Летаргия 3. Пробуждение
– Сомневаешься, что у нас получится спасти спящих? – попробовала угадать Бэлла мысли собеседника.
– Сомневаюсь, что нам вообще стоит кого-то спасать.
Бэлла перестала жевать, остановилась, пристально уставилась на доцента.
– То есть как?
– Только не говори, что тебе так уж нравился этот мир. В нём не могло благополучно прожить ни одно поколение. Как только люди начинают жить нормальной жизнью: ходить на работу, обучать своих детей, делать этих детей, сильные мира сего устраивают войны, болезни и революции.
– Что?!
– Не забывай, что мы живём в эпоху перенаселения. Впервые за всю историю человечество так многочисленно. А значит, катастроф будет ещё больше. Может быть ты предложишь способ всех накормить? Или способ уменьшить рождаемость?
Бэлла сощурилась.
– Уж не думаешь ли ты решить за всех эти вопросы? – поинтересовалась она.
Логарифм промолчал.
– Хорошо. А то я уже испугалась. Давай так, усатый-полосатый: решаем проблемы по мере их поступления. Мы ещё никого не разбудили, а ты уже думаешь, что нам делать после.
– Проблемы снова вернутся. Сразу же, как мы всё исправим. И потому я сомневаюсь – стоит ли их возвращать?
– Стоит! – Бэлла нахмурилась и пошла вперёд. – Потому что мы возвращаем не проблемы, а людей. И не играй в бога, Ибрагим Беркутов – не ты подвесил человечество на верёвочку. И не тебе её срезать.
Она рассеянно огляделась и добавила:
– Сказать по правде я немного соскучилась по толпе, шуму и выхлопным газам. Никогда не думала, что буду по этому скучать.
– Иррациональное желание.
– Почему?
– Люди, которых ты так жаждешь спасти, захотят упрятать тебя за решётку. Ведь в старом мире ты преступница…
Бэлла резко оглянулась. Лицо её вытянулось. Доцент ухмылялся.
– Убийство? Или большая кража? – полюбопытствовал он. – А может мошенничество и вымогательство? С твоим-то умом…
– Не гадай, – глухо уронила она. – Ты ничего обо мне не знаешь.
– Только то, что ты не хочешь больше стрелять. Ни в людей, ни в нелюдей, – задумчиво произнёс Логарифм. – Этот забавный факт я почерпнул в одном из дневников наших спутников. Значит уже стреляла в человека. Видела, как это бывает. И ещё…
Он поднял палец вверх.
– Я впервые вижу тебя смущённой. Это говорит о том, что я попал в цель. Не хочешь излить душу?
Бэлла фыркнула, пожала плечами:
– Тебе? Тому, кто решил, что знает лучший путь для человечества и ради этого готов позволить ему умереть?
Она завернула в плёнку недоеденный бутерброд, и, потеряв аппетит, пошла дальше по дороге.
Логарифм поглаживал растрепавшиеся усы и внимательно глядел ей вслед.
Уйдя глубоко в лес Майя, наконец, осталась одна. Она села у ручья, пересекавшего тропинку, по которой она сюда пришла, и привалилась спиной к стволу сосны.
Журчала вода, пробивая себе путь через подтаявший снег. Над головой шумели сосны.
Майя пыталась дышать глубоко, но никак не могла наполнить лёгкие. Её грудь словно стягивал невидимый корсет.
Ей хотелось разрыдаться, но и это у неё не получалось. Слёзы просто текли из глаз, не принося облегчение, и быстро высыхали на горячих щеках.
После гибели близнецов, такие приступы то ли сильной тревоги, то ли безудержного страха случались с Майей уже трижды. И хорошо, что на этот раз она могла уйти от всех далеко в лес.
Ей не хотелось, чтобы её видели, успокаивали, утешали. Особенно она боялась за маленькую Лизу, которая всегда остро чувствовала состояние матери. Она тут же начала бы осыпать Майю вопросами, она бы ещё сильнее вцепилась в неё, повисла на руке и требовала внимания.
Даже те несколько минут, что Майя высвободила на то, чтобы прийти в себя и побыть в одиночестве, стоили Лизиной истерики и слёз. Но Кира и Саблин всё поняли без слов и на время взяли девочку с собой на прогулку.
Журчание воды и шум деревьев не успокаивали.
Майя с трудом поднялась. Её руки и ноги словно окостенели.
Нужно возвращаться. Спасать человечество. Она горько улыбнулась. Сейчас она не могла помочь даже самой себе, не то, что миру.
