-то девственную природу бормочут, про свободу и воздух. С ароматами павших лошадей, ага. Но отчего-то показалось что они просто рады, наконец, вернуться на Родину.
Таможенник спросил про синюю бумажку.
– Цаас?
– Что?
– Цэнхэр цаас?
– А-а, нету! Угуй нахер9!
За отсутствие этой бумажки типа штраф, то ли штука рублей, то ли больше. Я отмахнулся, на Родину я еду, понятно? Меня там девушка ждёт. Сами не заполняли на въезде, хрен ли теперь спрашивать? Монгол для приличия подумал, поставил штамп, и я поехал в Россию. Тридцать метров.
Родина! Это непередаваемо. Вроде и асфальт тот же, и воздух, и деревья, но накатывает, до влаги из глаз.
На границе стояла она.
– Вы уже вернулись? И не забыли меня? – в глазах плеснулось радостное удивление.
– Я же вам обещал. Как насчёт вечера? И где здесь можно остановиться?
– Оставьте телефон, Илья Вячеславович, я позвоню после смены.
Она быстро записала мой телефон на бланке. – А остановитесь…, – подумав, она назвала адрес.
– Сух-Баатар, сайхан, баярлалаа.
Она рассмеялась серебристыми колокольчиками.
– Хватит, ты уже в России! Я заеду за тобой!
Едва я добрался до зоны таможенного досмотра, как холодный пот потёк по спине. А вдруг я не тот телефон дал? А вдруг она не так записала? А вдруг она его потеряет?
Тут же запищал телефон. СМС от неё!
Так мы и провёли время, пока не подошла моя очередь на досмотр, около часа перекидываясь СМСками.
– Вы говорите по-русски? – не очень уверенно спросила меня ещё одна красивая таможенница.
– За, би орос. То есть да, я же русский, конечно говорю.
– А я подумала, вы иностранец. Простите. Давайте талон, проезжайте.
– И всё? – удивился я.
– Ну вы же ничего такого не везёте?
– Нет, конечно. Давайте хоть открою кофры.
Вот и всё прохождение таможни.
Приняв душ, переодевшись в свежую джерси и отведав добрую порцию харш-уула, жить стало совсем хорошо, а сердце забилось, как в повороте на 160км/ч. Наступал вечер, который быстро перешёл в ночь.
Город Кяхта, по-монгольски Хиагт, раньше назывался Троицкосавск, основан очень давно, вроде как в 1727 году, гораздо старше Хабаровска. На гербе Троицкосавска должен был быть изображён тигр с соболем во рту. Но при описании вкралась ошибка, в 1800-х годах в Санкт-Петербурге плохо представляли слово «тигр», и было написано «бабр», его и нарисовали. Комично получилось. Зверь в ластах держит во рту соболя.
Напомню эпизод из «Солдата Чонкина» Войновича, только своими словами, книги под рукой нет. Типа «в графе национальность Моисею Соломоновичу вместо «иудей» написали «индей», решив, что такой нации, как иудей не существует. Начальник паспортного стола поморщился, типа что за слово «индей», и исправил на «индеец».
Сейчас тут около 20 тысяч жителей, правда половина военнослужащие. Но численность населения стабильна вот уже почти пятьдесят лет. До революции проживало 10 тысяч, что по меркам Дальнего Востока и начала прошлого века прилично.
А раньше это был крупнейший торговый узел, была своя ткацкая фабрика. Как писал немецкий востоковед Генрих-Юлий Клапрот: «Построением Кяхты совершенно достигли предположенной цели, но при Цурухайту на реке Аргуни, напротив того, нельзя было завести торгового места. Сие произошло не от каких-либо упущений, но положение той страны не имело удобства Кяхты, куда Русские товары привозятся водою, не доезжая только 6 верст, а именно по Селенге до деревни Усть-Кяхты, на ручье того же имени, имеющем источники свои в северной стороне Кяхтинских высот. Дорога в Цурухайту идет, напротив того, по диким горам и весьма затруднительна. По сей причине китайцы не привозили туда никогда многих товаров».
