Сердце серебристого оленя
– Только не оборачивайся, – прошу я ее. – Здесь девушка, с которой я когда-то дружил.
– Что? Когда? А я ее знаю?
– Нет, я никогда о ней не говорил.
– Со мной?
– Вообще ни с кем.
– Как она выглядит? – Инга пытается обернуться, но я хватаю ее за рукав кимоно с лепестками сакуры, которое она приобрела специально для образа кицунэ.
– Я же сказал: не смотреть туда!
– А вдруг мы с ней знакомы? Я много кого пригласила на эту вечеринку. – Она касается моего лица своим алым веером и улыбается. – Ну же, Маленький принц, скажи мне, кто твоя роза.
– Ладно, – вздыхаю я, потому что она все равно не отстанет, пока не добьется своего. Уже сочувствую ее нынешнему парню Диме – бармену «Наших черничных ночей». – Кажется, она здесь работает, потому что у нее в руках постоянно поднос с коктейлями.
– Официантка? – восторженно ахает Инга. – Как она выглядит?
– Невысокая, длинные светлые волосы, серо-голубые глаза, красивые руки, родинка над левой бровью, россыпь веснушек, хотя вряд ли их видно под слоем косметики. Я не сразу ее узнал, потому что прошло много лет, но это точно она – Полли.
– Полли?! – восклицает подруга, шокировано уставившись на меня. – И как давно ты ее знаешь?
– Я перевелся в школу, где она училась, в восьмом классе. Мы были друзьями, пока мне не пришлось уехать.
– Почему ты ничего о ней не рассказывал?
– Я не люблю об этом вспоминать, – признаюсь я.
– А ты знал, что она тоже переехала в столицу?
– Понятия не имел.
К нам подходит Дима, и на его лице читается один-единственный вопрос: «О чем вы тут шепчетесь?». Инга познакомила меня со своим парнем пару часов назад, так что назвать нас приятелями нельзя даже с натяжкой.
– Как вы тут? – спрашивает Дима.
– Оказывается, Лука знаком с Полли, – выпаливает Инга. Заметив мой красноречивый осуждающий взгляд, она добавляет: – Да брось, просто подойди к ней и поздоровайся.
– Не уверен, что она мне обрадуется, – колеблюсь я.
– Тебе не о чем волноваться, – говорит Дима. – Полли – самый приветливый и дружелюбный человек из всех, кого я знаю. Она очаровывает каждого, кто заходит в этот бар.
В этом и проблема, думаю я про себя. Полли, которую я знал, не умела фальшиво улыбаться, а еще быть услужливой и любезной. Она отличалась резкостью, была конкретна и никогда не прогибалась под правила, которые диктовал ей окружающий мир. Наблюдая за ней сегодня, я поражался тому, как сильно ее изменили эти восемь лет. Одетая в костюм феи, она порхала по бару, излучая позитив и легкость. Эта Полли никогда бы не влезла в драку, и что самое важное – с этой Полли мы бы никогда не стали друзьями.
– Я пойду к девочкам, – сообщает мне Инга, кивая в сторону подруг.
– Ведите себя достойно, – прошу я.
– Ой все! Пока, Лука.
Я провожаю взглядом ее миниатюрный силуэт, и уже через несколько секунд ее рыжая макушка растворяется в толпе разноперых посетителей бара. Несмотря на нелепый костюм, в котором меня можно спутать со стеблем сельдерея, на этой вечеринке я оказался по долгу службы. Став ведущим хореографом одного из самых уважаемых в стране тренерских штабов по фигурному катанию, мне пришлось пересмотреть свое отношение к понятию ответственности. Узнав, что все три мои подопечные собираются в «Наши черничные ночи», я не смог закрыть глаза и позволить им отправиться сюда без моего сопровождения. Глядя на них сейчас, становится очевидно, что это было вовсе не обязательно. Они взрослые спортсменки и состоявшиеся личности, им точно не нужна моя опека. Но в последнее время я так сильно боюсь облажаться, что перебарщиваю во всем, что касается этой работы, ведь она – все, что у меня теперь осталось,
Я доедаю остатки картофеля фри и, еще раз окинув взглядом бар, направляюсь в уборную. Думаю о том, как бы не напороться на Полли, но вместо этого врезаюсь в парня, стоящего за боковым столиком. Он подается вперед и роняет стакан с коктейлем, который тут же опрокидывается на мои бежевые лоферы. Это ничего, думаю я, это поправимо. И даже в следующие несколько секунд, когда рядом возникает высокая темноволосая девушка с темно-бордовой помадой на губах, представляющаяся владелицей бара, я продолжаю думать, что все в порядке. Но когда позади меня раздается ее голос – голос моего прошлого, моего дома, моей северной души – я не могу пошевелиться.
