– Дуба, увы, больше нет. Вскоре после вашего отъезда, когда наступил день, пришли люди с пилами и топорами и срубили его, срубили наш дуб, который долгие годы был нашим домом, в котором выросло столько поколений нашей семьи!
– Это ужасно, – простонал Вьюнок. – Мало того, что Причудь сгинула, так ещё и дуб!
Но Причудь не умерла. Даже человеку не под силу убить ручей. Его чистые воды, струящиеся из глубин земли словно её кровь, по-прежнему текли вдаль, хотя и по другому руслу, сделанному человеком, – по рукотворному каналу из железных труб, скреплённых болтами, без берегов, где могли бы расти деревья и могли бы жить водяные крысы и гномы. Ручей был заключён в темницу и упрятан под землю, подальше от солнечного света и свежего воздуха. В его водах больше не отражалось бледно-голубое весеннее небо, в них больше не могли с весёлым щебетанием плескаться ласточки, но всё же ручей по-прежнему тёк вдаль, хотя и в полудрёме.
Над тёмными полями пронёсся скорбный крик: «У-ху-у-у! У-ху-у-у!», и две птицы, похожие на огромных мотыльков, улетели прочь, а гномы тем же путём вернулись к шлюпке.
Не произнося ни слова, преисполненные печали, они сели в шлюпку, поплыли обратно к «Джини Динс» и вскоре исчезли в темноте под корнями ивы.
Не только гномы и совы меняли место жительства. Позднее, той же ночью, когда Вьюнок курил трубку возле корней ивы, он услышал в небе прямо над головой шум множества крыльев. Но эти птицы летели вовсе не с берегов умершей Причуди; то был передовой отряд могучей армии весенних перелётных птиц, которые теперь многими тысячами ежечасно возвращались в Британию после зимовки. И тогда Вьюнок понял: какое бы будущее ни уготовила им судьба, по крайней мере, зима закончилась.
Гномы всегда внимательно наблюдали за птицами в ожидании наступления этой ночи – ночи Весеннего возвращения, как они её называли, – и, сильно приободрившись и разволновавшись, Вьюнок позвал остальных на свежий воздух. Гномы стояли на берегу реки вместе с Белкой, вглядываясь в серое ночное небо и навострив свои длинные уши. У гномов самый острый слух среди всех живых существ, и благодаря такому слуху они знали обо всём, что происходило в небе над ними. Они ничего не могли разглядеть, но, внимательно вслушиваясь, различали слабый шелест и тихий шёпот, которые показались бы нам одной из самых волнующих мелодий в мире, если бы мы только могли их услышать. Гномы провели так несколько часов, и лишь донельзя утомившись, вымотанные напряжённым слушанием, они вернулись под корни ивы. Засыпая, они по-прежнему слышали шелест крыльев множества птиц, бесчисленными стаями пролетавших в небе высоко над ними.
Едва рассвело, гномы уже были на ногах; они вылезли из-под корней ивы, чтобы поприветствовать своих друзей, которых не видели шесть долгих месяцев. Вскоре они услышали голос пеночки-теньковки, одной из тех изящных певчих птиц с тоненькими лапками и ухоженными пёрышками цвета увядшей листвы, которые весной первыми возвращаются домой. Она очень устала после долгого перелёта через Бискайский залив, где стояла скверная погода. Остальные прилетели из Алжира и Марокко.
Птичка перекусила маленькой зелёной гусеницей и залилась мелодичной трелью.
– Кажется, ты совершенно счастлива, Пеночка! – сказал ей Вьюнок. – Жаль, что этого нельзя сказать о нас.
– А что вас печалит? Да не расстраивайтесь вы из-за этих людишек! Они никогда особенно нас не тревожили, хотя и бывают иногда чересчур любопытными. Одного из птенцов моей сестры в прошлом году окольцевали.
– Окольцевали? – лицо Вьюнка перекосило от ужаса. – Какое чудовищное испытание!
