– Корабль разбился? – Фатх подошёл к капитану.
– Ерунда, починим. Но мы не сможем двигаться дальше, пока здесь крахеши.
Рыжий указал рукой: крахеши были неподалёку. Зарылись в песок, выставив на поверхность длинные усы, раскачивающиеся на ветру.
– Караулят. Они долго могут ждать. Мой брат месяц сидел на такой же отмели, только самум помог убежать от тварей.
Корабельщики принялись обустраивать вынужденную стоянку. Растянули навесы рядом с кораблём, разожгли костёр и сварили густую похлёбку. Кто-то, кажется Рыба, достал длинный музыкальный инструмент с тремя струнами и начал наигрывать тягучую мелодию.
Отказавшись от приглашения, Фатх остался на палубе в одиночестве. Сел возле мачты, и принялся смотреть на заходящее солнце.
– Сидишь, – голосок Шеду пискнул над ухом, – опять в гляделки играешь.
Жрец не ответил, только раздражённо поморщился.
– Долго будешь сидеть?
– Пока не уйдут твои родственники.
– Эти, которые в песке? Точно, братаны троюродные. Хочешь, чтобы я попросил их уползти?
– А ты можешь?
– Неа. Они тупые, слов не понимают, только жрать и умеют. А сам чего не прогонишь?
– Издеваешься?
– Глупый, глупый старикашка! Что у тебя внутри? Благодать! Мощь, которая может повергать царства и возносить горы. А ты жалуешься на жалких животных.
– Я… Я не умею, Шеду.
– И это говорит человек, стоявший у алтаря? Ты же видел чудеса Огль! Возьми и попробуй. Только начни, а остальное дар сделает сам.
Шеду слез с мачты и с сомнением посмотрел на жреца.
– Малахольный ты. И зачем тебя выбрали?
Недовольно дёрнув хвостом, демон исчез. Оставив после себя запах жжёных тряпок и почему-то ромашек.
Ещё долго Фатх сидел и мучительно боролся сам с собой. Использовать Благодать? Он обещал просто хранить! Но чтобы передать кому-то, надо вырваться из ловушки. Да? Нет? Проклятый Шеду!
Солнце почти коснулось песков, когда жрец устал сомневаться. С мольбой протянул руки к заходящему светилу. По привычке сделал движение, будто зачерпывает воду. И рот Фатха распахнулся в беззвучном крике.
Мир превратился в детский рисунок. Перспектива нарушилась, делая невозможное реальностью. Вот огромные руки жреца, как из чаши набирают сияющий огонь прямо из солнца, маленького и близкого. Горят от нестерпимого жара пальцы, трещит кожа, опалённая огнём. Ладони раскрываются, и пламя льётся в песок, на полпути от корабля к горизонту. Барашки дюн вспыхивают, гаснут и мерцают как угли под пеплом…
Тихо воя от боли, Фатх катался по палубе. Обожжённые невозможным огнём ладони пылали, до краёв полные страданием. Но хуже этого, жреца мучил стыд за использование Благодати. Чужая Сила пришлась по вкусу и по плечу. В груди Фатха леденел страх нарушить обещание, данное Восьмой.
Глава 8 – Дэв
– Иди сюда!
Только что старик был рядом, а через мгновение – выкрикнул призыв с другого края бассейна. От удивления Миназ позабыл про страх и кинулся бегом к хозяину оазиса.
– Я всегда сначала кормлю гостей, с чем бы они ни пришли. Садись, Пустой.
Рука аннуакана указала на большой плоский валун. Мальчик послушно сел на самый край. Прогретый на солнце камень был тёплым, как шкура огромного животного.
Старик вытащил из рукава драного халата платок. Крохотный, величиной с ладонь. Положил на каменном столе, развернул раз, другой, третий. Кусочек ткани рос, превращаясь в скатерть.
– Добро пожаловать за мой дастархан, многоуважаемый Пустой гость, – в голосе аннуакана послышалась насмешка, – Да будет он полон, как звёздное небо.
Старик вытянул руку и провёл над камнем, напевая незнакомые мальчику слова. «Волшебство!», – хотелось ему закричать, когда из воздуха появились многочисленные глиняные блюда с яствами: лепёшки, горячие, только из печи-тандыра; гора плова с большими кусками мяса; треугольные пирожки-самбуса; исходящие паром манты из тонкого полупрозрачного теста; кислый катык с рубленой зеленью в пиалах; множество незнакомых фруктов, самых разных цветов. У мальчика разбежались глаза от такого изобилия, а в животе заурчало.
Подмигнув Миназу, аннуакан достал из воздуха две пустые глиняные чашки. Зачерпнул ими воду прямо из бассейна, и пристроил посреди тарелок. Старик уселся напротив мальчика, выставив из-под халата голые мосластые колени.
– Приятного аппетита, маленький Пустой. Мотыльки должны хорошо кушать, чтобы не умереть.
Миназа не пришлось упрашивать. Он схватил пирожок, откусил, потянулся за мантой… И тут же положил всё обратно.
Устыдившись, мальчик сел прямо. Забормотал слова благодарности Семнадцати, хозяину дома и всем духам-хранителям. Провёл ладонями по лицу и поклонился. Аннуакан наблюдал за ритуалом с лёгкой усмешкой.
– Благодарю за гостеприимство. Да будет чаша этого дома всегда полна и в сердце пребудет радость.
– У меня нет сердца, так что радость я ношу в кармане, – старик хихикнул, – Как тебя зовут, Пустой?
– Миназ бну-Банар из рода… – мальчик запнулся, опустил голову и продолжил бесцветным монотонным голосом, – я Миназ, раб купца Масхула по прозвищу Золотой Палец.
– Можешь называть меня каджи Аждахак. Это мой вишап стоит посреди источника. Ешь уже – кормить гостя, до того как расспрашивать, придумали гораздо раньше, чем твои предки сделали первое колесо.
Миназа не пришлось больше уговаривать. В караване никогда не кормили досыта, а у мальчика отобрали часть его доли взрослые рабы. Теперь же, он за раз пытался наверстать всё упущенное.
Аждахак же наоборот, не притронулся к пище. Только с любопытством наблюдал за гостем, да изредка отщипывал кусочек хлеба и бросал в воду, где стаи рыбёшек крутились в ожидании подачек.
В чашке Миназ с удивлением обнаружил вместо воды сладкое вино. Давно, в прошлой счастливой жизни, отец давал ему пробовать такое. И было в этой сладости столько боли и тоски по родителям и доме, что слёзы потекли из глаз. А предатель-рот продолжал жевать, и руки сами тянулись за добавкой. Обнаружив в себе такое разделение, мальчику стало стыдно и взрослая злость ударила наотмашь. Смуглое от загара лицо залилось краской.
Отложив недоеденную лепёшку, Миназ ещё раз смочил губы вином, выказывая дань уважения хозяину стола. И отставил чашу в сторону.
– Благодарю достопочтенного каджи Аждахака за угощение, и готов послужить в меру своих возможностей.
Старик гулко засмеялся, хлопая себя по коленям ладонями.
– Вы, люди, живые только пока маленькие. Боитесь по-настоящему, и честно преодолеваете страх. А когда вырастаете, становитесь памятниками самим себе.
– Хозяин просил передать вам это.
Миназ вытащил из-за пазухи шкатулку и протянул старику. Пальцы Аждахака вцепились в добычу, обхватили, погладили. И смяли деревянные резные дощечки как тонкую бумагу. Пыль посыпалась на землю, а на морщинистой ладони остался голубой камень.
– Твой цвет, маленький Пустой.
