Тот, разумеется, выложил. А Мортен еще доложил.
Макс в это время прикрыл за собой дверь в подвал и прислушался.
Где-то по коридору от этой камеры предварительного заключения были люди. То ли они переговаривались, то ли занимались насущными делами, но они были и создавали некий малый бытовой шум. Майор проверил магазин автомата, перевел предохранитель на стрельбу очередями и пошел на звук.
Никаких запертых решеток по ходу его движения не было – оно и понятно, в Доме культуры такое правилами не предусматривалось. Он подошел к двери в фойе, а рядом уходила на второй этаж боковая лестница. Малый бытовой шум сделался ощутимей.
Стараясь двигаться тихо, как серая мышка с оторванным погоном, Макс поднялся наверх и увидел перед собой небольшой зал, из которого выходило несколько высоких двустворчатых дверей. За первой из них определенно кто-то находился.
Он подошел ко второй – и там были люди.
Майор осмотрел потолок, стены и пришел к выводу, что это входы в одно и то же помещение. Ну, тогда и выбирать нечего, куда ломиться.
Макс открыл первую дверь и оказался на входе к президиуму. За столом на возвышении сидел, вальяжно развалившись на декоративном бутафорском троне, мужичок, который явно изображал из себя судью – у него в руках был деревянный молоток, которым в былое время домашние хозяйки отбивали мясо на шницель.
Возле него, что называется – ошую, также сидела девица с мертвым пухлым лицом и уложенными на старый до катаклизмов манер черными крашенными волосами. Одеяние ее было небесно синее и обтягивающее расползающиеся телеса.
В небольшом зале сидели на стульях какие-то люди с лицами, будто ждущими начала киносеанса. Все они не были вооружены, по крайней мере, автоматами, гранатометами и огнеметами.
Макс вошел внутрь, оглушительно чихнул, так что все собравшиеся обернули свои головы на вновь пришедшего.
– Я матрос Железняк, – сказал он. – Объявляю вам, что революция, которую все так долго ждали, свершилась.
Он ловко, как научился в свое время на войне в чученских горах, поднял автомат к плечу и двумя короткими очередями, не превышающими три патрона, снял головы у председательствующего в суде уголовничка и его верной прокурорши при исполнении.
Малый бытовой шум внезапно превратился в большой вселенский хай.
Ну, рассчитывать, что прочие бандиты из «судейских» расплачутся и поднимут руки над головой, было неловко и предосудительно. Макс захлопнул дверь, в которую тотчас же зашлепали выстрелы из зала. Положим, автоматов у них под рукой не было, но, привыкнув к пистолетам, они уже с ними не расстанутся даже в зале суда.
Майор в два прыжка отпрыгнул ко второй двери и всадил в нее зигзагом очередь патронов на пятнадцать. Получился очень хорошо различимый знак, какой раньше оставлял на следах своих преступлений старина Зорро.
С той стороны заквохтали, заохали, застонали и западали. Макс приблизился сбоку, чтоб некто счастливый не пульнул в него через полотно двери в ответку. Правая створка сама собой распахнулась и несколько больших стриженных почти под ноль человек вывалились наружу.
Нет, счастливцев среди них не было. Покойнички из былых людей в масках, что радостно и сладострастно лупили дубинками, кулаками и ногами безответных, в общем-то, граждан, пали смертию храбрых. Лица их были свирепы, но на каждом можно было прочитать удивление: как же так, я ж, блин, неприкасаемый и бессмертный.
Макс дострелял последние семь-восемь-девять патронов поверх этой груды тел, то ли попадая, то ли не очень, в прочих участников процесса, но в рукопашную ринуться не торопился.
– Первая группа! – заорал он, что было мочи. – Уходим к лодкам.
Про вторую и последующие группы он деликатно промолчал.
Сам же дикой иноходью дикого мустанга ринулся обратно к подвалу. Надо было предупредить своих новых знакомых, что дело не уха и пора валить. Он доверял этим загадочным парням гораздо больше, чем всем слугам, невольным и добровольным, что терпели иго «судейских». Трусость, шкурничество, «хельсинкский синдром13» и тому подобное. Надо бежать отсюда, тем более катамаран, как он надеялся, все еще можно догнать.