– Это Полли, – говорит руководительница «Наших черничных ночей». – Она уладит эту досадную неприятность.
– Добрый вечер! – здоровается Полли, и голос ее – чистый елей.
Еще мгновенье – и она поймет, кто перед ней, но до тех пор я продолжаю стоять на месте, разглядывая свою испачканную обувь. Мы будто снова в восьмом классе: стоим в кабинете директора, я молча смотрю на ковер, а она улаживает то, во что я ее втянул.
– Сейчас принесу вам новый коктейль, – обещает Полли парню, в которого я врезался.
– Малыш, это не обязательно, – в открытую флиртует он, – лучше оставайся с нами, отдохни.
– Знаете, я ведь себе не прощу, если вы уйдете, не допив свой коктейль. Скоро вернусь, никуда не уходите, – отвечает она, и меня поражает то, как изящно она выходит из сложившегося положения.
Я почти уверен, что сейчас она развернется и уйдет к барной стойке, предоставив мне тем самым шанс уйти незамеченным, но это же Полли, а она никогда не оправдывает чужих ожиданий.
– Лука, тебе что-то нужно?
Вздрогнув, я оборачиваюсь и вижу ее непроницаемое лицо, с которого напрочь исчезла улыбка. Видимо, она предназначена всем, кроме меня.
– Нет, – отзываюсь я, – все в порядке.
– Точно? – Она с сомнением оглядывает мою обувь, до основания залитую красным коктейлем. – Идем со мной.
– Куда? – уточняю я, машинально следуя за ней.
– Эй, Феликс! – окликает она одного из барменов. – Я возьму твои запасную обувь и носки из раздевалки?
– Лады, только верни потом, – разрешает тот.
– Спасибо! И приготовь для восьмого столика Кровавую Мэри. За счет заведения.
– Лады, – повторяет Феликс.
Полли заводит меня в дальнюю по коридору небольшую комнату, и неожиданно окружившая нас тишина вгоняет меня в ступор.
– Вот, возьми, – Полли протягивает мне похожие на мои лоферы, но только черного цвета, и белоснежные носки с перцами чили. Видимо, заметив мою ухмылку, она поясняет: – У Феликса страсть к носкам с рисунками.
– Понятно, – киваю я, слегка смутившись, – спасибо.
– Пожалуйста.
– И давно ты знаешь, что я здесь?
– С самого начала вечеринки, – отвечает она равнодушно. – Это моя обязанность – следить за посетителями, чтобы ничего не пропустить.
– Не пропустить, – повторяю я за ней. – Не пропустить чего? Просьбы убрать столик? Или принести новый коктейль?
– Именно так. Тебе же понравился наш сервис? – спокойно уточняет она и, не дожидаясь моего ответа, продолжает. – Если тебе больше ничего не нужно, я должна вернуться к работе.
– Полли, я… – А что, собственно, я собираюсь сказать? Прошло восемь лет, мы теперь чужие друг другу люди, которых связывает одно только прошлое, да и то ставшее расплывчатой кляксой на истлевшей от времени бумаге.
– Отличный костюм, – говорит она, уже схватившись за дверную ручку, – но корону я бы заменила на оленьи рога.
Последнее, что я слышу перед тем, как Полли открывает дверь, и громкая музыка врывается в комнату и мои мысли, это:
– Были рады видеть вас в баре «Наши черничные ночи», хорошего вечера.
Воспоминания Полли. 2014 год
Когда мне исполнилось двенадцать, у моего отца родился ребенок от другой женщины. Мы с мамой узнали об этом за ужином, во рту у меня было овощное рагу, которое тут же встало поперек горла. Папа сообщил эту новость, как нечто само собой разумеющееся, словно многолетний роман со своей бывшей одноклассницей – это обычная повседневная рутина. Он заявил об этом с неохотой, но – искренне надеюсь, что мне это только почудилось, – с хорошо улавливаемой гордостью. «У меня теперь есть сын» – вот что конкретно он нам сказал в тот вечер. За окном шел снег, но я больше не переживала о том, как буду добираться до школы, потому что на меня уже обрушилась чудовищная лавина.
