Господин инженер уже много лет не слышал этого сипловатого баса, не морщился от незатейливых простонародных скороговорок. Звонил его старинный знакомый Лёха Панарин по прозвищу Бабонька. Погоняло этот одутловатый, рано полысевший тогда ещё молодой человек получил за свою привычку предварять многочисленные публичные выступления в жанре клоунады похлопываниями ладонями по пухлым ляжкам с неизменной дурашливой присказкой: «Ой, что вам щас расскажу, бабоньки, вы просто одеколоном на крепдешин шпарить будете!»
– Чем обязан? – холодно поинтересовался Артемий Николаевич.
Он недолюбливал Бабоньку по двум причинам. Во-первых, тот постоянно коверкал его имя. То Артюха, то Тёма-и-жучка, то, как сегодня, Артемон. Между тем господин инженер с ранних лет требовал, чтобы его называли только полным именем в правильной транскрипции: Артемий. Не Артём и уж тем более не Артемон. Но Бабоньке на это было плевать: «На могильной плите мы тебе Артемия напишем. А пока жив – извиняй!»
Второй причиной стало постоянное паразитирование Бабоньки: он беспардонно списывал у «другана Артемона» все пять лет обучения на инженерном факультете солидного столичного вуза. И при этом громогласно сообщал всем и каждому, что Артюха по гроб жизни, по самое не хочу, до помидор над коленками обязан ему, Бабоньке, тем, что не помер с голоду, не иссохся от жажды. Артемий, выходец из скромной деревенской семьи, действительно не роскошествовал в студенческие времена. Экономил на еде и одежде. Не курил, практически не пил, с девушками не гулял. Все силы отдавал учёбе. И поэтому не мог пересилить себя и отказаться от похода в пивную за счёт Бабоньки. Тому начальственный папаша отваливал такое ежемесячное содержание, что сынок вполне мог позволить себе рестораны и самых настоящих бабонек. Приглашения Артемию следовали не чаще чем раз в два месяца, зато рассказы об этих походах Бабонька скармливал студенческим компаниям регулярно.
После окончания вуза пути приятелей разошлись. Артемий Николаевич честно тянул лямку в конструкторском отделе оборонного предприятия, а Лёха с подачи отца взмыл по карьерной лестнице со скоростью баллистической ракеты и уже через пару лет после завершения учёбы возглавлял солидный отдел профильного министерства.
– Итак, чем обязан, коллега? – повторил вопрос Артемий Николаевич.
– Ну, ты, Тёма-жучара, даёшь! – сипло захохотал мобильник. – Чем обязан! Многим, практически – всем. Помнишь, как тогда в ресторане посидели? Ты ещё пять рюмок себе об голову разбил? Кто тогда ущерб возмещал – Пушкин?
– Лермонтов, – ответствовал Артемий Николаевич. – Попрошу вас перейти к деловой части беседы. Служба, знаете ли, ждать не будет.
– Хорошо, Артюхан Негролаевич, будет тебе деловая часть. Слушай тута – делай тама. Наша госкорпорация в русле последних решений президента – ну, ты знаешь, телевизор смотришь – подвергается серьёзной реорганизации, – из голоса Бабоньки вдруг исчезли глумливые шутовские интонации. – В свете этих событий на фоне серьёзных коррупционных скандалов возникают определённые кадровые проблемы. Я кое-что в нашей конторе значу, ко мне прислушиваются. Так вот, я тут же про тебя и вспомнил. Короче, тебе предлагается возглавить перспективный институт по разработке композитных материалов для авионики в рамках программы импортозамещения. Ферштейн?
– Ты это серьёзно? – Артемий Николаевич забыл о недовязанном галстучном узле и плюхнулся на кресло, стоявшее рядом с зеркалом.