Тем временем Охвен объяснил всем собравшимся в подвале, что этот мир настолько чужд им всем, что оставаться здесь нет никакого смысла.
– Если, конечно, мы хотим вернуться по своим делам, – добавил он.
– И уйти отсюда мы сможем только так, как пришли, – вставил Мортен. – Ну, почти так.
Оба они умолчали, что возвращаться туда, где им довелось побывать, было мучительно, но как Охвен, так и Мортен знали: только так они смогут продолжить свой путь. Жизнью-то дорога не заканчивается.
– Что нужно делать? – спросил Илейка. Тойво лишь кивнул головой, соглашаясь с вопросом.
Они догадывались, что идти предстояло через камень, но в это раз не было ни «железных сапог», ни «железных хлебов» – ничего не было. Каждый подумал, что, хрястнувшись головой с разбегу о гранитный валун, можно, конечно, пролететь в иное место, но также весьма возможно опасть, как осенний лист, на пол с разбитым лбом и смотреть потом всю оставшуюся жизнь косыми глазами на переливающийся всеми цветами радуги дивный мир.
– Ну, туда, куда нам предстоит попасть, ведет вполне естественный путь, но мы двинемся неестественным, – сказал Охвен.
– А куда нам надо попасть? – опять поинтересовался Илейка.
– Куда надо, – ответил пожилой викинг и начал озираться.
– Кто у нас тут самый гадкий и злой? – задал не совсем уместный вопрос Мортен.
– Вот он, – сказал Тойво и показал пальцем на охранника, который первым с пистолетом сунулся к ним в камеру.
Бандиты снова пришли в себя, но на этот раз лежали смирно и не издавали лишних звуков в тайной надежде: авось, пронесет.
– А чего это я, – возмутился жесту лежавший вертухай. – Вон, его возьмите.
Говорил он по-русски, так что кроме Антикайнена никто ничего не понял. Но указание на своего товарища по банде увидели все.
– Годится, – сказал Охвен.
– Да, – согласился Мортен.
Где-то в отдалении раздались звуки выстрелов. Народ немедленно сообразил, что либо это Макс работает, либо это по Максу работают. Охвен подскочил к половинке манекена и потряс ее, приблизив потом к уху, прислушиваясь к чему-то. Затем резким движением оторвал у куклы руку. Та оторвалась не в плече, как ожидалось, а в локте. Из места отрыва вылезла на пять сантиметров проволока каркаса. Это был старый манекен, еще не пластиковый.
Охвен пошел с рукой к щербатому выпуклому углу подвала, как раз под входом на лестницу, подхватил с пола половинку кирпича, вывалившегося из кладки, и приблизил торчащую проволоку к стенке. Потом два раза сильно приложился по ней своим кирпичом, оглядел приплюснутый конец и удовлетворенно обернулся к товарищам.
– Ну-с, приступим, – сказал он.
– Держите этого за руки и ноги, – добавил Мортен, а сам, склонившись, ухватил первого бандита за голову.
Второй охранник, извиваясь, как змея, отполз подальше и застучал зубами от нахлынувшего на него страха.
Илейка ухватился за ноги, Тойво – за руки, молодой викинг одной рукой закрыл рот первому бандиту. Тот хотел повыть, но у него не получилось.
– Нагрешил ты в жизни своей, – сказал Охвен лежащему «судейскому». – И шанс у тебя был изменить свою жизнь, да ты воспользоваться им не захотел. Ну, твоя воля.
– У-ха-ха! – через пару секунд паузы зловеще рассмеялся он, зверски вращая глазами.
Мурашки побежали по спине Тойво, встретились с бегущими мурашками Илейки и пронеслись по шее прижатого охранника, укрывшись где-то под его форменной курткой.
Охвен деликатно в кулак откашлялся и продолжил:
– Грехи смываются кровью.
Он одним движением задрал всю одежду на животе у выкатившего от страха глаза охранника, а другим движением воткнул сплюснутый конец проволоки в правое подреберье и рванул его в сторону. Тотчас же сунул руку в рану и, поднатужившись, вырвал из нее печень. Ну, или часть печени.
Охранник мгновенно скончался, второй охранник лишился всех своих чувств от ужаса, Тойво отпрянул в сторону, Илейка в страхе и недоумении развел руками.
