Странные приключения Ионы Шекета. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 9

В ПОСТЕЛИ С КОРОЛЕМ

Помню, как сейчас: я служил в Тель-Авивском отделении Патруля времени, которое в целях конспирации называлось инвестиционной компанией «Брументаль». Никаких реальных инвестиций эта компания, естественно, не делала хотя бы потому, что вкладывать деньги в дела давно прошедших дней запрещала инструкция, а в дела нынешние вкладывать мог только последний дурак, не знавший истинную ситуацию в мировой финансовой системе.

Итак, вызвало меня как-то голографическое изображение моего начальника господина Бецалеля и сказало, оглядев так, будто собиралось продавать меня на аукционе по частям, причем ноги намерено было выставить по высшей цене, а голову предложить даром:

– Гм… Шекет, все агенты в разъезде, больше некому, так что пойдете вы. Семнадцатый век, координаты в машине, машина на стенде, стенд в лаборатории, а лаборатория направо по коридору. Задание ясно?

– Так точно! – воскликнул я и отправился.

Полчаса спустя я понял всю сложность взваленного на меня задания. Во-первых, я вывалился из колодца времени прямо в приемную французского короля, имя которого за давностью лет начисто выпало из моей памяти. То ли Луи XV, то ли Луи XVI, то ли вообще кто-то из Генрихов. Я вспомнил все детали своего путешествия, но (проклятая ассоциативность памяти!) так и не сумел сообразить, какой был на календаре год, когда я объявился в Лувре и понял из разговоров придворной шушеры, что мировая история грозит сделать кульбит.

Дело в том, что Луи-не-помню-номера влюбился – при живой-то королеве! Это, конечно, была не та проблема, из-за которой стоило гонять в семнадцатый век классного патрульного вроде меня. Проблема заключалась в том, что возлюбленная короля, по словам придворных, имела свойство проникать во дворец, минуя всех стражников, гвардейцев и даже мушкетеров. Ее видели в карете на площади Пигаль, а минуту спустя она выглядывала из королевской опочивальни и говорила томным голосом:

– Просьба не беспокоить. У нас с Луи тет-а-тет.

Никто из придворных не мог понять, что происходит, и, естественно, странные способности королевской фаворитки были приписаны козням дьявола. Пробираясь по узким коридорам Лувра к спальне Его величества, я слышал, что некий кардинал хотел даже, пренебрегая опасностью, напасть на фаворитку после того, как она выйдет от Луи-какого-то, и врезать ей по макушке томиком Библии. Говорили, что это хорошо помогает, особенно в двух случаях: если изменяет жена и – от головной боли. Поскольку оба случая к данному делу не имели отношения, неизвестный мне храбрец-кардинал так и не привел угрозу в исполнение. Во всяком случае, когда я добрался до двери в опочивальню, история еще не изменила своего хода, что я и сам видел по миганию красной лампочки на манжете моего придворного костюма.

– Луи у себя? – спросил я дежурного офицера, чем-то похожего на русского актера Боярского в роли д'Артаньяна из старого-старого сериала.

Тот резался в карты с гвардейцем в парадной форме, загородив ногами проход, проигрывал (только что он, судя по воплю, проиграл родовое поместье в Шампани) и потому ответил мне раздраженным тоном:

– А пошел ты со своим Луи!

Я принял совет буквально и вошел в опочивальню, переступив через офицера, который искал под стулом оброненную крапленую карту.

В опочивальне горели десять свечей, и потому темень была соответствующая. На ложе что-то пыхтело: то ли Луи развлекался с фавориткой, то ли пускал пар детский паровоз производства нововашингтонской фабрики игрушек. Пришлось добираться до цели ощупью – зажигать фонарик мне не хотелось, чтобы не изменить собственным неосторожным действием ход истории. Приблизившись к ложу и в темноте едва не разбив вдребезги ночную вазу, я услышал разговор, мгновенно возбудивший самые худшие мои опасения.

– Любимая, – говорил мужской голос, – неужели ты действительно сможешь это сделать со мной?

