Спустя полчаса мы вышли к намеченной цели. Впереди, примерно в трёхстах метрах от нас, виднелся железнодорожный переезд и стоящее около него здание магазина. К моей радости, фургон, оставленный после нашего с Артёмом поспешного бегства, находился на месте. Не выходя из лесополосы на открытое пространство, быстро делаем себе лежанки, сняв туристические коврики с рюкзаков. Расстелив их на снегу, ложимся, пытаясь рассмотреть в бинокли наличие врагов в здании или рядом.
Машин, кроме брошенного нами броневика, с нашей стороны не видно. Обнаружить людей тоже не удалось, как мы ни всматривались в здание и окрестности вокруг него. Проведя за наблюдениями около сорока минут, принимаем решение разделиться и обойти здание со всех сторон, для лучшего наблюдения, а в случае возникновения перестрелки, будем иметь преимущество перед врагом, обстреливая его с разных сторон. Обговариваем условные сигналы. Один щелчок в рации – обнаружение врага, два щелчка – быстро отступаем, три щелчка – всё чисто, противник не обнаружен. Рассчитываем, что по времени операция займёт примерно полчаса на полное окружение в скрытном режиме, ещё пол часа на наблюдение. Желаем друг другу удачи и расходимся.
Мне досталась позиция с правой стороны здания. Пробирался на неё скрытно, местами преодолевая открытые участки местности ползком. Когда наконец-то добрался до позиции, залег и принялся тщательно осматривать здание со своей стороны. Попытки обнаружить врага не увенчались успехом. Судя по отсутствию машин, скорее всего, внутри магазина никого не было. Однако исключать полностью вариант, что противник может находиться внутри, было нельзя.
Время, проведённое за наблюдениями и размышлениями, пролетело быстро. В рации послышались тройные щелчки, повторяемые с небольшими интервалами. Наблюдатели с разных сторон начали поочередно докладывать, что противник не обнаружен. Три раза быстро нажимаю клавишу вызова, начинаю скатывать свой коврик, на котором лежал на земле во время наблюдений. Прикрепив его на рюкзак, выдвигаюсь к зданию. Делаю это короткими перебежками, стараясь использовать любой куст или бугор, как укрытие. Попутно отмечаю, что товарищи тоже начали движение и подбираются с разных сторон к магазину. Пока всё идёт хорошо, врагов не заметно, по нам не открыли стрельбу. Добираюсь до магазина и, опершись спиной в стену, стою восстанавливаю дыхание, ожидая, пока другие достигнут здания.
За пару минут все успели добежать до магазина. Встав под его стенами, держась подальше от окон, обрисовываю план дальнейших действий:
– Кирилл, остаёшься снаружи, внимательно смотришь по сторонам, если на горизонте появится любая машина или люди, сразу бежишь к нам и сообщишь. Мы все заходим в здание, сначала полностью его прочесываем. Уверен, там никого нет, но, как говорила монашка в том анекдоте, «береженого, бог бережёт».
Окончив нехитрый инструктаж, оставляем Кирилла на улице в качестве наблюдателя, сами заходим в магазин. Включённые подствольные фонари забегали яркими лучами по полутемному помещению. С момента моего последнего визита тут ничего не изменилось. На полу у двери валялась брошенная мною в убегающею блондинку кружка из-под кофе. Рядом с импровизированным столиком, где так и не состоялось кофепития, на полу валялись стулья. На холодильнике, игравшем роль стола, стояла полная кружка остывшего кофе, к которой Артём так и не притронулся.
Быстро пройдя большой пустой зал, заходим в дверь, за которой начинаются подсобные помещения. Начинаем их обследовать, сначала иду в ту сторону, где уже был. Попадаю на уже знакомую мне кухню с разбитым мною стеклом. Тут всё чисто, идём в другой конец здания. Маленькая комната туалета – тоже пустая. В следующей комнате ужасный бардак, на полу свалены в кучу разнообразные предметы, явно бывшие раньше товаром этого магазина.
Магазин, судя по всему, был универсальный, торговал всем, что пользовалось в этих краях спросом. Как говорила одна моя знакомая: «Наша фирма продаёт всё. От батона до гонд…» Так и тут, различные сельхоз инструменты валялись в одной куче со строительными материалами, разнообразными книгами и журналами, детскими вещами и игрушками, дешёвой одеждой, бытовой химией. Ассортимент этого загородного магазинчика был большой и разнообразный. Особенно меня поразило, что в нём присутствовали так называемые «игрушки для взрослых». Пройдя захламленную товаром комнату, оказываемся в другой, тут тоже никого нет. Зато обнаруживаем находки явно не из ассортимента магазина. Витя, крутя в руках взятое со стола удостоверение, проговорил:
– В другой бы ситуации этих охотников на людей могли восславлять и объявить народными мстителями.
