Зигзаги судьбы

© Валерий Свешников, 2024

ISBN 978-5-0056-4173-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Зигзаги судьбы

Судьба играет человеком, так говорит известная поговорка. Прежде я думал, что это некое образное выражение, не часто встречающееся в обыденной жизни, Ведь мы не на войне, а многие наши занятия, увлечения и действия редко принимают экстремальный характер.

Однако позднее заметил, что все-таки не всегда течение нашей жизни похоже на спокойное движение воды в реке – то пороги встают на пути воды, а то и водовороты да омуты встречаются.

Непредсказуемость нрава реки жизни проявилась, когда мне пришлось срочно искать место работы после очередного, как тогда говорили, «облома». Об этом резком повороте в судьбах нескольких моих коллег я уже писал. Тогда, по прихоти нового зав. кафедрой, нашу сработавшуюся команду увольняли, давая нам лишь время, чтобы закончить работы по, так называемым, хозяйственным договорам.

Обида от таких недостойных действий нового заведующего усугублялась тем, что вместо нас, он привел наших однокурсников. Но, видимо, они чем-то больше его устраивали.

Как ни крути, но эти резкие повороты в судьбе навевали мысли о каком-то бурном потоке, который увлекал нас в неизвестное, и грозил обернуться совершенно непредсказуемой развязкой.

Я, наряду со всеми, попавшими в этот водоворот, искал выход. Проще говоря, искал хоть какую-нибудь работу, близкую моим интересам. Наши поиски осложнялись наступающим временем, которое можно назвать кануном перестройки. В воздухе уже витали запахи тлена, порохового дымка, серы и озона. Нарастающий сумбур не располагал к безмятежности, а наоборот, подстегивал и настраивал на активные действия.

И вдруг мне показали объявление в газете о конкурсе на место доцента-биолога на, казалось бы, каком-то несерьезном факультете – начальных классов. Но раздумывать особенно долго я не стал, и ринулся на его поиски.

С трудом нашел это легкомысленное заведение, и согласился даже на то, чтобы читать ботанику, хотя зоология была бы мне больше по душе. Я, как бы, снизошел до нового для меня занятия, но никак не ожидал, что судьба приготовила мне необыкновенный подарок.

Я этого счастья долго не понимал, да и как тут понять, если мне предстояло обучать студентов ботанике. Ведь последний раз я заглядывал в соответствующие учебники почти пятнадцать лет назад.

Тут и случился один из первых благословенных зигзагов судьбы. Я начал знакомится с новыми коллегами, и вскоре узнал, что совсем недавно на этот же факультет по конкурсу прошла сотрудница, душа которой жаждала ботаники, а ей предложили читать зоологию. Мы встретились, переговорили и, конечно, с согласия заведующей нашей кафедрой, поменялись читаемыми курсами – нашей радости, казалось, не будет предела.

Я начал готовить материалы к занятиям – к лекциям и к практическим работам, и мысленно обращался к тем временам, когда нас – студентов биофака – университетские преподаватели водили по лугам и лесам и показывали живность тех мест. Меня тогда восхищала их способность быстро определить животное, да и еще успеть сообщить что-то существенное о нем.

Всех поражало многознание наших наставников. И особенно, именно зоологов. И понятно почему. Ведь ботанический объект не убежит и не улетит, а вот животные так и норовят улизнуть от любопытствующих. Поэтому мне предстояло подготовиться к преподаванию не только теории, но еще и к ведению полевой практики. Так что читал и читал учебники, ну и, естественно, еще готовил лекции.

Вспоминая незабываемые экскурсии с нашими преподавателями, понял, что мне тоже придется по прозвучавшей песне быстро определять, что это за птица поет, а среди пойманных сачком насекомых найти и назвать пяток, а то и больше букашек. Поэтому пластинку Вепринцева с песнями птиц слушал по многу раз. А определитель насекомых взял в нашей библиотеке и часто в него заглядывал, почти, как в томик любимых стихов.

Удивительно, но чтение лекций по зоологии стало большим удовольствием, как бальзам на душу. Наша зав. кафедры однажды даже «уличила» меня в том, что я негромко напевал что-то, поднимаясь по лестнице в аудиторию к самой ранней, в смысле, первой лекции. Пришлось признаться, что настроение отличное, хотя на улице еще темновато, да и погода не ахти – слякоть и ветер с дождем.