Она задрожала, подышала на озябшие руки. Пустой лес, обступившие вокруг неё безмолвные деревья, таили неясную угрозу. Туманная дымка вдалеке. Острые тонкие и сухие ветки окаймлявшие стволы, наподобие шипов. Скрип и какое-то движение.
Ей резко захотелось назад, к людям.
– Привет, – послышался бесцветный голос.
Она вздрогнула и сделала шаг назад. Под ногой хрустнула ветка.
За стволом сосны, выглядывая только наполовину, стоял Фима. Он не глядел на неё, его больше занимало отковыривание кусочка коры от сосны.
– Ты… Разве ты не остался в машине? – Майя шмыгнула носом и отвернулась, чтобы он не видел её красных глаз.
– Так и есть. Но потом я решил пойти за тобой и посмотреть, что ты делаешь. Ты плакала.
Майя сощурилась.
– Тебя разве не учили, что следить за взрослыми нехорошо. Я… Мне нужно было по личным делам…
– Мама тоже так делала – уходила от всех поплакать. Пряталась в ванной, – ответил он, как бы не слушая её. – Я иногда стоял под дверью и слушал.
– Я не твоя мама, – Майя наконец нашла в себе силы посмотреть на него.
Что-то во внешности Фимы отталкивало. И дело было не в грушевидной фигуре, тощих руках и оттопыренных ушах. Не в толстых капризных губах и масляных глазках. Фима говорил то, что думал, но это было не простодушие и наивность ребёнка. Он делал так, потому что никто не научил его выбирать слова и задумываться над поступками. Люди вокруг интересовали его исключительно как инструменты. Майя поняла это сразу, стоило только заглянуть в эти пустоватые глаза. Но она почему-то вызывала в нём любопытство иного рода.
– Ты красивая, – снова повторил он.
– Спасибо, – выдавила она, сомневаясь в том, что это вообще был комплимент. Скорее, какое-то не до конца высказанное желание.
Да, он говорил то, что думал. Но было как-то жутко слышать его мысли.
Майе вдруг пришла в голову мысль воспользоваться моментом и расспросить мальчика о его прошлом.
– Когда все остальные уснули, тебе не было одиноко? – поинтересовалась она.
Он всё также стоял у дерева, и его лицо было скрыто наполовину. Ему вдруг наскучило ковырять кору.
– Нет.
– Может ты почувствовал в себе необычные способности, как у Человека-паука…
Фима посмотрел на Майю насторожено.
– Нет.
Он опустил глаза. И она без труда определила, что он врёт.
Возможно, пока они были наедине, рискованно было спрашивать, но она всё же спросила, чувствуя, что в иных обстоятельствах он не раскроется:
– И всё-таки ты ушёл так далеко от города сам, без всякой помощи. Тебе никто не помогал?
Он промолчал. Прикусил нижнюю губу и начал ещё интенсивнее отдирать пальцами кору.
– Ты знаешь, куда мы едем, Фима?
– Знаю. К горе. Там живёт Нечто.
– Ты тоже его видел?
– Тоже.
Майя снова ощутила озноб, но на этот раз не из-за холода.
– Оно не хочет, чтобы вы его убивали, – Фима вышел из-за дерева. – Оно только хочет поиграть.
– Откуда ты знаешь?
Фима вяло пожал плечами.
– Оно со мной говорило.
Майя досчитала до пяти, вдохнула и выдохнула.
– Ясно… Знаешь что? Мы не собираемся его убивать. Мы только…
– Оно так не думает, – перебил мальчик.
На его лбу появилась угрюмая морщинка. Как у старичка.
Майя подошла к нему и заглянула прямо в глаза.
– Скажи мне, Нечто просило тебя о чём-то? Может быть приказывало тебе?
Фима стоял с неподвижным лицом, по отсутствующему взгляду можно было сказать, что он где-то далеко, но поджатые губы, выдавали то ли скрытое упрямство, то ли недоверие.
– Оно… – начал Фима.
Вдалеке послышались голоса. Мальчик обернулся.
На тропинке показались трое: Тымнэвакат, Остап и Нелли. Девочка и северный охотник по обыкновению перешучивались, и настроение у них, судя по всему было хорошее. Редко в последнее время Майя слышала чей-то смех.
Рот Фимы захлопнулся, как ворота неприступной крепости, и больше не открылся.
Когда пассажиры размяли ноги и пришли в себя (маленькую Лизу укачивало), две машины: большой джип и крохотная розовая малолитражка снова отправились в путь.