Город был очень богат, в церквях стояли хрустальные колонны. Опять же, со слов Клапрота «Императрица Екатерина, Указом oт Августа 1762 года, повелела прекратить отправление всех казенных караванов в Китай, и на Кяхте предоставила всю торговлю частным людям, которая от того весьма возвысилась».
Значение Кяхтинского чайного пути упало с постройкой КВЖД, товар пошёл поездами, а торговля в Кяхте переориентировалась на Монголию.
Две старинные церкви сейчас восстановлены, одна пока закрыта. Крыша у неё крыта медными листами, архитектура поразительна. Должно быть при жизни это было величественно.
Кяхта всегда была восточными воротами России, здесь проходил «Великий чайный путь». Купцы ворочали миллионами денег. В музей попасть не удалось, он был закрыт по непонятной причине. Жаль, это один из старейших музеев в Сибири и на Дальнем Востоке, он основан в 1890 г. Зато осмотрел старинные торговые ряды, эдакий «Пассаж» с колоннами, и множество старинных домов.
Моя провожатая, как и многие жители Кяхты, хорошо знала историю родного города. Здесь всплыла даже фамилия Казагранди.
Казагранди Николай Николаевич родился в Кяхте. Полковник, как характеризовали его большевики – зверь, тоже сложил свою голову в Гражданскую, за свой мир степей. Кто определит, чей мир был лучше? Полковник видел его по-своему, и за него вёл людей на Иркутск. Иркутск он не взял, и голова слетела, срубленная шашкой барона Унгерна. По другим сведениям он просто был расстрелян прапорщиком за неисполнение приказа барона. Да и не мог он, полковник от инфантерии, взять Иркутск с 600-сабельным отрядом.
Барон тоже не смог взять Кяхту. Почему – непонятно, ведь владея высотой «1600» две трёхдюймовки раскатали бы город в блин. Может красные первые заняли высоту? Что-то я сомневаюсь, тамошний отряд не понимал в тактике. Половина, увидев Унгерна, сбежала в Верхнеудинск, остатки тоже хотели смотаться, да не успели. Барон не хотел раскатывать Кяхту, он надеялся на помощь купцов и казаков, на деньги и продовольствие. Бой шёл по долине. Но почему он, побеждавший с 800 саблями 18 тысячное войско, почему он тогда с 1600 саблями не смог осилить 650 красных и 800 неумелых монголов Сухэ-Батора? Он устал и разуверился в счастливом исходе. Монголия уже была потеряна, и Россия не приняла его.
В Гражданскую в городе сделали временную тюрьму для отступников Урала и Забайкалья. Я побывал рядом с этими зданиями красного кирпича. К 1920 году в тюрьме было произведено массовое уничтожение заключённых, которую назвали Троицкосавской трагедией. С тех пор на сопке над Кяхтой построен памятник погибшим. Современная молодёжь, склонная к упрощениям и сокращениям, теперь называет её просто, «1600», по числу убитых.
Облик старины Кяхта не потеряла, только обилие автомобилей немного портило картину. Здесь были Пржевальский, Потанин, Паллас, и куча других исследователей Центральной Азии. Сохранился и музей непонятного человека Сухэ-Батора, за ним присматривает женщина, которая живёт этажом выше в доме, где национальный герой тайно писал в Москву о помощи. Здесь в Гражданскую были убиты тысячи людей, здесь степь дрожала от топота копыт, и из-под клинков, озарённых революцией, текли реки крови, которые стекали в речку Кяхту.
…Ночь обнимала нас тёплыми крыльями. Мы стояли под чёрным небом. Ветер теребил её волосы.
– Кяхта – по-нашему – полынь. Горечь степей. Но ты те грусти.
– Дождь будет.
– Здесь никогда не бывает луж, – тихо сказала она. – Всё уходит в песок. Вода, жизнь, время….
