Летаргия 3. Пробуждение
Фима не был так уверен.
Мама! Она, наверное, ищет его повсюду! Скорее, нужно бежать к машине, нужно сказать ей, что с ним всё в порядке. А может она не дождалась его и уехала? Как же глупо было залечь тут спать, посреди вольера!
Фима выскочил на улицу, через большие ворота и оказался внутри наружного загона, ограждённого забором. На песке остались отпечатки копыт жирафа, но сам зверь таинственным образом исчез. Мальчик огляделся и заметил сломанную у самой стены ограду, по ней словно прошлись катком – прутья искорёжило, стальная сетка разорвалась.
Он осторожно перелез через неё, и снова оказался на дорожке, тянущейся вдоль пруда.
При свете дня, зоопарк не выглядел так зловеще, как вчера. Но что-то в нём всё ещё тревожило Фиму. Тишина – вот что.
Ведь если даже ты приходишь сюда зимой, обязательно запоёт какая-нибудь птица или зарычит зверь.
Парковые дорожки тоже пустовали.
Наверное, ещё рано и зоопарк не открылся. Фима нахмурился. Его никто не обнаружил в открытом вольере жирафа. Зоопарк пуст, в нём никого из служащих. Звери предоставлены сами себе!
Мальчик прошёл вдоль клеток. Большинство из них пустовали. Скорее всего животные спали в тёплых отсеках. Зимой – это вполне нормально: многие млекопитающие ведь впадают в спячку. Но всё же пустовавших клеток было чересчур много, а в некоторых он видел свернувшихся клубком животных. Они выглядели почти как мертвые, но всё же их шерсть на спине равномерно двигалась – они редко, но дышали.
«Барсук, бурый мишка, сурок впадают в спячку» – вспоминал Фима кое-как кое-какие уроки из начальной и средней школы. – «Но почему спит волк, лось и заяц? Почему спит амурский тигр?».
Его внимание привлёк знакомый едкий запах. Но Фима слишком поздно сообразил, что вновь оказался возле клетки с каким-то мёртвым животным. Пятнистая рыжая туша, с разорванными внутренностями, лежала посередине клетки и выглядела жутко. Но ещё страшнее выглядела морда зверя, глазеющего на него через прутья. Так вот, кто на него вчера рычал!
– Гиена, – пробормотал мальчик, переводя взгляд с чёрных глаз хищника на труп на полу. – Съел своего соседа?
Зверь потянул чёрным носом, почесал задней лапой шерстистую холку и широко зевнул, демонстрируя жёлтые острые клыки.
– И почему же ты не уснул? – спросил Фима, ему хотелось протянуть руку и погладить гиену. Она не выглядела такой уж страшной при свете дня. Но ему хватило ума этого не делать.
– Поешь, – чётко и монотонно произнёс голос в его голове.
– О нет, опять ты?! – вскрикнул мальчик, и гиена нервно мотнула головой.
– Живое. Ешь.
– Что мне есть? Падаль? Да что тебе вообще от меня…
Фима осёкся и не договорил, потому что мир в его глазах сделался лиловым. Теперь перед ним стоял не зверь, а оболочка, через которую просвечивало сердце с ветвистым деревом вен. Сердце животного забилось чаще, прямо у мальчика на глазах и энергия живая, чистая энергия побежала по сосудам.
Жажда, голод, неизвестно откуда взявшиеся, застали Фиму врасплох. Его рот наполнился слюной, глаза выпучились, ноздри расширились.
– Иди сюда, пёсик, – проворковал мальчик, не особенно задумываясь, что учёные относят гиен к кошкообразным.
– Хорошо, – сказал голос в его голове. – Хорошо. Человек. Правильно. Человек. Замани. Поиграй.
– Иди сюда, – повторил Фима, не веря в то, что протягивает через прутья свою пухлую руку. – Давай-давай, собачка.
Гиена навострила уши, шагнула вперёд.