То ли небольшая передышка, то ли солнечная погода заметно оживили путешественников. Недавние ссоры, как будто забылись и в салонах двух разных машин активно обсуждали одно и то же: как долго ещё ехать, какой будет Неглерия, зависшая на вершине Эльбруса и, что, собственно, они предпримут при встрече с ней.
На первый вопрос можно было ответить лишь примерно, как, впрочем, и на все остальные. Изначально неспящие рассчитывали, что путь займёт не больше суток, но вот уже дважды они вынуждены были искать ночлег. И трижды серьёзно задерживались: в первый раз, когда свернули за топливом, второй раз, когда искали детей Майи, и в третий, когда искали объездные пути вокруг столицы.
Логарифм и Остап, которые на этот раз решили поехать в одной машине, негромко обсуждали последствия и перспективы таких остановок. Безусловно, всей группе хотелось поскорее добраться до цели, но чем дальше они продвигались, тем стремительнее ухудшались показатели тестов и состояние неспящих.
Усталость действовала на каждого по-своему. Не все стали раздражительными и скорыми на гнев. Вешников угрюмо молчал и не отвечал на вопросы. Нелли, наоборот, болтала без умолку и нервно хихикала, чем доводила пассажиров до исступления. Тымнэвакат стал больше спать и храпеть так, что дрожали стёкла. Кира ловила себя на том, что мысли у неё в голове путаются, и она уже не помнит, сколько дней они едут. Саблин, сам того не замечая, путал имена. Возможно, это было связано с преклонным возрастом Никанора Степановича, но раньше за ним такой странности не наблюдалось.
Логарифм обнаружил, что забывает слова из китайского и не может воспроизвести в уме и объяснить уравнение Харди-Вайнберга. Может быть, для других это не имело никакого значения, но для доцента, который привык рассчитывать на свою великолепную память и острый ум, такой удар был особенно чувствителен. Логарифм ничего так не боялся в жизни, как слабоумия.
Остапу сложно было сказать, что именно переменилось в нём за последнее время. Но он заметил, что чаще роняет предметы, и, пожалуй, тремор в его правой руке усилился.
Теперь они сидели с Логарифмом на заднем сиденье и обсуждали, точнее спорили, как следует бороться с Её Величеством Усталостью. А точнее, следует ли вообще? Логарифм утверждал, что отсутствие борьбы и есть лучшее лекарство. Не нужно спешить. Стоит чаще делать остановки и они успешно доберутся до цели.
Остап же, утверждал, что необходимы какие-то простые занятия, которые бы позволили психике оставаться в тонусе, но при этом не перегружаться. Майе, Бэлле и Саблину, достаточно было того, что они вели машину. Их показатели утомляемости были ниже, чем у остальных. Пассажиры же, явно утомлялись быстрее, оттого, что сидели без дела.
– Заставишь их вязать или складывать оригами? – иронизировал Логарифм. – Не нужно сходить с ума, парень. Понимаю, это игра в доктора, ищущего чем болен мир, весьма увлекательна. Но не стоит в неё заигрываться. Давай просто довезём их до цели. Что может случиться за те оставшиеся часы, что мы едем?
Остап помотал головой.
– В том то и дело, что может измениться всё. В нашей группе быстрее всего утомляются те, кто сидит без дела.
Он сунул под нос Логарифму мятый блокнот, с криво начерченным графиком.
– Что это за кривые?
– Эти две линии обозначают твои и мои результаты.
– Мы тоже устаём медленнее, чем другие?
– Да. Примерно с той же скоростью, что и наши водители.
– И с чем ты это связываешь?
– С целью. Есть множество исторических примеров, когда люди, имеющие долговременную цель, выживали. В отличие от тех, кто её не имел. Есть данные о больных, которые выздоравливали просто потому, что хотели выздороветь.
Логарифм задумчиво почесал подбородок.
– Я слышал о чём-то подобном. Мне вспомнилась одна полярная экспедиция. Корабль затёрло во льдах до весны. И капитан велел матросам рубить лёд, хотя в этом не было никакого смысла. Каждый день они выходили и понемногу прокладывали себе путь. И выжили, но не потому что проделали полынью, а потому что дождались весны.
Остап кивнул. Логарифм посмотрел на молодого человека с любопытством:
– Я как тот капитан: постоянно продумываю маршрут и руковожу действиями группы, – задумчиво проговорил он. – Это занятие требует определённой работы мозга, но сильно не перегружает меня. А чем занят ты?
