Судьбы местного значения

Что делать дальше? Комиссар не приказывал напрямую, просто сказал – уходи…

А как тут уйти?

Семен понимал, что немцы его будут искать, не настойчиво, но будут. Иванцов прав, надо уходить, но просто уйти Семен не мог…

Немцы появились, когда в лесу стало светло. Двое солдат крались по лесу аккурат по следам Семена. Те же самые следопыты, что вчера всех пленили. Сторожко идут, прикрывая друг друга. Семен пропустил их мимо, выжидая – не идет ли кто еще? Но преследователей было всего двое. Что ж, нам легче. В тайгу бы вас…

Немцы дошли до пня, один присел, рассматривая разворошенный тайник, второй внимательно осматривался. Присевший рассмотрел уходящие в чащу следы и показал знаками направление, второй кивнул. Купились. Не зря Семен их отчетливо проложил, делая большую петлю. Пусть считают, что русский недотепа сейчас чешет по лесу во все лопатки.

Немцы медлили. Ясно, что решают – продолжать преследование или не стоит? Тот, что присел, покачал головой и махнул в сторону деревни. Оба расслабились, маузеры забросили на плечо, закурили. В этот момент Семен скользнул к толстенной сосне, сжимая винтовку и щепу. До врага несколько шагов. Один бросок и… жаль, нормального ножа нет.

– Was sagen wir Lehman?

– Und sagen wir-ist gegangen. Was ist der sinn hinter diesem «Ivan» zu laufen?

– Das ergibt keinen sinn[4].

Семен вслушивался в их диалог и жалел, что толком не учил немецкий. Ясно, что по следу они идти не собираются, и теперь обсуждают – что и как докладывать начальству. Наконец немцы докурили, аккуратно затушили окурки и двинулись обратно. Семен вжался в сосну, тропа проходила рядом, теперь – или-или…

Солдаты шли один за другим, тихо переговариваясь, а Семен медленно смещался, прячась за сосну. Вот они проходят, и он у них за спиной.

В последний момент немец оглянулся, видно почуяв опасность. Семен ударил его в спину ногой, схватив маузер за шейку приклада. Тот хекнул и повалился вперед. Передний солдат развернулся прыжком, скидывая карабин с плеча, но тут в шею воткнулось что-то острое. Брызнула кровь. Немец выронил карабин и зажал рану ладонями, а перед ним лежал его камрад и боролся с оседлавшим его русским. «Иван» как-то умудрился перекрутить ремень маузера и теперь им же душил хозяина. А в руке «Ивана» зажата острая окровавленная деревяшка. Надо камраду помочь – солдат потянул свой нож, но в глазах потемнело, рука ослабела, и нож выпал…

Щепу прошлось бросить – мешала. Этот немец умирать не хотел. Придушить не удавалось, ремень на шею перебросить не успел – отвлекся на удар в шею второму немцу. Петля перехватила подмышку и шею. Семен только и успел пару раз крутануть ремень. Немец хрипел, не давал докрутить и пытался дотянуться до своего ножа. Сильный, сволочь. Еще чуть-чуть и вывернется. Семен скрипел зубами, косясь на щепу – далеко. Тут почти рядом воткнулся нож…

Руку саднило. Сердце казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Семен навалился на убитого, сил сползти не было. Взглянул на руку с зажатым ножом, костяшки сбиты и сочится кровь. Бил клинком прямо в лицо, куда ни попадя, об каску сбивая кожу. Еще чуть и немец бы вывернулся, а там кто знает, кто кого? Хорошо, шедшему впереди удачно попал, тот сдох тихо, а то…

Пересиливая себя, поднялся. Взгляд наткнулся на флягу. Отцепил, снял крышку, глотнул. Во фляге оказалось немного шнапса. Слабоват, но помог – отлегло. А теперь надо шевелиться – за полицая немцы пару солдат отправили, а за своих убитых всем батальоном по следу пойдут. Первым делом Семен вынул и раскрыл зольдбухи. Гефрайтер Хубер и шютце Майер. Откуда вы такие прыткие? Плевать. Теперь тут гнить будете.