– Серьёзнее не бывает. Если согласен – завтра в девять ноль-ноль в президентскую администрацию. Пропуск будет заказан. Кабинет номер двести четырнадцать. Тебя будут ждать. Сразу скажу: собеседование будет носить исключительно формальный характер, всё уже решено, но процедуру соблюсти мы обязаны. Вроде конкурса что-то. Компрене?
– Андестенд, – тихо ответил Артемий Николаевич.
– Тады покеда! – рявкнула трубка, и связь прервалась.
– Какой он всё-таки неприятный человек, этот Бабонька, – Маргарита Терентьевна брезгливо передёрнула плечами.
– Зато он прекрасная «поварёшка», – спокойно ответил Игорь Александрович. – Слабенькое гипнотическое воздействие, и он с точностью выполнил наши указания. С такими легко работать: внешне напористые, агрессивные, внутренне они слабы и податливы.
На службу в этот день господин инженер так и не попал. Отговорился по телефону недомоганием и взял отгул.
На кухне состоялся военный совет, в котором принимали участие глава семейства, его верная жена Регина Адамовна и дочка Анечка.
– И всё же, Артемий, дорогой мой, подумай: такая ответственность – большой коллектив, государственный заказ. На прямом контроле у президента! А у тебя давление. Конечно, деньги лишними не бывают, но тебе до пенсии ещё семь лет, так что Анечку на ноги поставим, а там – на заслуженный отдых. – Большие глаза Регины Адамовны стали наполняться слезами.
Аня с тревогой наблюдала за тем, как всё ещё красивое лицо матери (в углах глаз, правда, уже появились предательские гусиные лапки) искажает страдальческая гримаска.
«Щас ка-а-ак заревёт! Папик точно сломается. Вот ведь – актриса кукольного театра, Карабас Мамабас! Как за ниточки отца дёргает! – с тревогой думала девушка. – Пора и мне в атаку подняться. В полный рост, как Зоя Космодемьянская на Александра Матросова».
Тут мы с горечью вынуждены констатировать: уровень знаний молодого поколения о событиях Великой Отечественной оставляет желать лучшего.
– Ой, папа, так это же здорово! Ты же сам говорил, что начальство тебе развернуться не даёт – а теперь полная свобода. И с квартирой нам что-то решать надо, вечно я тебе своей громкой музыкой мешаю, аж самой неудобно. А на новом месте ты ещё и зятя поддержать сможешь.
– Какого зятя? – одновременно воскликнули Артемий Николаевич и Регина Адамовна.
– Сколько раз я тебе, дубина такая, говорила: у тебя две задачи на время учёбы, – голос мамочки стал визгливым, семейный кукловод уже раздумал рыдать и был настроен на жёсткую выволочку. – Задача номер один – не вылететь. И задача номер два – не залететь. Ты на каком месяце, коза драная?
– Спокойствие, уважаемые предки, только спокойствие. Ни на каком я не на месяце. Просто мы уже давно дружим с одним замечательным мальчиком, его Серёжа зовут. Я вам говорила, но вы же меня не слушаете, только промеж друг дружки воркуете. А предохраняться я ещё в шестнадцать лет научилась.
– С чего бы? Ты со школы, что ли, гуляешь? – Мать явно не ожидала такого поворота.
– Мам! Что за дурацкие термины: «гуляешь»? Пф-ф-ф… Сама же мне рассказывала, как на первом курсе от Васьки Шумского чуть не залетела. Я чё, совсем ку-ку, непонятливая? Сделала выводы: без презерватива в сумке не фиг даже на улицу выходить.
– Как от Васьки? Ты же говорила, что у вас ничего не было? – Артемий Николаевич начал грозно подниматься из-за стола.
– Что ты, Артемий, ничего и не было, я тебе потом всё объясню. – Ухоженные руки Регины Адамовны начали суетливо стряхивать со стола несуществующие крошки.
«Это тебе за козу драную», – мстительно подумала Анечка, невинно хлопая длиннющими ресницами.