– «Душа тела в крови… ибо кровь сия душу очищает»14 – нисколько не смущаясь, изрек Охвен и запустил кровавый сгусток плоти в камень-портал.
Чужая печень словно взорвалась о гранитную поверхность и полностью покрыла его тонким слоем дымящейся при скудном освещении крови.
– Все, парни, уходим, – сказал Охвен, вытирая руки о куртку своей жертвы.
Он подошел к вымазанному кровью камню, вздохнул и шагнул вперед, словно в распахнутую дверь. Сей же миг его фигура пропала из виду.
Следом пошел Илейка, для порядка пожав крутыми плечами, словно в недоумении.
Тойво хотел, было, взять пистолет с собой, засунув его за пазуху, но Мортен отрицательно покачал головой:
– Эта штука не пройдет. Любое оружие не проходит.
Антикайнен развел руками, мол, ничего не поделаешь, и повесил пистолет за скобу на пружину, торчащую из прохудившегося кресла той груды ветхой мебели, под которой валялся Макс.
Про него, кстати, никто и не вспомнил, а он – тут как тут.
Вбежав по лестнице вниз, он увидел окровавленный труп одного охранника, бездыханное тело другого, Мортена и больше никого не увидел.
– А где все? – спросил он молодого парня.
Тот не понял, но понял. Трудно было не понимать. Он указал на окровавленный камень фундамента и жестами изобразил, куда делись люди. Пантомима вышла знатная. Максу даже сначала представилось, что ему показывают сценку из какого-нибудь спектакля Романа Виктюка, но потом он включил воображение и догадался: все ушли туда, откуда они пришли до этого.
Сверху раздались крики и через несколько мгновений «судейские» должны были вломится в их подвал.
Макс увидел покачивающийся на пружине пистолет, а ноги сами понесли его к гранитному валуну. Пятно крови на нем стало уменьшаться. В спину нетерпеливо ткнул молодой викинг: цигель, цигель, ай-лю-лю15.
Майор шагнул в камень, за ним устремился Мортен, и портал поглотил их в один, вернее – два, момента. Всё – двери в куда-то никуда захлопнулись. Кровь на валуне испарилась вовсе, не оставив после себя никаких следов. Только пистолет по-прежнему чуть покачивался на пружине из кипы ветхой мебели.
This is the end,
Beautiful friend.
This is the end,
My only friend, the end.
Of our elaborate plans, the end.
Of everything that stands, the end.
No safety or surprise, the end.16
Это конец,
Прекрасный друг.
Это конец,
Мой единственный друг, конец.
Наших разработанных планов, конец.
Всего, что вытерпели, конец.
Ни безопасности, ни удивления, конец.17
Мне показалось, что Макс лишний.
Он совсем не вписывался в эту кампанию, был каким-то чужеродным, что ли. Да, похоже, его особо и не ожидали увидеть снова, когда майор ушел по своим делам. Пострелял бывших коллег по работе, потешил свое самолюбие, да пошел бы дальше – ведь было куда!
Но он предпочел вернуться. Ну, да, других путей к отступлению не было.
Мне также показалось, что давняя детская фильма «Бесконечная история» теперь повторяется со мной. Ну, может, не совсем так, как было там, но что-то типа того.
Я впадал в какую-то прострацию – то ли засыпал, то ли проваливался в бред – но когда вновь приходил в себя, знал и помнил все, что происходило где-то, черт его знает где, и с кем-то, черт знает кем. Я стеснялся рассказать об этом Лене, говорил только коту Федосу. А кот Федос щурился на меня и начинал вежливо пыркать:
– Правильно говоришь, правильно.
За стенами нашего дома копошилась россиянская жизнь. Не сказать, что я был ею доволен. В любой момент в любую квартиру могут ворваться дегенераты в масках, шлемах с оружием и злобой, могут предъявить предъяву, а потом побить, либо, вообще, убить. Или сначала побить, либо, вообще, убить, а потом предъявить предъяву. Те, кто изображают из себя судей, без всякого колебания оправдают дегенератов, а жертв сделают врагами россиянского народа и общества.