Дети приходили к её клетке не в первый раз. Обычно они шумели, кричали, тыкали пальцем. Но в последнее время все люди куда-то исчезли и наступил голод. И вот, этот странный мальчик, появился неизвестно откуда, зовёт её и тянет в клетку свою розовую лапу.
Гиена сделала ещё шаг.
Запах его тела заинтересовал её. Кто он? Добыча? Детёныш?
– Ну, давай, – произнёс Фима не своим голосом, давясь слюной.
Зверь осторожно понюхал кончики пальцев. Мальчик, всё ещё не веря в то, что это происходит с ним, вцепился в лохматую морду.
Гиена завопила. Чудесная живящая энергия хлынула через ладонь в руку, ударила в голову. В носу защекотало, как от пузырьков колы. Фиме показалось, что он всесилен, что он может разогнуть руками железные прутья решётки.
– Пей. Пей. Пей, – повторял в голове монотонный голос.
Гиена взвизгнула и вырвалась, оставляя в ладони Фимы клок шерсти.
Она попятилась, поджала хвост, припала на задние лапы, то ли от страха, то ли от внезапно навалившегося усилия. Её язык высунулся из пасти, гиена задышала часто, тяжело.
Фима стоял с протянутой рукой, ошеломлённый, наполненный распирающей его силой. Он даже попробовал согнуть прут решётки и тот жалобно заскрипел. Гиена угрожающе зарычала.
– Хватит, – сказал голос. – Мне. Поделись. Мне.
Мальчик запрокинул голову и открыл рот. С ужасом гиена смотрела, как из его горла вырывается целый рой голосов, какофония звуков. Затем глаза человеческого детёныша, горящие лиловым светом, погасли, он опустил голову и обмяк.
Фима очнулся от громкого хохота. Удивлённо поднял голову и увидел зажавшегося в угол хищника. Гиена раскрывала пасть и кричала. Она еле стояла на ногах и её глаза подёрнулись пеленой. Но мальчику показалось, что она издевается над ним.
– Что это было? – спросил он Голос. – Что ты со мной сделал? И что… что с ней?
– Мы. Играли. Я. Ты. Весело. Я с тобой. Немного.
– Кто ты?
Мальчик огляделся, надеясь увидеть за ближайшим поворотом лиловый пузырь, но никого кроме него и гиены в округе не было.
Фима поднялся на ноги. Чувствовал он себя прекрасно. И вместе с тем паршиво, как будто совершил какую-то подлость.
«Мама. Нужно найти маму».
Он быстро пошёл по дорожке, всё ещё слыша, как в затылок ему бьёт истерический жуткий смех.
Следующие несколько часов стали для Фимы самыми ужасными в его недолгой жизни.
Сначала он вернулся к машине, в которой оставил открытым багажник. По всему выходило, что никто сюда не возвращался. Мама провела где-то целую ночь, и если бы он не выбрался, то, наверное, замёрз внутри или умер от голода. Может быть, она соврала, что пошла к яристу?
А может он и вправду был ей не нужен? Ведь она частенько говорила ему «что ты прицепился как клещ?». Клеща вряд ли можно назвать полезным животным…
Всё же мальчик обошёл все ближайшие подъезды. Большинство из них были закрыты на кодовые замки. В других стояла такая темень, что Фима побоялся входить внутрь, да и не хотелось ему обходить все эти тёмные здания. Неизвестно кто мог притаиться в них. А судя по всем играм, в которые играл Фима, там могли прятаться только жуткие создания.
Бродя по опустевшему району, он скоро почувствовал голод и зашёл в ближайший супермаркет. Он ни нашёл там, ни одного посетителя, ни одного продавца.
Фима долго играл в гляделки с камерой видеонаблюдения, но так и не решился ничего взять с полки.
Ещё через десять минут он набрёл на магазинчик, такой засаленный и тесный, что в нём все продукты казались просроченными.
– Эй, – позвал Фима, подходя к прилавку, оклеенному тысячей наклеек от жвачки. – Здесь кто-нибудь есть?