– Ну, папусик, ничего страшного не случилось. Наоборот, всё прекрасненько и чудесненько. Серёжа – он очень хороший. И умный. Он лучший на курсе. Из него отличный инженер получится, так все преподы у нас говорят. Только ему помочь немножко надо. Так что ты не сомневайся, иди в свою госкорпорацию. И Серёже местечко подыщи.
– А вы заявление уже подали? – Регина Адамовна как опытный семейный дипломат постаралась сменить щекотливую тему на перспективную.
Глава 5
На парковке рядом с элитным фитнес-клубом лихо притормозил сверкающий «Харли-Девидсон». Затянутый в чёрную кожу жгучий брюнет упругой походкой прошагал до дверей, подошёл к стойке администратора. У него потрясающая, мускулистая фигура, правильные черты лица – тёмные глаза с бархатными длинными ресницами, крупный кавказский нос, волевой подбородок отливает синевой стильной небритости.
– Ну, что тут у нас? – небрежно бросил красавец девушке на ресепшене.
– Доброе утро, Котэ, – она суетливо начала рыться в пачке бумаг, наконец нашла нужную распечатку и с заискивающим взглядом, в котором читается искреннее восхищение, протянула её мужчине. – Вот, график на месяц. Групповые плюс индивидуальные занятия. Желающих очень много, некоторым клиенткам приходится отказывать. Будем увеличивать почасовую нагрузку?
Мужчина бросил взгляд на бумагу, на его лице на пару секунд появилась довольная ухмылка, после чего он снова нахмурил брови.
– А теперь слушай сюда. Я вашей богадельне почти всю кассу делаю. И если ещё терплю, что эти богатенькие кошёлки зовут меня Котэ и даже всякими сраными котиками, то для тебя я – Константин Давидович. Ясно?
– Конечно, конечно, Константин Давидович, извините, – девица густо покраснела. – Так что с индивидуальными тренировками? Записывать?
– Сам разберусь. Давай сюда визитки этих долбаных индивидуалок. Распинаю как-нибудь, если время будет.
Напоследок он одарил собеседницу своей самой ослепительной, фирменной улыбкой, сверкнули белоснежные зубы, но в сочетании с холодным взглядом чёрных глаз это было похоже на оскал опасного хищника. Оставив девушку в полуобморочном от обожания и страха состоянии, инструктор по фитнесу Котэ Чантуришвили двинулся в раздевалку.
– Здорово, братан, – поднял в приветствии руку его коллега.
– Гамарджоба.
– Котэ, это ваше грузинское «здравствуйте», звучит как «комар в жопу» какой-то, ей-богу жутко становится.
– Заткнись ты, урод, – абсолютно беззлобно, даже дружелюбно начал переругиваться с приятелем Чантуришвили. – Скажи спасибо, что комар, а не шакал.
– Кто урод? Я урод? Слушай, джигит, ты не офигел случайно? Скоро всех нас без работы оставишь. Тёлки к тебе табунами ломятся, нам остаётся всего ничего. И как у тебя получается? Сю-сю, му-сю, ай, красавица, пэрсик, а нэ дэвушка. Так, что ли, ты их на бабки разводишь? Колись, давай.
– Придурок ты, Андрюха. Акцент ещё какой-то пошлый включил. Я москвич в третьем поколении, по-русски чище тебя говорю, деревенщина. А с бабами сюсюкать нельзя, они сразу наглеть начинают. Нужна нам наглая баба? Вот то-то же.
– Где ж их, не наглых-то, взять?
– Дрессировать. Жёстко. Им это нравится. Слабаков не любят, их пользуют. Ты хочешь, чтоб тебя пользовали?
– Ну-у-у…
– Вот тебе и ну. Запомни, Андрюха: с бабами только два варианта – или ты их имеешь, или они имеют тебя.