Пеночка рассмеялась.
– О, малышу было совсем не больно, но с их стороны это очень неучтиво – просто так взять и надеть ему на лапку кольцо. Не вижу в этом никакого смысла. Но не будем больше говорить о людях. Как поживаете вы сами?
Бедный Вьюнок рассказал Пеночке об их бедах, но эта весёлая и беззаботная птичка отнеслась к его рассказу очень легкомысленно.
– Посмотрите на нас! – сказала она в ответ. – Посмотрите на пеночек, посмотрите, как мы путешествуем, это совсем не сложно! Я хочу сказать, найдите себе место для зимовки, а потом, когда придёт весна, отправляйтесь куда-нибудь ещё! Я проводила лето в других странах, но ни одна из них не может сравниться с вашим островом[14].
Морошик, слушавший этот разговор во все уши, энергично закивал.
– Именно об этом я им и говорю! Зачем всю жизнь торчать на одном месте? Надо путешествовать, надо повидать мир!
– Но у нас нет крыльев, – возразил Вьюнок и пристально посмотрел на Морошика, – поэтому не мели языком как воробей.
– Вы и представить себе не можете, как приятно возвращаться назад, – продолжала Пеночка. – Неделями мы не видели ничего, кроме пустыни, песка, голубого неба и солнца, солнца, солнца, пока нас не начало воротить от него! Мы присели передохнуть прошлой ночью, после заката, и как же здóрово было снова почувствовать запах этого края, запах зелёной травы и лесов! Однажды вы обязательно должны испытать Весеннее возвращение, – добавила птичка, – этого вы никогда не забудете.
– Я уже пережил нечто подобное, – с запалом сказал Морошик, шагнув вперёд. – Я летал на…
– Морошик! – угрожающим тоном произнёс Вьюнок, пытаясь осадить товарища, – довольно!
Пеночка зевнула (птицы делают это, широко открыв клюв и покачивая высунутым язычком; если вы мне не верите, понаблюдайте, как зевает канарейка) и продолжила:
– На обратном пути мы обогнали множество пеночек-весничек; все они скоро будут здесь. В самом деле, мне кажется, я уже слышу одну из них, послушайте!
Птичка была права: из ближайшего перелеска донеслись трели пеночки-веснички.
– Вот! – воскликнула Пеночка. – Что я говорила! Не пройдёт и недели, как они будут повсюду. Ах, – продолжала она, с явным удовольствием оглядывая распускающиеся повсюду листочки и зеленеющие луга, – какая зелень! Знаете, чего мне не хватало последние полгода? Зелени Англии! Думаю, именно она побуждает нас возвращаться сюда, – эта зелень да ваше светло-серое небо. Конечно, – с гордостью добавила птичка, – мы – британские птицы, потому что здесь мы высиживаем птенцов, в отличие от Небесных гончих, дроздов-рябинников и дроздов-белобровиков. Вот о чём я подумала: если вам когда-нибудь доведётся наблюдать Осенний перелёт, вы увидите, что это ещё более потрясающее зрелище, чем Весеннее возвращение. Не знаю, почему, – возможно, из-за того, что осенью с нами улетает множество молодых птенцов, которые ещё никогда в жизни не видели Африку и Испанию, и их восторг заразителен, если можно так выразиться. Неужели вас, гномы, никогда не тянуло отправиться в другие края, когда всё это, – птичка указала на свежую зелень вокруг, – когда всё это увядает, выгорает и сохнет, когда туман укрывает заливные луга, а солнечный свет становится таким жемчужно-жёлтым?
Вьюнок на мгновение задумался, прежде чем ответить. Каким-то образом слова Пеночки напомнили ему об осенней Причуди, тёмные воды которой уносили вдаль жёлтые листья, о ночёвках в верховьях ручья, о холодных росистых ночах и щебете скворцов.
– Возможно, мы бы и хотели этого, Пеночка, но у нас нет крыльев, к чему тогда об этом думать? Всё, что нам остаётся – это впадать в спячку, когда погода совсем портится.