Никого.
Фима зашёл за прилавок и тут же отшатнулся – сразу позади стойки прямо на полу спал смуглый невысокий мужчина со сросшимися на переносице чёрными бровями, скорее всего хозяин магазинчика.
– Вы живой? – дал мальчик петуха. Как же глупо, что он спрашивает об этом.
Мужчина на полу не шевелился. Фима почесал себе шею, живот, локти – всё его тело вдруг начало зудеть. Ему нужно было нащупать у незнакомца пульс или вроде того? Но он сомневался, что сумеет это сделать.
Вместо этого его руки начали искать по карманам смартфон. Сейчас он выйдет отсюда и снова позвонит маме или бабушке. А ещё – немного поиграет – это его всегда успокаивало.
Фима достал смартфон, включил. Прямо на его глазах экран погас, показывая минимальный заряд батареи.
Мальчик сделал ещё шаг вперёд и заметил, что хозяин магазина медленно, но дышит.
Он уснул, как уснула та кассирша у входа в зоопарк. Неужели все они уснули?
Тут его впервые охватила паника, он заметался по магазину, скидывая на пол товары, сам не зная – почему это делает. Просто, наверное, чтобы проверить, что всё это реально, что он сам реален. На пол полетели консервы, бутылки, пакеты с чипсами.
Фима припал спиной к холодильнику, сполз вниз на пятую точку, схватился за волосы и заскулил.
Он сидел на полу и раскачивался вперёд-назад, потом с размаху начал бить себя по щекам, пока они не загорелись огнём и только тогда успокоился.
Весь мир погрузился в сон. Остался он и та гиена в зоопарке. Может быть кто-то ещё. Может его мама или бабушка?
– Нет, они тоже уснули, – произнёс Фима вслух. – Я остался один.
Как в фильме «Я – легенда» с Уилл Смитом или как в тех играх про апокалипсис, в которые любил играть Лёшка Макаров. Фима эти игры не любил, при всей его любви к играм. Он всегда боялся остаться один. Боялся, что вокруг не останется никого кроме заражённых зомби или мутантов.
«Игры, отличаются от реального боя» – сказал ему как-то старший брат Лёшки, отслуживший в армии, когда Фима начал хвастаться своими познаниями в оружие и тактике боя. Мальчик начал спорить, но только теперь понял, что имел в виду Лёшкин брат. Это правда – он не имел ни малейшего представления, что ему делать в этих изменившихся правилах игры. Нет, не игры – реальной жизни, в которой у него нет возможности поставить на паузу или начать заново.
Фима дотянулся до пакета с чипсами, открыл его и отправил пригоршню в рот. Он пожевал их немного, без удовольствия, и проглотил. Странно – ему совсем не хотелось есть, хотя в последний раз он обедал почти сутки назад. Он даже не станет запивать чипсы газировкой, которую так любит. Может быть, впервые за всю жизнь ему не хочется колы!
Мальчик поднялся и обеспокоенно ощупал свой живот. Ему вспомнилась та гиена в зоопарке и то, как он тянул из неё энергию. Страшная мысль пришла ему в голову: может быть монстр в этом городе он сам и у него скоро сгниёт мозг, вывалится язык и отрастут когти?
Фима выбежал на улицу и пошёл, куда глаза глядят. Скоро он заблудился. Ноги, не привыкшие к долгим прогулкам, устали. Иногда, в окнах, в витринах магазинов или в припаркованных машинах, он видел одинокие неподвижные фигуры спящих, а может быть умерших людей. И тогда его стопы, с продольным и поперечным плоскостопием, несли его дальше, вон из этого огромного, бесконечного города. Но самое ужасное, что он теперь издалека отличал спящих и умерших, и к первым его тянуло.
На какой-то старой московской улочке с невысокими домами Фима остановился, услышав странный цокот и хруст.