– Не знай, не знай, тут разные способы имения. Вот, предположим, я хочу поиметь аппетитную тушку, в хорошем смысле этого слова поиметь, в разных приятных позах. Но тушка начинает выёживаться, требовать цветы, рестораны, побрякушки, за бесплатно она не согласна со мной развлекаться. Короче, разводит меня на бабки. Получается, это она меня имеет, но уже в другом смысле. Или, того хуже, начинает выносить мне мозг, диктовать, что мне делать, какие шмотки носить. На футбол с друганами – хренушки, ей срочно надо, чтоб я отвёз её к маме в Пушкино, блин, Кукушкино. А у меня уже уши пухнут, так её поиметь охота, но ведь не даёт, стервоза, пока не поглумится от души. И вот хрен разберёшь, кто кого тут имеет.
Размышляя таким образом, Андрюха заметно пригорюнился, обмяк, он сидел, опустив плечи и задумчиво поглаживая коротко стриженный белобрысый затылок. Симпатичный спортивный парень как будто уменьшился в размерах, глаза потухли, черты лица безвольно поплыли, стали абсолютно невыразительными. Котэ смотрел на него со своей обычной нагловатой ухмылкой. Такое самоедство для него было чем-то вроде печати второсортности, жалости к слабовольным тюфякам он не испытывал. Мужская солидарность? Не смешите. Он не считал себя вожаком, потому что стая, которую надо вести за собой, всегда будет обузой, тормозом. Котэ Чантуришвили – одиночка, он выше толпы слюнтяев и слабаков.
– Пошли на хер такую бабу. Мало, что ли, других тушек?
– Тебе хорошо говорить, вокруг тебя они толпами ходят.
– Толпы, они сами по себе ходят, между прочим, и около тебя тоже, только мимо. Потому что ты ссышь брать то, что тебе нужно. А ещё больше ссышь сбросить то, что начинает напрягать.
– Э-э-эх… Завидую я тебе, Котэ. Как у тебя всё просто.
– Зависть – чувство неконструктивное. Забей ты на свою стервозу.
– А ты можешь на всех своих баб забить?
– Да легко! Если честно, достали они меня. Особенно всякий секонд-хенд за сороковник. Есть тут одна цыпочка, которой я бы позволил рядом с собой находиться. На полшага сзади, конечно, чтоб лишнего не отсвечивала и всегда под рукой была. Студентка, свеженькое мясо, не полная дура, да и папик хороший пост занимает. Замужем только. Но это не проблема. Муженёк её, похоже, из породы лохов, вроде тебя. Сольёт она его, сто пудов.
– Охренеть. И ты так спокойно променяешь целое стадо дойных коров на это свежее мясо?
– Ты ничё не попутал? Всерьёз думаешь, что я за их счёт живу?
– А за чей? Не догоняю я что-то.
– Не догоняешь и не надо. Оставайся таким же лошком, Андрюша. Если повезёт тебе в жизни, возьмёте вы со своей стервозкой ипотеку, настрогаете пару спиногрызиков, и никуда она от тебя на хрен не денется. Будет разочек вяло давать по пятницам, на качественный минет даже не надейся, а по субботам будешь возить её на шопинг, пока тёща с мелкими водится. Не грусти. Обычная жизнь обычного подкаблучника. Таких большинство, так что нормуль. Образцовый член, хм-м, недочлен общества, положительный во всех отношениях. Андрюша – молодец, та-та-та-там-па-бам-па-барам-па-па-бам, – пропел под конец на мотив «Яблочка» циничный Чантуришвили.
– Что скажете, Маргарита Терентьевна? Насколько он нам подходит?
– Вполне. Что и требовалось для гармоничного букета вкусов. Классический вариант. Нашей героине в самый раз будет. Инверсия доминирования с мужем прошла успешно, но Чантуришвили, вот беда – после этого она его уже не воспринимает как сексуальный объект. Совсем. Сейчас Анна Артемьевна снова переключилась в режим охоты. Инструктор по фитнесу – личность неуправляемая, тем он и привлекателен по контрасту с покладистым супругом, поэтому его она будет желать страстно, откровенно и, заметьте, без всяких материальных затрат с его стороны.
