сразу резко открыть и тут же закрыть газ для мгновенного повышения крутящего момента;
отпустить педаль сцепления;
повторно открыть газ.
«Старый» хозяин машины спросил, давно ли я сидел за рулем и на чем я учился водить машину. Я, вкратце, рассказал о службе, об опыте вождения, о том, чем занимаюсь сейчас. Короткая информация о «синхронизаторе» в «коробке», и дальше «перегазовку» я уже не использовал. Мы прокатились по нескольким улицам, отвезли «старого хозяина» и поехали домой. Машин в то время было ещё не так много, как сейчас. Домой мы приехали быстро и поставили машину прямо возле подъезда.
Надо сказать, что поставить личную машину возле подъезда в начале девяностых годов было несложно. Возле нашего дома стояло всего две машины. Сигнализации на машине Виталика не было, поэтому дверь закрывалась ключом. А вот снятие «дворников» с «лобовых» стекол было обычной процедурой. Снимали «дворники» со всех машин. Эту рекомендацию мне дал Олег Тюрников, владелец машины с солидным стажем.
Машину купили, а вот ездить на ней было некуда. Дачи у нас не было, ездить на машине на работу было неудобно. По времени проще было добираться на троллейбусе и метро. Поэтому, на первых порах, машина большую часть времени стояла возле подъезда.
Наша машина во время выезда на рыбалку
«Водительского удостоверения» у сына не было. Но уже через несколько дней после покупки он стал готовиться.
Для отработки практического вождения мы нашли в Серебряном Бору грунтовую «тропинку», ведущую от центральной дороги к пляжу. Естественно, осенью по ней никто не ездил.
И вот мы приехали к началу этой дороги. На словах я много раз объяснял Виталику, как управлять машиной. Да и при выключенном двигателе он отрабатывал все движения руками и ногами. Я вышел из машины и пошел в сторону пассажирской двери. О том, что случилось дальше, много раз с улыбкой вспоминала вся семья.
Виталик надел темные очки, зимние перчатки, закурил сигарету и попытался сесть за руль. Я сразу понял, что именно так он себе представляет не просто водителя, а этакого «гонщика» за рулем крутого «Мерседеса». Но у нас был далеко не «Мерс», да и гонять на грунтовой дороге, изобилующей поворотами, было нельзя. Поэтому, я сразу предложил «докурить» и «снять».
Тронулся Виталик отлично! А, вот, с переключением передач, сразу появилась проблема. На стоянке, когда двигатель был выключен, все движения рукой и ногами были правильными. А вот «в движении» его голова сразу поворачивалась к ручке переключения передач и к ногам. Остановились, заглушили двигатель.
Я натянул на глаза Виталика шапку, так, чтобы он ничего не видел, и командовал, какую передачу включить. Так мы тренировались минут десять. При этом передачи переключались как «последовательно» «снизу в верх» или «сверху в низ», так и произвольно, что, в принципе, маловероятно.
Опять запустили двигатель, тронулись. Дело пошло лучше. Конечно, на тех дорожках разогнаться до четвертой скорости не удавалось. Два часа езды не прошли даром. Виталик вполне освоился за рулем. Вот только ездить по улицам было нельзя. Поэтому долгое время мы ограничивались только ездой по «грунтовкам» Серебряного Бора.
Иногда Виталик просил просто «покатать» его по городу. «Напряженка» с моей зарплатой заставила пару раз «бомбить». Ездили на заработки мы вдвоем, Виталик, для страховки, сидел сзади меня. Один раз нас остановил молодой парень и попросил отвезти, куда скажет. Деньги были нужны, мы поехали. Место, куда он нас «привел» было пустынной улицей в промышленном районе. Он вышел из машины, прошел вперед до каких-то железных ворот. Оттуда вышел человек, они что-то быстро передали из рук в руки, и парень вернулся. Мы отвезли его в начало улицы Народного ополчения. Деньги за поездку «туда» мы взяли сразу, а за дорогу «обратно» он расплатился, когда подъехали.