Больше всего это напоминало шаги какого-то огромного зверя с копытами или динозавра. Эти звуки снова вызвали у Фимы зуд во всём теле и мальчик, вместо того, чтобы спрятаться, застыл и начал почёсывать себя то здесь, то там, как хомяк, который заметил рядом со своей клеткой кошку.
В следующую минуту, из-за поворота на перекрёсток вышло нечто, заставившее Фиму забыть и о конце света и об одиночестве, и о страхе. Он заскулил и недоверчиво помотал головой.
Длинноногий жираф шёл по опустевшему городу. Его копыта разъезжались на заледеневшем тротуаре, из ноздрей валил пар. Жираф вытягивал шею, пытаясь разглядеть что-то за крышами домов. Его печальные чёрные глаза, с пушистыми ресницами, искали в каменных джунглях хотя бы листик акации.
Зверь остановился возле одного из окон с облезшей рамой, заглянул внутрь. На подоконнике ещё зеленел фикус. Полуметровый язык жирафа прошёлся по запотевшему стеклу, оставив влажный след. Мускулистая шея изогнулась, как мокрое полотенце. Кувалдой ударил рогатый лоб. Стекло с треском лопнуло. Осколки посыпались на тротуар, звеня и сверкая на солнце. Жираф, умудряясь не порезаться об острые грани, выдернул цветок, сжевал, опрокинул горшок с землёй. Под его двупалыми копытами похрустывало разбитое стекло.
Зверь жевал медленно, обстоятельно, затем шагнул к следующему окну.
Фима всё ещё не отрывал восторженных глаз от жирафа, но его восхищение быстро сменилось чужим и незнакомым чувством – жаждой охотника. Рот Фимы заполнился слюной, когда его глаза увидели огромный лиловый силуэт – источник необыкновенной силы и энергии.
Даже когда он смотрел на зверя, ему казалось, он впитывает эту мощь, а если удастся подойти и коснуться…
Мальчик пересёк проезжую часть, под ногой хрустнула льдинка. Жираф навострил уши, лениво оглянулся на маленького человека, приближающегося к нему с другой стороны улицы. Его красивые умные глаза закрылись и снова распахнулись, хвост с кистью нервно ударил по пятнистому боку.
– Поиграй с ним, – снова прозвучал в голове голос. Оказывается он был всё это рядом, просто молчал. – Возьми немного. Мне. Себе.
И Фима понял, что хочет взять. Да-да, это было чудесно ещё там, у клетки с гиеной: наполняться чужой силой, чувствовать что тебе никто не страшен. Что ты сам на вершине пирамиды питания, и всё в этом мире служит тебе, развлекает тебя.
– Вкусно, – пробормотал Фима. – Очень вкусно.
Он случайно бросил взгляд на своё отражение в окне и сглотнул – бледное приведенье с горящими глазами и лиловой сеткой проступивших вен. Это он. Неужели он?
Мальчик облизнулся и приготовился к прыжку. Откуда, откуда в нём такая сила? Ведь если он захочет, он приземлиться прямо на спину жирафа, вцепится ему в гриву и начнёт пить!
– Давай! – также монотонно отдал команду голос в голове.
Фима согнул ноги, приготовился к прыжку, но в этот момент жираф испуганно дёрнулся и шагнул в сторону. Всего нескольких широких шагов и он уже оказался в безопасности на перекрёстке, передние ноги разъехались на льду, но зверь устоял и перешёл на бег.
Мальчик глядел ему вслед – фиолетовый огонёк в глазах Фимы медленно погас. Возможно, он видел то, что не видел больше никто из людей: жирафа галопирующего по зимнему городу навстречу собственной смерти.
Всё что происходило с Фимой после, напоминало странный сон, забвение разума.
Вереница улиц сменялась новыми и новыми перекрёстками, дома вырастали до небес и таяли, опустевшие площади и скверы, пролетали мимо, а иной раз казались нескончаемыми.