– Да…, – я вздрогнул, вспомнив слова монгола из таверны, поднял горсть песка, и он просочился сквозь пальцы, не оставив следа. Неужели проникновение культур так велико?
– Так и ты, и я, мы простимся, и ничего не останется здесь.
– Должна остаться любовь….
– Она останется….
На щёку упали первые капли.
– Ты уезжай завтра. Уезжай, слышишь? Ты опоздал, опоздал всего немного, на пару лет, и ничего уже не сделать. Я ничего сделать не могу, я останусь тут.
– Но….
– Нет.
Утром я мрачно постоял на заправке и завёл мотор. Вперёд!
На последнем перевале я остановился. Позади была Кяхта. Смахнув слёзы, я нагнулся с седла, зачерпнув горсть песка. Он стёк с руки, как вода.
– Здесь никогда не бывает луж, – вспомнил я её слова, – всё пройдёт. Езжай с богом!
По степи гулял дождь. Что мне делать?! А что тут сделаешь, я опоздал! Куда теперь повернуть коня, вправо, влево? С кем разделить свою боль оттого, что лишь нашёл и уже потерял? Я ещё не знал, что с Запада идёт иная печаль, она уже совсем рядом, и мне снова предстоит выбирать между желанием и честью. Я стоял на развилке трёх дорог. Меня ждала Жанна.
Жанна, чужая любовь
…Жанна – это затерянный кусок равнины между Ерофеем и Амазаром, поросшие соснами сопки, небольшая речка с одноимённым названием и магистраль, разрезавшая тайгу пополам. Жанна – это тропическая жара днём и арктические морозы ночью, это земляника и брусника на склонах сопок, это пылающий на губах вечерний поцелуй, который невозможно забыть. «Жанна из тех королев, что любят роскошь и ночь»….
История Жанны началась со смерти «Скута» Барсукова. Тогда он, возвращаясь с фестиваля «На краю земли», немного не доехал до Могочи, а остановился на ночлег в знакомом придорожном кафе, в котором уже был, проезжая на восток. Его убили, как и положено в диких местах, из-за двух-трех рублей и сомнительного права обладанием мопедом. Народ пошумел немного, были организованы поиски тела. Тогда ещё на Дальнем Востоке жил Бонифаций, работавший в органах, который собственно и нашёл убийц.
Потом история стала забываться. Мало ли народа гибнет на дорогах! Никто из нас, простых мотоциклистов, не предполагал, что в Москве это дело станет резонансным, и в 2012 году мотоклуб «Vulcans MCC» под непосредственным руководством Сан Саныча, бывшего военного, проведет первый мотопробег-эстафету под названием «Волна Памяти». Вместе с клубными, в организации приняли участие и свободные райдеры – Зотов организовал колонну московских скутеристов, Ольга Хэл, как дизайнер, помогла в разработке знака Волны, сайта, памятной атрибутики. Акция задумывалась как разовая, дел у клубов много! Первый блин не прошел комом, многие вспоминают первую Волну с теплотой.
В 2013 году за «Волну Памяти» взялись трое: Зотов, Хэл и Ювелир, провели её самостоятельно, народу, по крайней мере, на Дальнем Востоке понравилось. Стала вырисовываться идея единения мототуристов и поминания не столько Скута, сколько всех погибших на дорогах. Два потока с Востока и Запада должны были встречаться в Жанне, у памятника. Согласно программе, Волна давала возможность людям без опаски путешествовать по всей стране. В 2013 году Волна стала более организованной и массовой, хотя и не до конца продуманной, а в 2014 Олег Зотов, единственный организатор, решил не особо мудрствуя, объявить Волну пробегом одиночек со встречей на Байкале и дальнейшего движения до Жанны. Это не принесло особых плодов, поскольку дело, пущенное на самотёк, пусть и не умерло, но и не раскрутилось. Не хватало руководителя и координатора проекта. Волна прошла, почти не развалившись, но как-то грустно и неорганизованно. С Запада был один человек – Волна «обмелела».
