Зимние призраки
– Продолжайте.
– Ну, мы с Лоренсом болтаем, горит ночник, и Лоренс роняет книжку с комиксами. Он наклоняется за ней и… эта рука высовывается из-под кровати, хватает его за запястье… Стаскивает брата вниз…
– Бледная рука, говорили вы в прошлый раз.
– Да… Нет… Не просто бледная, а белая… как личинка… мертвенно-белая.
– Что еще вы можете сказать о руке? Или это были руки – во множественном числе?
– Сначала только одна рука. Она буквально впивается Лоренсу в запястье и, прежде чем кто-то из нас успевает среагировать, стаскивает парня с кровати. Рука… белая рука… странная… длинные пальцы… я хочу сказать, ненормально длинные – дюймов восемь-девять. Похожа на паука. Затем я хватаю Лоренса за ноги…
– Он к этому времени уже под кроватью?
– Только голова и плечи. Он все время кричит. И вот тут я вижу обе похожие на пауков руки, утягивающие его во тьму.
– А рукава? Манжеты? Предплечья?
– Ничего. Только белые кисти и чернота… Еще более темная, чем чернота под кроватью Лоренса. Наверное, как рукава черного бархатного платья.
– И вам не удается спасти брата?
– Нет, руки утаскивают его, и он исчезает.
– Исчезает?
– Да, исчезает. Словно в деревянном полу вдруг открылась дыра, и руки уволокли Лоренса туда.
– Но в реальной жизни ваш брат жив и здоров?
– Да, конечно. Он в Калифорнии, руководит агентством по расследованию страховых случаев.
– Вы с ним обсуждали этот сон?
– Нет. Мы редко встречаемся. Лишь иногда общаемся по телефону.
– И вы никогда не рассказывали ему об этом сне?
– Нет. Лоренс… Знаете, несмотря на то что брат производит впечатление этакого большого грубого парня, на самом деле он очень чувствительный… И не любит вспоминать то лето. Да и вообще времена детства. В подростковом возрасте – мы уже переехали в Чикаго – брату нелегко пришлось, а по окончании колледжа у него даже случилось что-то вроде нервного срыва.
– Вы думаете, у него тоже пробелы в воспоминаниях о лете… какого года?
– Шестидесятого.
– Полагаете, у него такие же провалы памяти?
– Нет… Не знаю… Вряд ли. Он просто не любит об этом говорить.
– Понятно. Вернемся к вашему сну. Какие чувства вы испытываете, когда проигрываете в этом… своего рода состязании в перетягивании каната и младший брат исчезает?
– Испуг. Злость. И еще…
– Продолжайте.
– Нечто похожее на облегчение. Оттого что руки утащили Лоренса, а не меня. Доктор Холл, что означает вся эта чертовщина?
– Мы уже говорили о том, что сны не обязательно должны иметь какое-то значение, Дейл. Но, разумеется, приходят они не без причины. Ваш, полагаю, вызван внутренней тревогой. Вы ощущаете беспокойство в связи с предстоящими вам месяцами?
– Разумеется, ощущаю. Но при чем тут этот сон?
– Как, по-вашему, почему беспокойство проявляется через этот сон?
– Понятия не имею. А может он быть чем-то вроде подавленного воспоминания?
– Вам кажется, что вы действительно помните белые руки, утаскивающие младшего брата под кровать?
– Ну… что-то в этом роде.
– Мы говорили с вами о подавленных воспоминаниях. Вопреки тому, что обычно рассказывают в фильмах и телевизионных передачах, в реальной жизни они имеют место крайне редко. К тому же подавленное воспоминание непременно связано с реально произошедшим событием, например с физическим или сексуальным насилием, а не с фантастическим кошмаром. В чем дело, Дейл? По лицу вижу, что вы взволнованы.
– Дело в том, что прошлой ночью меня разбудил не повторяющийся кошмар.
– А что же?
