– А если откажусь?
– Что ж… – Коронель сделал вид, что задумался. – Пожалуй, это твоя единственная возможность выйти из этой комнаты живым. Подумай ещё раз.
– Ты сбежал оттуда?
Невольно вздрагиваю: успел забыть, что рядом сидит, почти не дыша, старик в сутане.
– Нет. Я остался.
– Почему?
Священник потрясён. Уж не подумал ли, что я согласился стать одним из тех мальчиков?
– Потому что! Коронель предложил мне сделку: репетитора и оплату учёбы в медакадемии за то, что я стану для него воровать лекарства из больницы, в которую должен был устроиться на работу. Я согласился. Решил, что до осени – рукой подать, а там я переберусь в общежитие и не увижу того, что здесь происходит, этих мальчиков… Всё забуду. А стащить успокоительные пилюли – невысокая плата за обучение и сокрытие убийства.
– Забыл?
Ответ он знает. Но в голосе старика я не слышу осуждения: слово своё держит. Его желание разделить мою боль, взять на себя хотя бы её часть почти зримо. Но толку-то.
Я умолкаю. Всё. Больше мне ему сказать нечего. Закрываю глаза, и перед ними встают молчаливые, покорные Коронелевские мальчики. Рыдающий Дженни, которого рвёт в туалете. И его затравленный, полный ненависти и отвращения взгляд, когда я, пытаясь утешить, кладу ладонь ему на спину.
– Не прикасайся ко мне, сукин ты сын! – свистит он. – Сунь свои щупальца себе… – его прерывает очередной приступ рвоты.
Холли Блю – правая рука Коронеля. Он очень старается. Холли делает всё и даже больше. Холли мечтает найти богатого покровителя и навсегда уехать с ним из гостиницы. Холли смотрит на остальных свысока, посмеивается над ними и строит свою «карьеру». Холли уверен, что уж у него-то всё получится.
Я найду Холли спустя несколько лет, избитого до смерти, среди мусорных ящиков неблагополучного квартала обособившейся Траолии. Выброшенного господином, чьи желания он исполнял с неистовым рвением, стремясь к сладкой, беззаботной жизни под его покровительством. Он умрёт у меня на руках, и я не успею ему помочь.
Не успею помочь и Дженнингсу: он наглотается тех самых пилюль, которые я буду приносить Коронелю.
Имена остальных я не помню. В газетах писали, что эта гостиница сгорела дотла в первые годы войны. В пожаре никто не выжил.
Incognimortum
Винтерсблад наклонился, чтобы достать из-под койки судно. Ему на шею, прямо над белым воротником санитарской формы, шлёпнулась тёплая, не очень густая масса и медленно поползла за шиворот.
– Ой-ой! – с издёвкой в голосе «расстроился» сидевший на кровати псих – маленький мужичок с редкой седой щетиной.
– Ч-ч-чёрт! – прошипел Блад, едва не бросив полное судно.
Он поставил его обратно на пол и, стараясь как можно меньше шевелиться, чтобы мерзкая масса не растекалась дальше, выудил из кармана салфетку: за несколько недель работы в психбольнице он приучился всегда иметь их с собой. Вытер шею: к счастью, это оказалась лишь пережёванная хлебная кашица, а не то, что он подумал. Щетинистый мужичок мелко захихикал, глядя на Шентэла с высоты своей кровати. Блад бросил на него грозный взгляд, выпрямляясь с судном в руках. С этими психами не поймёшь, насколько они на самом деле не в себе. Мужичок надулся, сложил губы трубочкой и сделал «пф-ф-ф-ф», распылив Бладу в лицо слюни и остатки крошек. У двери захохотали двое наблюдавших за ними медбратьев: Такер и Бэйли.
– Давай-давай, санитар, тщательнее санитарь! – шутливо прикрикнул первый. – Болтают, что в медакадемии ты лучший на потоке, но что-то по тебе и не скажешь!
Блад медленно выдохнул, побеждая охватившее его желание надеть полное нечистот судно кому-нибудь из них на голову, и потянулся за следующей салфеткой.