Поначалу хотелось забрать все, но потом включился разум. Сложил необходимое в один ранец – зольдбухи, документы комиссара, пайки, белья комплект. Боеприпасы в подсумках, гранаты… карабины забрать оба, только один по дороге выбросить. И переобуться надо, а то ботинки окончательно развалились. Но сапоги только одни по размеру подошли…

Деревню Семен обошел по большой дуге. Помня о возможном преследовании, нашел муравейник и поворошил ногами, чтобы собак со следа сбить. Потом старался идти, не оставляя следов, и когда деревню огибал, если еще муравейник попадался, повторял процесс. А потом он увидел, как куда-то пленных повели. Среди немцев выделялся один в черном мундире. Он и командовал…

Было острое желание перестрелять сволочей, особенно Ушакова. Ненависть нахлынула как взрыв, до зубного скрежета. И тот урод в черном. Эх! Антон Викторович… Гитлер покончит с собой?

Семену показалось, что он расслышал последние слова комиссара…

Воспоминания тяжелы, но такое не забудешь. И он дойдет. Обязательно дойдет.

Кобуру Семен на ремень пристроил и чуть за спину сдвинул, чтобы не мешалась. Бумаги интенданта сунул в ранец, а пустой портфель повесил на сучок. Жаль бросать, но и так вещей много.

Где-то бабахнуло. Хорошо бабахнуло, гулко. Ага, вот и подарочек сработал. Настроение улучшилось.

– Как говорится, пуля дура, а фугас молодец! – прокомментировал это событие Семен.

Щедро глотнул отвара, забросил карабин на плечо и в путь…

Завал в лесу миновать не вышло. Поваленные ветром деревья образовали непроходимое препятствие, вдобавок густо оплетенное ежевикой. Семен выдвинулся ближе к дороге. Наблюдал час. По краю не проскочить – немецкие батальоны расположились по обочинам, пропуская танки и машины. Техника шла непрерывным потоком, и Семен решил обойти завал южнее, но через километр уперся в болото. Срубив слегу, померил глубину в ближнем «окне». Жердина ушла почти вся. Глубоко тут. Обходить препятствие по трясине он не решился. Ухнешь в такое вот бездонное и квакнуть не успеешь.

Двинулся вновь вдоль завала, но не спеша и высматривая возможный путь. Еле различимая тропа нашлась, больше похожая на узкую пещеру в скале. Пока продирался, видел на острых ветках нитки и кусочки ткани. Кто-то уже пролезал. Наверняка такой же окруженец. Догнать бы.

Путь через ветровал отнял все силы. Вода закончилась, и надо было искать родник или ручей, чтобы набрать воды, кроме того, необходимо подкрепиться, пусть уже опостылевшими сардинами.

Пока шел, выискивая родник, наткнулся на смородину. Ягоды на ней были мелкие и неспелые, зато лист необычайно душист.

Семен набрал листьев для отвара и сложил их к уже сорванным листьям малины и иван-чая.

Наконец нашелся ключик с удобным откосом. Семен сбросил ранец, наклонился к роднику, набрал воды в ладони и напился. Повторно набирая ладонями воду, кое-что заметил. Он отодвинул свесившийся травяной пучок – у самой кромки воды обнаружился след. Каблуковая часть отпечатка размыта водой, однако носочная выделялась четко. Похоже на след от немецкого сапога. Семен поставил ногу рядом и надавил. Ну да, такой же рисунок. Немцы тут шли? Сомнительно. Не тот ли окруженец в трофейной обувке, что продирался сквозь ту же нору в завале? Отпечаток недавний, кстати. Прошел час или чуть больше. Догнать? Решено!

Семен напился вволю и наполнил обе фляги водой, а поесть можно позднее. Может, из провизии чего добыть удастся…

Теперь Семен шел, внимательно высматривая следы. Этот кто-то или знает – как ходить по лесу, или удачно шел, ибо больше отпечатков не обнаружилось. Направление угадывалось лишь по чуть примятой травке и веточкам. Через версту смешанный лес сменился на сосновый, правда, с еловым подлеском. На усыпанной иголками земле следы высматривать стало сложнее.