Он ушел не сразу, потому что долгое время пытался убедить маму, да и вероятно самого себя, что это вполне реально – жить на две семьи, заботиться и любить нас в равной степени. Я подслушивала их тихие разговоры и не понимала, почему они так спокойны. Они обсуждали, что делать дальше, как растить меня, их дочь, нуждающуюся в постоянном внимании и материальной поддержке. Мне претила их попытка быть хорошими родителями, потому что моя вера в институт семьи уже пошатнулась, и никакие их разговоры на кухне не могли этого исправить.
Удивительно, но злилась я куда дольше мамы, довольно быстро принявшей новую реальность, где мы остались вдвоем. Сначала отец переехал на другой конец района, а потом и вовсе покинул город – его жена всегда мечтала жить и растить ребенка в теплых краях. Когда он уехал, я все еще была охвачена гневом и обидой, но меня все равно накрыло холодным одиночеством.
Я с нетерпением ждала каждый папин звонок, но, ответив, не знала, как себя вести и что говорить. Мне не хотелось спрашивать о его новой жизни, а ему наверняка не было дела до наших с мамой северных будней. В какой-то момент я поняла, что наша связь недостаточно сильна, что я все еще злюсь и что возможно никогда не смогу его простить. И тогда я перестала идти на контакт, отчего нам обоим, кажется, стало легче.
Наверное, поэтому я не горела желанием знакомиться со Ставром, ведь он оставил Луку ради жизни в тундре, но уже при первой встрече стало ясно, что этот человек совсем не похож на моего отца.
– Приятно познакомиться с близким человеком моего сына, – с искренней улыбкой на лице сказал Ставр, и в уголках его карих глаз проступили глубокие морщины.
Я собиралась ответить, что не так уж мы и близки, как он мог подумать, но Лука неожиданно взял меня за руку и произнес:
– Рад тебя видеть, пап. Спасибо, что организовал эту поездку.
– Да, точно, – кивнула я, – спасибо вам.
Я благодарила Ставра не за возможность отправиться в это путешествие по тундре, а за то, что он не обманул своего сына и сдержал обещание. Пока Лука вовсю готовился к поездке, меня до последнего терзали сомнения. И все из-за того, что отчебучил мой собственный отец.
Ставр предупредил, что нам предстоит далеко не простой путь и что нужно постоянно быть начеку, потому что зимняя тундра полна опасностей, связанных с крайне переменчивой погодой: шквалистым ветром, плохой видимостью и низкой температурой. Так что совсем не удивительно, что, как только мы отъехали от железнодорожного вокзала, меня накрыла паника. Я сидела внутри мощного вездехода «Север», способного проехать по любому бездорожью, и все равно боялась.
– Папа знает, что делает, – прошептал Лука, снова взяв меня за похолодевшую от страха руку.
– Это не аргумент. У меня плохо с доверием к чьим бы то ни было отцам, – криво улыбнулась я. – Просто идея поехать с вами в тундру попахивает безумством.
– Ты только сейчас это поняла? – тихо рассмеялся Лука. – Все будет хорошо, не переживай. Мы уже слишком далеко зашли, чтобы отступать.
И это правда. Мы преодолели почти две тысячи километров, чтобы оказаться в ближайшем к морю городе. А впереди нас ждали еще три сотни километров бескрайней снежной дороги. Думаю, что мама даже не осознавала, куда меня отпустила, пока я не вернулась и не рассказала ей обо всем, что произошло со мной за время этого путешествия.
За пять часов, проведенных в машине, я узнала немало нового. Например, о самых крупных тюленях – морских зайцах, о необитаемом острове – Медный и о нагромождениях обломков льда, называемых торосами. Люди, дразнившие Луку из-за отца, живущего в тундре, не могли даже вообразить о знаниях, которыми он обладал. Когда Ставр говорил, у меня перехватывало дыхание – настолько интересны были его рассказы о северной жизни. Лука гордился им, и в этой поездке я поняла, чем вызвана эта не знающая границ гордость.
Мне бы хотелось похвастаться тем же, но мой папа не отличался любознательностью и не тянулся к знаниям. Большую часть жизни он проработал водителем автобуса, но, в отличие от мамы, я никогда его за это не корила. И, несмотря на все обуревающие меня противоречивые чувства, я всегда понимала папу и знала, что он понимает меня. Ведь иногда человек становится не тем, кем хочет, а тем, кем может быть.