– Звук. Скребущий звук. Под кроватью. Мое время уже вышло?
– Почти. У меня еще один, последний вопрос.
– Валяйте, – отозвался Дейл.
– Почему непременно нужно ехать в Иллинойс, в дом друга детства, чтобы писать книгу? Зачем покидать привычную обстановку, оставлять все, что вы имеете в жизни, и возвращаться в пустой дом, в штат, где вы не живете вот уже сорок лет?
Прежде чем ответить, Дейл молчал целую минуту.
– Я должен вернуться, – наконец сказал он. – Там меня что-то ждет.
– Что, Дейл?
– Понятия не имею.
В детстве, чтобы добраться до фермы Дуэйна Макбрайда, Дейл полторы мили крутил педали велосипеда на запад по гравию Джубили-Колледж-роуд, поворачивал на север, на Шестое окружное шоссе, потом съезжал на совсем узкий проселок, оставляя слева бар «Под черным деревом», поднимался и спускался по склонам двух крутых холмов, проскакивал мимо Страстного кладбища, где хоронили католиков Элм-Хейвена, а затем ехал еще полмили по прямой ровной дороге до самой фермы.
Джубили-Колледж-роуд заасфальтировали и расширили. Бар «Под черным деревом» исчез. Насколько Дейл сумел разглядеть в темноте, здание снесли, а под деревьями, где когда-то с ветвей свисали желтые лампочки, притулился дешевый фургончик. Шестое окружное тоже покрыли асфальтом и расширили. Когда Дейл жил в Элм-Хейвене, эти два холма были смертельными ловушками: на дороге не могли разъехаться даже две легковые машины, гравий оползал, из-за нависающих деревьев здесь было темно и в яркий солнечный день, обочины отсутствовали и сорняки росли у самого края проезжей части. Было здорово как следует раскрутить педали, потом убрать с них ноги и лететь по инерции вниз по склону, пытаясь удержаться в накатанной сухой колее. Взрослые тоже порой затевали здесь подобные игры: разгоняли свои легковушки и грузовички, неслись вниз в туче пыли и гравия, чтобы затем с ревом мотора подняться на следующий холм. Оставалось лишь надеяться, что кто-нибудь решивший поразвлечься точно так же не вылетит навстречу. Чаще всего лихачами становились подвыпившие фермеры, возвращавшиеся домой из бара «Под черным деревом». Дядя Генри и тетя Лина, чей аккуратный фермерский домик стоял как раз за этими холмами, частенько шутили, что Страстное кладбище предусмотрительно расположили именно здесь, на вершине, чтобы не тратить зря силы и не тащить жертв аварий обратно в город.
Сейчас на покрытой асфальтом дороге запросто могли разъехаться две машины, деревья по обеим сторонам вырубили, высокую траву скосили.
Дейл направил «лендкрузер» на травянистую площадку перед кладбищем, заглушил мотор, оставив фары включенными, и вышел в ночь.
Ветер усилился, и казалось, что тучи несутся всего лишь в ярде над головой. Звезд не было видно. В свете фар черные железные ворота кладбища и высокая металлическая ограда выглядели так же, как и прежде, вот только на острых, как пики, прутьях откуда-то появились не то черные крылья летучих мышей, не то странные ведьминские балахоны: длинные лохмотья, сделанные из черной гофрированной бумаги, трепетали на ветру. Это не было наваждением. Дейл слышал, как по всей длине ограды и по всему периметру аркообразных ворот бешено хлопают на ветру обрывки разной длины, видел, как неистово рвутся они к востоку.
«Кукурузные обвертки, – догадался Дейл. – Это листовое обрамление кукурузных початков мы обычно называли каркасиками». Он наблюдал такое постурожайное явление в детстве и часто вспоминал это зрелище в ветреные дни в Монтане, когда на заборах вдоль шоссе повисали перекати-поле. Когда Дейл был мальчишкой, к востоку от кладбища, за Шестым окружным шоссе, находилась ферма старого Джонсона. Судя по всему, ее нынешний владелец тоже выращивал кукурузу. После каждой жатвы ветер приносил с полей и развешивал на черной ограде сотни сухих листовых обверток.