Когда он вышел, мы поехали в сторону дома. Виталик спросил, догадался ли я, что он «брал» возле ворот. Скрытность действий и пустынность места позволяли сделать вывод, что мы возили наркомана. Наверное, после этого случая мы решили, что зарабатывать «извозом» больше не будем. Даже вдвоем мы были практически беззащитны. А скоро я нашел способ зарабатывать не только безопасный, но и более денежный.
Как «ВАЗ-21013» стал «Крокодилом» и начал служить семье
Среди моих друзей только у Олега Тюрникова была машина. Это была серая «девятка». Купил Олег эту машину в 1989 году. И после недолгих рассуждений об «имени», он принял решение, что машина будет называться «Серна». Решающее значение при определении «имени» сыграл не только цвет, но и скоростные характеристики машины. Мне несколько раз довелось быть пассажиром, и я по достоинству оценил удобства. Правда, по сравнению с моим служебным УАЗ места было маловато.
И вот, лет через шесть после приезда в Москву я стал ездить на «личном авто» моего сына.
Уже на второй день «встал вопрос» об «имени» машины. И, как ни странно, оно «придумалось» само-собой. Во-первых, цвет кузова – «липа зеленая». Во-вторых, звук мотора, который давно не знал рук мастера, напоминал «рык» этой рептилии. И, наконец, в-третьих, помогла случайность. Я в начале девяностых годов собирал резиновые игрушки. И одна из игрушек – симпатичный желто-зеленый крокодил с голубыми глазами, сразу всем приглянулся и перекочевал на «торпеду» автомобиля, определяя, тем самым, «имя» авто.
Надо сказать, что «лихие…» самым существенным образом влияли на возможность использования машины.
Сейчас уже и не вспомнить, когда в первый раз я «рискнул» поехать на машине в центральную часть города. Надо было на Киевском вокзале встретить передачу с одесского поезда. Ни о каких навигаторах в то время мы, естественно, не слышали. Более того, найти хорошую карту с правильным расположением улиц и нормальным масштабом было невозможно.
Нет, конечно, схемы Москвы продавались в любом киоске «Союзпечать». Но попытка сориентироваться по ним потерпела фиаско. Некоторых переулков на схеме не было, там, где должна быть проезжая часть, оказывалась стройка, или ремонт, или просто владельцы зданий устанавливали «препятствия, чтобы «не было шума машин».
Самым простым оказалось сесть на троллейбус, доехать до метро «Улица 1905 года», потом пешком пройти часть маршрута на юг, по улице 1905 года до Краснопресненской набережной, проехать по набережной до Калининского проспекта, далее по мосту, опять по набережной, теперь уже Тараса Шевченко. И вот, наконец, Киевский вокзал. Пешеходный «проезд» к вокзалу был несложным, но продолжительным. Наверное, именно поэтому я не стал, или просто забыл, выяснить простую вещь: а где «припарковать» машину, пока мы будем ждать поезд.
Приехали к вокзалу мы с Виталиком заблаговременно. Это помогло. Я долго крутился, пока нашел место, где можно оставить машину, не боясь получить штраф. Обратная дорога не обошлась без приключений. На набережной, при перестроении, я пересек «сплошную». Просто чуть замешкался, поэтому и пересек. Впереди стоял гаишник, который внимательно смотрел в мою сторону. Да ещё и дорога была пустой. Молодой гаишник вышел на проезжую часть и решительным жестом своей «палки» указал на место, где мне надлежало остановиться.
В то время гаишники стояли так часто, что, отъехав на километр от одного, можно было встретить следующего. И, пусть меня простят за резкость и прямоту, многие ждали, когда нарушитель заговорит о том, что «может… как-то можно… штраф на месте… без квитанции… что он вот… только… сегодня первый раз… за много лет стажа… просто не заметил… растерялся… виноват… и больше этого никогда в жизни…».
Более того, как меня учили «более опытные водители» лучше документы на машину и «права» положить в «удостоверение личности». С действующих военных тогда штраф не брали, а сообщали «по месту службы». И, если иметь «своего человека» в строевой части академии, то можно вообще обойтись без взыскания.