Мода такая в мире. Полицейская, репрессивная, безразличная и людоедская. В Россиянии и соседней стране с большими партизанскими традициями она просто на виду. В гнилой Европе она упрятана, но очень даже имеет места быть, стоит лишь приглядеться. В Америке и Азии – по другому тоже никак. Африка только так и жила всегда.
Мир разрушился. Человеческий мир. Тот, что был создан Творцом.
Пришла война. Творцом в ней и не пахнет.
4. Добро пожаловать.
Макс вывалился из ниоткуда в никуда. Ни камня, ни портала иной формы поблизости не наблюдалось. Вокруг было пусто – каменистое плато и большие арочные ворота в доступной видимости. А также группа из трех человек перед ними. Охвен, Тойво и Илейка. Они удивленно смотрели на него.
Неожиданно появившийся Мортен хлопнул Макса по плечу, отчего он чуть не подпрыгнул на высоту своего роста в метр девяносто.
Они пошли к товарищам, а товарищи принялись оживленно переговариваться, перебивая друг друга и ожесточенно размахивая руками.
– Охо, – сказал Илейка.
– Да, – протянул Охвен.
– Ну, – пожал плечами Тойво.
– Лишний человек не помешает, – словно бы оправдываясь, произнес Мортен весьма удрученным голосом. – Он сам пошел.
А Макс ничего не сказал. Ему пока было не совсем понятно, правильно он поступил, либо правильно, но не очень.
На плечи всех собравшихся гнетущим грузом упала зловещая тишина. Каждый бы хотел от нее избавиться, да не знал как. И тишина этим воспользовалась: она стала давить с каждым вздохом все сильнее и сильнее.
Макс принялся ковырять носком ботинка землю под ногами, но та не очень ковырялась. Охвен смотрел на Мортена. Мортен смотрел на Охвена. В глазах и у того, и у другого был страх. Илейка прислонился к створке ворот, и та неожиданно легко сдвинулась на сотую долю миллиметра. Тойво считал ворон в небе. Не было ни ворон, да и неба тоже не было. Ноль.
Надпись над дверями гласила: «Обратного пути отсюда нет». Красивые такие буквы на незнакомом языке. Однако смысл фразы сделался понятным для всех, даже для Макса. Все посмотрели на Охвена. Даже Макс.
Пожилой викинг тягостно вздохнул и едва слышно промолвил: «Let's go».
Ворота, как по мановению волшебной палочки, распахнулись настежь, медленно и бесшумно. Тойво даже подумал, что это оттуда, из-за дверей, кто-то постарался.
Но нет, это было такое недвусмысленное приглашение: давай уж поскорей, не задерживай добрых и честных людей.
Илейка посмотрел внутрь, вытянув шею, как гусь, но ничего не разглядел – также пусто, как и здесь.
Охвен пошел первым. За ним, подобравшись, словно камышовый кот на охоте, приставными шагами отправился Мортен. Следом, тоже ступая на всякий случай очень сторожко, двинулся Илейка. Далее – Тойво, зорко оглядываясь по сторонам, готовый к любым неожиданностям. Ну, и Макс – последний, шагая на цыпочках. Так ему казалось, что никто его не услышит, никто его не увидит.
Едва он прошел границу предположительного порога и сделал шаг вперед, как створки за ним также бесшумно захлопнулись.
Сей же миг на них обрушился звук, свет, запах и чувство. Это уже не была давящая тишина, это было кое-что похуже.
Звуком был постоянный рокот, который рождался от дивного мучительного стона бесчисленного количества глоток, промеживаемого отдельными воплями ужаса и боли, беспрерывно чередующимся. А фоном им служил вой пламени и грохот обваливаемых камней.
Такого не услышишь на футбольном стадионе, полностью заполненном агрессивными фанатами клуба, который «Терек». Ну, во всяком случае, который был «Терек». И рокот прибоя бушующего моря тоже не идет ни в какое сравнение с этой шумовой завесой. Разве что поставить миллиард Басковых на плечи полмиллиарда Киркоровых и предложить им петь, как они умеют.
В общем, жуть, как безрадостно и громко.
Свет был красный, словно в фотолаборатории. Вероятно, отблески и отражения пожаров при полном отсутствии естественного солнечного освещения таким образом разрежали кромешную тьму. Лампочками «Ильича» здесь и не пахло. Вернее, они тут были явно не в ходу.
