Кирпичики

Те самые талончики, здесь явно не все – еще на растительное масло выдавали, на кондитерку, на рыбу-мясо, на мыло, отдельно на туалетное и хозяйственное… на пике, кажется, этого талонного безумия 20 разных товаров распределяли.

Талоны меня заинтересовали. Порывшись в памяти, я вспомнил, что 90-й год это же эпоха тотального дефицита, в магазинах почти ничего не осталось… ну по вменяемым ценам, с наценкой втрое-вчетверо всё можно было достать, только денег у народа хоть и прибавилось, но всё же не вчетверо – кооперативные продукты покупали неохотно. Талоны эти были, очевидно, на меня и на мою дорогую половину – поскольку месяц только начался, все купончики, включая август, на месте были. Отоваривать ведь придётся, со вздохом подумал я, а это дело непростое…

Я вышел из метро на Парке культуры, спросил первого встречного, где здесь Свердловка, оказалось совсем недалеко, и возле дома номер 8 я оказался через пять минут. Но по дороге решил заглянуть в продуктовый магазин, вдруг удастся обменять пару талонов, оттягивавших мне карман, на реальные мат-ценности.

Судя по вывеске, это был «Магазин №3 Энскпищеторга», а внутри он оказался самым стандартным гастрономом советской эпохи, которые я запомнил из своего детства. Направо располагался хлебный отдел, кондитерка и розлив соков-вод из треугольных конусов, прямо мясо, которого тут не лежало уже лет 10-15, а налево молочка, крупы и алкоголь, отделённый от остальной территории фигурчатой железной решёткой. Ну и две кассы, выбивавшие чеки в отделы. Судя по тому, что народу здесь было чрезвычайно немного и продавщицы скучали за своими пустыми прилавками, ничего дефицитного мне здесь урвать сегодня не суждено, подумал я, но в этот момент слева началась какая-то суета… эге, подумалось мне, что-то видимо собираются выбрасывать в продажу, так что ты, Санечка, не стой столбом, а подсуетись немного…

Через полчаса я стал счастливым обладателем двух бутылок – Русской водки за 9-10 и Советского шампанского за 6-50. Авоська очень пригодилась, хотя ходить вот так по району, выставляя напоказ свои покупки, мне лично показалось не очень правильным. То ли дело нарядный пакет с надписью «Пятёрочка» или какая-нибудь там «Лента», но до этого ещё ой, как далеко. И ещё я с досадой подумал, что денег у меня осталось совсем ничего, пятёрка с мелочью – если зарплату комсомольцы не выдадут, неизвестно, как жить дальше.

94-я квартира в восьмом доме, судя по указателям, оказалась в шестом подъезде, а сам дом, как выяснилось, был серой сталинской громадой о двух крыльях и одной арке посередине, как раз между пятым и моим шестым подъездами. Домофонов в этом времени ещё не придумали, так что внутрь я проник беспрепятственно, потянув тяжёлую скрипучую дверь на себя, поднялся на четвёртый этаж, немного поколебался, звонить ли или самому открыть, и выбрал последнее, подошёл первый из ключей на связке…

Внутри мне открылся длиннейший полутёмный коридор, из которого ответвлялись две комнаты вправо и одна влево, а в самом конце был ход на кухню, судя по запахам жареной картошки и лука. Слева ещё имелась вешалка с зимней одеждой и шапками, а справа на стене на уровне глаз три электросчётчика, видимо, по числу жителей этой коммуналки… такая вот диспозиция. Интересно, в какой же комнате живу я, подумалось мне, и я не смог дать себе ответ на этот вопрос. Ладно, будем работать по обстановке… ещё же ключи на связке же есть, можно проверить, куда они подходят. Но если меня застукают за этим делом в чужой комнате, будет не очень здорово…

Положение спасла девушка, выглянувшая в коридор из средней комнаты. Увидев меня, она скривилась, произнесла «Ну и чего ты там стоишь, как засватанный, заходи», и распахнула пошире дверь, а потом добавила «Опять водяры притащил?». Я посмотрел на свою авоську, потом на девушку и ответил так:

– Ну ты чего, Ирунь, талоны же надо отоварить было, а тут так удачно сложилось – я же не виноват…

– Ты никогда ни в чём не виноват, – с нажимом произнесла она, отступая в комнату, я зашёл вслед за ней.