– Луи, – отвечала женщина, в голосе которой я расслышал, кроме иронии, еще и явно выраженный акцент жительницы Парижа середины XXI века, – Луи, ты меня знаешь, я не бросаю слов на ветер. Если бы я знала, то принесла бы прямо сейчас, ну ничего, мой хорошенький, в следующий раз ты будешь, как этот твой… как его… шевалье Буладье.

– О-о! – простонал с вожделением король Луи, и я понял, что было причиной его стенаний и что обещала ему нарушительница режима патрулирования времени. Проходя по коридорам Лувра, я не мог не слышать многочисленных рассказов о похождениях некоего шевалье Буладье, который за год с небольшим успел обслужить (и не по одному разу) всех женщин Лувра, Версаля и Тюильри, исключая королеву, жену Луи под неизвестно каким номером. Похоже было, что сам Луи не способен был обслужить никого, и это обстоятельство (при наличии огромного числа женщин, мечтавших быть обслуженными) выводило монарха из себя, мешало управлять страной и вообще грозило мировыми потрясениями и изменением хода истории. Ибо вы ж понимаете: либо монарх работает на благо родины и народа, либо все его мысли направлены в некоем, совсем не подобающем, направлении, вызывая уныние, меланхолию, депрессию и, как следствие, – войну с Испанией, причин которой историки будущего не смогут понять.

По идее, я, будучи патрульным, должен был арестовать даму как только она покинет пределы королевской опочивальни. Мне было совершенно ясно, что в постели с Луи возлежала какая-то из авантюристок середины XXI века, заполучившая в свое распоряжение туристскую модель колодца времени. Таким дамам нет дела до истории – помню, одну как-то достали из второго века до нашей эры, когда она пыталась соблазнить самого Евклида и уговаривала его бросить геометрию ради плотских утех. Вы можете представить себе мир, в котором не существовало бы евклидовой геометрии?

Но, с другой стороны, дама, которая мурлыкала о любви с Луи-каким-то, собиралась спасти короля от… гм… не очень приятной слабости. И если она выполнит свое обещание, то ведь кое-что и королеве перепадет. Глядишь, и наследник во Франции появится, а это совершенно необходимо для истории.

И я решил выждать.

Полчаса спустя, когда догорели свечи и в опочивальне нельзя было разглядеть даже собственного носа, дама перестала пыхтеть и сказала:

– Луи, мне пора. Не огорчайся, завтра все будет в порядке.

– А это средство… – в голосе короля звучала тревога. – Оно не дьявольское? У меня не будет проблем с Его преосвященством?

– Ни в каком разе! – воскликнула дама, и я услышал, как она направилась в дальний угол комнаты. Наверняка вход в колодец времени помещался именно там, и я бросился следом, стараясь остаться незамеченным.

В отличие от дамы, я умел и падать, и подниматься по колодцу, не теряя координации движений. Поэтому, когда мы оказались на парижской площади Пигаль в 2073 году, я сразу рванул за угол, пока женщина приходила в себя после переноса.

Я был прав, конечно: это была особа лет тридцати, готовая ради приключений плоти помочь не только Луи-какому-то, но даже самому Аттиле, который, говорят, тоже был не очень силен по женской части.

Последующие поступки искусительницы я мог предсказать без усилий: она отправилась в аптеку, купила несколько зеленых упаковок, после чего позавтракала в кафе, задумчиво глядя по сторонам и не замечая моего внимательного взгляда.

Я не хотел сам принимать решение и позвонил голографическому изображению господина Бецалеля. Изложив обстоятельства дела, я ждал распоряжений.

– С одной стороны, – сказало изображение, – налицо явное нарушение режима переноса, и женщину нужно немедленно арестовать. Но с другой стороны, если не дать ей осуществить задуманное, то у короля Франции не родится наследник, а этого мы тоже допустить не можем. Вывод: пусть она доведет дело до конца, а потом вы, Шекет, арестуете ее.

– Именно такой вариант я тоже считал оптимальным, – скромно сказал я.

Я человек скромный, извращениями не страдаю и потому даже наблюдать не стал, как нарушительница кормила короля Франции патентованным препаратом. То, что происходило потом, меня интересовало еще меньше. Я ждал даму у колодца времени и арестовал, когда она вернулась в XXI век.