– Впадать в спячку? – изумлённо воскликнула Пеночка. – В спячку? Но ведь во сне нельзя наслаждаться жизнью! Разумеется, нам, птицам, тоже надо спать – ночью, – но живём мы всего шесть-семь кукушечьих лет, а если повезёт – возможно, даже немного дольше. Моя бабушка прожила девять кукушечьих лет! К слову, – продолжала птичка, – а ведь вы, гномы, для нас загадка. Сколько вам лет? Мы, певчие птицы, часто об этом спорим, одни говорят одно, другие – другое.
Вьюнка это явно позабавило.
– Даже мне это не известно точно, Пеночка! На моих глазах на берегу Дубовой заводи из жёлудя вырос молоденький дубок, который стал потом нашим домом. Это было во времена короля Генриха Шестого. Ох, дорогая моя, сколько всего я повидал! Наш край изменился, и люди изменились; раньше они одевались очень необычно, а мужчины носили длинные волосы. Но даже в те дни на Причуди стояла мельница, а русло ручья никогда не менялось. Иногда оно уходило в сторону на один-два ярда[15], но мы всегда слышали голос ручья, днём и ночью. А теперь – подумать только! – и старого дуба уже нет! Это ужасно!
Вьюнок закрыл лицо руками, и Пеночка почувствовала себя очень неуютно.
– Брось, Вьюнок, не подобает так вести себя в день Весеннего возвращения! Однажды там вырастет другой дуб, а Причудь вновь вернётся в своё русло. Взгляни! Лучи солнца пробиваются сквозь лес; через день-другой сюда вернутся и кукушки. А мне пора отправляться на поиски гусениц. Должна тебе сказать, я страшно проголодалась.
И весёлая маленькая птичка вспорхнула и скрылась в зелёной листве.
Глава 4
Планы
Нам нужен план, серьёзный план, которому мы будем следовать, – произнёс Вьюнок, опершись локтями на стол кают-компании и выпуская облачко ароматного табачного дыма.
Уже неделю они стояли под корнями ивы, приходя в себя после того, что им пришлось пережить. Рыбалка здесь оказалась великолепной, превыше всяких похвал, ведь эта река была глубокой, и рыба в ней водилась крупная, хотя из-за этого рыболовные снасти гномов постоянно рвались и ломались.
Можете представить себе радость гномов, когда они узнали, что филин Бен с женой поселились на той же самой иве! В дереве было дупло, в котором они устроили гнездо. Именно гномы убедили Бена в том, что им нужно держаться вместе как можно дольше, невзирая на превратности судьбы.
Вьюнок выпустил ещё одно облачко дыма и неодобрительно покосился на Морошика. Вот кто уж точно предложит что-нибудь бессмысленное – например, отправиться на Шпицберген, или какую-нибудь другую чушь, – в последние дни он слишком много о себе воображал.
– Как вы смотрите на то, чтобы пригласить Бена с женой к нам в кают-компанию? – предложила Белка. – Они там, наверху, нам только нужно их позвать. Давайте устроим настоящий совет старейшин!
– Хорошая мысль! – сказал Вьюнок. – Попросите-ка их спуститься.
Меум вышел на палубу, а Тысячелист тем временем зажёг лампу и задёрнул занавески, потому что уже почти стемнело.
– Надеюсь, они ещё не отправились на охоту, – сказал Морошик, покручивая пальцами кончик бороды.
– Ещё нет, – ответил Вьюнок. – Они никогда не просыпаются раньше сумерек.
На сходнях послышались шаги, и в кают-компании появился Меум, за которым вошли филин Бен и его жена. Они едва смогли протиснуться внутрь, при этом Бен ударился головой о косяк двери и ухнул от боли.
– Прости, Бен, – сказал Вьюнок, – нужно читать предупреждение, – и гном указал на слова «Береги голову!», аккуратно выведенные на куске берёзовой коры, прибитом к стене.
