До встречи в феврале
Итак, давайте пройдёмся по списку моих заслуг за последние несколько дней.
Разорвать отношения с мужчиной, как казалось, моей мечты. Сделано.
Потерять место выставляемого художника в лучшей галерее Лос-Анджелеса и закопать свою карьеру в глубокую яму. Сделано.
Украсть две картины, права на продажу которых я передала Гэбриэлу. Сделано.
Ввязаться в авантюру с обменом домами и почти окоченеть насмерть в незнакомом городе. Сделано и подчеркнуть трижды.
Я что-то забыла? Ах да!
Пахучая дама в рваных обносках чихнула в полуметре от моей щеки.
Попытаться взломать чужой дом и угодить в камеру предварительного заключения. О, да, сделано.
В детстве каждая девочка мечтает о сказке. О том, как прекрасный принц попросит её руки, задарит драгоценностями и увезёт на карете в нарядный дворец, где спальни сияют золотом. Я дождалась своей сказки, вот только обстоятельства исказили её до нелепости.
Моей руки попросил ни один, а сразу двое молодых людей, и только одного из них можно было обозвать прекрасным. Второй – сущий грубиян с двойным подбородком на повестке дня и таким же двойным чувством собственного превосходства. Не получив желаемого, ту самую руку заломили за спину. Вместо обещанных драгоценностей я получила жалкий браслет из холодного металла, который со страшным клацаньем защёлкнулся на моих запястьях. Прокатили вовсе не на карете, да и дворец вышел так себе. Никакой позолоты на стенах и изящных полотен, только ободранная штукатурка да холодные решётки.
Как я докатилась до жизни такой?! За пару дней из перспективной художницы превратилась в преступницу. Ну здесь хотя бы было теплее, чем на улице. И я не единственная оценила заботу добросовестных офицеров. Моя соседка по несчастью приняла камеру, как дом родной. Хоть одежды на ней было побольше, чем на мне, по одному взгляду на её дырявые башмаки и гнилой передний зуб, по одному вдоху её уличного амбре стало ясно, что ей пришлось ещё горше.
Я вжалась в угол камеры, стараясь держаться подальше от безумной Мэйбл и поближе к свежему воздуху, но зря волновалась. Мою горе-напарницу больше заботили тихие беседы с самой собой, от которых она дёргалась и хихикала.
Мои уговоры и оправдания не работали. Трижды попытав счастья с прекрасным офицером и его не таким прекрасным напарником, я сдулась и притихла. На мольбы выпустить меня они лишь хмыкали и опускали головы в какие-то протоколы на столе. Один законный звонок они всё же позволили мне сделать, но наизусть я помнила лишь номера Гэбриэла, Сид и бабули Эльмы. Вот только эти знания мне никак не пригодились. Бабушка давно умерла, Гэбриэл в принципе тоже для меня умер – измена убивает эффективнее рака – а Сид не отвечала, поэтому я готовилась провести ночь в темнице. Хотя, по сравнению с перспективой замёрзнуть на крыльце этого предателя мистера Кларка, койка на пару с бездомной женщиной, но в тепле полицейского участка – просто дар судьбы.
– Ну хоть обед здесь предусмотрен? – Спросила я сквозь прутья своей темницы, когда желудок недовольно заворчал. В нём зияла такая же пустота, как и в душе, но та жаловалась не так громко.
Мои стражники переглянулись с издевательскими улыбочками.
– Это вам не пятизвёздочный отель, дамочка. – Напомнил мне тот, чьи два подбородка волнами наплывали на воротник форменной рубашки каждый раз, как он ворочал головой.
– Я и без вас знаю. – Огрызнулась я. – Просто я со вчерашнего вечера ничего не ела.
Ухватила тощий бургер в бистро аэропорта прямо перед посадкой. Я-то думала полакомиться чем-то особенным по приезду – устроить праздник по случаю нового начала. Но такое «новое начало» отмечать точно не хотелось.
– И поэтому решили забраться в чужой дом? – Уточнил полицейский Два-Подбородка. Он что, серьёзно? Принял меня за бездомную? До моей соседки, что в эту минуту выискивала что-то у себя в волосах в другом углу камеры, мне пока далеко.
– В десятый раз вам говорю, офицеры. – Закатила я глаза. – Я не забиралась ни в чей дом! Я там живу.