«Убраны комбайном с початкоочистителем – такой же машиной, как и та, что убила Дуэйна. Неужели клочья разодранной одежды Дуэйна и куски его плоти так же неслись по ветру в ночи и застревали в проволочном переплетении чьей-нибудь ограды у дороги?»
Дейл покачал головой. Он слишком устал.
Никто из родственников Дейла не покоился на Страстном кладбище: его предки не были католиками, но он знал, что там похоронены родственники О›Рурков и многих других его друзей из Элм-Хейвена. «Наверное, здесь уже лежит и кое-кто из моих ровесников, – подумал Дейл. – Надо зайти как-нибудь днем, посмотреть». Да, у него теперь будет полно свободного времени. Он уселся обратно в «лендкрузер», завел мотор и покатил вниз по склону второго холма. Летящие по ветру призраки шуршали позади.
До фермы Дуэйна оставалась еще миля. Дейл миновал ферму тети Лины и дяди Генри – дом стоял темный. Интересно, кто живет там теперь? Дядя Генри умер в 1970-м. Что до тети Лины, то она, по дошедшим до Дейла сведениям, теперь живет в Пеории. У нее болезнь Альцгеймера, и вот уже лет двадцать старушка ни с кем не общается. Если это правда, получается, что тетя Лина захватила целых три века. Дейл покачал головой. Каково это – пережить спутника жизни более чем на тридцать лет? Дейл ощутил, как внутри что-то сжалось: он тоже остался без спутницы жизни и до сих пор не может к этому привыкнуть.
Он чуть не пропустил поворот к ферме Макбрайдов. В прежние времена существовали два безошибочных ориентира. Во-первых, по просьбе жены мистер Макбрайд не сажал здесь кукурузу, чтобы высокие заросли не скрывали дом от остального мира и, соответственно, не мешали обитателям фермы любоваться окрестностями. Этого правила он неизменно придерживался и после смерти супруги. Во-вторых, на протяжении четверти мили вдоль подъездной дороги росли и буйно цвели дикие яблони.
Теперь в поле торчали столбики стеблей, оставшиеся от сжатой кукурузы, а большинство яблонь погибло. Дейл достаточно хорошо разбирался в фермерских делах и по оставшимся в поле стеблям понял, что нынешний хозяин предпочитал метод «простой пахоты». Дейл медленно ехал по дороге, и первой мыслью, пришедшей ему в голову, когда в свете фар наконец возник темный силуэт дома, было: «Господи, он меньше, чем мне казалось».
Разумеется, вокруг было темно. Не горел даже фонарь на столбе, обычно освещавший пространство между домом, сараями и амбаром. Ни Дуэйн, ни его отец никогда не пользовались парадным входом, поэтому Дейл подъехал к дому сбоку. Сэнди Уиттакер, агент по недвижимости, сказала, что они никак не найдут ключ, но задняя дверь будет открыта и электричество к приезду Дейла подключат.
Он не стал глушить мотор, оставил фары включенными, чтобы осветить дорогу, и подошел к дому. Обе двери – и наружная, затянутая сеткой, и внутренняя – оказались незапертыми. Дейл вошел в кухню…
И тут же вскинул руки к лицу и зажал пальцами нос, с трудом подавив желание немедленно выскочить обратно. Вонь стояла ужасная: смесь гнили, плесени, разложения и бог знает чего еще. Здесь пахло смертью.
Он щелкнул выключателем. Никакого результата. В доме было темно, как в пещере, только какой-то намек на свет пробивался в единственное кухонное окно.
Дейл вернулся к машине, взял галогенный фонарь и снова вошел в дом.