– Боюсь, мы не можем предложить вам подходящую еду или питьё, – произнёс гостеприимный Вьюнок, оглядываясь на камбуз. – Надеюсь, ты не поранился?
– О, ничего страшного, – ответил Бен, потирая голову мохнатой когтистой лапой, – нужно быть осторожнее. В доме наверху, – он имел в виду дупло в стволе ивы, – тоже очень тесно, я постоянно что-нибудь задеваю.
– У вас тут очень уютно, – заметила жена Бена, оглядывая кают-компанию взглядом знатока.
– Да, неплохая посудина, – откликнулся Вьюнок, в глубине души очень польщённый.
– Должен сказать, это самый лучший корабль из всех, что когда-либо строили, – сказал Бен, с восхищением рассматривая картины на стенах и аккуратные койки.
– Да, хороший корабль, найденный в нужный момент, – ответил Меум, – и, возможно, я смогу починить мотор. По правде говоря, у меня ещё не было ни единой свободной минуты: то одним был занят, то другим.
– Разумеется, – понимающе кивнул Бен.
– Итак, мы пригласили вас, – начал Вьюнок, придвигая стул немного ближе к столу, – потому что подумали: раз мы все в одной лодке, то нам всем вместе нужно подумать о планах на будущее. Очевидно, что мы не можем оставаться здесь, у этого дерева; во-первых, оно не подходит нам самим, а кроме этого, и вам здесь не хватает места, а мы хотим, чтобы вы оставались с нами как можно дольше.
– Очень любезно с твоей стороны, Вьюнок, – откликнулся Бен, весьма тронутый. – Для нас это большая честь, воистину так. Мы ведь долго жили вместе, и хорошо знаем друг друга.
И тут все заметили, что филин очень смущён.
– Видишь ли, Вьюнок, ситуация довольно непростая. Как вы знаете, каждую весну мы высиживали птенцов. Моя жена уже высиживала яйца в дупле старого дуба, когда пришли эти отвратительные дикари и срубили его. И вот мы потеряли эти драгоценные яйца, – при этих словах жена Бена шмыгнула носом и отвернулась, – и моя жена подумывала о том, чтобы обосноваться в здешней иве. Но я убеждаю её быть благоразумной; здесь тесно, и по многим причинам здешние условия совершенно не подходят для того, чтобы растить детей. Но вы же знаете, каковы женщины…
– Да, знаю, – ответил Вьюнок (хотя не имел об этом ни малейшего представления), и Бен продолжил.
– Она будет несчастна, если у нас не будет большой семьи, как это всегда бывало.
– Но почему бы не поискать подходящее дерево в окрýге или где-нибудь ниже по течению, тогда бы и мы к вам присоединились, – предложил Меум.
Тут вмешался Морошик, который всё это время ёрзал на месте:
– Нет, я не согласен, – заявил он, страшно покраснев. – Не думаю, что хорошо будет вновь осесть под каким-нибудь деревом, – мы же не овощи. Почему бы нам не отправиться к морю? Давайте поселимся на берегу, в пещере, и тогда мы сможем каждую осень улетать за море вместе с ласточками и весной возвращаться обратно. Давайте хоть немного посмотрим мир!
– Не болтай чепухи, Морошик, – оборвал его Вьюнок, стукнув кулаком о стол. – Как мы сможем отправиться куда-то с ласточками? Они не смогут везти нас на своих спинах. Нелепица!
– Абсурд! – воскликнул Меум.
– Смехотворное предложение! – фыркнула Белка.