– Великолепно!
Маргарита Терентьевна пожала плечами.
– Удивляюсь я порой нашим женщинам. Зачем менять покладистого, уже преуспевающего, влюблённого по уши Серёжу на такой вулкан страстей, как Чантуришвили? Ведь она ему практически безразлична! Ни восхищения, ни заботы, ни уж тем более верности от него ждать не приходится.
– Вы же сами ответили на вопрос – вулкан страстей. Нашей Анечке необходимо сгорать от любви, впрочем, как и каждому нормальному живому человеку. А Серёжа для неё – потухший костёр, он её уже не согреет. К тому же не рассматривайте ситуацию так однозначно. Котэ вполне способен на искренность. Допустите, что Аня сумеет разбудить в нём большие и светлые. И тогда эта пара будет жить долго и счастливо. К тому же они совершенно независимы друг от друга. Деньги, положение есть у обоих. А самое главное – она всегда сможет вернуться к Сергею, причём извиняться за плохое поведение будет не она, а он.
– Не верю я в такую любовь.
– Ого! Вы придумали название новому блюду. Думаю, на него мы получим много заказов.
Глава 6
– …в квартире можешь жить до конца сентября. Мы с островов – и сразу в тур по Европе, приедем не раньше пятнадцатого октября, но я уже заказала ремонт, так что к тому времени тебе что-то с жильём придумать придётся. Сколько я тебе долбила, что мне не нравится потолок в кабинете! Теперь наконец-то доведу жильё до ума. Ту картину жуткую с лошадьми, из большой комнаты, – ну тебе её этот придурок Чиркин на твой день рождения подарил – можешь забрать, я её всё равно не перевариваю. И столик журнальный на колёсиках, тот стеклянный, – тоже тебе, мне Дашка антикварный, с мозаикой а-ля Помпеи на столешнице недорого сосватала… Ты что, не слушаешь меня?
Аня с экрана монитора тщетно пытается разглядеть Серёжу, но увидеть мужа она не может, потому что он уже скрылся из поля зрения веб-камеры.
«Оказывается, у меня в животе живут бабочки», – крутится странная мысль в Серёжиной голове.
Пошатываясь, он бредёт в туалет, склоняется над унитазом, его рвёт. Отдышавшись и умыв лицо, он плетётся в кабинет и, не обращая внимания на то, что говорит голова с экрана монитора, падает в просторное кресло, скрючивается в позе эмбриона и закрывает глаза. Всё тело нестерпимо ломит, особенно болят грудь и живот, дышать почти невозможно. А в животе ещё ощущается какое-то странное шевеление, как будто десятки бабочек, только что высвободившись из своих коконов, перебирают слабыми ножками и пытаются расправить крылья.
– Игорь Александрович, кажется, началось! Мощнейший выброс негативной энергии!
На кухне эмоций оживление. Игорь Александрович и Маргарита Терентьевна вперили взоры в экран, по которому пробегают многоцветные сполохи, напоминающие северное сияние.
– Какая чистота линий, Маргарита Терентьевна! Просто восхитительно, то, что нам требуется. Только бы не передержать эмоциональный пик.
В этот день Сергей Валентинович как обычно пришёл на работу раньше всех. Разобравшись с первостепенными делами, он решил сделать небольшой перерыв и, отложив бумаги, налил себе чашку бодрящего кофе. Подойдя к огромному окну, он залюбовался прозрачностью раннего осеннего утра. Река, оранжево-жёлтые деревья на набережной. Воспоминания нахлынули приятной волной и перенесли его в тот день, когда десять лет назад они с Аней гуляли по этой набережной, а он, переполненный нежностью и любовью, был готов свернуть горы для своей подруги. Ему захотелось услышать весёлый смех жены, а ещё отведать тех самых пирожков, которые Аня обещала носить ему в офис. Романтический порыв заставил его сесть за компьютер и набрать по «Скайпу» жене.