В 2015 малоизвестная на Дальнем Востоке Ольга Хэл и еще менее известный Паша Ювелир решили провести пробег своими силами, опираясь на помощь разных мотоклубов России, форум «Беспечный ездок» и фрирайдеров. И им это удалось! В Москве никто не предполагал, что найдётся человек, кого эта история зацепит ещё более, а у этого человека окажется другой человек, человек со стратегическим мышлением и абсолютно неуёмным стремлением совершать невыполнимое, пусть и себе в убыток, ради ближнего.
Я был на трех Волнах, и вижу, как стала выстраиваться Система. Не все это понимают и принимают, так же как и Ольгу, руководителя проекта. Мол, баба мужиков ведёт! Байкеров! Но, тем не менее, пробег состоялся. И исполнилась мечта Сани Дэвила, построить на Жанне беседку. Вот такая краткая предыстория.
А пока я остановился на развилке. Вправо – моя дорогая Могоча, прямо клуб «Оппозит», где меня ждут, влево – Утулик, фестиваль Байкальский Берег и встреча двух Волн. Куда мне? Я страстно желал попасть в Могочу, чтобы за бутылкой водки поделиться с могочинскими друзьями своей грустью от поездки по Монголии, потом поехать в Жанну, и пожить там да прихода Волны, с пользой проведя время, подготовив камни и площадку для беседки. Но?
Глаза прошлись по приборной панели и остановились на часах. Валера с колонной должны быть ещё на трассе, я вполне их догоню. А зачем? Увидеть Валеру и поплакаться в жилетку ему? Потом что? Фестиваль мне малоинтересен. Утулик тоже. Байкал? Нет.
Устав от внутреннего диалога, я прикрыл глаза. Будь, что будет.
Вероятно, в этот момент что-то сместилось в запредельном пространстве, и моя рука повернула руль влево. Выбор был сделан не мной.
…Чёрный камень лежит, весь поросший травой,
Три пути сторожит, и один из них твой….
То ли сон, то ли бред, то ли мрак, то ли свет,
И приходится вновь дать кому-то ответ:
Чей ты друг, чей ты враг, тот что лес пересёк,
Или ты просто так, и не то и не сё,
И куда твоя стёжка направится,
Чем закончится сказка твоя?
Поцелуем ли спящей красавицы,
или пиршеством воронья?10
Впоследствии я не раз вспоминал ту развилку. Два сантиметра вправо, и история бы получилась совсем иной. Чёрт бы побрал этот выбор вместе со спящей красавицей Хельгой в хрустальном гробу!
«Европа» рванулась вперёд. Над долиной Селенги разворачивался грозовой фронт. Молнии полосовали небо, словно говоря: – остановись! Куда ты едешь, безумец! Дул шквальный ветер, останавливая меня.
…Но торопится конь, кровь свою горяча,
И сжимает ладонь рукоятку меча….
Лес стоит как беда, что сказать мне ему?
Я ответил бы, да кабы знать самому….
…Триста километров дороги оказались даже хуже монгольских. Но того, кто прошёл по Монголии, не остановят русские ремонты! В одном месте, вырванная с корнем, прямо передо мной упала берёза, полностью перегородив трассу. Я проехал по макушке, поскольку съезжать на мокрую наклонную обочину было смерти подобно. А ведь знак-то был очередной! Но не в моих привычках останавливаться на полдороге. Всё равно дойду! Как говорят в Монголии: Хийвэл буу ай, айвал буу хий! Примерный эквивалент русской пословицы «Если делаешь, не бойся, если боишься, не делай».
Пролетая последний придорожный ресторанчик, за стоящими фурами краем глаза я узрел мотоцикл с флагштоком. Волна! И я развернулся. На пороге ресторанчика стоял Димка Реббе.
– Эй, Док, – закричал он в раскрытую дверь. – Смотри, кто приехал!
Из дверей показался Валера.