– Что ж, – сказал Бен, пытаясь всех успокоить, потому что страсти накалялись, – не так-то просто найти подходящее дерево, не так-то просто, как вам кажется, гномы. Чего мы с женой не знаем о дуплистых деревьях, того и знать-то не надо; хотя я и сам так говорил, но найти дерево на берегу реки с подходящим дуплом для нас и пещерой для вас будет очень трудно. Нам с вами придётся пройти вниз по реке много миль, пока не попадётся что-нибудь подходящее. Возьмём для примера вот эту иву. У вас здесь нет кладовых, вам приходится жить на борту «Джини Динс», а наверху, в дупле, как вы знаете, так тесно, что даже мышь повернуться не сможет. Найти подходящее дерево – дело непростое, очень непростое, – и филин печально покачал своей большой головой.
– Я всё это знаю, Бен, – ответил Вьюнок. – Если будет совсем худо, тогда вам нужно будет найти дерево рядом с нами, а мы будем жить в другом месте.
– Ох, дорогой мой, нелёгкое это дело – искать жилище в нашем возрасте.
– Не вижу смысла так переживать, – вновь вмешался Морошик. – И с чего вы вообще хотите где-то осесть, никак не возьму в толк! Я – за кочевую жизнь!
– Не может быть! – воскликнул Вьюнок с притворным удивлением и язвительно добавил: – Вот уж не ожидал этого от тебя, Морошик!
– А это так, – ответил Морошик, не понимая намёков и не замечая, как горят гневом глаза Вьюнка. – Я обеими руками за кочевую жизнь и за ветер странствий.
И, к всеобщему удивлению, он запел такую песню, отбивая ритм кружкой, сделанной из раковины:
Я бродяга, мне вольно идти,С ветром вольным мне по пути,Серебрятся холмы и моря впереди…Хей-хо, жизнь бродячая!Когда Морошик закончил петь, в кают-компании воцарилась мёртвая тишина. Затем Вьюнок повернулся к совам.
– Бен, я должен извиниться за нашего собрата, он сам не свой с тех пор, как повстречал Небесных гончих.
– Да, это так, – тут же заявил Морошик с гордостью в голосе. – После этого никто не сможет остаться прежним! Стоит лишь раз отправиться в путь с дикими гусями, и дух странствий входит в твою плоть и кровь.
На лице Морошика появилась мечтательная улыбка, и остальные присутствующие уже было решили, что он снова собирается исполнить какую-нибудь песню.
– Только подумайте, – продолжал Морошик, – в эти самые минуты Небесные гончие отправляются в путь! Я так и вижу, как они собираются в огромные стаи на песчаных берегах, слышу, как бьют колокола на бакенах[16], чувствую запах моря и слышу шум волн, разбивающихся о морской берег. На север! На север! Этому Великому зову никто не может противиться!
Морошик вскочил и стал беспокойно расхаживать по каюте, но через несколько мгновений Вьюнок стремительным движением схватил его за пояс кожаных бриджей. А затем случилось нечто невообразимое. Меум вскочил, за ним – Белка; Тысячелист вцепился в одну ногу Морошика, а Вьюнок ухватился за другую, и через пару мгновений началась страшная возня и потасовка. Стол был перевёрнут, Бена и его супругу дважды сбили с ног. Светильник упал и погас, по кают-компании разнёсся запах палёного масла – вы ещё никогда в жизни не видали такой безобразной сцены!
– Запереть его в носовом кубрике! – задыхаясь, прокричал Вьюнок, который едва удерживал Морошика за шиворот.
Наконец, несчастного пинающегося Морошика скрутили, вывели на палубу, втолкнули в носовой кубрик и заперли там. Морошик устроил в кубрике ужасный погром, он изо всех сил колотил в дверь и обзывал всех, включая Бена, кучкой протухшей капусты.
– Уф-ф-ф, – выдохнул Вьюнок, когда в кают-компании снова воцарился мир, и всё привели в порядок. – Надеюсь, теперь мы сможем спокойно поговорить без этого глупого маленького идиота, который всех раздражает и срывает все наши планы. Бен, я снова должен извиниться за эту сцену, – не знаю, чтó нашло на Морошика. Раньше он всегда был таким спокойным и рассудительным.