Аня уже неделю отдыхала на Сейшелах. В этом году она почему-то решила, что Мальдивы – это пошло, немодно и вообще для нищебродов. А ей по статусу полагаются именно Сейшелы. Сергею как всегда было некогда составить компанию супруге: работы невпроворот, предстоял запуск нового важного проекта. Сейчас он находился в той точке карьерного пути, когда, оглядываясь назад, любой человек мог бы с оправданным удовлетворением сказать: «Я достиг того, к чему стремился». Сергей Валентинович действительно оказался неплохим альпинистом – вершина социальной лестницы покорилась ему, но были и издержки. Ему пришлось привыкнуть, что жена три-четыре раза в год отправляется в путешествия. Она поставила в их спальне между кроватями (супруги спали раздельно) большой винтажный глобус, за который Дашка содрала с неё, по мнению Сергея, целое состояние. Аня любила перед сном раскручивать модель родной планеты, а потом, закрыв глаза, наугад тыкать в поверхность глобуса пальчиком. Так она гадала на свои будущие поездки.
Сергей набрал видеовызов. Несколько гудков, и он может наблюдать милое любимое лицо. На этот раз лицо выглядело недовольным, но Сергей сперва не обратил внимания. Его переполняли настолько приятные эмоции, что какая-нибудь обыденная провинность не имела сейчас для него никакого значения. Возможно, он забыл заехать за очередным пустячком в модную лавку Дарьи Доберман, а может, не вспомнил вовремя о том, что аристократу Сарданапалу, коту неизвестной науке породы, нужно сменить диету. Какая разница, когда на улице осень, в душе юношеские воспоминания, а на языке вкус пирожков, состряпанных руками любимой женщины.
Но любовной эйфории Сергея Валентиновича было суждено разбиться вдребезги о суровую правду жизни, которая уже давно подстерегала его по ту сторону монитора.
– Сергей, прошу выслушать меня внимательно и отнестись к моим словам со всей серьёзностью, – Аня нервно облизала ярко накрашенные губки.
– Что случилось, роднуля?
– Случилось то, что мы должны расстаться, только и всего. Наши отношения выработали свой ресурс, полностью себя исчерпали. Я буду жить с другим человеком, который во всём меня устраивает и с которым я намерена выстроить долговременные отношения.
Сергей затряс головой, как будто ему в ухо попала вода.
– А как же я?
– Я от тебя ухожу. Я люблю другого человека. А ты мне совершенно безразличен.
– Но ты же обещала быть со мной! Пирожки… Помнишь? Ведь это всё для тебя!
– Сергей, ты, видимо, меня не слышишь? Какие пирожки? Я ухожу!
Бум-м-м-м-м. В голове у бедолаги зазвонил колокол. Сергей на время совершенно оглох, ничего не понимая, он смотрел на беззвучно шевелящиеся губы Ани.
«Бум-м-м-м. У меня в животе бабочки, много бабочек… Кажется, я умираю». – Сергей потерял сознание.
– Игорь Александрович, он, кажется, упал в обморок!
– Никуда он не упал, лежит в кресле. Через пару минут очнётся. Но нам придётся держать объект под прямым контролем. Мне пора.
Глава 7
Сергей очнулся. Рабочий день уже в разгаре. Он вышел из кабинета и, как сомнамбула, направился к выходу. Встревоженные оклики секретарши не заставили его обернуться, он продолжал движение, подвластный только одной идее: «скорее вверх, прочь из этого душного давящего пространства, вверх, навстречу ветру, осени и освобождению». Желание прекратить нестерпимую внутреннюю боль гнало его на крышу небоскрёба.