Пахнуло жильем. Дымом и еще чем-то мясным. Живот тут же отозвался бурчанием.

Подойдя еще немного, Семен услышал крики. Немцы? Прислушался. Нет, говорят по-русски и матерятся. И женские голоса вроде.

– Будьте вы прокляты, сволочи!

Бах! После выстрела кто-то надрывно закричал. Бах! Крики смолкли. Кто-то выматерился. Семен приготовил карабин и подкрался ближе. Вглядываясь сквозь ветки, увидел, как в дом заходит мужик с мосинкой в руке, а на рукаве повязка белая. Опять эти прихвостни немецкие. Откуда только сволочи повылезали?

На хуторе на пару хат, с пристроями, хозяйничали полицаи. Немцев не видно. Вон у дома лошадь, запряженная в телегу, стоит. Не ездят немцы на телегах. На «цундаппах» своих прикатили бы. Значит, тут только полицаи. Человек пять-шесть. Расправляются с неугодными, ну и грабят заодно.

Судя по двум телам посреди двора – лежат хозяин с хозяйкой. Это их застрелили минуту назад. Из сарая слышалась какая-то возня с рыданиями. И в домах наблюдалось шевеление.

Вдруг Семен почувствовал пристальный взгляд. Насторожился и отступил в ветви. Но взгляд не от домов. Вроде вон там кто-то…

В кустах точно кто-то стоит. И явно не полицай. Этот кто-то отступил от кустов, намеренно показываясь Семену. Ага, вот они, сапожки-то немецкие. Галифе и гимнастерка, и петлицы сержантские. Сержант приветственно кивнул и усмехнулся. Затем качнул мосинским карабином на хутор и знаками показал – наблюдаем. Семен улыбнулся в ответ и кивнул – сержант прав, сначала дело.

Из сарая по-прежнему слышалась возня и надрывное рыдание.

– Ай! – вскрикнули в сарае. – Сука краснозадая! Кусаться?! Стой!

Из створа выскочила девушка в разорванном платье и кинулась бежать к кустам, где притаился Семен. Следом, поддерживая штаны, выбежало двое полицаев.

– Стой! Не уйдешь!

Открылась дверь и из дома вышел полицай, которого Семен недавно видел. Тот заржал, глядя на путающихся в штанах подельников.

– Только назад приведите! – крикнул он с крыльца. – Не только вы сладеньким побаловаться желаете.

Семен уже сбросил ранец и приготовил нож. Поправил кобуру с «вальтером», чтобы сподручнее было выхватить, если придется, но стрелять только в крайнем случай. Этих следовало брать тихо. Хрен его знает – сколько полицаев в домах имеется. Лучше не рисковать. Бросил быстрый взгляд на соседние кусты. Сержант присел, в руках клинок блестит.

Девушка промчалась мимо кустов, обогнула их и заметила притаившегося человека. Испуганные глаза еще больше расширились, ноги подогнулись, и она упала.

Семен приложил палец к губам, затем показал рукой за куст и почти беззвучно, лишь губами добавил:

– Свои. Спрячься.

Полицаев перехватили тихо. Они и пикнуть не успели, как их взяли в ножи. Почти синхронно Семен с сержантом вогнали полицаям клинки. Секунды судорог и тела опущены на землю. Семен вытер клинок об рубаху убитого и посмотрел на сержанта, а тот на Семена.

– Ну, здравствуй, Михалыч! – радостно прошептал сержант.

– Здорово, Савельич!

Крепко обнялись. Сержант отстранился, посмотрел на Семена, на его петлицы.

– Так простым и ходишь, Ваня?

– Так и хожу, Миша.

– Сноровки, вижу, не потерял.

– А то! Это ты через бурелом лез?