Бен ответил, что всё в порядке и что он всё понимает, но обе птицы, казалось, чувствовали себя очень неловко. Устраивать ссоры в присутствии гостей всегда и везде считалось очень неприличным делом.
– На мой взгляд, – произнёс наконец Бен, – вопрос о том, чтобы где-то осесть, то есть найти другое дерево, весьма и весьма сложный. И я собираюсь сказать нечто такое, что может удивить и даже расстроить тебя, Вьюнок. По моему мнению, в непоседливости Морошика что-то есть. Правда состоит в том, что наша Англия теперь уже совсем не та, что раньше. Посмотрите на всех этих железных птиц, на автомобили и поезда, которые снуют теперь повсюду. Нет, Англия становится неподходящим местом для таких, как мы. Вот если бы нам удалось найти какое-нибудь другое место, я хочу сказать – милое и спокойное местечко, где мы могли бы жить, пока люди не прекратят вырубать деревья и губить природу! Я не сомневаюсь, что однажды всё опять наладится, и наша страна снова станет старой доброй Англией. Но судя по тому, как обстоят дела сейчас, для нас и нам подобных тут нет места.
В кают-компании воцарилась гробовая тишина. Вьюнок подумал, что Бен странным образом сыграл с ними какую-то злую шутку.
– Обратите внимание, – добавил Бен, заметив, как омрачились лица гномов, – что я не становлюсь на сторону Морошика, даже не думайте; но как-то раз один бекас рассказывал мне, что к западу от этих мест находится большой остров, который, впрочем, гораздо меньше Британии, тихий и зелёный, с нетронутой человеком природой – горы и леса, болота и озера в своём первозданном виде. Если бы мы отправились туда, то обрели бы мир и покой на всю оставшуюся жизнь.
– А далеко отсюда до этого острова? – спросил Вьюнок. – До этого удивительного края, где мы наконец-то смогли бы обрести покой?
– Этого я не знаю, – ответил Бен, – но я скажу вам, ктó знает о нём всё, ведь он там много раз бывал; это Вальдшнеп.
– Вальдшнеп? – воскликнул Вьюнок. – Эта старая неразговорчивая длинноклювая птица?
– Она самая, – подтвердил Бен, наклонив голову. – Вальдшнепу хорошо известен этот остров, он вам всё о нем расскажет.
– А где мы можем найти Вальдшнепа? – спросил Вьюнок. – В это время года я его редко вижу.
– Думаю, я смогу его разыскать, – сказал Бен. – Я видел его на прошлой неделе в Красной роще. Вряд ли вы знаете это место, оно довольно далеко отсюда. Я отправлюсь туда сегодня же, если пожелаете, и приведу его к вам.
– Непременно, – ответил Вьюнок. – Найди его, если сможешь, и мы внимательно его выслушаем. Если такое место действительно существует, то я первым поддержу решение отправиться туда – если мы сможем туда добраться, – многозначительно добавил Вьюнок и пристально поглядел на Меума.
– Если мне удастся починить мотор, мы сможем туда отправиться, – сказал Меум, – если это не слишком далеко.
– Боюсь, это довольно далеко, – сказал Бен. – Путь туда будет гораздо длиннее, чем ваше путешествие вверх по Причуди. И вам придётся переплыть море.
– Это будет нетрудно, – воскликнул Меум, не в силах справиться с переполнявшим его странным волнением. – Как только мы починим мотор, «Джини Динс» сможет отправиться куда угодно, даже на этот разлюбезный сердцу Морошика Шпицберген, о котором он всё время болтает.
Уже через несколько часов гномы услышали вдали уханье Бена, и совсем скоро он появился в сопровождении престранной маленькой птицы. Она выглядела довольно невзрачно и отличалась очень длинным клювом. Её огромные чёрные высоко посаженные глаза были почти такими же большими, как глаза Бена. И вообще она во многом походила на Бена, а её оперение было окрашено во все мыслимые оттенки бурого, рыжевато-коричневого и серого цветов, в точности повторяя цвета осенних листьев.