Этот краткий разговор имел для меня некоторые последствия.

Так, я понял, что во мне произошло какое-то изменение, и его неплохо бы понять самому. Если еще год назад я с моими коллегами с трудом успевал прийти на работу к десяти утра, хотя началась она на полчаса раньше. Нас, опаздывающих, (и многих других, так называемых «договорников») азартно ловил отдел кадров, а поймав, грозил карами.

Мы же укрывались в столовой или библиотеке, чтобы с невинным видом войти в свою комнату, где уже нас поджидали кадровики. Нам приходилось выдумывать невероятные истории, почти такие же, как у Драгунского в его рассказах.

Одно оставалось непонятным, зачем нас ловить, если мы обязаны к концу года сдать письменный отчет о выполненной работе. А если отчет оценен на хорошо или отлично, то еще полагалась и неплохая премия. Кстати, часть премии отщипывалась нашим руководством и, возможно, перепадала и отделу кадров.

Так что усилия ОК казались нелепыми и избыточными, что-то вроде, как тогда говорили, – ИБД – то есть выглядели имитацией бурной деятельности.

В таком режиме мы проработали почти десять лет. Потом, как я уже упоминал, нас уволили, но раз я нашел работу в том же Пединституте, и снова меня мог бы проверять тот же ОК.

Однако самым удивительным оказалось, что занятия на моей новой работе начинались в то же самое время – в половине десятого, а злополучный ОК нас не мог достать – наш факультет находился далеко – на выселках. Но почему-то я никогда не опаздывал.

Возможно, в этом и заключалось некое мое изменение – ну, не мог я представить, как вспотевший и запыхавшийся, влетаю в аудиторию, где меня ожидает чуть не сотня студентов. Другого объяснения не найти. Пожалуй, это тоже какой-то поворот, но не в судьбе, а где-то в душе.

Нашлось некоторое продолжение того краткого утреннего разговора с заведующей. Но оно вышло боком, и не мне, а как раз начальнице. Можно сказать, что она ожидала одного, а получилось совсем другое.

Через пару дней после нашей встречи, входя в аудиторию, я вдруг увидел, что среди студентов на одном из первых рядов сидит заведующая, и явно жаждет услышать мою лекцию.

Вообще-то такие «проверки» не проводят внезапно, а хотя бы предупреждают об предстоящем визите. Ну, раз пришла, то, как говорится, ваша воля. Правда, как нарочно, тема лекции намечалась не самая увлекательная – «Типы Червей». Можно сказать прямо, не выигрышная.

Слава богу, я всегда припасал небольшие выкладки из научно-популярных журналов, чтобы увлечь, а то и развлечь моих студиозов. А для этой лекции таких «добавок» приготовил даже побольше, чем обычно, – больно уж неординарны изучаемые животные. Ну, что интересного можно сказать о них?

Тут я и навалился на бедных студентов со своими червями. Конечно, и без начальницы этот же материал давал почти так же, а тут мне и карты в руки.

Я всегда много рисовал на занятиях, и был уверен, да и сейчас считаю, что показ готовых плакатов или слайдов из презентаций на экране дают существенно меньше, чем постепенное прорисовывание черт строения объекта по мере его изучения. Тем более, рисовать я любил, и получалось, вроде бы, неплохо.

И так, лекция идет свои чередом, те приготовленные вставки из популярной литературы оказались к месту. Когда же я рассказал о способности к обучению плоских и кольчатых червей, то моя заведующая вообще почти застыла с открытым ртом.

Чувствую, я вытянул козырную карту, и сыграл хорошо. В конце занятия двое – трое студиозов даже спасибо сказали, и вроде, даже кратко аплодировали в знак благодарности. Заведующая подошла и тоже поблагодарила, но добавила, что никак не ожидала такого от «ваших» червей. И больше проверок не было никогда. Тоже ведь зигзаг судьбы.

Возможно, моя начальница сомневалась в том, впишусь ли я в методическую направленность кафедры. Я ведь ничего не знал об этой специфике, и слегка волновался, поступая.