Красный свет рождал уродливые багровые тени. Похоже дело обстояло, по всей видимости, на планете Марс. Только там дышать нельзя.
Здесь дышать было можно, но что за каламбур запахов впитывался ноздрями!
Преимущественно, несло разного рода фекалиями. Разнородные фекалии и пахнут не одинаково. Точнее – воняют. Здорово прибивало гарью и дымом. Хотя, чего уж тут здорового. Вполне возможно глоток чистого воздуха здесь мог стоит приличных денег, если бы таковые тут были в обороте. Главный санитарный врач, так сказать, Россиянии в эпоху всеобщего увлечения чумой третьего десятилетия двадцать первого века, навязывающий подневольным гражданам свою водичку под маркой «вакцины», Попова, ух, сколько бабла бы могла срубить!
Обобщая: чувствовалось, что с экологией здесь того! Не очень.
И еще чувствовалось одно всеобъемлющее чувство страха. От него уже почковались чувства отчаянья, безнадежности и огромного безграничного горя.
Не успели люди сделать пару дымных глотков атмосферы, присмотреться глазами в багровые сумерки, смириться с неизбежной глухотой, как сверху на них обрушилось нечто.
Это нечто предстало перед странниками на расстоянии в десяток метров во всей своей красе. Трудно было остаться равнодушным при зрелище необычного существа двухметрового роста. Такие твари встречались на полотнищах Иеронима Босха, но в земной природе их как бы не имелось в наличии. Тварь была, если и не живая, то очень подвижная.
Две ноги с вывернутыми назад, как у козла, коленями оканчивались зловещего вида когтями. Эти когти выбивали стаккато по грязной каменистой земле. Наверно, в нетерпении.
Рук тоже было две штуки. Очень серого цвета, напоминающие конечности мумии возрастом в несколько тысяч лет при умеренном хранении в саркофаге, тоже с когтями. Руки были жилистые и проросшие редкими волосами, которые на самом деле вполне могли быть щетиной. Кисти сжимались в кулаки и разжимались. Тоже, наверно, в нетерпении.
Ни первичных, ни вторичных половых признаков не проглядывалось вовсе, хотя тварь не обременяла себя никаким намеком на одежду.
Зато со спины торчали два аккуратно сложенных крыла, наподобие, как у летучих мышей. Не сказать, что они были большие, и размах у них был солидный – так, крылышки, может быть, даже и декоративные. Или рудиментарные. Они единственные не шевелились в нетерпении.
Но голова на плечах гармонировала с прочим телом: она была ужасна.
Острый подбородок, морщинистая землистая кожа, нос – совершеннейшим пятаком, маленькие и зловеще красные глазки, узкие черные губы, не скрывающие мелкие острые зубы в несколько рядов, как у акулы, и два рога посредине высокого лба. Волос не было, как не было и ушей. Язык нервно и явно нетерпеливо облизывал все, до чего мог достать. Вполне себе змеиный язык, раздвоенный, как и положено, легко достигающий щек и ушей, если бы они были.
Макс среагировал первым, попятившись назад в надежде укрыться за дверью. «Нафига я сюда сунулся!» – подумал он. – «Я ж даже по ихнему читать не умею!»
Но ворот за спиной майор не ощутил. Что-то было, бугристое и вовсе выпуклое на высоте макушки. Быстро оглянувшись назад, он обнаружил, что стоит, прижавшись спиной к большому, можно сказать, огромному камню.
Тойво, побледнев, как молоко, медленно сместился направо. Илейка, не мудрствуя лукаво, также медленно сдвинулся налево. Макс остался посередине. Если тварь ринется, то первым выберет именно него.
Охвен повернулся к людям и приложил палец к губам, намекая на молчание. А потом сделал несколько быстрых шагов и прыгнул на монстра. Он опять стал хромым, но прыжок все равно удался. Чудовище приняло его с распростертыми объятиями.
Мортен тем временем тоже показал людям жест молчания и бросился на страшную тварь. Метил он в ее ноги.
Охвену удалось упереться своему противнику обеими руками в нижнюю челюсть, и пока тот держал его в объятиях, сжимая все сильнее и сильнее, потянуть наверх. Молодому викингу получилось сбить врага с ног, и тот, потеряв равновесие, перестал сдавливать Охвена, передними лапами уперся в землю и дернулся вперед, ликвидировав две трети расстояния до Макса.