Напарник Двух-Подбородков, которому я присвоила имя Очаровательный – слишком уж он походил на принца Чарминга из мультика про Шрека – вскинул бровь. Как кнутом ударил. Заглянул в свои писульки и произнёс:
– Насколько я знаю, по адресу Харди-авеню, 13 проживает некий Джейсон Кларк, тридцати одного года. – Перевёл взгляд на меня. – Вы не очень-то тянете на Джейсона Кларка.
– И мне уж точно не тридцать один! – Состроила я оскорблённую. Нечего приписывать четыре года там, где их нет.
Я никогда не бывала в полицейских участках Лос-Анджелеса, но по меркам всех кино про плохих парней, этот участочек Берлингтона был совсем крошечным. От входа до камер вёл короткий коридор с парой закрытых дверей, а эти двое надсмотрщиков, похоже, работали прямо из этой же комнатушки. Их столы стояли лицом к друг другу, так что мне было прекрасно видно не только, чем они заняты, но и какого цвета у них носки под задравшимися колошами полицейских брюк. А у Двух-Подбородков я даже могла сосчитать количество родинок на лбу.
И работой этих двоих, по всей видимости, особо никто не заваливал. Каждый год в Лос-Анджелесе совершаются тысячи нападений, краж со взломом и угонов автомобилей. Меня саму дважды обворовывали в метро и преследовали от ресторанчика в Чайнатауне, пока я не запрыгнула в первый попавшийся автобус. Правда, потом я поняла, что забыла заплатить за съеденную лапшу дань-дань и цыплёнка бон-бон, и за мной гнался скорее всего обделённый официант, но возвращаться и проверять свои подозрения я не стала.
Но копы в Берлингтоне, похоже, сидели без работы. Прохлаждались – лучшего слова не подберёшь, учитывая в каком морозе им приходится жить. Я и моя болтливая соседка – самые опасные преступники, которые встречались им на пути за последний месяц, уж точно. Но тот, что поприятнее, офицер Очаровательный хотя бы проявлял больше участия к работе. Он оторвался от записей и внимательно на меня посмотрел:
– Так, теперь, когда мы вас наконец оформили, может, всё же расскажите, что вы делали в доме мистера Кларка?
– Мы с ним познакомились по интернету.
– На сайте знакомств?
– Нет, я не сижу на сайте знакомств.
Два-Подбородка подбечинился и поправил воротничок, выдав себя с потрохами. Вот уж кто – заядлый посетитель подобных приложений.
– Мистер Кларк разместил объявление о том, что хочет сдать дом на три месяца, пока будет в командировке в Лос-Анджелесе. – Раскладывала по полочкам я, надеясь, что на сей раз мне поверят. – А меня пригласили в ваш город рисовать картины. Я – художница.
– Художница? – Заважничал Два-Подбородка. – Я не слышал такой художницы, Эмма Джеймс. А ты, Пламмер?
Очаровательный покачал головой. Так вот как его звали. Пламмер. Эти двое представлялись во время задержания, но я тогда думала совсем о другом. Всё равно, буду звать его «Очаровательный». Уж слишком он очарователен для Пламмера.
– Начинающая художница.
«Неочаровательный» глумливо ухмыльнулся, но я постаралась не принимать его дурные манеры на свой счёт.
– Вот мы и обменялись с ним домами на время нашей поездки. Мистер Кларк поживёт в моей квартире, а я останусь в его доме.
Но выражения лиц моих привратников ничуть не подобрели.
– Мы пытались дозвониться мистеру Кларку, но он не берёт трубку.
– Уж мне ли не знать! – Проворчала я. – Сама писала и звонила ему, но он проигнорировал все мои попытки с ним связаться. Он ведь должен был оставить ключ от входной двери под ковриком.
– Дайте угадаю. – Подал голос глумливый коп. – Ключика там не оказалось, вот вы и решили прорваться силой?
– Никуда я не прорывалась! На улице – лютый мороз. Я замёрзла и никак не могла попасть внутрь, а мой телефон сел. До ближайшего дома тащиться далековато, а обувь у меня не самая подходящая…
Офицеры синхронно склонили головы к моим туфлям. Могу поклясться, даже Мэйбл оценила «Лабутены» и зашепталась о них со своими невидимыми друзьями. Наверняка обсуждали, какая я идиотка.
– Вот я и решила… – Я повертела языком, подбирая лучший вариант для определения «пробраться в дом». – Попытаться зайти без ключа.
– Это взлом. – Подытожил Два-Подбородка.
– Но я ведь уже объяснила вам!