Но при знакомстве заведующую успокоил – мол, детям я помогал в учебе и, хотя бы вчерне, программу начальной школы представляю. К месту оказался уже однажды упомянутый анекдот, рассказанный в тот раз.

Суть его в том, что в одной семье жил настырный кот – гуляка и нахал, но любимый. Он часто исчезал по нескольку дней, а потом вдруг появлялся и мяуканьем даже будил соседей. Терпели-терпели хозяева эти загулы, но терпение кончилось, и решили кота кастрировать. Он после операции, вроде бы, успокоился, но вскоре опять начались загулы и ночные подъемы хозяев и соседей.

Тут и спрашивают котяру: зачем теперь-то тебя тянет на улицу, что тебе там надо? А кот им отвечает с вызовом: Я теперь у них методист! Как после этого разговора не воспрянуть – не боги горшки обжигают!

Между тем, время летело, и приближалась наша весенняя полевая практика в Вырице, на Биостанции Пединститута. Хорошо, что я там встретил коллег – зоологов Биологического факультета. Они показали мне наиболее «рыбные» места.

Надо сказать, что вокруг Биостанции обнаружилось великое множество живности. Труднее удавалось определять птиц по их пению, чуть полегче пошло определение насекомых и моллюсков. Многие виды удавалось установить на месте, а часть животных определяли уже в аудитории с пособиями и использованием микроскопов и бинокуляров.

Забавно было наблюдать, как студентки поначалу боялись поймать и взять в руки лягушку или жабу. А через несколько дней они уже сами бросались ловить и лягушек, и пауков-охотников или просили дать им сачок, потому что увидели красавца самца гребенчатого тритона и захотели разглядеть его поближе. Дошло до того, что мои подопечные в конце практики не шарахались от гадюки, а старались получше ее рассмотреть и запомнить внешний вид.

В глубине леса в пойме ручья мы обнаружили хатку бобров и их невысокую плотину. Поблизости встречались признаки пребывания в лесу зайцев и лосей, а проще говоря, их помет. Но не всем группам практикантов так везло, что во время экскурсии находили эти кучки следов жизнедеятельности. Однажды мне захотелось поделиться подобной находкой с такими невезучими студентами, тем более, вот они рядом в том же участке леса, но на ботанической экскурсии.

Я взял в руку образец заячьего помета и, с разрешения коллеги-ботаника, показал его студенткам, посоветовал запомнить форму, размеры и цвет. Те кивнули, и что-то внесли в свои полевые дневники. Я, поблагодарив преподавателя, ушел к своей группе. Через день – коллега – ботаник поделился со мной тем, что в дневниках у многих его поразила примерно следующая запись: Пришел Свешников и оставил заячий помет!.

Я понял, что студентов не следует отвлекать от изучаемого материала любыми посторонними сведениями.

Бывали, правда, и более удачные случаи. Однажды я показывал, как ловко стрекоза ловит комаров. А этих кусак летало много около девушек, они спешили полакомиться их кровью. Стрекоза же зигзагами носилась возле нас, а я в это время рассказывал, как она иногда садится на любые неподвижные предметы в ожидании жертвы. Посоветовал обратить внимание, как она располагается на опоре – всегда вверх головой в ожидании появления комара или мухи.

И в этот момент стрекоза вдруг уселась мне на лоб в том самом положении, на которое я и советовал обратить внимание. Через секунду – другую она взлетела, и, схватив жертву в воздухе, улетела. Девушки, пораженные такой дрессировкой, долго оставались в недоумении, как мне это удалось. А я и сам не знал, просто стоял неподвижно, и не отбивался от комаров, вот и вся причина.

Такое обычно запоминается, и поэтому на небольшом празднике по случаю окончания полевой практики кто-то из студенток прочитали стишок о моем умении дрессировать стрекоз.

Общение с коллегами позволяло освежить знания о растениях, утраченные за прошедшие двадцать лет после университета. Это случалось на совместных экскурсиях, когда мы – зоологи, ботаники и землеведы показывали сложность экскурсий в природу. А ведь почти такими «мастерами – экскурсоводами» студенты должны стать, чтобы потом, работая в школе, водить детей в леса и парки.