– А, здорово Клифф! Как, что, откуда?
– Из Монголии.
– Всё в порядке? – он посмотрел на моё убитое горем лицо.
– Почти.
Я упал на широкую грудь Валеры, прижавшись к его колючей щеке.
– Что случилось?
И я рассказал ему про Кяхту.
– Эх, Илюха. Седина в бороду, бес в ребро. Забудь. Это лишь пыль дорог. Останутся одни приятные воспоминания, а то лишь эпизод. Поехали!
По приезду в Утулик у меня было одно желание – напиться. Какое впрочем, было и у всех приехавших, что мы и сделали, на коленке раздавив литровый пузырёк. Я потихоньку стал осознавать реальность и воспринимать лица Восточной Волны. Помимо Дока здесь был представитель Находки Дэн, Андрей ZZR с прошлогодней Волны, Андрей из Благовещенска на Африке.
Дэн парень молодой, но очень серьёзный, во всём черном, с колючими глазами следователя. Я постоянно удивляюсь, откуда Приморье берёт таких серьёзных молодых? Мало того, где Приморье берёт таких, которые умеют так ездить?! Дэн профессионально, просто умопомрачительно нарезал при мне восьмёрки на своём тяжёлом мотоцикле. Подобное владение мотом я видел только у американских спортсменов.
Андрей из Благи, хоть и рождённый в СССР, показался мужиком с хитрецой. От Союза у него в голове остались куча знаний и умений. Был также представитель Тынды, представитель Иркутска и ещё один, то ли с Ангарска, то ли Иркутска. Один из Иркутска Игорь, на Африке, другой на СВ400, Андрей. Ольга тут поправила – Игорь из Ангарска, Андрей из Иркутска, но я же не специально указываю, откуда Андрей СВ. Как он не раз подчёркивал, он – человек мира. Андрей СВ удивил не по возрасту хозяйственным взглядом на путешествия. У него с собой было всё, даже домкрат!
С Андреем ZZR мы поздоровались особо. Мы участники прошлой Волны, мы прошли вместе многие тысячи. Первым делом я осмотрел колёса ZZR. Эх, Андрюха, снова у тебя колёса лысые! Не лопнули бы на обратной дороге!
После я немного пошарахался по базе и лёг спать.
Утром, бродя по лагерю, я увидел Валеру, разговаривающего с прелестной молодой женщиной, кои иногда появляются на байкерских фестивалях. Нет, девушек на фестах достаточно, однако они большей частью либо не в меру экзальтированны, либо чересчур самостоятельны. В этой же чувствовалась какая-то иная красота, красота внутренняя и сильная, отличная от других. Что с того? Опыт всегда напоминает, что любая красивая женщина уже замужем, а если ещё нет, то она ярая феминистка.
Что поделать, опыт – это старость. Старость – когда ты выходишь утром из дома и видишь засыпанный белым пушистым снегом город. Восторг заполняет душу от чистоты и радости мира, в котором ты оказался. Но старость влезает в разговор, строго замечая:
– На улице +3. Под этой белой радостью вода, мокрые ноги, испорченные ботинки и возможен насморк.
Потому я не склонен бегать за каждой красивой юбкой, тем более влезать в чужие разговоры, и собирался пройти мимо, но Валера окликнул меня.
– Эй, Клифф, иди к нам! Познакомься, это Ольга.
Пришлось подойти. Ольга и Ольга, будет ещё одна из многочисленных разовых дорожно-фестивальных знакомых. Не поднимая глаз, я поздоровался.
– А, очень приятно, Илья Клифф.
– Это Ольга Хэл.
И тут я поднял глаза на уровень её глаз.
Глаза – зеркало души, это правда. Такие, как у Ольги, встречаются раз или два за нашу жизнь, и мои мысли споткнулись. Неглубокие, не такие, чтобы в них можно было утонуть, глаза Ольги были похожи на первые весенние лужицы талой воды. В них, словно в голубом тумане, бродили тени чужих облаков, и плескалось неуместное мартовское солнце. Это солнце просто выливалось потоками добра и счастья на тебя.