Мальчик обнаружил в себе нечеловеческую выносливость. Он шёл весь день, не уставая, иногда переходил на бег или совершал сумасшедшие прыжки до второго этажа, приземляясь точно на ноги. Его разум отказывался принимать это за правду, и тогда Фима полностью свыкся с тем, что он в игре. Это было гораздо проще, чем пытаться осознать, что миру конец, а в его голове поселилось чужеродное Нечто, которое звало к себе и превращало его из слабого обрюзгшего подростка в новое непобедимое существо.
Городской ландшафт начал сменяться промышленными постройками, заброшенными гаражами, станциями техобслуживания и шиномонтажа.
Глаза Фимы видели многокилометровые пробки и мерзость запустения. Видел спящих возле будок собак на цепи и птиц валяющихся возле телефонных столбов.
Фима не знал точно, длится ли всё ещё тот день, когда он проснулся в зоопарке, или давно начался другой? Его ноги шли и шли, когда он больше не мог, то ложился прямо на землю и лежал с закрытыми глазами. Спал ли он, или не спал – мальчик тоже не мог сказать. У него обозначилась цель, ориентир – крохотная лиловая капелька перед глазами, напоминавшая соринку, которая указывала путь.
Нужно было всего лишь идти и слушать голос, который уже привычно повторял: «Иди ко мне. Иди. Мы поиграем. Ещё».
Неизвестно когда, неизвестно в каком месте Фима вышел на пустую трассу и побрёл по обочине.
Серые небеса не давали никакого ответа – утро ли сейчас или ранний вечер. Одно Фима мог знать точно: он понемногу забывал лицо мамы. Голос бабушки и отца, он забыл ещё раньше. Но с последним воспоминанием ему всё ещё не хотелось расставаться. Портрет матери становился нечётким, размывчатым, как картинка в пикселах, не полностью загрузившаяся из-за плохого интернета.
Зато, Фима не забыл ни одной компьютерной игры, в которую играл. Помнил все уровни, все локации, все виды оружия и каждого своего врага.
Воспоминания о них отвлекали его от холода и утомления.
– Остановись, – повелел голос.
Нет. Ничего он не велел, просто произнёс это тем же нечеловеческим, однообразным тоном.
Фима встал. Прислушался. Раньше, он никогда бы не расслышал такой далёкий звук – где-то вдали тарахтел мотор, даже, два мотора.
Мальчик повернулся, поднял руку и выставил кверху большой палец.
Через минуту из-за поворота выехало два автомобиля: один – огромных размеров джип, другой – крохотная розовая малолитражка. Их карикатурный вид мог бы рассмешить Фиму, если бы он не разучился смеяться.
Попутчик
Никанор Степанович широко зевнул и потёр ладонью затылок, чтобы не уснуть за рулём. Мелкая снежная крупа летела в лобовое стекло. По краям дороги мелькали убелённые ели. Трасса не петляла и почти не поворачивала. Её однообразная прямота усыпляла.
– Может всё-таки сменить вас? – спросила Майя с заднего сиденья. Она сидела у окна и явно скучала – на плече спала Лиза. Вновь обретя маму, она не отходила от неё ни на минуту.
– Если я на что и гожусь в этом нашем предприятии, дочка, – отвечал Саблин. – Так только баранку крутить.
– Не думаю, что вы нужны нам только для этого, – раздался скрипучий голос, и в проёме между сиденьями появились сначала острые усы, а затем вся физиономия Логарифма. – По мнению, нашего прорицателя-астронома, каждый сыграет в этом спектакле свою роль. Не прибедняйтесь.
– Молодой человек, – покачал головой Саблин. – Доживите до моего возраста, и вы обнаружите, что в спектаклях вы можете в лучшем случае быть реквизитом.
– Хватит вам прикрываться своим возрастом. Устали, так дайте себя сменить. Не нужна нам пятилетка за два года.
Никанор Степанович скрипнул зубами и крепче вцепился в руль.
– Наглецы вроде тебя не умеют ценить чужую помощь.
Логарифм хищно улыбнулся.