Такие познавательные экскурсы следует назвать, пожалуй, не зигзагами судьбы, а своего рода горками или трамплинами, которые позволяли расширить горизонты.

К этому надо добавить немного об особенностях моей новой работы. В ней открылось много того, что я никак не ожидал встретить.

Так на заседаниях нашей кафедры методики начального образования случались научные споры о музыкальном образовании. Преподаватель этого предмета – поляк Ян Янович – хоть и маленького росточку, но чрезвычайно горячий спорщик, страстно отстаивал методику музыкального образования, предложенную Кабалевским. А другой преподаватель – Иван Николаевич на другом заседании не менее горячо, но тоже твердо, отстаивал преимущества привлечения к художественному образованию жанровых картин передвижников. Эти перепалки заставляли по-другому вслушиваться в музыку и искать в музее картины, упомянутые в спорах.

На этих же заседаниях кафедры мы узнали о новомодном и увлекательном занятии – оригами. О нем нам поведали преподаватели ручного труда. Они тоже относились к нашей кафедре и их сообщения часто удивляли подобными новациями.

Я даже показал своим детям некоторые способы поделок новогодних игрушек. Можно с удовольствием сказать, что сама атмосфера, сложившаяся на кафедре, стала еще одним, если не зигзагом, то поворотом к более интересным занятиям, к общению с необычными людьми.

Радовали не только новые занятия и люди, но и, например, возможность взять в библиотеке почти любую книгу. Особенно была хороша детская библиотека. Я приучил детей быть разборчивыми в чтении, да и вообще, много читать. Обидно, что позднее я увидел и гибель институтской библиотеки. С перестройкой начались пертурбации, и к управлению этого заведения пришли любители власти, а не книг.

Надо сказать, что эти перестроечные веяния поначалу внушали некоторые надежды. Хотя бы тем, что из планов исчезла всеми «любимая» история КПСС. Но появились и новые дисциплины. Чтение некоторых из них стало настоящим удовольствием, и следующим зигзагом судьбы, на который прежде и не надеялся, но вдруг он случился, и жизнь потекла по-другому.

Нечто подобное получилось из-за того, что временами не хватало преподавателей читать какие-то курсы. Так в начале перестройки у нас на факультете появилось даже вечернее отделение. Вот на том вечернем отделении мне пришлось читать ботанику и землеведение. Хорошо, что среди преподавателей всегда находились добрые помощники, их советы очень пригодились.

Казалось бы, появилась какая-то новая забота, и даже что-то вроде помехи на твоем пути к безмятежному чтению своей зоологии. Но новая нагрузка стала не препятствием, а своего рода вершиной, помогающей подняться над обыденностью и застоем.

Дело в том, что я давно уже подрабатывал проведением занимательных бесед с детьми. Они проводились в Планетарии и Обществе «Знание», кроме того, я ездил по школам, а летом по пионерским лагерям по всей области, С собой возил проектор со слайдами и собственную коллекцию разных диковинок, вроде зуба кашалота, китового уса или клюва осьминога.

Поэтому после чтения курса землеведения, включил в свой «репертуар» для детей беседы о вулканах, землетрясениях и горных породах с минералами. Оказалось, что беседы с показом камней из коллекции для детишек не менее интересны, чем рассказы о динозаврах.

Не могу не сказать, что и до сих пор не понимаю, откуда возникла их необычная тяга к тайнам древних ящеров, поэтому я всегда старался рассказать о великом множестве загадок, связанных с происхождением и с образом жизни других групп животных.

Меня также поразило любопытство и почти пиетет, с каким дети внимали рассказам о минералах. Может быть, так получилось, потому что я с собой возил довольно тяжелую коллекцию с камнями.

Надо отдать должное за помощь моим коллегам по факультету, ведь эти они искренне поделились своими геологическими коллекциями, да и на советы не скупились. Ну, чем не еще один зигзаг судьбы. И ведь ничего подобного со мной не случилось, если бы не работал на новом для меня факультете.

Общение с детишками приносило большую радость, а иногда искреннее удивление их пытливостью. Жалко, что реформы школы губят это качество личности у подрастающего поколения.