Кухня выглядела так, словно ее покинули во время обеда. На столе и в раковине громоздились горы тарелок. С каждым новым шагом вонь делалась сильнее. По-прежнему прижимая ладонь к лицу, Дейл вошел в столовую.
«Господи, тут полно детских гробов!»
Он застыл на месте, водя фонариком из стороны в сторону. Вместо обеденного стола здесь было штук шесть или восемь грубо сколоченных скамей на козлах, и на каждой лежал длинный, тускло отсвечивающий металлом ящик, формой и размерами напоминавший детский гроб. Чуть позже Дейл заметил щели для перфокарт, примитивные клавиатуры и небольшие экраны.
«Обучающие машины!» – вспомнил Дейл.
Старик – так его друг с нежностью называл отца – увлекался изобретательством. И странные ящики были «обучающими машинами» доэлектронной эпохи, которые Старик Дуэйна постоянно усовершенствовал и, вечно недовольный результатом, крайне редко продавал.
«Надо же!» – удивился Дейл.
Он знал, что тетка Дуэйна, сестра Старика, приехавшая в 1961 году из Чикаго, жила в доме вплоть до начала нового века, но так и не удосужилась выбросить весь этот хлам. Сорок лет мириться с присутствием таких штук в столовой!
В этой комнате скверный запах был сильнее. Дейл поводил фонариком, нашел выключатель, щелкнул. Никакого результата.
Кто-то здесь умер, это точно. Наверное, мышь или крыса. А может, и более крупное животное. Дейл не имел ни малейшего желания заносить вещи и ночевать в доме, пока не найдет труп, не избавится от него и не проветрит все помещения.
Он вздохнул, вернулся к «лендкрузеру», заглушил мотор, максимально опустил спинку пассажирского сиденья, чуть приоткрыл все окна, вытащил старое одеяло и попытался уснуть.
Дейл был измотан до такой степени, что стоило только закрыть глаза, и перед ним в свете фар потянулись разграничительные полосы шоссе, замелькали «зебры» переходов, понеслись дорожные знаки. Он уже было задремал, но какой-то обрывок сна или мысль заставили его очнуться. Дейл протянул руку и нажал на кнопку, запирающую все двери в машине.
Глава 3
Когда Дейл открыл глаза, в тусклом утреннем свете за окнами машины шел снег.
«Где, черт возьми, я нахожусь?» – мелькнуло в голове.
Он действительно не сразу вспомнил. Все тело затекло и одеревенело. Отдохнуть после долгого переезда так и не удалось. Дейл чувствовал себя растерянным, сбитым с толку и к тому же замерз. Голова болела. Глаза болели. Спина болела. Подобные ощущения он обычно испытывал после первого, самого тяжелого, дня похода, пешего или верхом, с неизбежно утомительной первой ночью, когда пытаешься задремать на холодной земле.
«Где я?»
Снег с шуршанием сыпался отдельными крупинками, стучал по крыше «лендкрузера» – не то чтобы град, но и не настоящий снег. Крупка – вот как называли это на Западе. Ветровое стекло обледенело. Поля сжатой кукурузы покрылись ледяной коркой. «Дом Дуэйна. Иллинойс. Ничего не понимаю. Снег? Сегодня еще только первый день ноября».
Дейл Стюарт привык к тому, что в Мизуле снег может выпасть едва ли не в самом начале осени, а на ранчо возле озера Флатхед, расположенного на возвышенности, еще раньше. Но в Иллинойсе? Он прожил в Элм-Хейвене семь лет и не помнил, чтобы снег выпадал раньше Дня благодарения [3], да и то не каждый год.
«Черт, – подумал он, роясь в дорожной сумке в поисках куртки. – Это все Эль-Ниньо [4]. За последние пять-шесть лет мы привыкли обвинять его во всех бедах».
Дейл вышел из машины, натянул куртку, зябко поежился и бросил взгляд на возвышающийся прямо перед ним дом.