Мне стало жутко интересно, я подошел ближе к столу. На нём были различные документы людей, сложенные аккуратными стопками. Столбик из водительских удостоверений, по соседству два больших столбика Российских паспортов. В таких столбиках был весь стол, чего тут только не было: загранники, пенсионные удостоверения, страховые полисы, всевозможные банковские карты, военные билеты, служебные удостоверения.
На середине стола среди разнообразных документов лежала необычная мягкая игрушка. Она была явно не из той партии дешевых тигрят и собачек, что продавались в этом магазине, её отличало совсем другое качество исполнения, и, самое главное, я не встречал детей, играющих со страусом. А это был именно страус, что довольно экзотично для наших краёв. Этот страус был с длинными ногами, после которых шла задница такой формы, что многие модели умерли бы от зависти, не убей их раньше зомби. А ещё он выделялся необычными хитрыми глазами. Взяв страуса в руки, я стал его разглядывать, понравился мне он, не могу сказать, чем, но определенно понравился. Из размышлений, навеянных этой необычной игрушкой, меня выдергивает в реальность Кузьмич, начиная трясти за плечо:
– Ты чего очаровался как маленький этим страусом? Еще немного, и у тебя слюна начнет стекать из открытого рта.
Ещё раз взглянув на страуса, окончательно решаю, что он мне нравится, а значит я заберу его с собой. Приняв это решение, кладу игрушку в рюкзак и говорю:
– Просто понравился, что доколебался?
– Да то! Я тебе говорю, а ты меня не слышишь, как под гипнозом пялишься этому страусу на задницу и загадочно улыбаешься.
– Кузьмич, ты краски не сгущай, я, может, и задумался немного, но тебя послушать, так вообще дело чуть до секса с игрушкой не дошло. Хватит нести свой бред и повтори то, что я не слушал. Хотя, если это такой же бред, лучше не повторяй.
– Бред – это то, что в этом магазине столько документов лежит.
– Согласен, документы тут появились явно после того, как всё началось. Только вот кому и зачем понадобилось их собирать? Они теперь не представляют никакой ценности, туалетная бумага сейчас будет более востребована. Ей хотя бы комфортно по прямому назначению пользоваться, а что сейчас делать паспортом или водительским удостоверением, я даже не знаю.
Витя, внимательно слушая наш разговор, просматривал поочередно паспорта, закончив с первой стопкой, положил её обратно на стол и проговорил:
– Тут нет какой-то логики или последовательности. Паспорта людей разных возрастов, от подростков до пенсионеров. Большинство, конечно, с воронежской пропиской, но есть и другие регионы: Москва, Ростов, Курск, Липецк, даже белорусские и украинские паспорта есть. Принадлежали людям разного пола.
Кузьмич, выслушав его, предположил:
– Ставлю литр хорошего коньяка на то, что это недоделанные охотники у своих жертв документы собирали в качестве трофеев!
Я призадумался, сначала мне тоже самое в голову пришло, но потом появились сомнения относительно этой версии. В том, что отморозки могут обшаривать тела своих жертв, собирать найденные документы в качестве трофеев, я не сомневался. Даже во времена, когда были всякие международные организации, которые следили за соблюдением различных конвенций, доктрин и прочих договорённостей в горячих точках, во время вооружённых конфликтов. Даже в те времена всегда были отморозки, собирающие страшные трофеи в виде отрезанных пальцев, ушей и других частей тела. И если одни хранили такие трофеи, пряча от посторонних глаз, то другие делали из них разнообразные ожерелья и с гордостью носили на груди. Были и те, кто, следуя каким-то своим убеждениям или голосам в голове, вырезали у убитого врага и съедали сердце или печень, заявляя, что так получают часть силы поверженного противника. Но тут была явная нестыковка, поэтому, доверяя своей интуиции, отвечаю:
– Ставлю литр своего любимого ликера из Финляндии, хочу заметить, еще из старых запасов, а новые вряд ли будет просто достать у нас в городе, на то, что это не охотники за людьми собирали здесь все эти документы.