А тогда мне довелось встречать детей, которые не только рассматривали геологические образцы, но и, к примеру, нюхали их. Но самое любопытное было в том, что такие «нюхачи» утверждали, что могут различить один минерал от другого по запаху. Ведь, действительно, иногда геологи использовали собак для поиска полезных ископаемых по запаху. А тут готовый кандидат в сомелье с такими уникальными способностями.

Но еще больше удивила девчушка, попросившая у меня разрешения полизать мои образцы, она сообщила, что вкус гранита и горного хрусталя заметно отличаются. Это ведь тоже замечательное свойство, и хорошо если бы оно пригодилось ей в будущем.

На новом месте работы застоя не наблюдалось, а как раз наоборот ощущался какой-то водоворот – ведь я попал туда, когда перекраивались все, и в том числе, учебные программы. Поначалу эти изменения были направлены на улучшение образования будущих учителей. Так в планах появился курс экологии, и мне, соответственно, удалось проникнуть в новую область знаний о природе.

Это изменение программ объяснялось некоторым заблуждением новых «менеджеров» от Минобрнауки. Дело в том, что с началом перестройки открылись вопиющие факты «покорения природы». Публикации об этих преступлениях появились во время недолгого периода свободы слова. Верхи в ответ надумали изобразить заботу о чистоте воздуха, воды и почвы, и дали отмашку куда следует. «Менеджеры» нашего министерства подсуетились, и быстро ввели новый курс под названием экология.

А дело в том, что термин «экология» тогда звучал по радио и телевидению, да и газеты не отставали, и все они талдычили о «плохой экологии». Вот поэтому экологию полуграмотные менеджеры и ввели в учебные планы. Видимо, они не знали, что в этой науке лишь косвенно говорится о том, что на целостность природы может влиять человек. Так, вместо науки об охране природы, у нас появился курс экологии, и я с удовольствием стал его читать. Он оказался для меня еще одним судьбоносным поворотом.

Как раз в нем и рассказывалось, что настоящая экология изучает взаимоотношения между живыми организмами и взаимосвязи их со средой, в смысле, с окружающей средой. Если бы человек не разрушал места их обитания, да и свою среду тоже, или, хотя бы не загрязнял ее, то не возникало бы и проблемы охраны природы.

Позднее менеджеров, видимо, просветили, и нам спустили еще и курс охраны природы. Но особенно интересным получился курс экологии. Мы с коллегами даже ввели в него понятие «экологической роли» отдельных видов, семейств и отрядов.

Но надо признать, что, казалось бы, такое незначительное изменение, как появление курса экологии, стало еще одним зигзагом судьбы. Объясняя студентам основные законы экологии, я надеялся, что изменю их представление об окружающем мире, а получилось так, что изменился я сам. Хотя бы в том, что перестал охотиться и даже ловить рыбу! Не хотелось кривить душой перед слушателями.

Пожалуй, последним зигзагом судьбы, случившимся со мной в стенах Пединститута, опять стало некоторое изменение учебных программ.

Дорогой читатель, не правда ли, эта череда внезапных изменений планов и программ никак не говорит о какой-то направленности и стремлении верхов к улучшению нашего образования. Скорее, даже наоборот, проступала какая-то суета и необдуманная торопливость, подобная навязыванию ЕГЭ в школе, а Болонской системы в ВУЗах.

Бог им судья, пусть все это будет на их совести. Обидно, что все эти замены одних курсов другими, и особенно жаль разрушения наработанного опыта в образовании. Эти поспешные новации отзовутся тяжкими последствиями для страны. Впрочем, это уже проявляется.

Понимание пагубности этих шагов ретивых менеджеров от образования, их слепых действий, пришло как раз вместе с упомянутым преобразованием программ вузов. Тогда же случился мой очередной и, наверное, самый главный, и даже решающий зигзаг.

В тот раз неожиданно ввели совершенно новый курс «Концепций современного естествознания». Я уже писал, что мне выпало читать этот необычный предмет.

Мы – преподаватели – побаивались, что этот курс может оказаться занудным и бесполезным для будущих учителей, если его станут читать физики или философы. Мне даже пришлось пойти на хитрость, чтобы не отпугнуть от него студентов, выбравших, по сути дела, наш факультет, потому что там не будут давать сложных выкладок из физики и химии.