Мэйбл захихикала, я пыталась оправдаться, пока Два-Подбородка осаживал меня обвинениями, а Очаровательный призывал к порядку. В этом балагане не хватало только пятого участника. И он тут же появился. Пожилой, сутулый мужчинка, который сидел за стойкой дежурного, когда меня привели в участок, заставил нас всех замолчать.
– Там женщина пришла. – Сказал он осипшим от сигарет голосом. Дымил от безделья на посту, не иначе.
– И что? – Нетерпеливо возмутился Два-Подбородка.
– Говорит, что пришла забрать задержанную.
Трое полицейских перевели взгляды с меня на безумную Мэйбл.
– Какую именно?
– Ту, что пыталась ограбить дом.
Похоже, нас обеих поймали на одном и том же, потому что никто даже не двинулся с места. Тогда дежурный тяжело вздохнул и пояснил:
– Ту, что не Мэйбл.
Эмма
– Недоразумение какое-то!
Женщина всё ещё причитала, пока подбивала зелёный плед под мои задубевшие ноги. Прямо как бабуля в детстве. Только та ещё наполняла грелки кипятком и подкладывала ко мне в постель вместо мягкой игрушки-обнимашки. Так случалось каждый раз, как я загуливала на улице и приходила домой посиневшая от миннесотского холода. С волосами-ледышками, торчавшими из-под связанной ею шапкой. С балоневыми штанами, заледеневшими у лодыжек в несгибаемые трубы. С губами, окрашенными в цвет бледной сливы, что росли на нашем заднем дворе.
Бабушка Эльма была человеком старой закалки и всегда выхаживала меня проверенными дедовскими способами. Банки на спину, чай с клюквенным джемом, отвар из ромашки, на вкус как подошва ботинка.
Эта женщина чем-то напоминала мне бабушку, только на десятки лет моложе и несколько сантиметров шире. Бабуля Эльма к старости иссохла в мягкий изюм и ростом едва ли доходила мне до макушки, а я и в тринадцать лет считалась не самой высокой в классе. Её руки оставались такими же нежными и тёплыми, хотя старость проехалась по ним с лихвой, наградив глубокими бороздами. Как и лицо, но по нему уже промчалось горе. Казалось, что после смерти моих родителей, все жизненные процессы в моей бабушке замедлились. Она стала увядать, уменьшаться, исчезать. Пока не исчезла окончательно.
Пока моя спасительница заботливо суетилась вокруг и нежно кудахтала как курица-наседка, я с любопытством разглядывала её и сравнивала с бабушкой Эльмой. Словно дежавю, только увеличенное в размерах. Эту женщину язык не повернётся назвать грузной или полной. Скорее, пышная и румяная, как дрожжевая булочка. Бабуля пустила седину на самотёк, и та растеклась по всей её голове, но её новая версия явно не забывала заглядывать в парикмахерскую вовремя. Её всё ещё не по возрасту густые волосы отливали медовой сладостью и укладывались на затылке в беспорядке. Был видно, что всё в её жизни под контролем, поэтому такой бунтарской хаос с причёской очень был ей к лицу.
В простом кардигане и шерстяных брюках, с тонкой цепочкой, кулончик которой прятался за воротом, с красивыми губами, слегка напомаженными розоватым блеском, она притягивала. К этой женщине хотелось дотянуться, дотронуться, попросить обнять. В отличие от её сына, который уже успел мне поднасолить.
Говорят, горе сближает. А злоключения в тюремной камере уж подавно.
Этой женщиной, что пришла вызволять грабительницу чужих домов, оказалась мама того самого мистера Кларка. Пару минут прождав у стойки дежурного, она прорвала оборону участка – плешивую, надо сказать, оборону – и ворвалась в наш междусобойчик с решительным видом вызволить меня если не уговорами, то уж точно силой своих широких плеч и округлых бёдер.
Я трижды повторяла полицейским историю, почему пыталась разбить окно булыжником, когда меня заметил сосед и вызвал полицию. Его дом стоял на приличном расстоянии в стороне, но глаз его, видно, был зорким. Но ни Два-Подбородка, ни Очаровательный, который уж точно из них двоих играл роль доброго полицейского, не верили мне. Зато миссис Кларк стоило только упереть руки в бока и назвать своё имя, как дело пошло быстрее.
Я впервые видела эту женщину, но уже обожала её. За пять минут она сделала невозможное. Повторила мою легенду, заставила выпустить меня из-за решётки и пригрела на своей внушительной груди, как птенчика, выпавшего из гнезда. Если кукушки подкидывают яйца мамашам в других гнёздах, то миссис Кларк была кукушкой «наоборот». Приголубила чужого птенца, хотя даже не знала меня. А говорят, любви с первого взгляда не бывает.
– И в следующий раз разбирайтесь, прежде чем арестовывать невинных людей! – Строго наказала она полицейским и подтолкнула меня к выходу.
Усадив в разогретый салон своей несовременной «хонды», героиня моей комедии порылась в багажнике и принесла старый плед, который пах затхлостью, но мне было наплевать. Я завернулась в него, как в пушистую перину, и была согласна ехать с этой женщиной хоть на край света.
– Да вы совсем окоченели, дорогая. – Ласково подметила она, забираясь на водительское сидение.
– Как окоченел бы страус, попав на Аляску.
Из меня вышел не лучший собеседник. Пока мы ехали от участка к дому мистера Кларка – уже во второй раз, но с другим водителем – моя спасительница болтала о городских достопримечательностях и самых вкусных ресторанчиках. На случай, если я не сильна в готовке. Разгадала меня за пару секунд – мои руки были созданы творить художественные шедевры, не кулинарные. На «ура» мне удавались разве что блинчики. Но рецепт там не сложнее умножения на «два». Покупаешь специальную муку для блинчиков и следуешь рецепту на обратной стороне упаковки.
Времени обучаться кулинарному мастерству в жизни мне не представилось. В детстве мне готовила бабушка Эльма, в лучшие времена – повара из ресторанов, куда меня водил Гэбриэл. А в промежутках перебивалась чем-нибудь на скорую руку, идеально следуя стереотипу о голодных художниках. Но воображение много не просит: пачка солёных крендельков и литры кофе.
Когда мы подъехали к крыльцу – снова – даже пальцы на ногах успели согреться от заботливой попутчицы и её парного голоса. Мой чемодан опрокинулся и валялся на боку, как поверженный солдат. Но первым делом я подбежала к тубусу и проверила, не растеклись ли краски, целы ли кисти. Пока офицер Пламмер закручивал руки мне за спину, мы случайно прошлись по моим вещам и так и бросили их здесь замерзать.
Миссис Кларк помогла мне затащить чемодан в дом и побежала растапливать камин, хотя отопление здесь работало на всю катушку. Переступаешь через порог – и из арктической полосы попадаешь в тропики. Я стала медленно раздеваться, глазея на интерьер во все глаза.
Дом был прекрасен. Картинка из «Пинтерест». Копия инстаграмного образца красоты и уюта. Но не из тех фотографий «лакшери» особняков, где минимализмом обзывают пустоту. Не из тех, где опустошённость хочется заполнить миленькими вещичками, что отражают твою душу, а не безвкусицу от дизайнера.
Первый этаж почти не разделялся перегородками. Просторная гостиная примешивалась к прихожей и продолжалась в правой части дома чем-то наподобие кабинета. Встроенные стеллажи с книгами и деревянный стол – наверняка там привык работать мистер Кларк, когда брал работу на дом. А что-то подсказывало мне, что кроме работы он вообще ничего на себя не брал. И больше ничего не видел.
Из кабинета арка вела на кухню, но черпаки и сковородки волновали меня меньше всего. Гораздо более захватывающей дух казалась терраса. Дверь занавешивали тюль и плотные шторы, что сейчас были раздвинуты в разные стороны. Уже не терпится поставить там мольберт и творить, пока солнце не опустится за макушки пушистых елей.
Ансамбль из дивана и двух кресел располагал к тому, чтобы завалиться на них в приятной компании и смотреть старые фильмы, пока в камине трещат дрова и разносят по дому запах хвои. Всё в пастельных тонах, но не теряется. Каждой вещи подобрано идеальное место. Лестница убегала на второй этаж, и где-то там затерялась моя спальня.
У хозяина этого чуда определённо был вкус. И если бы дома кто-то пробовал на зуб, я бы сказала, что этот по вкусу как домашняя выпечка. Я глубоко втянула ароматы дома и поняла, что ничуть не жалею, что приехала. Стоило вытерпеть арест и час в компании сумасшедшей Мэйбл, которая, по всей видимости, в отличие от меня по-настоящему вламывается в чужие дома.
– Джейсон убрал свои личные вещи и все фотографии на чердак, чтобы они вас не смущали. – Объяснила миссис Кларк, когда я подошла к единственной рамке, приукрашиваюшей камин.
А этот мистер Кларк вовсе не такой, каким я себе его рисовала. Как минимум на двадцать лет моложе и на порядок привлекательнее. Не мистер Вселенная, но что-то точно было в чертах его лица, что уж точно не отталкивало. Такая же густая копна волос как у матери, хотя у неё на затылке уже проглядывались белеющие волоски, словно ненароком залетевшие туда снежинки с улицы. Глаза внимательно смотрят, испытывают, спрашивают о чём-то. Он почти не улыбался, и мне захотелось узнать, как преображается его лицо с улыбкой.
Да и мама у него потрясающая, так что мои слова по поводу маменькиного сынка теперь звучали слишком уж критично. Что плохого в том, что взрослый мужчина любит и оберегает мать? Пожалуй, это редкость в наши дни, так что я мысленно подрисовала вертикальную палочку ко всем минусам Джейсона Кларка и превратила их в плюсы. Порой предубеждения водят нас за нос, ослепляют, мешают увидеть нечто хорошее за заведомо плохим.
Я даже не разобрала чемодан. Миссис Кларк усадила меня в кресло с чуть исцарапанной обивкой – единственный изъян во всей обстановке – и придвинула поближе к огню. Укрыла пледом – этот уже пах чем-то древесным и цитрусовым. Так мог бы пахнуть парфюм хозяина, который укрывался им, пока размышлял над чем-то на этом самом местечке.
Через несколько мгновений в моих руках появилась чашка чая – восхитительного, надо признать, хотя я – абсолютная кофеманка – и тарелка с печеньем.
– Мне так жаль, мисс Джеймс! – Причитала миссис Кларк, подставляя мне поближе поднос с горячим чаем и печеньем. Не удивлюсь, если собственного приготовления. Моя кормилица выглядела так, словно всё у неё с пылу с жару. – Такое недоразумение!
– Вы ни в чём не виноваты.
– Виновата! – Всплеснула она руками. – Раз воспитала такого недотёпу! Вы уж простите моего сына. Обычно он не такой рассеянный, должно быть замотался с этой командировкой. А вообще, скажу вам по секрету, у нас у Кларков у всех память немного дырявая.
Как ботинки Мэйбл.
– Ничего страшного. Главное, что всё обошлось. И что я всё-таки попала в этот дом. – Я откусила печенье, сыпучее, со вкусом настоящего масла, и промычала от удовольствия. Последняя крошка, что попала в мой рот, была крошка пыли в полицейском участке, а до этого крошка снега, свалившегося с небес. – И спасибо за вашу заботу. Правда, не стоило так хлопотать надо мной, миссис Кларк.
Но женщина лишь снова замахала руками и просияла ярче ноябрьского солнца в Вермонте.
– Милая, зовите меня просто Бетти.
– Тогда вы меня просто Эмма. – Послала я ей ответную улыбку из-за чашки чая, которую обхватила обеими руками вместо бабулиной грелки. – После того, что мы пережили, можно опустить формальности.
– До сих пор не могу поверить, что этот старый мерзавец вызвал на вас полицию! – Возмутилась Бетти, присаживаясь во второе кресло и хрустя печеньем со мной на пару.
– Ну, он увидел, как незнакомая девушка лезет к его соседу в дом. Я бы, наверное, поступила точно так же.
– Почему же вы не позвонили Джейсону?
– Я звонила. И писала. Но он не отвечал. А когда села батарейка на телефоне, выбор у меня был невелик. – Вспоминала я. – Если бы соседский дом стоял чуточку ближе, я бы напросилась на один звонок.
Бетти покивала со знанием дела.
– Тем этот дом так прекрасен и так ужасен одновременно. Когда Джейсон купил его, я долго сомневалась, хорошая ли это идея. Да, здесь чудесная природа, но далековато от цевиллизации. А если что случится!
От переохлаждения сердце не заноет, а вот от переизбытка чувств… Забота этой женщины растрогала меня сильнее, чем я могла предположить. За рёбрами заныло по матери, которую я уже мало помнила. Была бы она так же нежна и внимательна? Мне хотелось бы верить, что да. Бабуля Эльма любовью меня не обделяла, но это не одно и то же. Как сравнивать тепло от спички и от костра.
– Вы так заботитесь о сыне. – Заметила я с грустной улыбкой. – Повезло ему быть единственным ребёнком у такой мамы.
– Единственным?! – Хохотнула Бетти с половинкой печенья во рту. – Джейсон мой младший. У него есть старшие брат и сестра, а ещё ворох племянников и племянниц, которые разнесут эту хижину в щепки.
– Ого, так у вас большая семья.
Одинокое сердце всегда болит о семье. Благо, миссис Кларк не уловила горестных интонаций и взглянула на огонь с такой глубокой улыбкой. Так вот как выглядит женщина, которая получила в жизни всё, о чём мечтала! Она глядит в прошлое без тоски и сожалений, а с благодарностью за каждый прожитый миг, за каждую крупицу любви, что испытала.
Хотела бы я так же… но пока что, заглядывая в прошлое, видела лишь помарки, как в диктанте по языку жизни. Некоторые перечёркнуты, некоторые в злобе заштрихованы ручкой. И у меня нет замазки, чтобы их исправить. Бетти Кларк не нужна была замазка, ведь в её диктанте ни одной описки.
– А у вас?
Я непонимающе захлопала ресницами.
– Есть семья?
– Моя семья – это краски да кисточки. – Улыбка вышла вымученной. Притворство – особый вид искусства, в котором я не преуспела. Зато Гэбриэл брал призовые места.
– Очень жаль это слышать.
– Я привыкла.
Я попыталась придать голосу безразличия, но в отличие от мужской половины человечества, мы, женщины, легко улавливаем колебания и импульсы друг друга. Бетти сразу поняла, что расспрашивать дальше – не самый лучший способ наладить отношения. Вместо этого она зацепилась глазами за то, что помогло бы увести беседу в другое русло.
– Вы же так испортите лак! – Почти вскрикнула она, кидаясь к моим туфлям, которые я оставила слишком близко к камину. На лаковом покрытии плясали отражения пламени. Язычки, что щекотали воображение – вот бы они принялись лизать каблук и подошву, а потом бы полностью проглотили эти мерзкие «Лабутены», как оголодалые дикари. С нежно-голубым платьем со дня нашей с ним первой встречи я расправилась сразу после альбомов с совместными фотографиями.
Бетти бережно отставила туфли подальше от огня, испортив всю картину жестокого убийства. Мне хотелось избавиться от подарка Гэбриэла так же, как и от него самого. От всего, что меня связывало с этой ошибкой всей моей жизни. Тем более, что туфли не принесли мне ничего, кроме слёз и обморожения пяток.
– Дорогущие, наверное. – Загорелись глаза Бетти. Так горят глаза тех, кто всего на секунду поддаётся зависти. – У меня никогда таких не было.
Зато у этой женщины было всё то, на что любая обладательница «Лабутенов» променяла бы своё сомнительное богатство в два счёта.
– У меня бы тоже не было. Это подарок.
– Должно быть, этот человек очень сильно вас любит. – Подмигнула мне Бетти, возвращаясь в кресло.
– Любил. – Поправила я. – Но не очень сильно.
Я захрустела шестым по счёту печеньем, впервые за два года отношений с Гэбриэлом не заботясь о том, что они улягутся на талии лишними сантиметрами. В Гэбриэле Бертье текла истинная кровь утончённого француза. Он любил вкусное вино, стройных женщин и искусство. Не всегда в таком порядке. Мой взаимный нейтралитет с плитой и кастрюлями в этих отношениях сыграл мне только на руку. На крекерах и кофе сильно не поправишься, так что Гэбриэл только поощрял мою голодную натуру своей любовью, пока не нашёл натуру более оголодавшую. Серена Ван Мейер была не только на пару лет моложе, но и на несколько килограмм стройнее.
Но обо всём этом я смолчала, отъедая своё домашним печеньем миссис Кларк, которая с сочувствием поджала губы. Очаровательные морщинки тут же обняли их со всех сторон.
– Всех нас когда-то любили не очень сильно. Но однажды появляется тот, кто любит сильнее всех. – Женщина кивнула своим мыслям и тут же смущённо подхватилась с места, как взбалмошный пудель, бросившийся за мячиком. – Я привезу вам кое-что из её тёплых вещей дочери. Я погляжу, вы не захватили с собой ничего путного.
Глаза скокнули на одинокий чемодан, который не позвали поболтать у камина. Взгляд насмешливый, но не осуждающий.
– Ну что вы, не нужно! – Стыдливо запротестовала я. – Я всё куплю… как-нибудь потом.
Когда обзаведусь хоть каким-то капиталом, а пока придётся найти какую-нибудь распродажу и приобрести хотя бы зимние ботинки. «Лабутены» для этих краёв слишком уж неподходящая обувь, как лыжи для Камбоджи. А на смену в чемодане тихо протестуют себе кроссовки.