Остап сощурился, как бы ожидая этого вопроса.
– Я постоянно слежу за их состоянием. А ещё продолжаю искать способы нас оживить.
Он перелистнул страницу в блокноте и Логарифм увидел короткий список ингредиентов.
– Что это? Волшебное снадобье юного фельдшера? Эликсир Остапа?
– Мне было как-то не до названия.
Логарифм хмыкнул.
– Такой состав поможет поднять даже умирающего. Вот только, где ты всё это возьмёшь?
– Мы ещё будем проезжать города.
Они переглянулись. Доцент склонился к самому уху фельдшера.
– Итак, у нас есть цель и не одна. Но мы должны как-то занять наших матросов.
Он указал взглядом на пассажиров. Нелли вяло водила пальцем по запотевшему стеклу. Майя тревожно глядела в окно. Тым храпел.
Внутри салона будто висела дымка, хмурое облако усталости. И в каждом глотке воздуха содержался невидимый яд.
Звери
За окном ещё не потемнело, когда Саблин сменил Майю за рулём джипа. После небольшого отдыха и перекуса, ехать стало веселее. И он поймал себя на том, что стал получать некоторое удовольствие от вождения большой машины.
Дорога, ведущая к скоростной трассе, по которой они собирались срезать часть пути, перестала петлять и сделалась прямой, как взлётная полоса. Хвойный лес по сторонам сменился смешанным и заметно поредел.
Работала печка, по ногам разливалось приятное тепло.
Никанор Степанович зевнул и тряхнул головой. Он не в первый раз ездил за рулём на далёкие расстояния и знал, что такая вот прямая, как меч, дорога обманчива. И на ней легче всего уснуть.
Знал. И всё же на мгновение провалился в сладостную дремоту. Тут же опомнился, покрепче сжал руль. Мелькали деревья, тянулась к горизонту серая полоска асфальта.
Он долго глядел на неё. Дорога плавно всколыхнулась, как лента, пущенная рукой юной гимнастки. Голые деревья побежали следом за машиной, грациозно, как чёрные тонконогие жирафы. Они не могли догнать путников и только кивали головами на длинных шеях.
Один из отставших жирафов пронзительно закричал.
Его голос перешёл в резкий настырный гудок.
Саблин раскрыл глаза, и повернулся на звук. Поравнявшись с ним и заглядывая в окно, летела на своей коробчонке Бэлла и жала на клаксон. Пассажиры в её машине прижались к стёклам, испуганно глядели на него.
Саблин огляделся, и его кинуло в жар – в салоне стояла тишина, все его пассажиры спали. Никто из них не заметил, как он сам задремал.
Бэлла снова привлекла его внимание сигналом клаксона. Никанор Степанович, наконец, догадался посмотреть на дорогу, а не на источник звука.
Нога рефлекторно врезалась в педаль тормоза. Застонали покрышки. Натянулись и тренькнули ремни безопасности, защищая качнувшихся вперёд пассажиров джипа.
Кира, сидевшая рядом с водителем, ударилась о переднюю панель лицом. Её лицо скривилось, спросонья, из носа на шерстяной шарф хлынула кровь. Остальным повезло чуть больше. Логарифм и Остап, сидевшие в среднем ряду, ткнулись лбами в спинки сидений. Фима успел в полусне вцепился в поручень, а Тым только кивнул головой, да так и остался спать.
Джип чуть занесло при торможении, но остановился он вовремя. За ним остановилась малолитражка Бэллы.
Дорогу уходящую вдаль пересекали большие чёрные фигуры.
Они стояли как статуи, ничуть не смутившись появлением автомобилей. Их огромный рост, вместе с ветвистыми рогами, их странная неподвижность и царственное величие совершенно сбивали с толку.
Казалось, что перед путешественниками неожиданно возник мираж. Во всяком случае, так думал Никанор Степанович Саблин, который несколько секунд назад видел пустую дорогу, и вдруг обнаружил на ней тёмные силуэты.
Но вот один сохатый лениво повернул голову, другой потоптался на месте, а третий, по всей видимости ещё лосёнок, потянул носом, раздувая ноздри. Запах незнакомцев показался ему интересным, но почему-то совсем не пугал зверя.
– Мать честная, сипло проговорил Саблин. – Ведь чуть не въехали.
Поздно и рьяно загавкала Клёпа, выбравшись из-под Кириных ног, где она почивала на коврике. Опёрлась передними лапками на панель и зарычала на тёмные фигуры на дороге.