Даааа, подумал я, обозревая интерьер, значит, так вот я живу в этом времени, даааа… комната была вытянута поперёк коридора, примерно три на пять метров, двустворчатое окно, за ним балкон. Слева кровать типа тахта и шкаф для одежды, с зеркалом, справа холодильник «Ока», тумбочка с телевизором «Чайка», письменный стол и трюмо, тоже с зеркалом. На полу коврики. Небогато, прямо так скажем. Ира села за трюмо, достала какой-то там тюбик с косметикой и начала себя подкрашивать.

– Ты мне всю жизнь испортил, козёл, – сказала она с отвращением, – где мои глаза были, когда за тебя выходила?

– Наверно там же, где и сейчас, – осторожно ответил я.

На лицо она была не сказать, чтобы писаной красавицей, но и не страшной, роста среднего, волосы имела русые, ямочки на щеках, определённый потенциал сексапильности у неё имелся, всё портили только несколько лишних килограмм веса, из-за чего талия была сантиметров на десять больше, чем хотелось бы.

– Я бы поел чего-нибудь, – продолжил я диалог с неожиданной супругой, – после смены жрать очень хочется.

– Я ничего не готовила, – лениво ответила она, – некогда было. Со вчерашнего дня что-то осталось в холодильнике, посмотри… и картошку если будешь жарить, заодно можешь и на меня.

Тэээк, продолжил размышлять я, она ещё и еду готовить не любит, а судя по пыли и грязи, и убираться очень не любит. И она тут же подтвердила мои мысли:

– И убраться надо не забыть в бытовых – сегодня наша очередь уборки начинается. Ты ведь мне поможешь?

Ну хотя бы не все домашние обязанности она на меня переложила, с облегчением подумал я, но всё равно такие расклады, мягко говоря, не очень…

– Хорошо, Ирочка, – не стал нарываться с порога я, поживём-посмотрим, – картошку я пожарю. И убраться помогу, только, может, не сегодня? Завтра у меня выходной, тогда уже…

И с этими словами я вышел на кухню, в одной руке у меня был пакет с картошкой, старой и сморщенной, прошлогодняя наверняка, а в другой – бутылка с подсолнечным маслом, мутная и с осадком, плюс репчатый лук, этот получше смотрелся, чем картошка. На кухне стояло три стола у разных стенок… этот момент я не предусмотрел – знать бы, который из них наш. Помог сосед в майке-алкоголичке, зашедший вслед за мной покурить.

– Здорово, Санёк, – протянул он мне свою лопатообразную ручищу, – картоху решил пожарить?

– Ага, – ответил я, не рискуя никак называть соседа, о нём мои воспоминания молчали, как рыбы, – после смены жрать захотелось.

– Ну давай, шуруй, – уселся он за стол справа (ага, минус одна загадка), доставая коробку сигарет, – а Ирка-то твоя что ж не пожарила?

– Да голова у неё болит с утра, – брякнул я, чтобы отвязаться, и положил картошку с луком на полочку возле мойки.

Теперь надо выбрать один из двух оставшихся столов, начал размышлять я… а пусть сосед поможет ещё раз.

– У меня нож затупился, не одолжишь? – попросил я у него.

– Держи, – и он протянул мне самопальный ножик с наборной пластмассовой ручкой, такое добро во множестве клепали на Заводе, – ножи точить надо иногда.

И он встал и вынул пару ножей из подставки на соседнем столе – эге, вот же наш стол, внутренне улыбнулся я.

– И точно, тупые, как валенки, – констатировал он, сунув ножи обратно, – вчера точильщик в наш двор заходил, обещал ещё раз на неделе появиться – не пропусти.

Более нам говорить было не о чем, так что картошку я пожарил в полном молчании, взял сковородку, подставку в виде разделочной доски, пару вилок, и отнёс всё это добро в свою комнату.

– Готово, – сказал я супруге, – садитесь жрать пожалуйста.

Она скосила глаза на сковородку, но сказать ничего не сказала, а просто села за стол поближе к еде и взяла в руки вилку. Когда мы доедали пожаренное (получилось совсем неплохо), она вдруг вспомнила ещё один момент:

– Да, наша же очередь мусор выбрасывать – отнеси вёдра в машину, будь добр. Она через десять минут должна придти, мусорка эта.

Тут я окончательно встал в тупик – в 21 веке мусор выбрасывали либо в мусоропроводы, либо в большие баки во дворе, причём с раздельным сбором. Никаких машин там даже в помине не существовало… а, ладно, решил я, доев последние ломтики картошки, выйду во двор, разберусь на месте.