С самого начала занятий я объявлял слушателям, что у них будет полный конспект лекций, а на экзамене его можно будет использовать при подготовке ответа. Ну, где еще может встретиться такая лафа? Кроме того, я разрешал пользоваться на экзамене любыми источниками, но при одном условии – отвечать по билету своими словами, то есть не читать по бумажке, с которой готовился.

При таких условиях, не удивительно, что многие отвечали хорошо. Правда, если они слушали лекции и работали на семинарах, то и получали свои заслуженные пятерки с четверками. Но конечно, бывали и двойки, и тогда появлялась еще одна необычная особенность этого курса. Двойку можно было исправить, приготовив ответ на этот же билет. При этом можно было получить и пятерку, если удавалось одновременно отвечать на оба вопроса билета.

Дело в том, что курс получился настолько цельным и взаимосвязанным, что, отвечая на один вопрос билета, можно было для примера каких-либо положений его, использовать второй вопрос.

На этом, можно было бы, и закончить историю с зигзагами судьбы. Главным образом, потому что последний упомянутый поворот стал даже не поворотом, а можно сказать, переворотом в жизненной позиции. Знакомство с синергетикой природы изменило во мне что-то.

Примерно к этому времени у нашей команды КВН появилось много противников, потому что им не нравилось наше неприятие поспешных реформ образования. Нас стали выживать с нашего, недавно еще самого лучшего факультета, ведь мы боролись с его деградацией.

Мне опять пришлось искать новое место работы! Но кроме того, захотелось поделиться впечатлениями о крутых поворотах в жизни, о взаимосвязи всего сущего в нашем мире, что я и пытаюсь показать на страницах повествований.

Запахи детства

Мы многое помним из детства, в том числе, и запахи, но, к сожалению, взрослея, кое-что все-таки забываем. Правда, бывают такие моменты, когда вдруг повеет каким-нибудь ароматом или чем-то необычным, и сразу вспоминаются настолько давние события из жизни, что просто диву даешься – с чего вдруг такое всплывает в памяти.

Этим свойством памяти человека на запахи пользовались жрецы в Древнем Египте. Они, само собой, постоянно сопровождали будущего фараона, но в поворотные и важные моменты его жизни, то есть когда, еще будучи малышом, наследник трона впервые сел на лошадь и поехал, когда первый раз удачно поохотился и много, что еще с ним происходило в детстве и юности. Так вот именно тогда ему давали понюхать какую-нибудь смесь из пахучих трав, цветов, смол, пряностей и чего-то еще.

А потом, через несколько десятков лет, когда фараон был уже в преклонном возрасте, ему опять предлагали уловить запахи тех самых пахучих смесей. Но давали их во время хандры, усталости или даже печали, и тут в памяти фараона всплывали те радостные события, что поднимало настроение, и бодрило.

Прежде я не знал о роли запахов в нашей жизни. И только в университете нам объяснили, насколько важным для человека оказывается обоняние. Ведь оно первым начинает работать сразу после рождения. Мы, конечно, забываем запах материнского молока, но запах матери мы, похоже, помним долго.

Считается, что он успокаивает и даже умиротворяет. Но и об этом мы забываем, повзрослев, а жаль.

Хорошо, если человек внимательный и чуткий. Стоит обратить внимание, что слово «чуткий» от чутья. Поразительно, но такое чутье, а точнее, сочувствие иногда проявляется даже у детей.

Моя младшая внучка удивляла тем, что иногда долго не могла заснуть, но стоило дать ей в руки мамину рубашку, то происходило чудо. Малышка прижимала рубашку к лицу, и почти сразу засыпала, конечно, учуяв родной запах.

Более того, однажды она принесла эту рубашку, видимо, как надежное успокаивающее средство своей любимой тетушке. Та пришла в гости с забинтованной рукой. Хотя внучке тогда исполнилось примерно два года, но душа-то ее уже проснулась, и что-то подсказало, как можно помочь родному, но болящему человеку. В тот раз она, как бы делилась с ней этой защитой от внешнего мира.