С трудом дождался лифта. Почему-то боялся, что его решимость пропадёт, промешкай он хотя бы минуту. Но бабочки в районе солнечного сплетения вновь напомнили о себе, и он безысходно перешагнул порог открывшего двери лифта. Почему он решил, что именно сегодня лифт доставит его на недосягаемую высоту? Почему недосягаемую? Да потому, что пару лет назад, когда их компания заняла нынешний офис в роскошном бизнес-центре почти на самой верхушке стеклянного исполина, Сергей хотел перебраться ещё выше. Вы же помните его слова, сказанные Ане когда-то, – на самую вершину! Но попытки оказались напрасными. Ни управляющая компания, ни собственники здания не дали ему мало-мальски убедительных объяснений, почему верхний этаж не сдаётся. Говорили что-то про какие-то склады, про технические помещения, про идущий неизвестно сколько ремонт. Убеждали, что там плохое кондиционирование и часто застревает лифт. Конечно, Сергей не поверил в эти сказки. Он часто видел свет в окнах того этажа, но попасть в загадочный офис ему так и не удалось.
Сергей с исступлением жал на кнопку тридцать второго этажа – самого верхнего этажа в этом здании. Его план был прост – добраться до последнего уровня, найти пожарную лестницу, по ней подняться на крышу. А там… С такой высоты… Его даже от асфальта не отскребут. Вот бы в этот момент посмотреть на Аню. Неужели и тогда ей будет безразлично?
– Вам наверх?
Только сейчас Сергей Валентинович заметил, что в лифте он не один.
В углу стоял высокий мужчина и спокойно смотрел на него пронзительно-голубыми глазами. Под этим взглядом Сергей оцепенел. В его голове закружился хаос мыслей. Сначала они действительно были бессвязными, но потом из разноцветного вороха подсознания стали выныривать вполне определённые образы. Сергей увидел Аню. Милое молодое личико, широко открытые, глядящие на него глаза. В сердце кольнуло. Вдруг лицо стало стираться, а вместо него на первый план выплыла огромная стеклянная башня и яркий свет наверху. Пирожки, счастливые молодые годы, девушка, в которой он не чаял души, учёба в университете, первые достижения, красный диплом, перспективная работа, которая свалилась как снег на голову, только в самый подходящий момент. Сергей явственно ощутил трепет внутри. Это была эйфория от успеха. Гордость за достигнутое переполнила его. Но самое важное, самое ценное в его жизни – это, конечно, жена. Это его Анечка. Она его ангел, его вдохновитель, его муза и радость. Именно о ней он думал, отправляясь на сложные переговоры, её мечтал увидеть, измотавшись за день на работе, с ней хотел разделить успех, ей рассказать о том, что его волнует. Что он сделал не так? Где же ошибка? Почему сейчас в этом лифте он задыхается от мучительной боли в груди, почему рвётся на крышу? За что ему весь этот кошмар?
Сергей снова увидел лицо Ани. Только теперь оно было искажено гримасой злости и недовольства. Она что-то говорила. Ах, да… Она меня бросила. Вот так просто. Несколько слов, и конец. Мне конец!
Эта мысль ударила, как молот по голове! Сергей беззвучно зашевелил губами, на глаза навернулись слёзы. Боль внутри стала нестерпимой, и он заревел, как раненый зверь.
– Пожалуй, достаточно!
Раздался щелчок пальцами, в лифте запахло озоном. Теперь на Игоря Александровича смотрели совершенно ничего не понимающие глаза измученного человека.
– Что произошло? Мне стало нехорошо?
– Можно и, так сказать. – Игорь Александрович улыбнулся. – Но я бы сказал иначе: – Вам было нехорошо.
Сергей заморгал, наморщил лоб. Он явно ничего не мог вспомнить.
– Так вы едете?
Незнакомец поднёс палец к кнопке с цифрой тридцать два.