– Ха! – сказала она, когда я предъявил ордер. – Сколько мне грозит? Месяц тюрьмы! Это будет месяц воспоминаний!

– Вспоминайте, – разрешил я. – Это не возбраняется. Только один вопрос: под каким именем вы охмурили Луи-как-его-там? Мне это нужно для протокола.

– Меня звали маркиза де Помпадур! – гордо заявила женщина и отправилась отбывать наказание, будто Жанна д'Арк, взошедшая на костер.

Кстати, с Жанной у меня тоже связаны любопытные воспоминания.

ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВИЦА

Воспоминания о госпоже д'Арк нахлынули с такой силой, что мне ничего не оставалось, как поддаться им и окунуться мыслями в то славное время, когда вездесущее изображение господина Бецалеля поручало мне самые дурацкие и никому не нужные задания.

Действительно, зачем Патрулю времени было вмешиваться в ход французской истории и отыскивать в забытой Богом деревне придурковатую девицу по имени Жанна? Ну победили бы англичане французов, а не наоборот, какая разница?

Именно этот вопрос вертелся у меня на языке, когда я выслушал полетное задание из уст голографического портрета моего начальника. Я запомнил все от слова до слова и, естественно, ничего не стал спрашивать – субординация прежде всего, а приказы не обсуждаются.

Вы когда-нибудь бывали во французской деревне XV века? Знаете, что сводит с ума патрульного, тем более, если он происходит из приличной семьи? Запах! Пахло чем-то неопределимым, но зато сильно. А мне нужно было найти девицу по имени Жанна и сказать ей пару теплых слов. Я проверил, правильно ли подвешен у меня на груди мыслетранслятор и точно ли сфокусирована камера искажающих полей. Ведь меня никто не должен был увидеть! Кстати, приборчик этот к шапке-невидимке, с которой его путают неучи, не имеет никакого отношения. Он вовсе не делает человека невидимым в физическом смысле, но всего лишь внушает окружающим, что на патрульного не следует обращать внимания. Идет себе, ну и пусть идет, а вам, мол, без разницы. Некоторые гипноизлучению не поддавались, так они потом говорили, что видели призрака.

Я нашел Жанну в коровнике – войти внутрь мне не позволило мое тонко организованное обоняние, я остановился на пороге и подумал: «Послушай, Жанна, у меня к тебе дело. Тут, понимаешь, англичане хотят прибрать к рукам твою родину, и кто-то, насколько мне известно, тебе уже нашептал, что без тебя французы в этой борьбе не выстоят. Верно я говорю?»

Жанна подняла голову и оставила в покое корову, которую она доила второй час и, по-моему, давно выдоила не просто досуха, но вообще до той стадии, когда бедное животное становится похоже на рыбу-камбалу.

– Ах! – сказала будущая героиня Франции. – Господь надоумил меня, и сам король скоро приедет, чтобы благословить меня на подвиг ратный.

«Король молод и полюбит тебя. А любовь ни к чему хорошему не приводит. И тебя любовь доведет только до костра, а там бросит, и на костер тебе придется идти самой, а ты знаешь, как это неприятно?»

– Костер? – спросила Жанна, глядя, естественно, не на меня, а куда-то в узкое оконце, откуда падал косой солнечный луч. – За любовь к родине и к своему сюзерену можно пойти и на костер!

Господи, до чего довели девушку! В отличие от бедной Жанны, я точно знал, что голос, звучавший время от времени в ее голове, принадлежал Огюсту Вальдену, нашему конкуренту из патруля Французского отделения Общества спасения истории.

«Так ведь жарко и кости будет ломить!» – предупредил я.

– Готова вынести любую муку! – заявила спасительница отечества.

«Есть предложение, – бодро подумал я, не понимая по молодости лет, что тон мысли имеет в разговоре с подобными экзальтированными особами решающее значение. – Послушай меня, Жанна, и ты спасешь не только Францию, но весь род людской».

Заткнуть мне рот, как вы понимаете, Жанна не могла, хотя и сделала бы это с большим удовольствием – я это прочитал на ее лице и, думаю, не ошибся.