– Я, – отвечает сержант, и его взгляд скользит за спину Семена, и тот оборачивается. Девушка сидит, зажав руками рот, в глазах ужас плещется – родных убили, саму чуть не изнасиловали, на глазах двух человек зарезали походя…

Семен подошел к девчонке. Да, это еще девочка. Лет четырнадцать-пятнадцать. На Машутку похожа чем-то…

– Свои мы, дочка, – зашептал Семен, присаживаясь рядом, – свои. Ты не кричи только.

– Я… – всхлипнула девочка, – они… маму и папу убили. Тетю и сына её тоже… а меня… меня…

– Все-все, не плачь, ничего они больше не сделают. Тебя как зовут?

– Ан… Ан…

– Анна?

– Н-н-нет, Ан…

– Антонина? – догадался сержант.

Девочка, всхлипнув, кивнула.

– Слушай внимательно, Тоня, – сказал Семен, – ты сейчас успокоишься и расскажешь нам – сколько их и почему они с вами так.

В последующие пять минут Семен и сержант слушали сбивчивый рассказ девочки, не забывая посматривать за обстановкой на хуторе. Остальные полицаи пока не появлялись.

Из рассказа стало известно – на хуторе жили две семьи. У соседей, дядя Матвей, красный командир, в финскую погиб. А у них два брата в Красной армии. Полицаи об этом знали, вот и приехали мстить. Явилось шестеро. Всеми заправлял Першин. Это он в родителей стрелял. В доме сейчас самогон пьет. Что с тетей и бабушкой Дусей, она не знает.

Сержант и Семен переглянулись.

– У тебя родственники еще есть?

– Тетя в соседней деревне живет.

– Хорошо, ты вот что, дочка, ты тут посиди. Ладно? И не бойся, мы управимся быстро.

К дому они подкрались вдоль сараев. Из хлева протяжно мычала корова. От другого отвечала еще одна. Или не доены, или есть хотят. Страдает скотинка. Между сараями и хлевом наткнулись на два трупа. Пожилых женщин просто прирезали…

Тут они разделились – сержант остался контролировать двор, а Семен обошел снаружи и затаился у туалета. Это место из домов не просматривалось. Но к крыльцу придется мимо окон идти.

Вдруг дверь распахнулась, и с крыльца скатился мужик, которого Семен видел накануне. Теперь он был в одной рубахе и штанах, которые на ходу расстегивал, семеня к туалету. Семен приник к стене сарая. Полицай схватился за веревочную петлю, служившую ручкой, но распахнуть створку не успел. Семен пережал рот, подбил ему ноги и упер клинок в шею.

– Тихо! – шепнул в ухо.

Послышались характерные звуки и гадостно запахло.

– Обделался, сука? – прошептал Семен, чуть отстраняясь, но усиливая нажим острия в шею.

– М-м-м…

– Не дергайся! Остальные в доме? Вместе сидят?

Полицай замычал, интенсивно кивая.

– Очень хорошо!

Клинок вошел в шею. Тело дернулось. Еще один звук из штанов…

– Погань! – сплюнул Семен, обтирая нож об рубаху. – Жил, как дерьмо, в дерьме и сдох.

Он маякнул сержанту. Пока тот пробирался к туалету, подкрался к дому и осторожно заглянул в окно. Точно – за столом сидит троица. Пьют, закусывают. Удивительная беспечность. Считают – они в немецком тылу, так управы нет?

Появился сержант, покосился на труп, поморщился.

– Все в доме, – сообщил ему Семен.

Прижимаясь к стене, прокрались до крыльца. У двери замерли. Сержант кивнул, и Семен взялся за ручку, быстро распахнул дверь и, пригнувшись, проскользнул в темные сени – тут никого.

На двери в горницу петли накладные, значит, она открывается в сени. У двери прислушались. Полицаи о чем-то спорят. Переглянулись, кивнули. Распахнули дверь и ворвались.

Стол стоял в «красном» углу, полицаи за ним изумленно уставились на вошедших. Два стакана с мутным самогоном и кружка у правого замерли на полпути.

– Не двигаться!

Правый выронил кружку, потянулся к винтовке у стены. Левый тоже дернулся.

Бах! Бах!