Убежденный, что писатель должен хотя бы в общих чертах знать практически обо всем, Дейл неплохо разбирался в основах строительства и архитектуры и ферму Макбрайдов почти сразу определил для себя как «традиционный пирамидальный дом для семейного проживания». Звучало несколько длинновато, но на деле это означало, что дом принадлежит к числу незамысловатых прямоугольных строений с четырехскатной крышей, во множестве появившихся на Среднем Западе во времена Первой мировой войны. Высокий двухэтажный дом Макбрайдов был лишен каких-либо архитектурных излишеств: ни коньков на крыше, ни оригинальных по форме окон, ни орнаментов, ни выступов на фасадах, за исключением крошечного навеса над задним крыльцом, которым, насколько помнил Дейл, только и пользовались хозяева. Единственным украшением почти всех традиционных домов такого типа было большое парадное крыльцо с несколькими ступеньками и крохотная лужайка перед ним. Задняя дверь выходила на грязный двор между домом и хозяйственными пристройками – курятником и несколькими сараями: в двух маленьких хранились инструменты, еще пара, размером со стандартный гараж, использовалась для разных целей, а в самый большой мистер Макбрайд ставил необходимые для работы на ферме машины.
Дейлу до зарезу приспичило помочиться, и оставалось только надеяться, что, может быть, хоть канализация здесь в порядке. «Канализация? – подумал он в следующий момент. – На кой черт мне нужна вонючая канализация? Я на заброшенной ферме в трех милях от вымирающей деревушки в штате Иллинойс». Дейл бросил взгляд на подъездную дорогу и зашел за «лендкрузер», чтобы отлить. Слабый снег норовил перейти в дождь, но струя мочи оставила небольшой оттаявший кружок в замерзшей грязи двора Макбрайдов.
У него за спиной прогудел автомобильный клаксон.
Дейл быстро, чувствуя себя виноватым, застегнул «молнию», вытер руки о штаны и вышел из-за машины. Оказалось, пока он мочился, к ферме подъехал большой черный «бьюик». Вышедшая из него крашеная блондинка с вьющимися волосами была, наверное, одного с Дейлом возраста, но выглядела старше и весила фунтов на пятьдесят больше. На ней было длинное бежевое стеганое пальто на гусином пуху – из тех, что вышли из моды лет пятнадцать назад.
– Мистер Стюарт? – спросила женщина. – Дейл?
Какой-то миг он пребывал в полной растерянности, но потом в голове словно щелкнул выключатель – и все встало на свои места.
– Мисс Уиттакер?
Грузная дама начала осторожно пробираться по засыпанной снегом колее.
– О, ради бога, – воскликнула она, подойдя к нему вплотную, – зови меня Сэнди.
О том, что дом Макбрайдов сдается внаем, Дейл узнал из Интернета. Он позвонил в местное агентство недвижимости, которое находилось где-то в Оук-Хилле, и минут десять проговорил с сотрудницей офиса, обсуждая условия аренды бесхозного дома, прежде чем оба поняли, что знакомы. Женщина представилась как Сандра Блэр, но, когда Дейл сказал, что в детстве несколько лет жил в Элм-Хейвене, уточнила, что Блэр – фамилия ее бывшего мужа, которую она сохранила после развода, но только ради дела, поскольку мистер Блэр был важной шишкой в Оук-Хилле и Пеории, и что для друзей она по-прежнему Сэнди Уиттакер.
Дейл смутно помнил Сэнди Уиттакер, тоненькую, светленькую, тихую подружку Донны Лу Перри, лучшего питчера в их стихийно созданной, но постоянно действующей летом бейсбольной лиге. И теперь, глядя на эту грузную даму с широкими бедрами и двойным подбородком и надеясь, что она не видела, как он мочился за машиной, он никак не мог связать ее с образом одиннадцатилетней девочки из своего прошлого. Наверное, Сэнди испытывала похожие чувства: пусть он не растолстел так, как она, но пепельно-седая борода и очки тоже не были частью его детского облика.