Когда Ставр предложил сделать короткую остановку, я с опаской выглянула на улицу.
– Через час будем на месте, – сказал Лука и протянул мне руку, – давай пройдемся?
– Только недолго, – согласилась я.
Отойдя от машины, мы остановились в самом центре снежной пустыни и, переглянувшись, тихо вздохнули. Так холодно, подумала я, но на душе необъяснимо тепло.
– Звенящая тишина, – прошептал Лука, глядя мне в глаза.
– Твой папа – замечательный человек. – Заметив его удивление, я объяснилась: – Хочу, чтобы ты это знал, ведь в школе…
– Спасибо, – перебил он меня. – Рад, что вы поладили, потому что он не такой, как другие, и не все могут его понять.
– Может, и я не такая, – предположила я и тут же призналась: – Мне здесь не по себе.
– Почему?
– Посмотри вокруг. Мы словно оторваны от реальности. Здесь же буквально ничего нет.
– Здесь есть мы, а это уже что-то, – напомнил Лука, и я усмехнулась.
– Вы со Ставром очень похожи.
– Так и есть, – кивнул он, – думаю, нам пора возвращаться в машину.
Оставшийся час дороги я провела в мыслях о чувствах, которые вызывал во мне Лука. Как бы я ни избегала нашей близости, иногда ему все же удавалось дотянуться до моего сердца, и тогда меня посещало внезапное осознание того, как на самом деле его много в моей жизни. Все истории, пересказанные друг другу украдкой, где-то между вторым и третьим уроком, во время самой большой перемены, и мимолетные взгляды, несмотря на разделяющие нас парты, соединили нас прочнее, чем тугая веревка. Мне всегда казалось, что кривая линия моего будущего никогда не пересечется с выверенной траекторией Луки. И все же я позволила случиться нашей дружбе и этой по-настоящему сказочной поездке, воспоминания о которой прочно засели в моей голове.
Когда Ставр объявил о прибытии, я пробудилась от недолгого сна и выглянула в окно.
– Не могу поверить, – ахнул Лука. – Мы правда здесь.
Окраинное море Северного Ледовитого океана. Самое холодное, почти круглый год скованное льдом. И оно прямо перед нами.
– У нас всего час до захода солнца, – сказал Ставр, выбираясь из вездехода.
Оставшись наедине с Лукой, я ощутила витающий в морозном воздухе трепет и предвкушение от скорого соприкосновения с мечтой, которая долгие годы жила в его сердце, похожем на мерцающую серебристую снежинку, приземлившуюся прямо на лобовое стекло нашего автомобиля.
– Волнуешься? – спросила я, видя, как Лука затаил дыхание.
– Как только я выйду на улицу, этот момент уже не повторится, – признался он.
– Думаешь, ожидание приятнее реальности?
– Может быть.
– Бессмысленно чего-то желать, если не готов действовать.
Он не согласился, но и возражать не стал. Им руководила то ли природная скромность, то ли приобретенная глупость, но Лука не был таким парнем. Он предпочитал упорно трудиться, наивно веря, что этого будет достаточно, чтобы обладать всем, чего так отчаянно просит сердце. Иногда мне хотелось схватить его за черный спортивный джемпер, с которым он не расставался круглый год, и заставить действовать. По-настоящему и решительно, без толики сомнений. Каждый раз, когда Лука уезжал на соревнования, я видела в его глазах то, чего не должно быть у спортсмена, и понимала, что он будет проигрывать до тех пор, пока не избавится от всех ненужных эмоций.
Когда мы все же вышли наружу, я так и осталась стоять у машины, наблюдая за тем, как Лука, впопыхах натягивая меховую шапку, подаренную Ставром, бежит к кромке замерзшего моря, издавая при этом труднопереводимые счастливые возгласы. Ледяной ветер словно замораживал каждое его слово, навечно сохраняя их в северном воздухе, частью которого он стал в тот день.
– Папа! – услышала я, когда Лука крепко прижал к себе отца.
Эта картина на мгновенье всколыхнула мою еще не до конца зажившую рану, но я быстро избавилась от нависшего надо мной морока и сосредоточилась на виднеющихся вдали кристаллообразных нагромождениях льда, похожих на огромные иглы.
– Полли! – позвал меня Ставр. – Иди к нам!