 Флешфорвард – 15 августа 1990 года, Плиценьциемпс, Латвийская ССР

От автобусной остановки до посёлка идти было недалеко – по сосновой рощице, а потом по белому песку, здесь это называли дюнами. Намучился я с этой логистикой от Риги, сначала от аэропорта до города, потом поиски затерянной автобусной станции, откуда местные колхозники отгружались на запад вдоль Рижского залива, потом выматывающая поездка по тряским латвийским трассам (не верьте тем, кто заливает про идеальные дороги в Прибалтике, врут они, как сивые мерины). Добрался, короче говоря, до места я уже где-то к одиннадцати часам. И сразу начал искать эту грёбаную Зелтини… не спрашивайте, что это и как переводится, всё равно не скажу, но здесь, судя по тому, что помнил остатками своего головного мозга, должен был остановиться на постой Виктор со своей подругой Наташей.

Местные жители это что-то с чем-то, все усиленно делали вид, что русского языка не понимают в принципе. Четвёртый только… точнее четвёртая с некоторым усилием вникла в мои расспросы и ткнула пальцем куда-то вперёд, добавив с характерным акцентом:

– Зелтини там, молодой человек, белый одноэтажный дом с пристроем справа.

Ну и на этом спасибо тебе, неведомая жительница Плиценьциемпса (тьфу, язык сломаешь). Слева открылся вид на Рижский залив – ну ничего так, можно понять Витюню, в центральной России таких видов ты никогда не найдёшь. Пахло хвоей и чем-то солёным от моря, йодом наверно. Так, а вот, похоже, и тот самый Зелтини… вспомнил я неожиданно, что это означает на русском – ювелир, точнее много их, ювелиров… ну может быть оно связано как-то с янтарём, которого тут до хрена и больше. Никого рядом и внутри дома видно не было.

«Zeltini» – обыкновенный сельский дом с печным отоплением и небольшим земельным участком. В нем, а точнее в одной из его комнат (с отдельным входом), Наталия и Виктор на протяжении трех лет проводили летний отпуск

Я подошёл к воротам, постучал специально подвешенным молоточком по железке, но ответом было глухое молчание, если не считать заливистого лая, но это откуда-то по соседству. Ладно, иду внутрь участка, поднимаюсь на крыльцо и громко спрашиваю «Эй, хозяева – дома есть кто-нибудь?». И через полминуты дверь открывается и на меня уставляется чёрненькая красавица с короткой стрижкой.

– Чего орёшь, не в лесу!

– Так не отвечает никто, – говорю я, – тебя наверно Наташей зовут, а мне бы с Виктором поговорить.

– А ты кто такой-то?

– Саня, погоняло Лётчик. Меня Каспарян прислал, дело срочное есть.

– Нету Виктора, на рыбалку уехал.

– И давно?

– С раннего утра и уехал. Скоро вернуться должен, тогда и поговоришь про своё дело.

– А куда уехал, не знаешь случайно?

– Случайно знаю, на соседнее озеро, Ванадзиня называется.

– А какое сегодня число, разве не 14-е?

– Пятнадцатое с утра было, – удивлённо ответила Наташа, – а при чём тут число-то?

Я мысленно хлопнул себя по лбу рукой – перепутал числа, дебил, теперь разруливай ситуацию как можно быстрее.

– А что, Наташа, в этом посёлке мотоциклы у народа имеются?

– Я даже не знаю, – смутилась она, – наверно есть… народ ездит, по крайней мере… но у кого, не могу сказать.

– Плохо, – только и смог ответить я, – попробую поспрашивать. Да, дорога к озеру, это вон она? – и я показал направо.

– Да, – ответила Наташа, – километров десять по асфальту, потом поворот налево на грунтовку. Там указатель должен быть с названием озера.

Ничего я ей больше говорить не стал, а развернулся и отправился в деревню искать транспортное средство. Повезло мне в четвёртой по счёту усадьбе, в доме с хорошей черепичной крышей. У хозяина оказался в наличии мопед «Верховина», и даже на ходу, и даже с залитым в бак бензином. Он согласился ссудить мне его на часик-два всего за червонец. Паспорт, правда, тоже взял в залог.