– Боже мой, Дейл, мы ждали тебя не раньше сегодняшнего вечера или даже завтрашнего утра. Дом немного прибрали, сегодня подключат электричество, но когда ты звонил из Монтаны, то, кажется, сказал, что приедешь в первых числах ноября.
– Да, я так и планировал, – кивнул Дейл. – Но доехал быстрее, потому что нигде не останавливался. Может, уйдем с улицы? Снег все идет.
– Конечно.
Сэнди была в туфлях на высоких, похожих на кинжалы каблуках. Дейл даже не помнил, когда он в последний раз видел такие, тем более на женщине столь внушительных габаритов. Он подал ей руку, помогая пробраться по глубоким промерзшим колеям и островкам снега.
– Какая необычная для осени погода, – сказала Сэнди Уиттакер.
– Вот и мне так показалось, – отозвался Дейл, когда они поднялись на крошечное заднее крыльцо. – Но я решил, что просто забыл, какой в Иллинойсе бывает ноябрь.
– О нет. Обычно очень хороший. Должно быть, все дело в этом ужасном Эль-Ниньо. Ты уже заходил в дом?
– Вчера вечером, на минутку, – ответил Дейл. – Электричество было отключено, и, должен тебя предупредить, там, похоже, кто-то издох. Мышь или крыса, наверное. Запах стоит премерзкий.
Она остановилась перед дверью, удивленно подняв одну нарисованную бровь. Косметика была наложена так густо, что Дейлу показалось, будто перед ним раскрашенная под человеческое лицо маска театра кабуки.
– Запах? – переспросила она. – Я приезжала сюда вчера вместе с уборщицей и газовщиками. Не было никакого запаха. Может быть, утечка газа?
– Нет, – сказал Дейл, стряхивая с волос снег. – Сейчас сама поймешь.
Он открыл перед ней дверь.
Сэнди Уиттакер щелкнула выключателем – и кухню осветила голая лампочка. Дейл увидел, что чисто вымытые тарелки на столах составлены аккуратными стопками. И не было никакого запаха.
– Странно… Я был уверен, что здесь умер какой-то зверек, – недоуменно сказал он, проходя в столовую, где в холодном дневном свете поблескивали серые ящики обучающих машин.
Но и там ничем не пахло.
Сэнди Уиттакер нервно хихикнула.
– О нет, миссис Брубейкер, это сестра мистера Макбрайда, умерла в больнице в Оук-Хилле, где я живу, то есть я-то, конечно, живу в Оук-Хилле, а не в больнице. Это случилось почти год назад. А мистер Макбрайд умер в Чикаго… Когда же это?
– В шестьдесят первом, – подсказал Дейл.
– Да, верно, зимой, после… того ужасного несчастного случая с маленьким Дуэйном.
Дейл невольно улыбнулся. Друг его детства в одиннадцать лет весил больше двухсот фунтов. Никто никогда не называл его «маленьким Дуэйном».
– Он ведь погиб недалеко отсюда в результате несчастного случая с… с комбайном? Я не ошибаюсь?
Дейл догадался, что Сэнди опасается, как бы он не решил, будто в доме водятся привидения.
– Я только сказал, что вчера здесь пахло так, словно в доме сдохла мышь или какой-то еще зверек, – пояснил он. – Но сегодня от запаха не осталось и следа.
– Понимаю. – Сэнди Уиттакер перешла на деловой тон. – Хочешь осмотреть дом? Фотографии, которые я посылала тебе по электронной почте, были плохого качества. У меня, к сожалению, нет современного цифрового фотоаппарата… Я просто сканировала снимки, сделанные маленьким «Инстаматиком» [5].
– Нет-нет, фотографии были вполне сносные, – заверил ее Дейл, бросая взгляд на часы. – А не рановато ли ты начинаешь рабочий день? Хотя… я совсем забыл, что пересек часовой пояс. На моих сейчас семь сорок пять.