И была ещё одна «рекомендация» от опытных водителей: в удостоверение положить «трешку» или «пятерку». Никто не запрещает хранить деньги в документах. И некоторые гаишники, увидев «бумажку», молча перекладывали её в свой карман и отдавали документы.
Документы у меня лежали в удостоверении, но денег там не было. Я остановил машину и вышел. В то время было именно так. Старший лейтенант, а гаишник был в этом звании, резко подошел ко мне, взял документы и внимательно несколько минут их изучал. Затем обратился ко мне с вопросов, как это я пересек сплошную линию. Я сказал, что по Москве езжу недавно, сразу не сориентировался, что мне надо в другой ряд, и, хотя ехал не быстро, переехать в нужный ряд до начала «сплошной» не успел.
Наверное, гаишник стоял на этом «хлебном месте» не просто так. Он сначала намеками, а потом и открытым текстом сказал, что «может быть, чем получать взыскание, проще уладить на месте». Такого нахальства я не ожидал. Он, старший лейтенант, разговаривал с полковником свысока, как будто генерал с лейтенантом.
Я не стал дожидаться окончания его речи, оборвал его на полуслове и сказал примерно так: во-первых, он, наверное, не понимает, как младший по званию должен разговаривать со старшим, пусть и из разных ведомств, во-вторых его речь слушали мои родственники в машине, в-третьих денег я ему не дам, а вот сообщить его начальству о его поведении могу, в—четвертых, нарушение, которое я совершил не предусматривает изъятие у меня документов. И, наконец, я, преподаватель тактики, пользуюсь таким авторитетом у командования академии, что на эту его бумажку, если она дойдет, просто наплюют. Затем я спросил, все ли мои данные он записал, попросил вернуть документы, сел в машину и поехал домой.
Когда мы отъехали на достаточное расстояние, Виталик удивленно спросил, как это я так резко разговаривал с гаишником. Ответ мой был прост. Нарушение, конечно, было. Но нормальный гаишник, на пустой дороге, мог просто не придать этому значения. А даже, если бы и остановил, просто предложил бы быть внимательнее и заранее готовиться к совершению маневра.
А молодой хам, который думает только о том, сколько денег он должен «заработать» на «хлебном» месте, должен, хоть на словах от человека, который старше его и по возрасту, и по воинскому званию, получить «по полной». Домой мы приехали в хорошем настроении. «Крокодил» начал служить семье.
Рублевское шоссе
«Лихие…» иногда приносили такие сюрпризы, о которых в добрые советские времена мы даже и подумать не могли. Понятно, что «инфляция» была такой, что зарплата, которая в Вооруженных силах называлась «денежное довольствие», за месяц могла обесцениться.
А, кроме того, и выплачивали это самое «довольствие» не регулярно. И я, полковник, всю сознательную жизнь служивший народу, никогда ранее не думал о том, как прокормить семью.
Правда, были в моей «комбатской» жизни месяцы, когда я приносил домой не просто часть «довольствия», а всего несколько рублей. Несколько раз с меня высчитывали деньги за то, что при сдаче солдатского постельного белья в стирку выявлялась недостача. Недисциплинированные солдаты рвали простыни на подворотнички.
Да ещё и старшина, всегда сержант срочной службы, вместе с «каптерщиком», халатно относились к сдаче постельного белья. А начфин полка, в нарушение действующих законов, высчитывал сразу весь «убыток». Делать этого, формально, было нельзя. Но жаловаться в наше время было не принято. Вот и сидели на Таниной зарплате.
В Москве Таня, естественно, сразу нашла работу в одном из НИИ. А когда мы переехали в Серебряный Бор, сразу устроилась на почту. Это частенько спасало нас от «безденежья».
Однажды, ещё когда мы жили на частной квартире в Марьиной Роще, в одном из магазинов «хозтоваров» я купил «шпон». Почему меня заинтересовали полоски натурального дерева, толщиной около миллиметра, шириной 10—20 сантиметров и длиной около метра, сейчас уже и не вспомнить. В нашей шестнадцатиметровой комнатке, где мы жили вчетвером, даже для учебников сына и дочери места не было. Они лежали на полу под столом и на шкафу. Сделать для книг полки (а купить их было просто не на что) из досок от ящиков, в которых мы перевозили вещи, я решил уже через неделю после того, как привез в Москву семью.