– А из-за таких как вы человечество не успело вовремя остановится и теперь лежит в отключке!
– Из-за меня? – проревел Саблин.
– Ну, хватит, вы оба! – прошипела Майя. – Если девочка проснётся, дорога уж точно не покажется нам весёлой!
– Когда я был молодым… – угрожающе поднял палец Саблин, но договорить не смог. Его лицо вдруг вытянулось, глаза вытаращились на дорогу.
Логарифм метнулся к боковому окну. Всего на секунду он отчётливо увидел в снежной пелене фигуру мальчика, голосующего на обочине.
– Мать честная! – выдохнул Никанор. – Ребёнок на дороге! Вы видели?
– Жми на тормоз! – проревел в ответ доцент. – Жми, Саблин!
Старик резко затормозил. Джип проехал по инерции ещё метров шесть, прежде чем остановился. Сзади истошно посигналив и обогнув джип по дуге, вылетела небольшая машинка Бэллы.
Она резко распахнула дверцу и заорала:
– Совсем рехнулись?!
Логарифм и Майя переглянулись.
– Мы чуть не устроили аварию на пустой трассе, – сказала художница, закрывая глаза рукой. – Мы самые непутёвые спасители человечества!
Саблин уже стоял снаружи и размахивал руками, объясняясь с рассерженной Бэллой. Та раздувала ноздри и вертела головой.
Логарифм прыснул.
– Что тут смешного? – нахмурилась Майя.
– Просто удивительно, сколько раз можно было увидеть нечто подобное посреди большого города, – ухмыляясь, ответил он. – Нет, мы никогда не изменимся. Даже если люди выживут, мы снова и снова будем наступать на те же грабли.
Майя отстегнула ремень безопасности, осторожно уложила Лизу на сиденье.
– Между прочим, это ты велел ему затормозить! – заметила она.
Когда страсти поутихли, оказалось, что ни Бэлла, ни её пассажиры, никакого мальчика на обочине не видели.
После последнего ночлега в придорожной гостинице «Вдали от жён», по машинам распределились так…
В джипе ехали Никанор, Логарифм, Вешников, Кира и Майя с Лизой. В малолитражке Бэллы – Остап, Нелли и Тымнэвакат. Последний, как и Лиза крепко спал. Кира не захотела вылезать на холод. Все остальные выбрались на улицу и теперь напряжённо всматривались в снежную пелену.
– Чего мы ждём? – поинтересовалась Нелли. – Если был мальчик, идёмте заберём его.
– И правда, – кивнул Саблин. – Мальчонка видать ушёл далеко от дома. Продрог и оголодал.
– Ага, и ловит автостопом машины на пустой трассе, – Бэлла хмыкнула и причесала пригоршней свои разноцветные волосы. – Подумай хорошенько, дедуля: что он здесь забыл?
– Ясен пень, обычный мальчик в такой глуши бы не выжил, – поддержал Бэллу Логарифм. – А ну-ка милая, достань из своей кобуры ту прелестную вещицу, что мы держим на случай нападения Посредников.
– Но Галилей говорил, что мы не должны пользоваться оружием, – возразил Остап.
– Он говорил не пользоваться им при встрече с существом, засевшем на Эльбрусе. С Неглерией. А с её отмороженными слугами я не стану мило болтать.
– Смотрите! Идёт.
Вся группа напряжённо застыла, а из пелены показалась фигура неуклюжего подростка, по своему сложению, напоминавшего грушу.
– Есть ещё вариант, – шепнул Вешников, пятясь к машине. – Уедем и забудем о нём. По-моему хорошая идея. Нет?
– В тебе ноль любопытства, Вешников, – ответил Логарифм. – Как вообще ты стал сомнологом?
Мальчик, похоже, разглядел группу и в растерянности остановился.
– День добрый! – шагнул навстречу Логарифм. – Я вижу вы заплутали, молодой человек. Отменили шестой урок? Или прогуливаете контрольную по математике?