Кузьмич радостно заулыбался и протянул мне свою руку, я её сжал, и он приговорил:
– Витя, разбей.
Витя несильно ударил ребром ладони сверху вниз, разрывая наше рукопожатие и становясь свидетелем спора. Как только рукопожатие было разбито, спор перешёл в статус заключенного, Кузьмич радостно воскликнул:
– Считай, я уже заправляюсь твоим вкусным ликером, но, если будешь вести себя хорошо, так и быть, тебе налью одну крышечку!
– Ты, наверное, ещё в детстве валялся пьяный в тот момент, когда все нормальные дети познавали самые основы жизни, в том числе и про то, что глупо делить шкуру ещё неубитого медведя! Так что не раскатывай губу на ещё не выигранный ликёр.
– Так это вопрос времени, главное – не убить сразу всех, а оставить одного, чтобы мог подтвердить мою версию. Если увижу, что ты специально убиваешь тех, кого можно просто ранить и допросить, буду считать, что ты понял, что проиграл и специально убиваешь тех, кто может подтвердить мою версию.
– Кузьмич, ты совсем из ума выжил? Нас бы самих не перебили, а ты за литр спиртного предлагаешь еще и рисковать, это тебе не компьютерные игры. Там можно назначить миссию, взять языка живым и начать её выполнять, а если вдруг вышла досада, словил пулю между глаз, просто загрузить последнее сохранение и начинать заново. Тут надо сразу валить, используя фактор неожиданности, если получится.
– Ага, чуешь, что продул мне и зря проспорил? Я не прошу тебя лезть под пули и бегать за ними с сачком для бабочек, чтобы поймать их целыми и невредимыми, я прошу, по возможности, не убивать сразу наповал.
– Да понял я, понял. Не обещаю, что получится, но буду стараться и метиться не в голову. Такое тебя устраивает?
Пребывающий в хорошем настроении от уже принятой дозы спиртного Кузьмич счастливо улыбнулся и ответил:
– Так бы и сразу, а то сначала, как мужик, пожал мне руку, а потом начал заднюю включать и ломаться, как целка: «тут тебе не компьютерная игра», «всех убью, один останусь».
Нарочно изменив голос, он стал меня передразнивать. На что я возмущено ответил:
– Ты говори, да не заговаривайся! Про «всех убью» я точно не говорил.
Выслушав мою возмущению тираду, он лишь с улыбкой махнул рукой, повернувшись к Виктору, спросил:
– А ты, приверженец коммунистических идей, что скажешь?
Витя поправил очки и, смотря на него, недоуменно проговорил:
– А что я должен сказать? В ваших дурацких спорах не участвую.
– Правильно, до них еще дорасти нужно. Только я твою умную и самую малость лысоватую голову спрашивал о другом. Ты не будешь устраивать «Большой террор» и массовые расстрелы? А то вдруг вообразишь, что ты и твои очки, и вера в светлое будущее вполне годны на роль судебных «троек», тут же вынесешь всем приговор и приведешь в действие, а мне нужен хотя бы один живой для допроса.
Витя от возмущения немного покраснел, а его очки начали потеть. Сняв их с лица, он принялся яростно протирать их специальной тряпочкой. Покончив с этой процедурой, водрузил обратно на лицо и посмотрел на Кузьмича, возмущенно напирая:
– Как меня достали такие, как ты! Вам уже три раза успели переписать историю и учебники, а вы с радостью глотаете этот понос! При этом ещё строите из себя чуть ли не великих историков, знающих, как всё было на самом деле!
Кузьмич немного растерялся от такой реакции и перестал улыбаться, подойдя к Вите вплотную, он, сделав виноватое лицо и примирительный тон, произнес:
– Ты что, обиделся? Я же шучу! И вообще, Сталин был мужик, и Ленин тоже, а ты, с лысиной, на него похож, только тебе надо пятно выбрить побольше. Я за мир во всём мире и за коммунизм. Даже иногда мечтаю, что зомби повяжут себе пионерские галстуки, начнут ходить стройными рядами и работать на блага общества.
– Кузьмич, ты вроде пытаешься извиниться, а несёшь такую ересь, что эффект получается прямо противоположный.
– Обещай мне при возможности не убивать всех шизанутых охотников, и я отстану от тебя.
– С этого и надо было начинать. Ради такого дела, я обещаю по возможности ранить, но не убивать.