Ещё раз для порядка справился о направлении к озеру … и рванул туда с низкого старта. На часах была уже половина двенадцатого, время поджимает. И тут я понял, что до озера уже не успею добраться в срок, надо что-то другое предпринимать… ну думай, голова, думай, ты для этого и предназначена…

Возвращаемся в 1 августа – город Энск, торжественный вынос мусора

Я взял ведро с кухни, грязное и полное почти что до верху, потом вспомнил, что ещё же ведро должно быть в сортире. И точно, нашлось там оно, наполовину заполненное и лёгкое. Ну а теперь на улицу, дожидаться мусоровоза… из очень далёких окраин памяти я вспомнил, что это за чудище такое и как с ним обращаться.

А во дворе тем временем уже накопилась приличная группа граждан со схожими запросами, у всех в руках или где-то неподалёку имелись помойные вёдра. Я нарываться не стал, а просто встал чуть в отдалении от входа в подъезд и приготовился ждать. Ещё одна комната в нашей коммуналке занимала моё воображение – про дядю Петю я всё понял (кстати, один ли он там живёт или с кем ещё, тоже вопрос), а вот самая ближняя к выходу оставалась неизведанной загадкой…

Пока размышлял о тайнах бытия, ко мне подошла девица довольно вульгарного вида и с ходу заявила:

– Сань, ты чего не здороваешься?

– Извини, задумался, – буркнул в ответ я, – здорово, как жизнь?

Узнать бы ещё, кто это, и как её зовут, подумалось мне.

Язык у моей внезапной собеседницы оказался без костей, поэтому через полминуты выяснилось, что это моя одноклассница и зовут её Зиной, живёт она в соседнем подъезде, и ещё у неё есть брат Витя, и мы втроём частенько зависали на эстраде, коя высилась почерневшими досками между нашим и соседним домом. А ещё туда приходила Верочка, тоже из нашего класса, с которой у меня были какие-то отношения, а потом резко прекратились, когда появилась моя Ира. И ещё кучу информации она на меня вывалила… прямо, как из ведра… из помойного. Ну окей, Зина, я всё понял, Зина…

– Мусорка, кажется, едет, – сказал я, чтобы отвязаться от назойливой подруги.

– Точно, – радостно ответила она, оглянувшись назад, – сегодня она вовремя, это большая редкость.

Это был страшно уродливый ГАЗ-51 с переделанным кузовом, я вспомнил такие артефакты из глубин развитого социализма – мусор в него следовало высыпать в открытый люк сзади, причём крупные вещи можно было засунуть во внутренности через отдельный лючок рядом с кабиной. Крупного у меня ничего не было, поэтому я дождался свое очереди, но немного не успел. Содержимое этого вместилища видимо превысило какие-то неведомые мне нормы, и водитель громко сказал «Ша, все отошли на два метра», после чего врубил механизм уплотнения.

Оно там и уплотнилось на целый метр, при этом на дорогу вылилось пара литров чего-то бурого и неприятно пахнущего. А когда пресс вернулся на свое законное место, мусорщик ничего говорить не стал, а просто отошёл в сторонку. Я вытряхнул оба ведра по очереди, попрощался с Зиночкой и вернулся в свою квартиру. Помыть бы их что ли надо, со вздохом подумал я, обозревая днища своих вёдер, но решил, что и так сойдёт – постелил по половинке газетного листа и поставил их на свои места. Когда мыл руки в ванной (вытирать не стал, непонятно, кому какое полотенце принадлежит), услышал сзади негромкое покашливание. Обернулся – там стояла женщина очень средних лет и очень средней наружности. В бигудях.

Ты гуди-гуди-гуди, пока крутишь бигуди, неожиданно всплыл у меня голове дурацкий припев дурацкой песенки. А бигуди тем временем вошли в ванную, подвинув меня в угол обширным бюстом, и защёлкнули за собой задвижку на двери.

– Что же это ты свою Марусю совсем забыл, Санечка? – сказала она трагическим шёпотом,– не навещаешь, не приголубливаешь? – и при этом она сделала попытку стащить с меня тренировочные штаны.

– Да ты чего! – решительно пресёк я её попытку, – сейчас Ирка выйдет на кухню, она нам обоим устроит приголубливание. И потом, – решил я положить сверху довесок, – меня сегодня на заводе током шандарахнуло, поэтому я некоторое время буду недееспособен… дверь-то открой.

Она с недовольным видом открыла защёлку, встала к умывальнику и сделала вид, что моет руки, а сказала следующее:

– Бедняга. Когда восстановишься, заходи, буду ждать.

– Угу, непременно, – выскочил я из ванной, как ошпаренный.