– Э, э, вы очень солнечный человек, – сказал я, – Не такая, как на фотографии. Я представлял Вас совсем иной.
– Спасибо, – Ольга наклонила голову, и по плечам рассыпались светлые волосы, – но разве? Я на фото такая же вроде?
– Нет. Фото не может передать ваше сияние.
Мы пошли к Байкалу. Валера снова заговорил о Волне.
Воспользовавшись паузой, я задумался над происходящим.
– Опыт, что ты скажешь?
Опыт отчего-то промолчал, ехидно поглядывая на меня из закоулков сознания.
– А Кяхту уже забыл?
– Это лишь пыль дорог, – ответил я словами Дока, за ночь переосмыслив случившееся.
– Ну и выбирайся сам, поганец. Ты же её совсем не знаешь. Кто она, с кем, чья. Ты хоть видишь, что она улыбается всем?
– «Нет, только тебе»… – вклинилась в диалог песня.
– «Но как-то не взаправду и очень издалека. Её утро – наш вечер, на метро пятак, это ей „Волна“ работа, а людям бардак»…. – переиначил опыт. – Слышь, а ты не думаешь, что голубой туман скрывает в себе свет электросварки? Он ведь и сжечь может.
– У меня маска есть, – отмахнулся я от себя.
По словам Ольги, Волна с Запада пришла ночью. Причиной стала поломка Голды, точнее её генератора. Голду тащили на двух сменных аккумуляторах. Добавил, а вернее уменьшил скорость колонны и Култукский перевал, где недавно положили асфальт и отсутствовала разметка. В темноте это очень нехорошо. Поговорить с Ольгой толком не получилось, она всё время куда-то рвалась, исчезала и появлялась вновь. Я, конечно, понимаю что такое руководство, однако такое ощущение, что все хотели Ольгу видеть, загружать, но ничего делать сами не желали, и это было странно. А может люди не разделяли идей Ольги? Лучше пива попить, лучше ехать далеко, зачем загружаться некими идеями?
– Сейчас, я к Голде пойду.
Сияющий луч синих глаз в мою сторону.
– Надо электрика найти. Эта Голда, на которой я ехала.
Не вопрос, электриков здесь море, я могу найти. А разве это проблема, которую должна решать женщина?
– Найти?
– Да, да, найди пожалуйста. А то Миша нервничает.
– Миша?
– Это пилот Голды. Зовётся Папулесом. Ему 63 года, он очень опытный путешественник. Всю Европу прошёл. Здесь он впервые, ему очень тяжело.
Снова сияющий синий луч.
Пошли к «Оппозиту». Дядя Саша у них самый лучший электрик в округе, к несчастью, я его в лицо не знал, потому пришлось искать среди уже выпивших «оппозитчиков» Женю Чемпиона, чтобы он ткнул в Сашу пальцем. Долгая история. Найдя электрика Сашу, подошли к Голде. Вишнёвая 1800. Рядом мужик, хотя пожамканый, но холеный.
– Ну что мне никто мотоцикл не может сделать? – восклицал он. – Что, никто генератор открутить мне не может? Ну разобрали бы и сказали, что надо. Далеко тут до сервиса «Голды»?
Я пожал плечами. Мажор какой-то. Разберите ему, скажите. А сам что? Но Ольга просительно смотрела на меня.
– Вот тебе электрик, он посмотрит. Он лучший от Улановки до Иркутска.
Дядя Саша обернулся на меня.
– Так уж и лучший. Просто мне, наверное, везёт.
Саша достал тестер и склонился над генератором. Миша, как ни в чём ни бывало, не обращая внимания на электрика, продолжил вещать на публику:
– Вот приезжаю я в Крым. Несколько тысяч за сутки прошёл. Уже темно, и у меня сил нет. Надо мотоцикл ставить….