«Тот, кто подвигнул тебя на спасение Франции, – продолжал думать я, – вовсе не Творец Вселенной, а такой же сотрудник Патруля охраны времени, как и я. У него свое задание, а у меня свое. Выбор же остается за тобой, ибо выбор всегда остается за женщиной, и тебе это прекрасно известно!»

– Какой выбор? – нахмурилась бедная Жанна, до сегодняшнего дня умевшая выбирать лишь парней, с которыми плясала на деревенских праздниках.

«Выбор между любовью короля Карла VII и любовью простого еврея из Иерусалима».

– Иерусалим! – в экстазе воскликнула Жанна. – Гроб Господень все еще в руках неверных, и я возглавлю новый крестовый поход после того, как Франция одолеет Англию!

«После того, как Франция одолеет Англию, – напомнил я, – тебя поведут на костер. Так что выбирай сейчас. Но имей в виду: любовь короля недолговечна, и сердце его склонно к измене, как ветер мая».

Сравнение было из другой оперы, но я об этом не подумал.

Жанна прислушалась к чему-то внутри себя, а потом сказала:

– А тот, другой, он тоже великий король?

«Он простой ремесленник, – признался я. – Но в нем спит полководческий гений. Только он способен собрать войско, поднять восстание, свергнуть власть сарацинов и вернуть евреям Иерусалим и все оккупированные территории. Только он!»

– А я? – прошептала Жанна.

«Да, ты! – мысленно воскликнул я, все больше входя в роль архангела. – Только ты можешь разбудить гений этого полководца! Оставь в покое Францию, под английским игом ей будет совсем не плохо. Отправляйся в Иерусалим! Явись перед Пинхасом…»

– Его зовут Пинхас… – прошептала Жанна, и я почувствовал ее внутреннее сопротивление: имя ей не понравилось. Мне оно, честно говоря, тоже было не по душе – лучше звучало бы Моисей или Соломон, но тут уж что есть, то есть.

«Его зовут Пинхас Бен-Мордехай, – подумал я, – и он ждет. Явись пред ним, и он полюбит тебя. А полюбив, он поймет, что должен совершить ради тебя великий подвиг. И подвигом этим будет освобождение Иерусалима…»

– Пинхас спасет Гроб Господень! – воскликнула Жанна.

«Как же, держи карман, – подумал я совершенно машинально. – Зачем евреям спасать какой-то гроб? Иерусалим Пинхасу нужен, чтобы ждать там пришествия Мессии, не того, в которого верят христиане, и ты, Жанна, тоже, но другого, настоящего!»

Видите, каким я тогда был молодым идиотом? Я не умел даже собственные мысли держать в узде, думал все, что приходило в голову! Я совсем забыл в тот момент, что не слова мои, сказанные вслух, слышит Жанна, но именно мысли, которые звучат в ее голове.

– О чем ты говоришь мне? – со страхом воскликнула Жанна. – Ты дьявол! Уйди от меня!

И она протянула в мою сторону (интересно, как она догадалась, где я стою?) свой нательный крестик, воображая, что эта вещица способна лишить разума патрульного времени. Но я уже осознал свой промах и поспешил исправить ошибку:

«Пинхас полюбит тебя так, как не способен полюбить король Карл! Пинхас спасет Иерусалим, а ты спасешь Гроб Господень и привезешь его в Авиньон. Может, ты даже станешь Папой!»

А что, почему нет? Был же женщиной один из Пап по имени Климент, Жанна тоже могла – при ее-то упорстве! – добиться высшего сана. Особенно, если аргументом станет гроб, привезенный из Иерусалима и выставленный на обозрение в Авиньонском храме.

– Папой… – прошептала Жанна и наверняка увидела себя в этот момент сидящей на престоле главы христианской церкви.

«Да, – поспешил я закрепить наметившийся успех, – ты станешь Папой, а супруг твой Пинхас станет царем Иудейским, и еврейский народ вернется на историческую родину, и не будет изгнания из Испании, и не будет погромов в России, и не будет страшной Катастрофы, и все это сделаешь ты, Жанна. И всего-то нужно тебе совершить паломничество в Иерусалим, а не поддаваться на уговоры короля Карла и не идти освобождать Францию от английского нашествия».