А сам начал напряжённо размышлять – Маруся эта, Огонёк, наверняка и живёт в третьей комнате нашей коммуналки, спасибо, что хоть это я быстро прояснил. И полотенце понятно стало, какое её и какое наше. На этом плюсы заканчиваются и стартует отрицательный полюс квартирного аккумулятора – вот же какой неразборчивый в женском поле был бывший хозяин моего тела… и супругу подобрал очень редкую, и в любовницах у него какая-то, прости господи, Елену Станиславовну, подругу Ипполит Матвеича…

Ладно, вернёмся к этому вопросу чуть позже, решил я, а сейчас надо бы проведать свою ненаглядную половину. Половина возлежала на кровати и смотрела телевизор.

– Что смотрим? – спросил я чисто для поддержания разговора.

– А ты что, сам не видишь? – скучающим тоном ответила она.

Я присмотрелся к экрану и с удивлением увидел, как Глеб Жеглов с Володей Шараповым беседуют с товарищем Груздевым.

– Ничего себе, – вырвалось у меня, – сегодня начали?

– Да, первую серию показывают. А потом будут Игры доброй воли.

– Тоже неплохо, – согласился я, – я разберу свои бумаги, ладно?

– Чего это вдруг? – подозрительно спросила она.

– Свидетельство о рождении попросили в кадры занести, – быстро соврал я.

– Ну ищи, оно где-то на верхней полочке должно лежать, – и она лениво ткнула пальцем по направлению к шкафу.

Слава богу, не придётся метаться в поисках, подумал я, вытащил с верхней полки шкафа сумку с документами и расположился на столе в углу. Так, первым делом я паспорт свой нашёл и раскрыл – зовут меня, значит, Александр Игоревич Летов, родился я в июле 1962 года в деревне Торбеевка Тамбовской области, это хорошо… отец Летов Игорь Иваныч, мать урождённая Хопрова Лидия Тимофеевна. Прописан я здесь вот, в этой квартире.

Поехали дальше… свидетельство о браке заключено 10 октября 1988 года в городе Энске, девичья фамилия у супруги была Козлова… а ещё козлами других называет. О, есть штатное расписание лаборатории в институт радиотехники Академии наук СССР, где я, очевидно, работал до начала этого 90-го года… это полезная информация, забираем. И записная книжка с кучей фамилий, адресов и телефонов, тоже откладываем, попозже разберемся.

– Ты что-то долго там возишься, Саша, – подала недовольный голос с кровати супруга, – вон же твоё свидетельство, я даже отсюда вижу.

Помолчала бы лучше, зоркая ты моя, чуть было не вырвалось у меня, но удержался, а ответил просто.

– Извини, не сразу заметил, – после чего я собрал всё оставшееся обратно в сумку и задвинул её в шкаф.

А теперь чего, Санечка, теперь тебе предстоит практически первая брачная ночь с новообретённой женой, такие дела… но она, конечно, не сразу настала, эта ночь, сначала мы «Место встречи» досмотрели, потом репортаж с Игр доброй воли, а затем уж в койку улеглись… слава богу, что изделия номер два я нашёл примерно там же, куда документы клал.

Что вам рассказать про секс с Ируней… да лучше ничего не говорить, а просто тяжело и глубоко вздохнуть – бревно бревном, к тому же из всех позиций признаёт только самую простую, к тому же брить промежность её никто не научил… плюс её запах духов меня просто из равновесия выводил. Нет, с этим тоже надо что-то делать и лучше побыстрее…

2 августа, институт радиотехники Академии наук СССР

А утром я кофе сварил из обнаруженного в нашем кухонном столе молотого пакета. На нём значилось, что произведено оно на Владимирском пищекомбинате всего-навсего месяц назад. Запах, правда, был не очень ощутимым, но был… а вкус так и вообще оказался выше всяких ожиданий. Ира удивлённо подняла брови, когда я внес в комнату поднос с двумя чашками и двумя же бутербродами с колбасным сыром.

– Что это на тебя нашло? – спросила она, – раньше ты к готовке и близко не подходил.

– Сам не знаю, – честно ответил я, – просто захотелось. Угощайся, дорогая.

Дорогая немедленно угостилась и сообщила, что всё просто замечательно, а следом вывалила на мою голову огромный пакет неструктурированных данных. Слегка так отфильтровав её базар, я вычленил парочку действительно важных вещей – например, что работала Ируня бухгалтером в заведении со сложной аббревиатурой, что-то со строительством связано. А ещё, что денег у нас на сегодняшнюю дату кот наплакал, меньше сотни осталось, и как жить дальше, она с трудом представляет. Нет, есть ещё сберкнижка с тысячей, доставшаяся от моих родителей, но снимать что-нибудь с неё она не считает нужным.