– Эх, Тумбочка… И ты уснула?
Саблин посмотрел в зеркало заднего вида и увидел в отражении цепкие глаза Логарифма.
– Решили отдохнуть, старче?
– Видать так.
– Странно. Я тоже не заметил, как отключился.
В зеркале показался Остап потирающий ушибленный лоб.
– Все целы? – сонно позвал он.
Никанор Степанович перевёл взгляд на Киру. Девушка занималась тем, что пыталась отыскать салфетки в заваленном хламом бардачке. Глаза её были мокрыми.
– Преграсно, – прогнусавила она, зажимая кровоточащий нос. – Прозто преграсно. Когда всё это закончится, я научусь водить машину сама!
Саблин начал медленно краснеть.
– Простите… Это я виноват. Простите…
– Не корите себя, Никанор Степанович, – Логарифм протиснулся вперёд, между сиденьями, и внимательно вглядывался вдаль. – Похоже не вы один нарушили свой пост. Мы отключились хором, в унисон, единодушно. Причины ещё предстоит выяснить, а пока давайте узнаем, что, или вернее кто перегородил нам путь.
Все, кроме Тымнэваката, который продолжал храпеть на заднем сиденье, посмотрели сквозь лобовое стекло на трёх лосей, возвышающихся посреди дороги.
– Что тут смотреть? – удручённо проговорил Саблин. – Звери вышли из леса. А учитывая то, что машины вообще теперь не ездят по дорогам, удивительно, что мы не встретили их раньше.
– Вы кое о чём позабыли, – сощурился Логарифм. – Звери в этом мире заснули, как и мы. Во всяком случае млекопитающие.
– Неужели? – рассеянно ответил Саблин. Он разжал ладони и отпустил руль, его руки тряслись. – Ну, значит эти вроде нас. Не уснувших.
– Пойдёмте посмотрим их поближе! – предложил Фима.
– Ну, уж нед, – возразила Кира. – Хватит мне взтречи с бешеной зобакой в аэропорту!
– Мальчик прав, любопытно взглянуть, почему целая семья лосей не уснула.
– Нед! – Кира повернулась так резко, что доцент вынужден был отпрянуть назад. Она отняла руку от окровавленного носа. – Нет и ещё раз нет! Второй раз я твоё болезненное любопытство кормить не буду. Да я и в первый раз не собиралась!
Логарифм расхохотался, откинув голову назад.
– Кира! Послушай! Если ты собралась заниматься наукой, то должна знать, что без риска не бывает стоящих открытий!
– Ничего я не собралась! Мир рухнул, мы…
– Мы можем уехать и продолжать блуждать в потёмках. А можем узнать кое-что ценное. Например, почему в одних случаях фактор избирателен, а в других оставляет целые группы, целые семьи организмов.
– И что вы сделаете с этими лосями? – расходилась Кира. – Возьмёте помёт? Рассмотрите под микроскопом шерсть? Или вставите в попу градусник?
– Я попрошу Тыма с ними переговорить, – невыразительно ответил Логарифм.
– Вы… Что? – Кира удивлённо моргнула.
– Мы должны признать, что там, где не действует наука, должны работать другие методы. У нас есть чукча наделённый даром понимать животных. Почему бы ему не задать им пару вопросов. И, кто-нибудь, разбудите уже его!
Остап протянул руку и потряс Тыма за плечо.
– Что такое? – оленевод потёр кулаками заспанные глаза.
– Твои друзья пришли, – пояснил Логарифм. – Загородили дорогу и хотят пообщаться.
Доцент указал на тёмные фигуры за окном.
– Скажешь им пару слов?
Тымнэвакат, чего с ним никогда не бывало, вежливо замялся:
– Мои друзья олень. Лось – не мои друзья.
Логарифма этот довод вообще не убедил.
– Давай-ка вылезай и покажи, что умеешь. Или твой узкий профиль направлен только на собак, куриц и оленей?
– Мой узкий профиль тут не причём! – Тым провёл пальцем по переносице. – И он ни капелька не узкий!
В окно кто-то постучал. Это была Бэлла. Медленно опустилось стекло.
– К-хм, дамы и господа, сеньоры и сеньориты… – начала она с издёвкой, но сбилась, увидев окровавленное лицо Киры. – Кому-то ещё досталось?
– Вроде бы только мне, – угрюмо ответила Кира.
– Ладненько. И что вы с таким усердием обсуждаете? С какой стороны объехать лосей?
– Скорее, с какой стороны к ним подкатить, – объяснил Логарифм.