Он начал переводить стрелки.
– Нет, подожди. – Сэнди Уитакер чуть нахмурилась и посмотрела на свои часы. – Сейчас действительно семь сорок пять.
Дейл замер. Он был уверен, что не переводил стрелки, но быстро сообразил, что за время его путешествия произошел переход на зимнее время.
«Вернулся назад…» – мелькнуло в голове.
Он и вправду вернулся назад, в город своего детства, в дом друга своего детства, на встречу со своей одноклассницей, не потратив и не выиграв при этом ни единой минуты.
«Только сорок один год», – подумал Дейл, ощущая легкий приступ головокружения, граничащий с тошнотой.
Сэнди предложила осмотреть наконец дом и начала с кухни.
– Боюсь, что на старой плите работает только одна конфорка. Разумеется, плита газовая. Баллон с пропаном стоит в сарае для инструментов. Уверена, где-нибудь в Оук-Хилле или Пеории есть мастерская по ремонту плит.
– Возможно, мне будет достаточно и одной конфорки, – пожал плечами Дейл. – А вот что мне действительно нужно, так это микроволновка. В последнее время я питался главным образом замороженными обедами «Голодный мужчина». Теперь, наверное, придется грызть их, не размораживая.
Сэнди Уитгакер застыла на месте. Судя по потрясенному взгляду женщины, акции Дейла упали в ее глазах сразу на несколько пунктов.
– Ну-у, какую-нибудь недорогую микроволновку можно приобрести в…
Дейл поднял вверх обе руки.
– Я просто пошутил. Да, признаю, шутка вышла несколько в духе старины Вуди Аллена.
Сэнди хмуро кивнула.
– Холодильник маленький, но в рабочем состоянии. Тарелки, чашки и все остальное вот здесь, в шкафах. Миссис Брубейкер была очень аккуратной особой, но я все равно заставила Альму – это наша уборщица – все заново перемыть. Вот здесь столовая…
Половицы громко скрипнули под тяжестью мисс Уиттакер. Она остановилась, чтобы настроить электротепловое реле на стене, и Дейл услышал гул и дребезжание допотопного обогревателя. Через несколько секунд в воздухе появился издавна знакомый пыльный запах включенного впервые по осени отопления.
– Что касается этих… машин, – продолжала давать пояснения Сэнди, – то мы просто не знали, что с ними делать. Они оказались слишком тяжелыми, и мы с Альмой не смогли перенести их в курятник или сарай, а газовщики, естественно, были слишком заняты, и мы не решились просить их о помощи. Я понятия не имею, что это за хитроумные механизмы, но, очевидно, мистер Макбрайд работал над ними много лет назад. Наверное, ты заметил, что миссис Брубейкер оставила дом в том виде, в каком он ей достался, хотя чистоту, конечно, навела.
– Зачем она это сделала? – спросил Дейл.
– Что сделала?
– Оставила дом в том виде, в каком он ей достался.
Сэнди Уиттакер пожала плечами.
– Ты же помнишь, какими… эксцентричными были маленький Дуэйн и его отец. Наверное, сестра мистера Макбрайда была на них похожа. Она почти ни с кем не общалась, а в последний год ее жизни сюда и вообще вряд ли кто-нибудь заезжал, кроме курьеров из «Обедов на колесах» [6]. Сара, работающая там, говорила, что дом нисколько не изменился. Миссис Брубейкер превратила его в некое подобие музея.
– А отчего она умерла? – поинтересовался Дейл.
– От рака.
Под скрип половиц Сэнди пересекла столовую, прошла под небольшой аркой без дверей и остановилась посреди маленькой темной комнаты.
– Это гостиная, – сообщила она. – По-моему, отец с сыном, прежние хозяева дома, редко сюда заглядывали… да и сестра мистера Макбрайда тоже.