– Похоже, твой план с коньками провалился, – сказала я, подойдя ближе и разглядев неровную поверхность застывшей воды.
– А вот и нет, – заявил он. – Папа сказал, чуть дальше есть небольшой участок, где я смогу покататься. Пойдешь со мной?
– Это безопасно? – Этот вопрос я адресовала Ставру, который внушал мне доверие одним только взглядом своих карих глаз.
– Да, идите, я буду неподалеку.
Несмотря на то, что мой родной город считался северным, прежде я не сталкивалась с вечной мерзлотой и таким суровым климатом. Я поняла, что замерзла, как только Лука достал из машины коньки.
– Сколько туда идти? – спросила я, желая поскорее забраться в вездеход.
– Минут семь. Можешь остаться здесь, я схожу один.
Было неожиданно осознать, что хочу последовать за ним, несмотря на сковавший мои конечности холод. Может, так будет не всегда, подумала я, может, однажды потребность быть рядом с Лукой пропадет, как пропадает всякое чувство, которое поначалу кажется вечным.
– Ты чокнутый, – процедила я сквозь стучащие зубы.
– Это ты чокнутая, потому что оделась недостаточно тепло. Вот, возьми.
Когда он снял куртку, купленную специально для этой поездки, и протянул мне, я, не раздумывая, нырнула в нее, как в спасательный круг.
– А ты? – прошептала я наверняка посиневшими и уже успевшими потрескаться губами.
– Она все равно мне мешает, – объяснил Лука, уже стоя на льду в коньках.
– Только не вини меня, если заболеешь.
– Не буду.
– И не преследуй меня, если вдруг утонешь и станешь призраком.
– Хорошо, Полли, обещаю не мучить тебя ни при жизни, ни после нее, – заверил он меня, улыбаясь.
Я все еще не любила спорт и не понимала тех, кто им занимается, в особенности – профессионально. Мне казалось, что мое мнение изменится, как только Лука ступит на лед и покажет то, что принято называть искусством фигурного катания. Но я тоже была не из таких девушек. Не из тех, кто чувствует глубоко и нежно.
Лука скользил по морской глади, выполняя различные элементы, похожие на плавные танцевальные движения. Несколько раз он взмывал в воздух, а, когда приземлялся после прыжков, лед под его коньками издавал ужасающе-приятный звук. Может, моя голова получила холодовый удар, но про себя я отметила не красоту катания Луки и не его безоговорочное мастерство, а то, как сильно он возмужал за последнее время. Он был красив и без этих чудесных северных декораций, но они словно подчеркивали каждую его черту, придавая ей новую очаровательную форму.
– Как тебе? – поинтересовался закончивший кататься Лука.
– Кажется, ты очень в этом хорош.
– Ну, я очень на это надеюсь. А почему ты отказалась брать с собой коньки?
– У меня их нет.
– Тогда почему ты сказала, что… – Сделав паузу, он наклонился, чтобы переобуться в теплые ботинки. – Вернешь куртку?
– Конечно, держи.
Я увидела силуэт Ставра, призывающего нас вернуться к вездеходу, и уже собиралась двинуться в его сторону, когда заметила вопрошающий взгляд Луки, продолжающего стоять на месте.
– Нам нужно идти, – напомнила я ему, – твой папа ждет.
– Не понимаю, зачем ты соврала.
– Лука, мне холодно, – прошептала я, надеясь, что он уступит.
– Просто скажи мне.
– В детстве я часто просила родителей отвести меня на каток, но им всегда было некогда.
– Ты могла сказать, что не умеешь кататься. Зачем было врать?
– Ты спросил, возьму ли я с собой коньки. Я ответила, что нет. Где тут вранье?
– Наверное, нигде, – пожал он плечами.
– Вот именно. Теперь мы можем вернуться в машину?
– Да, но, Полли…
– Что еще? – вздохнула я.
– Ты мне не доверяешь? Поэтому не рассказываешь о своей семье?
– В моей семье нет ничего примечательного. Она развалилась так же, как тысячи других.
– Ладно, думаю, нам действительно пора уезжать.
Мне не хотелось покидать это место с тяжелым сердцем, поэтому я догнала уже сделавшего несколько шагов Луку и прижалась к его спине. Он внезапно остановился и издал шумный вздох, разрезавший обжигающий мороз.
– Спасибо, что взял меня с собой в эту поездку.