Выстрелы «вальтера» и нагана почти слились. Правый свалился у стены, оборвав оконную занавеску. Левый сполз под стол. Сидевший в центре побледнел, медленно поставил стакан на стол.

– Фамилия?! – рявкнул сержант.

– Першин… Иван…

– Смотри-ка, как сложилось! – хмыкнул Семен, обыскивая полицая. Изъял револьвер и винтовки убрал к двери. Еще подумал было девочку позвать. Пусть посмотрит в глаза убийце её родителей, да решил – не стоит. Через окно он увидел, что Антонина у тел родителей сидит. Плачет.

– Пытать будете? – спросил полицай.

Бледнота с него сошла. Смотрит угрюмо.

– Ты, сволочь, себя с нами не равняй! – сказал зло сержант. – Хотя просто убить тебя мало.

– На кол бы посадить, – процедил Семен. – Чтоб долго сдыхал.

Першин вновь побледнел, но быстро оправился и рванул рубаху:

– На, на, стреляй, сволочь краснопузая!

– Ишь, как запел, – усмехнулся сержант, – герой-дешевка!

– Сам к немцам пошел?

– Сам. Ненавижу вас всех.

– А причина? – спросил Семен. – Мне вот очень интересно узнать, за что?

– За отца, убитого активистами в тридцатом. За братьев, умерших в голод. За все отобранное добро! За…

– Добро, говоришь?! – перебил сержант, бросив быстрый взгляд на Семена. – А теперь чужой кровью плату берешь, сволочь?

– Да, кровью! – выкрикнул Першин. – Вашей, краснопузой. Всех бы вешал да расстреливал. Ненавижу!

– Хватит! – рявкнул Семен. – Вставай.

Першин схватил стакан и лихо отправил самогонку в рот. Одним глотком. Поставил, занюхал рукавом, начал вставать и неожиданно рванул стол вверх и от себя. Стол сбил с ног сержанта, а Семен успел отпрыгнуть к окнам. Першин надвигался на Семена. В правой руке держит нож.

– Давай! – ощерился Семен, вынимая трофейный клинок.

Он легко уклонился от взмаха, отбив руку и проводя своим клинком по низу живота полицая. Успел обратным движением полоснуть вдоль бока и отскочить. Першин развернулся, схватился за бок, посмотрел на окровавленную пятерню, взревел, кинулся на Семена. И упал через шаг. Завыл, путаясь в выпавших потрохах.

– Ненави-и-ижу-у… суки…

Начал ползти к Семену. Бах! Это в голову ему выстрелил сержант.

– Оплошал, Михайлович, – покачал головой он, – ой оплошал. Как же ты нож-то упустил?

– Нет, Савельич. Нож я намеренно оставил.

– Зачем? – изумился сержант.

– Чтоб нападение спровоцировать. Хотелось в схватке его зарезать. Да так, чтобы сдох больнее. Я ему дал шанс – забоялся бы за нож хвататься, просто пристрелил бы, а так… – Семен вздохнул, – война будет долгой, Миша. Еще успеем озвереть.

– Это выходит, я оплошал, от мучений его избавив? – хмыкнул сержант. – А откуда про долгую войну знаешь?

– А ты подумай, – сказал Семен. – Сам поди видел – сколько войск к фронту идет, и где этот фронт сейчас, ты тоже знаешь. Командирскую планшетку я у тебя видел.

– Да, тут ты прав… года четыре… – тут сержант осекся и сменил тему. – Надо уходить. А ну сюда еще полицаи явятся, да с немцами.

Из хлева вывели лошадь и запрягли в телегу. На телегу полицаев сложили убитых и накрыли.

Во вторую телегу натащили провизии. Часть сложили в свои ранцы и мешки. Остальное девчонка тетке отвезет. Сама Антонина быстро собрала свои вещи и теперь ждала у телег, пока красноармейцы оттаскивали трупы полицаев в близлежащий овраг. Жаль, до болота далеко, утопить бы их там…

Через полчаса две телеги с привязанными к ним коровами уходили в глубину леса.