Заодно и родительский вопрос прояснил – я был круглым сиротой, отец давным-давно умер, мать год назад, а вот тесть с тёщей имелись в полном комплекте, и нам надо бы было их посетить в ближайшие выходные.

– Ты же знаешь, – немного притормозил её я, – у меня сейчас скользящие выходные, вот сегодня, например. Так что тут надо подгадать, когда они совпадут с твоими… и чтобы родители против не были.

– Ладно, решим вопрос в рабочем порядке, – ответила Ирочка, – а с деньгами ты уж придумай что-то, а то зубы на полку скоро положим.

– Зарплату должны на заводе выдать, – нерешительно предположил я, – вот буквально сегодня-завтра. И в институте попробую что-то перехватить.

– Ты уж попробуй, ну а мне пора, – она слегка подкрасилась и сказала мне «адью» на дорожку.

Ну адью, значит адью, ладно, что не арривидерчи… произвёл ревизию финансов – обнаружил в комнате 98 рублей с мелочью. Плюс оставшийся у меня от вчерашних трат червонец. Не густо… Ну что, день у меня сегодня выходной, поедем-ка мы по этому поводу съездим в свой институт. Глядишь, финансовые проблемы как-то порешаем, а, Александр Игоревич? Совершенно с тобой согласен, Александр Игоревич, ответило моё второе я.

Я вытащил из глубин своей памяти, что ехать к институту следует на автобусе 40-го маршрута. Параллельно идёт ускоренный 60-й, тоже сгодится, но у него перерывы в работе большие. Нет, можно и на метро, конечно, но там пересаживаться придётся, к тому же проездной у меня на автобус, а не на метро. Так что включаем режим жёсткой экономии и идём на остановку 40-го.

Слава богу, никого из знакомых я при выходе из квартиры не встретил, вышел через арку на проспект Свердлова и потом наискосок к районному универмагу. По дороге пытался прикинуть, что же такого было в этом 1990 году и конкретно в августе месяце. Вспомнил только, что это была перестройка на самом излёте, СССР остаётся жить год с хвостиком, борьба нанайских президентов Горбачёва и Ельцина входит в решающую фазу. Ещё что? Германия объединится, но это к концу года. Пройдёт парад независимостей союзных республик – Эстония, кажется, первой в этом списке будет, а потом остальные прибалты, молдаване, армяне, киргизы… украинцы с белорусами вроде бы молчат пока. Ещё что? Ирак же заберёт себе Кувейт, и как бы не завтра-послезавтра, но это мне по барабану в общем и целом. Нобелевку Горбачёву дадут, гниде меченой. Стартует эфир радио «Эхо Москвы», выйдет первый выпуск «Поля чудес» ещё не с Якубовичем, а с Листьевым. Введут коммерческий курс рубля, вроде бы 1,8 к доллару, но у спекулянтов он давно в районе 5 держался. И ещё умрёт Витя Цой, поэт, композитор и исполнитель своих песен, обретший невероятную популярность в стране к этому времени.

А вот и долгожданный сороковой автобус, и даже не очень набитый по причине достаточно позднего времени – к началу работы все проехали, а в 10-11 часов ехать уже особенно некому. Грузимся и трогаем…

Через сорок минут я вышел на остановке «Политехнический институт», а тут и до моего радиотеха два шага. Площадка перед входом полупустая, нет ещё в стране автомобильного бума, лет 15 ждать до него. Фойе, доска почёта… о, мы тут приостановимся и изучим лица – пригодится. Из тех, кто значился в моём штатном расписании отдела, я нашёл двоих – начальника, естественно, Гринберга Андрея Наумыча, а ещё завлаба Быстрова Александра Иваныча… лица запомнил. Только дёрнулся к вахте, как был остановлен раздавшимся от окна окриком:

– Лётчик, притормози, дело есть.

Я оглянулся – там на подоконнике сидел парень примерно моих лет и ничем не примечательной наружности. Знать бы ещё, кто это такой…

– Привет, – ответил я, садясь рядом на подоконник, – а что за дело?

– Ты же у нас по электронике спец, хоть временно и не при делах, – продолжил этот хрен, – а мне как раз надо спаять с десяток усилков для видеосигнала.

– Так-так, – сказал я, – давай обсудим, я не против. Что за сигнал, когда надо, какие условия?