Мальчик молчал. Только медленно поднёс руку и, кажется, начал грызть ноготь на большом пальце.
– Мы не настаиваем, – продолжил Логарифм. – Но раз уж вы неожиданно возникли посреди трассы, не хотите ли сказать о себе пару слов, или хотя бы назвать имя?
Подросток молчал.
– Дай я, – Бэлла чуть оттолкнула Логарифма плечом. Рука у неё оставалась под кожаной курткой, на рукояти револьвера.
– Послушай, котик, – ласково начала она. – Сейчас не самое лучшее время, чтобы стоять и молчать. Мы путешествуем по этому новому дивному миру давно, и нас молчание незнакомцев пугает. Скажи хоть пару слов, если ты не немой, конечно.
Мальчик вынул палец изо рта.
– Вы… – пискляво начал он. – Вы… Люди?
– Да он гений, – шепнул группе Логарифм.
Бэлла на него шикнула и снова повернулась к мальчику.
– Да мы люди, малыш.
– Я думал все люди сдохли, – ответил мальчик и зевнул.
Бэллы прокашлялась.
– Ну, во-первых, абрикосик, сдо… Умерли не все. Некоторые просто впали в такой долгий сон. Летаргию. Понимаешь? Во-вторых, мы почему-то живы и бодры. И ты, похоже, тоже. Не хочешь подойти чуть ближе? Мы рассмотрим тебя получше.
Мальчик нерешительно шагнул вперёд. Шаг, остановка, ещё шаг. Логарифм и Майя, стоявшие рядом с Бэллой видели, что она крепче сжала рукоять револьвера, под курткой.
– А вы странная, – сказал мальчик. – Разноцветная.
Ему было лет двенадцать. Отсутствующий взгляд. Грязные спутанные волосы, мятая одёжка. Лёгкая, не по погоде, курточка. Мальчик не дрожал.
– Как тебя звать? – спросила Бэлла.
– Фима.
– Хорошо, котик. Я Бэлла, можешь называть меня так.
– Я не котик, – Фима равнодушно рассматривал остальную группу.
– Ты хочешь есть? – присоединилась к разговору Майя. – Может замёрз?
– А ты красивая, – сказал Фима невпопад. Он поймал на себе пристальный взгляд Логарифма и его лицо неприятно исказилось.
– Давно ты тут блуждаешь, малец? – спросил Никанор Степанович. – Где твои родители? Семья?
– Мама ушла к яристу. Бабушка спит. Папа в Иране, – отчеканил Фима.
– А ты? Ты помнишь, как здесь оказался?
Мальчик помотал головой. Взрослые переглянулись. Логарифм взял под руки Бэллу и Майю, поманил к себе Остапа и прошептал.
– Не вижу лиловых сосудов, бешено горящих глаз и прочих признаков Посредников. Но всё это странно и мальчик явно не в себе. Предлагаю с ним не связываться.
– О чём вы шепчитесь? – поинтересовался Фима.
Бэлла повернулась.
– Понимаешь, мы думаем взять тебя с собой. Но хотим сначала лучше тебя рассмотреть. Подойди, пожалуйста, поближе.
Мальчик остался стоять на месте.
– Я вас не знаю.
– Именно поэтому мы и просим тебя подойти, – скрипнул зубами Логарифм.
– А у вас есть смартфон? – вяло спросил Фима. – Я уже давно не играл. А свой потерял.
– У меня есть. Вот. Хочешь? – из толпы вышла Нелли и протянула давно отключенный и лишённый связи гаджет.
Парень резко попятился, едва увидел её. Вытаращился на Нелли, как будто увидел приведение. Девочка удивлённо застыла.
– Боже ты мой! – подняла изукрашенные брови Бэлла. – Да он боится девчонок, больше чем волков, холода и голодной смерти. Что решаем, отряд?
– Оставить его здесь мы не можем, – вздохнула Майя. – Нечего обсуждать.
– Согласен, – поддакнул Остап.