– Вот потому я и обратился к тебе, почтенный Тотрес.
– Ты не слышал, что совсем недавно заявила Яхх? Нет? Она сказала, что Яхмос[20 - Яхмос – в переводе означает «Ях родил его».] не дитя фараона Секененра, а дитя самого лунного бога Яха. И она не зря дала сыну такое имя. И после этого ты думаешь, что она просто так позволит дочери купца, даже такого почтенного как ты, стать царицей?
– Но мы с тобой можем многое изменить в этой жизни, почтенный Тотрес.
– Я не желаю рисковать, почтенный Дагон. Зачем это мне? Пойти на такое – поссориться с царицей-матерью. А мне этого не нужно.
– Тогда я расскажу кое-что тебе, – Дагон стал серьезным. – Ты пребываешь в тени Потифера. Что ты есть без него, Тотрес? Я купец и имею торговые лавки и склады в Верхнем и Нижнем Египте, в Сирии и Финикии. Лишись я сегодня расположения фараона, я смогу с небольшими потерями покинуть юг Египта. А что будет с тобой, если не то, что фараон, а Потифер разгневается на тебя?
– Да спасут меня боги от такого.
– Я предлагаю тебе спасение, Тотрес.
– Но не могу же я заставить фараона Яхмоса жениться на твоей дочери, Дагон!
– А этого и не нужно, почтенный Тотрес. Моя дочь все сделает сама.
– Но тогда что нужно от меня?
– Пусть Атлу станут принимать при дворе. Я хоть и богат, но не приближен к избранному кругу Яхмоса. Ты способен это устроить.
– Хорошо, я подумаю, что можно сделать, Дагон.
Тотрес еще немного побыл, отдал должное вину, и ушел из дома купца…
***
Дагон поднялся в комнату своей дочери. Атла с помощью двух рабынь занималась своей внешностью.
– Я с радостной вестью, дочь моя.
– Ты говорил с писцом княгини?
– Она уже не княгиня, а царица-мать, Атла. Не стоит тебе забывать этого. Ибо при дворе таких ошибок не прощают.
– А меня разве уже позвали ко двору?
– Нет пока. Но скоро, – Дагон сделал многозначительную паузу и продолжил. – Скоро позовут.
– Писец обещал?
– Сказал, что подумает, но он уже принял решение. Я прочел его в его глазах.
Рабыни из Нубии присутствовали при разговоре, но ни отец, ни дочь их не опасались. Они ни слова не понимали на финикийском наречии, на котором общались Дагон и Атла.
– А что твои люди в Аваре, отец?
– Царь Хамуду плохой правитель для народа гиксов. Вот принц Тети был бы отличным царем.
– Но он умер, отец.
– Жаль. А ты могла стать его царицей. Ты могла повелевать землями от Саиса до Фаюма!
– Но этого не произошло, отец. Тети мертв. И он может быть царем разве что в стране усопших.
– Потому ставить на гиксов я больше не хочу, дочь моя.
– Ты уверен, что они проиграют?
– Это всего лишь дело времени.
– Сделаешь ставку на Яхмоса?
– Я поставлю не на Яхмоса, но на великую княгиню Яхх. И для начала я заказал у лучших ювелиров драгоценности для подарка царице.
– Примет ли она дар от купца?
– А почему нет? Я слишком известен в Фивах.
Атла не стала ничего говорить отцу. Те, кто стоит над ней, способны повернуть её судьбу так, как будет угодно им.
***
Большая серебряная чаша до краев наполнена черной водой. Внутри находилась тьма и в черном «зеркале» отражалось лишь лицо того, кто наполнил чашу. Но всего лишь капля золотистой жидкости из стеклянного финикийского флакона одернула завесу «тумана».
Женщина увидела в отражении то, что хотела увидеть. Все сбылось. Он вернулся в Фивы! Бывший царский воин и шпион Эбана снова был здесь. И она могла начать свою игру.
«Пусть Атла снова завладеет его помыслами. Пусть он снова пожелает Атлу. Пусть он забудет настоящее и вспомнит прошлое. Пусть прошлое заставит его вернуться»…
***
Фивы. Встреча старых друзей.
Эбана, в прошлом офицер армии фараона Камоса, завернувшись в плащ воина-маджая, прогуливался в толпе подле Большого храма Амона и осмотрел строящиеся здания.
Люди таскали камни и слышались окрики надсмотрщиков за работами:
– Куда ты ставишь камень? Боги отняли у тебя разум! Это здание для его святейшества фараона, да живет он вечно!
Город рос с того времени, как стал городом фараона. Вельможи строили дома-дворцы, возводились новые храмы Амона-Ра, расширялись торговые ряды, и количество купцов увеличивалось.
Эбане интересно наблюдать за строительством, но он увидел отряд воинов, который промаршировал мимо. Среди них узнал своего знакомого. Сам обучал этого парня еще при царе Камосе. Конечно, он тогда служил начальником недолго, и воин мог его забыть, но кто знает? Рисковать Эбана не желал. Да и брат не советовал ему высовываться.
Он ушел по боковой улице к рыночной площади, и вышел к кварталу горшечников. Именно там назначена встреча со старым другом.
Небольшие домики с плоскими крышами, расписанные сценами из жизни гончаров. Лавки, на которых сушились новые горшки, и люди, которые выбирали товар для продажи.
– Это слишком дорого! – громко заявил толстый купец. – Как мне потом продавать это в моей лавке?