– Полли…
– Нет, слушай, – остановила его я. – Я не рассказываю о своей семье, потому что не люблю об этом говорить. Ты и твой папа помогли мне отвлечься и ненадолго забыть обо всем, что осталось дома.
– Полли…
– Прямо перед нашим отъездом, папа позвонил маме и сказал, что не сможет помогать, когда мне исполнится восемнадцать, потому что ему нужно заботиться о сыне. У нас нет никаких накоплений, а у меня плохие оценки и знания. Я никогда не поступлю на бюджет, а мама не сможет оплачивать мое обучение. Так что, наверное, я просто… не знаю, стану кем-то… другим.
– Вы что, не видели, как я вас зову? – закричал бегущий к нам Ставр. – Посмотрите, как красиво!
– Что? – опомнилась я, обернувшись.
– Это я и пытался сказать, – прошептал Лука, смотря на светящиеся зеленые всполохи в небе. – Северное сияние.
– Вы же говорили, – обратилась я к Ставру, – что мы вряд ли его увидим.
– Да, но я рад, что ошибся, – ответил он, улыбаясь.
Мы добрались до вездехода и, забравшись внутрь, любовались свечением, становящимся все более ярким с каждой минутой, приближавшей солнце к заходу. Когда оно окончательно скрылось за горизонтом, мы с Лукой снова вышли на улицу, чтобы напоследок еще раз взглянуть на завораживающие вспышки света и вдохнуть северный воздух.
– Это чудо, – сказал Лука. – То, что мы видим. То, что мы вообще приехали сюда. И то, что ты… тоже здесь.
Меня сковало внезапное волнение, и я не нашла слов, чтобы ему ответить, хотя думала о том же самом. В жизни не так много дивных моментов, но это определенно было оно. Самое настоящее чудо.
Лука. Октябрь 2023 год
Уже и не помню, когда именно начал скучать по дому.
Может, в день, когда получил травму, которая поспособствовала завершению моей спортивной карьеры. Вошедший в палату врач произнес короткое: «Мне жаль», а затем рядом возник тренер и в его глазах читался ужас.
– Это очень сложный перелом, Лука. Восстановление будет… долгим.
Теперь я понимаю, что он хотел сказать совсем другое, но у него не хватило решимости отнять у меня надежду на будущее, в котором я продолжаю подниматься на пьедестал почета.
Может, это случилось в день, когда я расстался с Ингой, в отношениях с которой прятался от правды, которую не мог принять. Она видела во мне чемпиона, смотрела так, как уже перестали смотреть другие. Я вдохновлял ее, она называла меня своим компасом в мире фигурного катания. Мне льстил ее восхищенный взгляд, но человек, которого она полюбила, рассыпался на части и не знал, как заново слепить этот разрушенный песочный замок.
– Ничто не должно отвлекать меня от тренировок, – сказал я ей. – Думаю, нам лучше прекратить эти отношения.
– Но это же не навсегда? Ты восстановишь форму, и мы снова будем вместе?
– Вряд ли. На кону мое будущее, понимаешь?
Она не понимала. Не только потому, что никогда не становилась первой, но еще и потому, что жила чувствами, и люди для нее были превыше всего остального.
Может, дело в случае, который поставил под угрозу мою репутацию. Кто-то распустил слухи о нашем с Ингой романе, который на тот момент уже закончился, и общественности не понравилось, что начинающий хореограф-постановщик встречался с одной из своих нынешних подопечных. Никого не волновало, что на момент наших отношений я еще не завершил карьеру и был таким же фигуристом-одиночником, как Инга.
– Родителям детей и подростков, которые у нас тренируются, не нравится, что ты здесь работаешь, – заявила Марина, тренер, которая наняла меня на работу в свой штаб. – Они думают, что ты можешь пользоваться положением и позволять себе лишнее.
– И это все из-за моих уже закончившихся отношений с Ингой? Но ведь она совершеннолетняя, почему мне нельзя было с ней встречаться? Где тут связь?
– Лука, пойми, родители имеют право на опасения. Тебе бы понравилось, если бы твоей дочери ставил программы человек вроде тебя?
– Вроде меня? – переспросил я, не понимая, что такого непозволительного совершил и за что меня судят.
– Как бы там ни было, вокруг тебя слишком много шумихи и некрасивых сплетен. Поэтому Федерация фигурного катания приняла решение провести внутреннюю проверку.