Я вспомнил, как делал мебель мой отец. Он приклеивал тонкую фанеру к дощатому основанию и потом полировал эту заготовку так, что она ничем не отличалась от дорогой мебели, которую я видел в магазинах.
Вырезав заготовки для книжных полок нужного размера, я попытался приклеить на них полоски шпона. Прижать шпон к заготовке было нечем. Поэтому на первых деталях шпон «встал волной». Я попытался прижать шпон горячим утюгом. Результат превзошел ожидания. Шпон приклеился ровно. После обработки заготовки наждачной бумагой я покрыл её лаком. Получилось вполне прилично. За выходные дни я сделал несколько полок, на которые сын и дочь поставили все свои учебники.
Летом 1991 года мне предоставили служебную двухкомнатную квартиру на улице Набережная Новикова-Прибоя. В этом районе жили многие слушатели и адъюнкты нашей академии. По близости к известному лесопарку мы называли наш район «Серебряный Бор». Место это прекрасное. Предприятий вблизи нет, рядом с домом Москва-река. До метро десять минут на троллейбусе или трамвае. С деньгами, правда, лучше не стало.
Одна из межкомнатных дверей была в ужасном состоянии. Обрезки шпона, купленные ранее, у меня остались. Кроме того, я, по объявлению в газете, купил ещё несколько полос шпона и решил отделать ими дверь. Дня через два, покрыв на балконе отделанную сторону двери лаком, я с удовольствием смотрел на свою работу. Вот тут и возникла мысль попробовать заработать на этом. У сына уже был компьютер и принтер. Он распечатал два десятка объявлений примерно такого содержания: «Отделка ВАШИХ дверей шпоном натурального дерева. Телефон…»
Расклеив несколько объявлений на остановке трамвая, я подъехал к большому хозяйственному магазину на проспекте Маршала Жукова. Объявлений, самых разных, и на всех возможных поверхностях, было наклеено очень много. Я выбрал несколько мест на дверях, досках объявлений и там, где клеили другие и разместил свою «рекламу».
Через день я собирался уехать в отпуск, поэтому клеить объявление сейчас было, наверное, ошибкой. Каково же было мое удивление, когда минут через тридцать после того, как я расклеил объявления, мне позвонили.
Мужчина снял мою рекламу как раз возле магазина. Жил он на нашей улице. Я предложил подойти ко мне домой, чтобы посмотреть на «готовое изделие». Ещё через десять минут мы уже обсуждали цвет шпона, сроки начала работ и, главное, стоимость. Те, кто жил в то время, конечно знают, что «поклонение доллару» тогда входило в «расцветающую фазу». «Деревянный», как тогда говорили, рубль «имел хождение» только в государственных магазинах, полки которых были, в основном, пусты. На расцветающих «рынках», говоря по-русски «базарах» во всю расплачивались «зелеными». Конечно, я эти деньги видел, но в руках не держал. Да и рублей в моих руках тогда тоже было мало.
В Одессе, куда я поехал в отпуск, я «встретил» ГКЧП. По городу ездили колонны военных машин, на улицах стояли «кордоны» военных. Таня, моя супруга, осталась в Москве. Несколько раз её звонили из академии, спрашивали где я, как со мной связаться и когда планирую вернуться в Москву.
Сейчас уже и не вспомнить, откуда я взял деньги на клей, шпон и лак. Большая комната нашей двухкомнатной квартиры превратилась в мастерскую. Конечно, «ошкуривание» (обработка поверхности наждачной бумагой, в просторечии «шкуркой») наклеенного шпона, как и покрытие поверхности лаком, приходилось проводить на балконе. Но время было летнее, ветер уносил пыль и запах лака, а теплая погода способствовала его быстрому высыханию.
Через несколько дней две двери были погружены на «багажник» «Крокодила». А вечером того же дня я с гордостью показывал Тане настоящие американские доллары.