Майор, разочарованный от тщетности поиска двери, разочаровался еще больше, когда на него двинулась страшная тварь. Ничего лучшего он не придумал, как, ухватившись за рога, дернуть монстра на себя изо всех сил. То есть, конечно, не на себя, а на камень, что позади него.
Удар по силе оказался весьма значительным. Задранная Охвеном голова чудовища приложилась со всей дури круглым носом о базальт или гранит, и даже кое-кому могло показаться, что камень не выдержит и расколется на две симметричные половины. Но валун выдержал, зато лобастая башка твари издала отчетливый треск, который, несмотря на все сопутствующие арене схватки шумы, услышали все.
Потом оказалось, что это вышедший из оцепенения Илейка в прыжке кулаком сверху вниз ударил по основанию шеи монстра.
Тот закручинился, дрыгнул пару раз ногой и затих. Из-под него выбрался Охвен и восторженно показал Максу оттопыренный средний палец руки. Потом подумал немного, средний палец убрал и показал большой.
Все дружно выдохнули с облегчением.
Подбежавший Мортен опять приставил палец к губам, а Охвен, словно опомнившись, показал людям расположиться вдоль камня в некотором отдалении от неподвижного тела чудовища.
Едва они встали, как было предложено, в дымном воздухе появились две фигуры. Они летели странно неряшливо, словно две пьяные вороны. Но без сомнения держали путь именно к ним.
Это что же получается? Они никак не уймутся! Опять махаться невесть с кем?
Это Тойво, как умел, жестами изобразил свое возмущение.
Мортен показал ему две ладони, мол, спокуха, братэлло.
Твари сделали один круг в воздушном пространстве, потом пошли на посадку. Одна села хорошо, только зубами клацнула. Другая совершила кульбит, а потом несколько кувырков прогнувшись. Отлежалась несколько мгновений, хватая пастью дым и фекальный запах, потом, кряхтя и охая поднялась на ноги.
Они были похожи на того монстра, что лежал ниц, но были в то же самое время другими. Во всяком случае, у них были уши, острые и торчком как у купированной собаки марки доберман-пинчер. И друг от друга они отличались.
– Повезло тебе, дух, – сказала упавшая тварь хриплым прокуренным басом.
– Я – душа, дух – это ты, – ответил Охвен.
– Ну, да, в определенных обстоятельствах, все мы бываем духами.
Вторая, более искусная во взлете-посадке, пожала плечами.
– Нам можно нарушать, – сказала она еще более густым басом. – Тебе нельзя.
Охвен в ответ тоже пожал плечами. Мортен повторил жест за своим товарищем.
– Но правила должны быть, – твердо сказал пожилой викинг.
– Поэтому мы здесь, – хором пролаяли монстры, и первый из них, вероятно старший, склонился над своим павшим коллегой, поднял за рог его голову и запихал в пасть руку, нимало не смущаясь приличиями и уважением.
– На, заслужил, – пророкотал он, вытащив из тела что-то, то ли позвоночник, то ли окоченевшую прямую кишку, и бросил под ноги Охвену.
Потом они зацепили за рога и копыта тело, разбежались и улетели прочь, все также криво и без какого-то намека на грацию.
Люди и души снова облегченно вздохнули.
– Так, товарищи, надо в темпе валить до ближайшей грязи, – сказал Мортен. – Они скоро поймут, в чем тут дело.
– Кто поймет? – переспросил Макс, с удивлением обнаружив, что не только понимает язык, но и прекрасно на нем изъясняется.
– Да, – согласился Охвен. – Что-то я забылся. Нельзя было позволять вам вмешиваться.
– Так этот монстр тебя бы порвал на две неравные части, – снова вступился Макс.
– Чего – разговорился, дружок? – сказал ему старый викинг. – Потом поговорим.
Он поднял с земли загадочную палку, примерился к ней и махнул всем рукой. Сам побежал впереди.
Им пришлось бежать около полутора километров, если по земным меркам. Грязью оказалась целая лужа булькающей и исходящей испарениями дряни. Она вносила свой букет в местные запахи. Здесь остро пахло серой.