– А стоит ли, сладкий? – Бэлла опёрлась локтем на дверцу, захрустела её кожаная куртка. – Видно, же что звери непростые. Вышли целой группой, не уснули как все остальные, да ещё и появились в тот самый момент, когда наш бравый рулевой уснул.
Логарифм одобрительно покивал.
– Не перестаю удивляться вашей проницательности, мадам. Да, мы в нашей машине параллельно пришли примерно к такому же выводу. Вопрос только в том, почему уснули пассажиры джипа и почему не уснули пассажиры твоей «коробчонки»?
– Очень просто, – Бэлла дунула на изукрашенную прядь. – Я никогда не сплю, милый. Ты забыл? Как только запахло жаренным, я разбудила своих сонь.
Логарифм поджал губы и кивнул.
– Так что? – Бэлла просунула голову в салон и пробежалась по пассажирам взглядом. – Будем точить лясы? Или снова в путь?
– Ибрагима-Логарифма просит, чтобы я поговорил с лосем! – наставительно поднял палец Тым. – Говорит, очень важный будет разговор.
Бэлла встретилась взглядом с доцентом.
– Что ж, – задумчиво проговорила она. – В этом есть смысл. Может они расскажут нам почему не спят.
Она уже собралась уходить, как её позвал Остап.
– Бэль!
– У?
– Только вернись в машину и заведи мотор!
– Ладно, котик. Я его и не глушила. Опыт.
Звери стояли цепью, загораживая проезд. Дорога им явно нравилась. Может быть, широкий обзор на возвышении давал чувство мнимой безопасности. Но почему тогда они в упор не замечали двух машин с включенными фарами?
– Так я пошёл? – выглянул из-за сидений Тым.
– Один момент… – нараспев произнёс Логарифм. – Тут что-то не сходится.
– Что не ходится? – моргнул Тым.
– Лоси часто выходят на дорогу в период гона. Но это самцы-одиночки, которые иногда принимают автомобили за соперников. До брачного периода ещё далеко, тогда что они здесь делают?
– Разве семья лосей не может попросту мигрировать? – поинтересовался Остап. – К примеру, искать пропитание зимой.
– Может, – согласился доцент. – Но вот незадача, перед нами не совсем семья. А лоси как раз держаться семьями.
– Тымнэвакат сразу вам говорил, что не семья, – кивнул Тымнэвакат. – У лосих нет рог. А у этих есть рог. Даже у маленького.
– Ты ничего подобного не говорил, – повернулась к нему Кира. Кровь у неё уже перестала течь, а нос начал опухать.
– Ну, тогда говорю, – пожал плечами Тым.
– И вправду, кто сказал, что это семья? – поглядел на спутников доцент.
– Вообще-то ты, – вздохнула Кира.
– Так этот китаец будет говорить со зверями или нет? – капризно протянул Фима. – Мне уже надоело ждать.
Все обернулись. Мальчик ёрзал на заднем сиденье, облизываясь и вытягивая шею.
– Я не «этот китаец», глупый мальчик! – нахмурился Тым, и, выругавшись на незнакомом языке, открыл дверцу.
Вожак стаи лениво тряхнул головой и посмотрел печальными глазами на человека, вылезшего из машины. Человек его не пугал, он уже прежде видел человека. Люди издают много звуков, порой громких и неприятных и лучше держаться от них подальше. Но люди также медленны, неповоротливы и от них не пахнет, как от хищников.
Люди мелковаты, и тот, что вышел из гремящего чрева не отличался высоким ростом. А для вожака сохатых рост значил всё. Не даром, он носит ветвистые крепкие рога на голове, делавшие его выше всех собратьев.
Итак, человек вышел. Зачем? Чутьё подсказывало вожаку, что он безобиден и не хочет причинить зла. Тогда что ему нужно?
Человек внезапно заговорил. Вожак его понял. Человек любопытен, как и всегда.
Человек хочет узнать, почему его племя не спит?
Не спит, глупый человек, потому что его племя никогда не спит в холода. Спит медведь, спят барсуки и ежи, но не лоси.
Что хочет знать человек? Почему этой зимой спят даже те, кто обычно не спит?
Вожак не понимает. Вожак уже давно ведёт своё племя на юг. Да, им не встречается волков, не встречается лис, и главное – не встречается людей. Им хорошо живётся этой зимой.
– Эй, малец, ты мог бы не кряхтеть и не ёрзать! – попросил Логарифм Фиму. – Это жутко мешает следить за происходящим.