– Я нашёл его, – торжественно объявил Бен, вводя смущённую птицу в кают-компанию. – Знал, что найду.
Вальдшнеп стоял, моргая от света масляной лампы.
– Добро пожаловать, Вальдшнеп, – сказал Вьюнок, который хотел, чтобы новоприбывший гость поскорее освоился в их компании. – Это – Меум, это – Тысячелист, а это – Белка. Ещё один наш собрат немного… того… приболел. Переволновался, знаете ли.
Последнее замечание любопытным образом совпало с приглушённым грохотом, донёсшимся из носового кубрика.
– Сходите-ка за ним, – отвернувшись от гостя, шепнул Вьюнок Меуму, – всё равно ему придётся познакомиться с Вальдшнепом.
Меум украдкой выскользнул из кают-компании и вскоре вернулся вместе с Морошиком, который выглядел теперь вполне смирным.
Когда все были представлены друг другу, Бен обратился к Вальдшнепу.
– Мои друзья хотят побольше узнать о том зелёном острове, на котором ты живёшь, – сказал филин. – Видишь ли, они… то есть, я хочу сказать, мы, – лишились дома из-за того, что эти злобные люди осушили Причудь и срубили наш старый дуб. Теперь у нас нет крыши над головой. Мы подумали, что доберись мы до этого острова, мы смогли бы зажить спокойно, не опасаясь больше подобных потрясений.
– Должен сказать, что не могу осудить вас за такое решение, – ответил Вальдшнеп. – Эти люди слишком много на себя берут. Завтра я улетаю на свой остров, и рад, что покидаю эти края. Через день вы бы меня здесь уже не застали!
– Это действительно приятное тихое место? – спросил Вьюнок.
– Тихое? Сдаётся мне, так и есть! – воскликнул Вальдшнеп, а потом, понизив голос, добавил: – Мне кажется, там живут другие гномы, и ещё эти, которые ходят по болотам с маленькими фонариками, – болотные гоблины.
– Должно быть, ты говоришь об Ирландии, – вздрогнув, сказал Вьюнок, – ведь это единственное место, где ещё живёт маленький народец.
– Ирландия, она самая, – ответил Вальдшнеп, переходя на ирландский акцент. – Чудесное место, куда ни посмотри, зелёное круглый год, зелёное, как сама весна. И там есть дубравы, торфяники и болота, и ты неделями не встречаешь людей. Есть реки и озёра – прекрасные озёра с лазурной водой! Я знаю там одно местечко, которое вам подойдёт, – маленький остров посредине серого-серого озера у подножия гор Морн[17]. На этом острове стоит старая часовня, где погребён отшельник, да упокоится с миром его душа, а неподалёку есть небольшая дубовая роща. Там всё заросло высоким папоротником; на берегах острова отдыхают дикие гуси, и там слышен лишь шёпот ветра да шум волн, разбивающихся о прибрежные камни!
Морошик, который всё это время тихо и неподвижно сидел у края стола, начал ёрзать на стуле. Он с беспокойством посмотрел на Вьюнка, на двух других своих собратьев, а затем на Бена. Последний, к огромному удивлению Морошика, по-дружески ему подмигнул.
– Должен признать, звучит заманчиво, – произнёс наконец Вьюнок (и тогда филин ещё раз подмигнул Морошику), – но как нам туда добраться?
– Ах! В этом-то и загвоздка, – ответил Вальдшнеп. – Как вам туда добраться?
Морошик, не в силах больше сдерживаться, вскочил со стула.
– Я знаю! – закричал он. – Небесные…
– Тихо! – рыкнул на него Вьюнок. – Ещё одно слово, сэр, и тебя снова запрут в кубрике! Неделю будешь жить на желудях и воде!
Расстроенный Морошик умолк и разом сдулся, словно проколотый воздушный шарик; теперь он сидел с поникшей головой, задумчиво вперив взгляд в стол.