– Пинхас, – прошептала Жанна. Вот не нравилось ей это имя, и все тут! От какой мелочи зависит любовь женщины! Она этого Пинхаса еще в глаза не видела, но уже сомневалась, достоин ли он ее любви. То ли дело – Карл VII, тем более, что он уже король, а Пинхас еще только будет. Может быть.

От моих дальнейших слов зависело будущее Палестины и еврейского народа. Нужно было найти самые точные мысли, самые верные интонации, а я был еще молод и…

И задание я завалил, сказав, точнее – подумав:

«И вообще ты бы на себя в зеркало посмотрела. Придется еще этого Пинхаса уговаривать, чтобы он в тебе увидел пророчицу, а не доярку».

Я тут же отрекся от подуманного, но было уже поздно.

– Ах, уговаривать! – воскликнула Жанна. – Никого и никогда! Нельзя! Уговаривать! Полюбить! Меня!

О Господи, тоже мне Клеопатра… Впрочем, все женщины ведут себя одинаково, когда им намекают, что они не очень-то красивы.

– Никогда! – Жанна схватила ведро, полное парного молока, и швырнула его через весь коровник в мою сторону. – Ни за что! Уж лучше этот тощий Карл, чем твой Пинхас! Дьявол! Искуситель!

Бедная девушка впала в состояние аффекта, у нее вот-вот мог начаться приступ эпилепсии – так, во всяком случае, показывал мой нательный диагност. Продолжать беседу было бессмысленно, и я прыгнул в колодец времени, думая о том, что за проваленное задание изображение господина Бецалеля немедленно уволит меня в запас под дружные аплодисменты членов попечительского совета.

Каково же было мое изумление, когда, доложив о неудаче, я услышал:

– Отлично, Шекет, отлично! Вы в точности выполнили поручение!

– Но… – пробормотал я. – Я должен был переправить Жанну в Иерусалим, чтобы…

– Чепуха! – воскликнуло изображение господина Бецалеля. – Не было в те годы в Иерусалиме никакого Пинхаса. А истинная цель задания была в том, чтобы Жанна пришла к твердому убеждению, что этот дурачок король Карл VII достоин ее любви. Вы просто еще не знаете женщин, дорогой Шекет. Наш эмиссар два месяца внушал Жанне голосом Творца, что она должна полюбить короля и спасти Францию. Она все сомневалась, а тут явились вы, наговорили глупостей, вот тогда-то Жанна и поняла, в чем ее назначение в жизни. Теперь она пойдет на костер с улыбкой на лице, как говаривал российский министр Грачев, правда, в другое время и при других обстоятельствах.

– Поздравляю, Шекет, – продолжало изображение господина Бецалеля, – поздравляю, вы получаете повышение по службе. Вообще говоря, вам положен отпуск, но не лучше ли будет для вас отправиться на новое задание?

КАК Я СПАСАЛ РОССИЮ

Голографическое изображение господина Бецалеля, внимательно оглядев меня с головы до пят, продолжало:

– То обстоятельство, что вы работаете исключительно в средних веках, а то и в более ранние эпохи, отрицательно сказывается на вашем опыте патрульного. Следующее задание будет особым и сложным: вам предстоит отправиться в Россию тысяча девятьсот двадцать третьего года и воспрепятствовать деятельности апарайской агентуры. Задание ясно?

Попробовал бы я сказать «нет»!

Апарайская агентура – это серьезно. Вообще говоря, сведения об этой цивилизации отдел безопасности всегда держал в секрете, но я попробую приоткрыть тайну – ведь вы не узнаете от меня не только координат Апарая в Галактике, но даже названия планеты: Апарай, как вы понимаете, – всего лишь кодовое обозначение.

Так вот, апарайцы, внешне очень похожие на людей (отличаются только расположением аппендикса, но кто же в обыденной жизни способен углядеть эту разницу?), постоянно вмешиваются в нашу историю – во всяком случае, вмешивались до тех пор, пока Договор 2076 года не положил конец этим пиратским наскокам. А нам, патрульным, приходилось тратить уйму времени, отслеживая действия пришельцев и не позволяя им делать из истории человечества цирковое представление.