– Там ещё в четвёртой Тощий Тони опять обгадился! Надо его вымыть и сменить бельё, – добавил Бэйли, – а мы пока покурим.
– Катитесь, чтоб вам задохнуться! – под нос себе пробормотал Шентэл.
– Он пожелал вам задохнуться! – тут же заголосил в спины удаляющимся медбратьям щетинистый псих.
– Поговори ещё! – отозвался Такер. – Вот сестра Джосси вернётся, там уже не до выкрутасов тебе станет, – мигом к ногтю прижмёт!
Сестра Джойселлин была в отделении старшей. Блад ещё не успел с ней познакомиться, так как она взяла отпуск, чтобы проведать кого-то из престарелых родственников, живущих на другом конце страны. Поговаривали, что захворал её дядюшка, но будто бы Джойселлин больше беспокоилась о завещании старика, чем о его здоровье. Тем не менее, персонал её уважал и чуть побаивался, а пациенты (те, которые хоть что-то соображали) любили: и дня не проходило, чтобы кто-то из них вдруг не разрыдался: «Где сестра Джосси? Не буду лекарства без сестры Джосси!»
Шентэлу старшая сестра представлялась почтенной мадам, строгой с подчинёнными и ласковой с больными, высокой и пышнотелой, с аккуратно уложенной под сестринской наколкой седеющей причёской. Он знал, что она уже несколько лет как вдова и что детей у неё нет, что она продала дом, оставшийся ей от мужа, и перебралась в крохотную квартирку поближе к клинике, но эта квартирка бо́льшую часть времени пустует, так как сестра Джойселлин почти живёт в своём кабинете. Именно в этом кабинете, в шкафчике со стеклянными дверцами, хранились пилюли для пациентов. В том числе и те, которые Блад воровал для Коронеля.
В больницу Шентэл приходил по вечерам, часто брал и ночные смены. Утром он учился, да и в психушке персонала хватало, а после обеда в отделении оставались два медбрата и он, Винтерсблад. Пока те бездельничали и каждые полчаса ходили курить, спихивая на Блада в довесок к его обязанностям ещё и свои, он, пользуясь моментом, пробирался в кабинет старшей сестры, открывая замок шпилькой, и понемногу таскал оттуда нужные препараты.
Очень быстро Шентэл понял, что медбратья дают психам на ночь этих таблеток больше, чем нужно – и всем поголовно, а не только тем, кому они прописаны: пусть, дескать, спокойно спят и другим отдыхать не мешают. Позже в журнале дежурства писали, что такой-то вновь впал в буйство, и пришлось дать максимальную дозу лекарств, чтобы его угомонить. Однако обходить палаты, раздавая пилюли, Такер и Бэйли тоже не любили, как и работать в принципе, и эту обязанность они очень быстро спихнули на Блада, чем облегчили ему доступ к таблеткам.
Пока всё шло неплохо, если не считать того, что между работой и учёбой Бладу удавалось спать не больше трёх часов в сутки. Самое главное – он наконец съехал из ненавистной гостиницы Коронеля и теперь жил в комнате медицинского общежития.
В один из дней их группу повели в морг на вскрытие.
– Вам может стать дурно, – предупредил профессор, выстроив студентов вокруг стола с желобками для стока крови по краям, на котором лежало покрытое тканью тело, – кому-то всегда становится. Но это вовсе не значит, что из вас не выйдет хорошего доктора. Трудитесь, и ко всему привыкнете, всё переборете. Готовы?
Когда с тела сдёрнули простыню, Блад вздрогнул: на столе лежал один из старших Коронелевских мальчиков. Поперёк его груди тянулась кривая надпись «incognimortum».
– Что значит это слово, сэр? – спросил один из студентов.
– Неизвестный мертвец, – ответил профессор. – Так в моргах помечают тех, чьи личности установить не удалось, или тех, чьё тело осталось без востребования. Вот, например, кто этот молодой человек, так и не выяснилось.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги