Выход на «бис»

Пролог

И если жить, не бахвалясь, не жалясь,

Что-то растратив, что-то обретя…

Лишь может сетуя, что сроки подужались

В шкале «жил-был – …развязка бытия».

Рисуя бескрайние во́ды океана (где бы ни было… когда бы ни было), убегающую полосу кильватера и высокий серый силуэт 15-тысячетонного крейсера проекта 1123 «Кондор»…

…это можно было бы подать как отдельную историю, если бы всё, что предшествовало, и всё, что последует, не тянуло за собой какие-то и даже более чем определённые «хвосты»… и некоторые моменты, каковые и упоминать было бы не обязательно, но и не сказать нельзя.

Включённые в повествование «пространства событий» и «времена́ событий» – те, которые «там», «здесь» и, возможно, «где-то ещё», скорей перекликающиеся, нежели подвластные центробежной силе множащихся вероятностей, произвольно-неожиданно прорисуют новые сюжетные линии. И факты, ставшие таковыми, обретут любопытные интерпретации.

Переход ТАРКР[1] «Пётр Великий» через «прокол реальностей» спонтанным, но отнюдь не случайным образом не мог не туманить (и беспокоить) головы военно-политического руководства страны. И умы учёных мужей тоже не мог, бередя горизонтами новых открытий.

И, собственно, не стоило удивляться, что они попытаются повторить, непраздно считая: «Где раз – там и два! И почему бы не воспользоваться этим пока пусть неизученным явлением?! Если не больше – приложив ум, знания и технологии, приручить и поставить на службу».

Другое дело, что «природа феномена» писала свои правила, поиск «аномалии перехода» привёл изыскателей в Индийский океан, привязав и к месту, и ко времени – не на своей территории, в открытом море, в международных водах. Где близость военных баз НАТО (американской Диего-Гарсия и французской на острове Реюньон – одним ближе, другим немногим дальше, но всё в доступности для их базовой патрульной авиации) всегда допускала появление чужого разведчика – поглядеть: «…чего это тут русские?..»

Этим объяснялось ограниченное количество судов, задействованных в операции, дабы меньше привлекать внимание: это примелькавшееся в данных акваториях океанографическое судно «Академик Лаврентьев», ведущее научную разведку и указавшее «главные маркеры места»; а также выделенный перестраховками всегда бдящих военных СКР[2] «Рьяный», оказией отстаивающийся на рейде порта Виктория столицы Сейшельских островов.

Но на первом месте – главный и непосредственный участник эксперимента крейсер «Москва». И было бы вполне обоснованно (так как речь идёт о главном герое) на всё взглянуть с точки зрения и эмоциональным восприятием его командира – капитана 1-го ранга Скопина Андрея Геннадьевича.

Для него…

Природа эксперимента захватывала дух и в какой-то степени пробуждала упрятанные в чулан черепной коробки уже ставшие ностальгическими сожаления:

– Уйти. И вернуться…

«Во всех случаях это могло бы стать эпохальным событием, и даже торжественным… как первый полёт в космос, – задумывался в короткие урывки перекура Андрей Геннадьевич, – не являйся это строго секретной операцией, где имена и звания в особом или закрытом доступе. Ко всему с неизвестной переменной: получится – нет?.. без оглядки на обещания товарищей из НИИ в расчётной адресности „перехода“ и какой-то там высокой, однако далеко не стопроцентной вероятности успеха.

Что ж, Гагарина тоже забрасывали на орбиту с готовностью при провале миссии наглухо закрыть любое упоминание о попытке и о прямом исполнителе соответствующим грифом. Но это так, к слову. Тут другой по масштабу случай. И там, где затронуты большие стратегические и геополитические замыслы, афишировать лишним никто не станет. Ставки здесь на самом высочайшем уровне».

Ещё за сутки до подхода к Сейшельским островам командиром корабля будет вскрыт секретный пакет, содержащий чрезвычайный приказ Генштаба.

Свои инициирующие инструкции получит находящийся на крейсере офицер особого отдела – полковник КГБ, назначенный в предстоящей миссии ни много ни мало официальным делегатом от высшего управляющего органа СССР.

И на данном этапе непосредственно на самом корабле в курсе всего дела будут только они двое. Для остального личного состава, включая старших офицеров боевых частей, старпома и заместителя командира по политической части, ситуация будет доведена уже по факту произошедшего.

– Я бы даже сказал свершившегося! – заметит тогда «просевший» в глубоком раздумье и, что уж – в прострации, Скопин, – и весь экипаж, получается – «играть втёмную». Оставляя в неведении до последнего момента «здесь», и только по успешному переходу – «там»… Представляю, каково им это будет – осознать и принять «переход». Переход во времени, пространстве и… кто его знает, с каким ещё эффектом.

– Эпопея-опупея, – флегматично поддакнул особист.

Капитан 1-го ранга лишь склонил голову…

Поначалу, будучи повязанным стереотипами (гэбня и прочее), он воспринимал назначенного на крейсер офицера особого отдела очень так, предвзято. Затем немного, как говорится, обтёрлись, и отношения в целом сложились почти доверительные. Конечно, больше вызванные общими секретами. Ещё каперанг подозревал, что непринуждённость полковника была порой искусственной. Но это уже тонкости…

Так или иначе, планируя, организаторы операции-эксперимента учитывали и такого рода шероховатости, как реакция участников на стресс.

Во-первых, экипаж в этот поход комплектовался с особым тщанием – подбирали людей с устойчивой психикой, не обременённых семьёй и наличием детей. Уж насколько это было возможно.

За этой предусмотрительностью командир корабля видел два оправдания: радикально – в штабе планирования не исключали «дороги в один конец». Вместе с тем был здесь и иной здравый смысл: по примеру пришельцев с ТАРКРа «Пётр Великий» всех людей после перехода «туда – обратно» однозначно придётся на неопределённое время поместить в социальный карантин. И (или) отправить в отдалённые и закрытые гарнизоны мест службы. Как неугодные источники запретной информации.

Совсем интересным и, верно, творческим показался ход с психологической подготовкой личного состава к самой «фантастической» сути дела.

Оказалось, что на крейсере читали!

Наличие каких-то художественных книг в корабельной библиотеке «попаданческого» жанра Скопин, разумеется, не заметил. Попросту не захаживая туда. Чего он там не видел. В каюты к офицерам, кубрики к мичманам «в гости» также никогда не стремился. А на постах, на пультах в томительные вахты старши́ны и матросы, да и офицеры при появлении командира всегда дисциплинированно предпочтут держать под рукой какую-нибудь регламентную методичку. Может, только по уходу начальства снова достав что-то развлекательно-увлекательное. И то не факт… служба.

«Глаза ему раскрыл» полковник особого отдела – в его служебном ведении была реализация этой темы:

– Взгляните-ка. Ничего не напоминает?

Пролистав несколько экземпляров, что называется, «по диагонали», узнал явно списанное с того, что они привезли из «двухтысячных» в электронном виде: в основном классика попадания в роковой 41-й, круша немчиков-фашистов. Не обошлось и без другой классики – «русско-японской 1905 года». Здесь уж, несомненно, обработанное советскими писателями-редакторами, сводя в итоге к революционно-ленинским преобразованиям.

«Короче, „руководящая и направляющая“ и тут влезла, – оценил он не без кривой иронии, – кто бы сомневался».

Особист между тем акцентировал:

– Эти так, для массовки. Они и в общедоступной советской печати появились, кстати. А вот исключительно для нашего случая – главный агитационный ресурс, должный сложить у экипажа правильное мнение. Сюжет попадания в будущее, где силы капитализма подточили Страну Советов изнутри злокознями диссидентов и прочих деклассированных прозападных элементов. Обрисовывается Россия, очень напоминающая ту, вашу.

– А не рискованно описывать развал СССР? Попади такой намёк к господам из ЦРУ, тем, которые в теме «корабля-пришельца», могут выводы сделать…

– Во-первых, там всё далеко не однозначно, внесены умные закладки, имеющие двоякое толкование. Ко всему концовка: северный материк за океаном в полном ядерном пепелище. Как итог: пусть подумают, прежде… Но прежде всего, книга не выйдет за пределы корабля. Мини-тираж в мягкой – обложке.

– Политрук наш, когда читал, поди, очумел от таких литератур? – глумливо хмыкнул Геннадьич.

– Как есть очумел. Как есть, говорит, западная провокация. Как допустили?! Кто позволил?! – подыграл особист, зная о неприязни кэпа к замполиту. – Я его остудил. Он-то нужный спрос и создал, дав задачу комсоргам провести на собраниях разгромное обсуждение и осуждение, показав полную несостоятельность подобной альтернативы. Ну и мои подчинённые интерес подкрепили. Чтоб очередь стояла, чтоб ажиотаж создать. Чтобы кто из экипажа – если не любитель (в нашей самой читающей) – тем в кубриках непременно пересказали, за обсуждениями и травлей баек. В целом произведение прописано исключительно художественно, но в ходе приключений, боевых стычек, шпионских игр параллельно показывает весь негатив той вашей ударившейся в капитализм России. Жратвы-де навалом, но химия. Платная медицина. Гомосятина. И то, как олигархи народ нагнули. И то, как американцы страну нагнули… при власти продажных демократов и прочих эффективных менеджеров. В общем, мне ли перечислять. А всё для того, чтобы, когда попадём «туда», наш личный состав не шибко питал иллюзии и заранее понимал, что скрывается под глянцем и цветными картинками.

– Контр… упреждающая агитка, – с пониманием кивал каперанг, – только ерунда всё это, я думаю. Как только мы там «вынырнем» – в две тыщи каком-то… Свяжемся с Морским штабом, затем с правительством… Нас мигом в отстой в закрытую акваторию отведут, за ноздрю к кнехтам привяжут… И усё! Стои́м, ждём. Экипаж будет видики-шмидики смотреть до усрачки, чипсами давиться, и никаких экскурсий. Тамошнему руководству советские моряки нафиг не впали. А потом, как уж там, и когда уж там, и если уж, надеюсь, договоримся с кремлёвским истеблишментом… так сразу обратно сюда – в 1985-й…

– А что, если мы вообще не попадём в ваш мир? – после молчаливой паузы вдруг спросил полковник. – Что, если время линейно, и линия эта одна. И мы уже безвозвратно изменили реальность.

– Став убийцами истории, – задумчиво откликнулся Скопин, – хм, и создателями нового «светлого» будущего. Вот и узнаем…

И об этом – о книжках альтернативных историй, можно было не упоминать, если бы далее в повествовании к одной из… ему, А. Г. Скопину, не предстояло обратиться.

Пока же…

Рисуя раскинутые безбрежные во́ды океана, убегающую полосу кильватера и высокий серый силуэт корабля, он проецировал его – крылатого «Кондора», неизбежно уходящего в одиночное плавание, в самом большом смысле слова – в странствие.

И чем ближе был «момент истины» – время, когда предстоит нажать кнопку, любые, как это обычно бывает, ранние мнительные перестраховки теперь казались очень даже обоснованными.

Сейчас он уже не оспаривал, соглашаясь с резоном отправки в подобное экзотическое путешествие не гражданского, пусть и научного судна, а боевой единицы. Военный корабль всяко более устойчивая, могущая постоять за себя платформа.

– Правда ПКР «Москва» на «бойца-одиночку» тянет не очень…

Памятуя по аналогии «перепрыг» «Петра Великого» из вполне себе мирного Баренца прямиком в зону Фолклендской войны, каперанг не исключал какую-нибудь подобную каверзу и в этот раз:

– Выкинет где-нибудь в Средиземке под прицелы бомбящих Сирию или Ливию (где перманентно «горячо») американских АУГ или израильских F-16, и изворачивайся как хошь!

А вчера в дурном сне вообще нарисовалась картина – советский вертолётоносец в озере Мичиган посреди Соединённых Штатов! Вот картина-то!

Потому в решении командования «обеспечить корабль б/к[3] сверх штатного расписания, по всем имеемым видам вооружения» видел здравую предусмотрительность. Которая, если по-честному, наводила и на далеко не спокойные мысли.

«Может, эти „а вдруг“ волновали и вышестоящих отцов командиров? И лишние мускулы, уж какие бы ни были, не помешают?! Доводя комплекты, особенно на „пэвэошку“, практически до двух бэка: ЗУРы[4] к „Шторму“, снаряды к АК-725… у СССР, типа, много[5]».

Всё это добро (или частично) можно было, между прочим, загрузить ещё в Севастополе. А не тащить вдогонку. От того сложилось впечатление, что решение о дополнительных боеприпасах принималось в Генштабе или поэтапно, или едва ли не спонтанно, в последний момент.

Ещё более неожиданным стало распоряжение, касающееся «приблудившегося» на палубе «Москвы» штурмовика вертикального взлёта-посадки Як-39.

…Там, за тысячи километров у себя в кабинете главком флота вдруг хлопнет по столу ладонью и, ничего не объясняя, руководствуясь одному ему ведомыми соображениями, просто скажет:

– Пусть будет! «Як» оставьте!

Спецрейсом на Сейшелы пригонят Ан-22 военно-транспортной авиации, который доставит необходимое эксплуатационно-техническое и ремонтное оснащение для «вертикалки» и не менее избирательно подобранное подвесное вооружение.

– Похоже, в штабе подкинули мне самолёт из соображений «на всякий пожарный». Как потенциально дополнительный инструмент, – делал свои выводы Скопин.

Конечно, боевая ценность одиночного «Яка», «формально» входящего в состав авиагруппы вертолётоносца, была сомнительна. Ко всему, летательный аппарат, который нельзя убрать в ангар, предполагал определённые (в плохих погодных условиях) трудности с обслуживанием. Но как основной минус – ограниченные возможности из-за взлёта только в вертикальном режиме – СВВП[6] на сугубо вертолётной палубе, что «собаке пятая нога».

Кстати, вместе с дополнительным оборудованием на замену лётчику-строевику приехал другой пилот, из ОКБ Яковлева – строгий и немолодой по виду мужик в погонах старшего лейтенанта.

Очевидно, мотивация командования здесь опиралась на расширенные навыки специалиста из ОКБ по новой (или обновлённой) машине, сравнительно недавно поступившей в войска.

В штабных приказных предписаниях о ходе эксперимента давалась далеко не исчерпывающая информация. О технической стороне, по логике, должен был поведать прибывший с «Академика Лаврентьева» сотрудник специального НИИ – доктор наук. Скопин (…можно я вас буду называть Док?) слушал этого упоённо вещающего товарища, уже и не пытаясь вникать во все тонкости, однако доподлинно понимая, насколько в исследовательских выкладках всё сплошь теория, тогда как практика…

«Тогда как практику ждут именно от нас».

До уха донеслось:

– …покуда не смогли дать валидную результирующую составляющую, пришлось бродить по акватории, буквально на ощупь выискивая напряжённости в линиях магнитного поля. Ха-ха!.. в общем, не Ньютон – лентяй под деревом, подбрасывая яблоки вверх, но на обусловленной фазе, буквально ткнули пальцем в небо и угадали.

– Неужели настолько всё… – каперанг неопределённо повёл в воздухе рукой, эту самую неопределённость и выражая.

– Ну… у нас и прицел и палец хороший – про-ткнём, где надо.

– Главное, чтоб сверху ничего не полилось.

Увлечённый собеседник как и не услышал. А потому, уже в который раз обыграв дурным воображением самые вычурные варианты, Геннадьич счёл попытать учёного:

– И всё же, по вашим хотя бы умозрительным расчётам – куда нас? В Бермудский треугольник? Или вовсе – подвигом безымянной подводной лодки сядем килем в степях Украины?

…Пробормотав под нос, коверкая, как помнил щиру мову:

– Представляю, как обрадуются «самостийные» от такого подарка радяцких москалей[7].

Шутка шуткой, но из памяти вдруг всплыли бетонно-силосные элеваторы, нередко виденные на Кубани – возвышающиеся, точно «плывущие» над полями авианосцы. Так и крейсер ему предстал – просевший форштевнем в пахоту, вздымаясь развалом бортов и высоченной надстройкой.

– Натура нон фацит сальтус, – услышал в ответ.

– Что?

– Есть такая неустаревающая аксиома: «Natura non facit saltus». С латыни там, мол – природа склонна к последовательности. В нашем случае я бы сказал – природа мягко стелет. И видимо, сама выбирает гибкую среду и хороший проводник – воду. Так что никаких украинских степей.

Однако с точным местом на шарике, как уж было, когда из северного полушария в южное… или возможно, из «нашего наоборот» – из тропиков экватора опять в серые воды Баренцева моря… Тут, извините, прогноз, как у синоптиков. Что говорится: «Когда Луну видно, так и дурак долетит. Барон любит, чтобы потруднее», – и доктор снова рассмеялся, довольный удачной крылатой вставкой[8].

– Хорошо, что подкинули мысль, – озадачился своим командир, – надо подумать о форме одежды на случай внезапных холодных морей. И на всякий случай приготовить корабль к возможным климатическим изменениям.

Время подходило к исходу.

С «Академика Лаврентьева» (там-то кому надо знали, на что идёт крейсер) дали судовым тифоном отходной сигнал, отворачивая, удаляясь на безопасное расстояние.

В трёх кабельтовых по траверзу задал движение СКР «Рьяный», выводя дугу на «норд», следуя на своё назначенное место. На «сторожевике» тоже отвыли. Протяжно и прерывисто.

– Точно прощальные кличи, – тоже подал голос немного нелепый в своей цивильной одежде на ходовом мостике крейсера доктор наук.

Скопин взглянул в его сторону с укором, чтоб не болтнул ничего лишнего при других офицерах, не посвящённых в суть эксперимента.

Томились погодя… – из расчёта времени в зазор между пролётами рейсовых пассажирских бортов.

Как раз на радаре «вели» воздушное судно. Далеко. В стороне. Но всё же…

Ядерный взрыв, пусть малой мощности и маловысотный, всё равно давал характерную белую шапку разбегающейся ударной волны, особенно заметную с большого эшелона. Пилоты гражданских авиалиний вполне могли зацепить краем глаза. Хуже только, если появятся «специальные гости» – американский «Орион»[9]. Потому и подёргивало нетерпеливо, когда же эта высотная инверсионная полоска в небе наконец-то уберётся прочь подальше.

– А что, – снова завёл взволнованный и от того на нервах словоохотливый штатский, – на наш зарядик тоже распространяется запрет об ядерных испытаниях в трёх средах?

– А мы не испытываем. Применяем, – мрачновато и со значением поправил офицер-специалист 6-го отдела РТБ[10]. Именно в его ответственном ведении была установка новых внутрикорпусных детонаторов на штатные боеголовки для возможности инициации ядерного заряда на любых заданных высотах. Довеском на якорной стоянке у Сейшельских островов на борт крейсера приняли спецгруз – контейнер с соответствующей маркировкой. Внутри четыре изделия (с запасом) – специальные боевые части ступенчато изменяемой мощности в доступном эквиваленте от 0,2 килотонны до сорока.

– В 1979 году в районе островов Принца Эдуарда, принадлежащих ЮАР, а это, между прочим, по планетарным меркам совсем неподалёку, – негромко и словно нехотя промолвил кэп, – американский спутник, специализирующийся на орбитальном мониторинге несанкционированных ядерных испытаний, зафиксировал характерную для атмосферного ядерного взрыва двойную вспышку. Чьих это рук дело, так и осталось невыясненным. Официально. Но все догадывались…

И подвёл итог:

– Конечно, нас вычислят. Была бы хоть какая-никакая облачность…

По расшифровке приказа на применение ЯБЧ была произведена положенная процедура: из сейфов командира и замполита доставались пакеты, содержащие разблокирующие ключи. В третьем погребе крейсера, отделённом от других хранилищ свинцовыми переборками, в устройстве барабанного типа размещалось восемь ракет 82Р для комплекса «Вихрь». Каждая запиралась двумя шифрозамками, только после раскрытия которых механизмы могли произвести подачу на направляющие ПУ (пусковой установки).

Сейчас на одной из ракет штатная головка была демонтирована, офицер РТБ установил специальную, настроив регулировкой внутрикорпусного детонатора необходимое значение килотонной инициации. А также высоту и дистанцию, на которой произойдёт подрыв.

Утро набирало силу. Жарко, по-южному светило солнце. В «него» и целились – устойчивый западный ветер определил направление пуска.

– Начать предстартовую подготовку.

В носовой части корабля ПУ «Вихря» выполнила процедуру заряжания, подав из погреба на одну из направляющих подготовленную ракету… заёрзав, выставляясь на углы по горизонту и высоте. Дистанция подрыва – километр – вполне достаточно на установленные 0,2 килотонны для ударной и радиационной безопасности.

Лились в уши чётко-монотонные доклады и отчёты: с поста РЛС, от командира БЧ-3, похрипывало радио с «Академика», подтверждая какие-то там необходимые параметры.

– Можно, – засвидетельствовал доктор наук.

На крейсере всё, что надо, задраено, принайтовлено, радиотехнически обесточено, все наблюдающие натянули защитные очки.

– Пуск, – негромко отдал распоряжение Скопин. Дождавшись рёва стартовика, накрывшего клубами дыма всю ба́ковую часть корабля, и только тогда уж сам обезопасил глаза.

Вспышка взрыва всё равно проникла отсветом, мигом добежав отдалённым ударом по ушам.

Потемнело и… вновь нахлынуло всепроникающим свечением. Которое, отбелев по-молочному, растекалось, исходя…

«Что? Это оно и есть?!!» – снимать очки на всякий случай не торопился.

Накатило звоном в ушах…

«Похоже, оно?..»

…вдруг повеяв холодом и серостью.

«Оно!»

Морфоза

Ничего не происходило.

Нет, конечно!.. что-то произошло – резко и ощутимо упала забортная температура.

«Разменять экваториальное солнце на северные холодные широты… где-то в ожидательном подсознании почему-то такой вариант и рисовался. Чёрт его знает, почему?» – капитан 1-го ранга Скопин до крайности пытливо и внимательно вбирал любую привходящую информацию. В том числе прислушиваясь к своим ощущениям.

Ещё не ёжилось в повеявшей стылости. Стенки-переборки ещё сохраняли накопленное тропическое тепло. Но в том, что сейчас наблюдалось за стёклами ходовой рубки, было что-то иное: солнца не видно – серое однородное небо; серые во́ды – поверхность моря неестественно гладкая, точно маслянистая – длинные волны тягуче перекатывались… ни ряби, ни клохтания, ни всплеска.

По всем показаниям и работе механизмов – корабль двигался. Обороты на валах, согласно докладу, остались прежними, но на лаге ход упал на узел.

«Под воздействием внешних факторов? Какое-то сопротивление среды?»

– Я такого не помню, – едва слышно, под нос, пробормотал каперанг, силясь вспомнить – как оно там было, когда они на «Петре». «Тогда в глазах метелики гуляли. Может, похожий эффект в тот раз попросту выпал из внимания, пока экипаж аврально колотило?»

Экипаж…

Боковым зрением: справа старший помощник – раскрасневшийся, явно на взводе, из-за спин нервный замполит, тут же особист, округлённые глаза офицера РТБ. И совсем колоритный в эмоциях «штатский» – Док, взъерошивший волосы у себя на голове. Он и выдал то, что у самого вертелось на уме. Ну, или что-то похожее:

– Это же буфер. Буфер меж… – И не знал, что сказать – «меж чем». Или язык прикусил.

«И правильно – молчи уж… до поры».

Однако старпом расслышал и мигом срисовал какой-то скрытый подтекст:

– Кто-нибудь объяснит, что происходит?..

«Ну вот, – скакнула неудобная мысль, – только сейчас этого мне не хватало!»

Несложно было догадаться, что крейсер к чему-то готовят. Двойной б/к просто так не загружают. Опять же – высоколобый муж с ящиками аппаратуры, в придачу с контейнером зловещей маркировки – спецзаряды. Разумеется, вопросы у экипажа, особенно у старпома и замполита, являющихся прямыми заместителями командира корабля, зрели и напрашивались. Все они спотыкались о грифы секретных директив Генштаба, полностью ограничивающих допуск.

Согласно инструкции руководящего Центра, довести до старшего офицерского состава – «куда их Родина послала», до́лжно было уже по факту успешного перехода.

«Вот именно что – перехода „успешного“! А судя по виду за пределами корабля – что-то пошло явно не так. И что говорить сейчас людям, когда сам пока ничего не понимаешь?»

– Радиация в норме, – уже по второму разу известил дежурный офицер.

«Очень так, буднично, для слова „радиация“, с учётом ещё и странного окружающего пейзажа», – заметил по ходу Скопин.

Однако сам о последствиях ядерного взрыва не особо-то волнуясь. Сейчас его занимал эфир.

«Услышим ли на радиоволнах двадцать первый век?!»

Радист гонял аппаратуру по диапазонам, растерянно сообщая о полном отсутствии каких-либо сигналов, уже греша на выход из строя приёмных контуров. Даже «белого шума» как такового не было. Даже отголосков статики…