Как-то апарайцы надумали потренироваться в построении коммунистического общества. Тренировались бы на себе, но они предпочли вынести эксперимент в космос, на Землю. Нет, я имею в виду не только попытку построения коммунизма в России, это другая история, и здесь апарайцам был дан лично мной надежный отпор. Об этом я еще расскажу, а опыт по созданию коммунистической общины они все-таки осуществили. Было это, кто не знает, в XVIII веке – апарайцы провели агитацию среди нескольких индейских племен в Южной Америке, и те обобществили все, что возможно, начав, естественно, с женщин. Денег у них отродясь не водилось, так что и отменять было нечего. Выдвинули лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и стали жить согласно моральному кодексу строителя коммунизма. Патруль вмешался, когда коммунистической общине было 74 года от роду и бедные индейцы никак не могли понять, чем они, собственно, занимаются. Проблему решил агент Эренфест – ему удалось опознать апарайского резидента и разоблачить его перед советом старейшин. Не спрашивайте, как происходило разоблачение – это служебная тайна, которая даже мне не известна. Во всяком случае, индейцы прогнали апарайца в джунгли, Эренфеста хотели вздернуть на лиане, но он вовремя свалил в колодец времени, а коммуну в тот же день отменили и всех женщин мужчины, естественно, разобрали по праву сильного. Странно в этой истории то, что просуществовала индейская коммуна именно 74 года – ровно столько, сколько прожила советская власть в России. Может, это всеобщий исторический закон? Впрочем, я несколько отвлекся от темы – память, как вы понимаете, играет со мной, как кошка с мышью.

Итак, отправился я в Москву 1923 года с заданием не позволить апарайским агентам привести к власти товарища Льва Давидовича Бронштейна (он же Троцкий). Замысел наших врагов был ясен. Апарайцы не любили человечество, но больше всего они не любили евреев, хотя и не понимали, чем средний еврей отличается от столь же среднего папуаса с кольцом в носу. Но разве для межзвездного антисемитизма нужны какие-то разумные причины?

Так вот, они хотели изменить историю России, приведя к власти Троцкого, тот стал бы насаждать казарменный коммунизм, всем было бы плохо, а обвинили бы евреев, и начался бы русский бунт, бессмысленный и беспощадный, и всех евреев в России извели бы под корень – Троцкого в первую очередь. По плану Льва Давидовича должен был застрелить начальник его личной охраны товарищ Поскребышев.

Прибыв в столицу Советской России, я прежде всего отправился в резидентуру Патруля и встал на учет у нашего резидента Осипа Финкеля – он держал в Москве парикмахерскую и стриг, говорят, даже жену самого товарища Ворошилова.

– Трудно вам будет, Шекет, – вздыхая, сказал Финкель. – Я здесь уже пятый год резидентствую, с самой, можно сказать, революции, и до сих пор не смог выявить ни одного апарайского агента. Самое надежное было бы – вскрыть и посмотреть, где у него аппендикс. Но я ведь парикмахер, а не хирург! Вот если бы их можно было отличить по прическе…

– Есть способ, – сказал я. – Попробую разобраться методом ультразвуковой дефектоскопии.

Хороший метод, но я никогда прежде им не пользовался. Пропуск в Кремль мне выправило некое важное лицо в наркомате обороны – Финкель пообещал этому лицу, что будет стричь его вне очереди, и тот не смог устоять. Напустив на себя вид ходока, разыскивающего Владимира Ильича Ленина, я бродил по коридорам, всматривался в лица и прислушивался к разговорам. Сначала я решил, что апарайским агентом является товарищ Буденный – уж слишком громко он орал о роли товарища Троцкого на фронтах гражданской войны. Но просветив героя припасенным для этой цели карманным ультразвуковым детектором, я обнаружил, что аппендикс у товарища Буденного находится на положенном для человека месте, и перенес свои подозрения на товарища Бухарина. Подобраться к Бухарину со своим детектором мне удалось только вечером следующего дня, и я был вынужден разочарованно отступить.