Не отпускай моей руки
– Что – не надо? – Арольд промолчал под его яростным взглядом, и граф ещё сильнее встряхнул его. – Что – не надо, сопляк? Говори!
– Не делайте этого… – выдохнул Арольд горячим шёпотом. – Я не ниже вас по рождению, господин. Вы не можете так обходиться со мной, это бесчестно… вас не поймут… Вы же граф, и я – граф, вы не… – Но граф Годвин перебил его быстрые слова и встряхнул сильнее, чем до этого.
– Нет, щенок, ты ещё не граф! Ты только сын графа, вот твоя мать – графиня, твой отец – граф, а ты ещё нет. Ты только виконт, вот, когда тебе станет восемнадцать, и ты вступишь в свои права, вот тогда ты станешь графом, тогда мы будем говорить с тобой наравных. А сейчас за тебя отвечает твоя мать…
– Я – наследник Оранта! – Громко перебил его Арольд.
– Да плевать мне, кто ты! Слышишь?! Твоей матери на тебя плевать, а мне – тем более…
– Нет! – он снова перебил графа громким голосом.
– Она не собирается идти на переговоры. Она вообще промолчала на моё письмо. Ей не нужен ты, каким бы ты там наследником ни был. Слышишь меня? Ты слышишь, щенок?! – Граф снова тряс его раздражённо.
– Неправда! Она любит меня!
Повисла минута полной тишины между ними, и всю эту минуту граф пристально рассматривал лицо пленного, будто видел того впервые. Потом усмехнулся, скривив губы.
– Любит тебя, говоришь?
Арольд промолчал на этот вопрос, только громко сглотнул пересохшим горлом. Что всё это значит?
– Значит, любит? Ты в это веришь? Хорошо! Вот мы сейчас это и проверим. Посмотрим, как она тебя любит… Сыночка своего единственного… – Граф, всё также держа Арольда за одежду, повернулся к своим людям и громко приказал: – Найдите Аина! Он нужен мне здесь. Срочно!
– Хорошо, милорд! Сейчас будет!
Арольд попытался отстраниться от графа, по-прежнему державшего его за камзол. Какой-то нехороший страх и предчувствие неприятностей прокрадывались в сердце.
Что всё это значит? Кто такой этот Аин? Зачем он здесь нужен?
– Не надо, господин… – прошептал одними губами замирающим голосом.
Граф обернулся к нему и посмотрел в лицо.
– Надеюсь, она увидит и – главное – услышит тебя.
В этих словах было столько холодного упрямства и решимости, что Арольд обомлел от ужаса. Снова шепнул потерянно:
– Не надо, господин… не делайте этого… Прошу вас, милорд, умоляю… Не надо…
– Ты ещё расплачься, щенок, пусть мамочка оттуда, – граф мотнул головой в сторону замковых стен, – услышит.
Арольд хрипло дышал, ощущая, как от предчувствия боли и больших неприятностей задрожали губы и подбородок.
А потом появился этот Аин и с ним парочка его людей. При беглом взгляде на них Арольд почувствовал ещё и слабость в коленях. Это были не просто воины, солдаты, это были наёмники, те, которые за деньги могли сделать всё и ни перед чем не остановятся.
Этого Аина он почему-то сразу узнал, выделил из троих.
Блестящий, чисто выбритый череп, лицо сухое с острыми резко очерченными скулами, глаза тёмные, почти чёрные, даже зрачка не видно, и постоянно полуприщуренные, будто Аин всё время находился в глубокой задумчивости. Сейчас он неторопливо жевал травинку и, глянув в лицо графа Годвина, медленно вытащил её и спросил:
– Да, милорд, вы меня звали?
– Видишь вот этого парня, подойдёте к Оранту на полёт стрелы. Я хочу, чтобы он кричал, громко кричал, чтобы мама сверху слышала.
Аин медленно поднял тёмные брови, и тонкие губы его растянула холодная улыбка маньяка.
– Всё понятно, милорд, сделаем. Запоёт, как монах в церковном хоре. Услышит…
– Только не калечьте, – предупредил граф. – Он мне ещё нужен.
– Хорошо, милорд, всё сделаем.
– Думаю, много усилий не понадобится.
При этих словах графа Арольд упрямо стиснул зубы. Он не будет кричать, не дождётесь.
«Не смотрите не то, что я молод и, по-вашему, говорю глупости. Я – сын графа, и мать моя – тоже графиня… Вы – бесчестный человек, раз позволяете себе мучить равного. Бог накажет вас, граф Годвин! Он не простит вам этого…»
Он хотел бы сказать это всё графу в лицо, но во рту от волнения пересохло ещё сильнее, и он не смог и слова из себя выдавить.
Наёмники подхватили его под локти и повели вперёд, ближе к родному замку. Один из них смерил расстояние до стен Оранта и произнёс:
– Хватит, пожалуй. А вдруг у них там какой лучник-мастер найдётся?
Аин медленным взглядом окинул Арольда с головы до ног, пожевал свою травинку и перебросил её в угол рта, спрашивая:
– Так ты – сын графини, что ли? А? А как к нашему графу в руки попал? Не повезло? – Усмехнулся. – Так ты такой невезучий, что ли, парень?
Арольд ничего не ответил, чувствуя, как оба наёмника, те, что тащили его, впились в локти, да так сильно, что ни плечом, ни руками не повести. А главный их ловко выдернул небольшое лезвие из-под широкого кожаного ремня на левом запястье, поднёс его к лицу Арольда и шепнул, глядя в широко распахнутые глаза:
– Сам кричать начнёшь или тебе помочь? – Арольд сглотнул и хрипло выдохнул, молча поводя подбородком. – А граф сказал, много усилий не понадобится. Проверять, что ли, будем, а?
Он водил этим лезвием перед глазами, аккуратно, не оставляя пореза, провёл по щеке и наблюдал за меняющимся выражением глаз графского сына.
– Смотри, какая кожа-то у тебя, парень… Как у девушки. Ты, наверное, даже не бреешься ещё? А?
Он часто говорил это «а», мягко так, с вопросом. Спрашивал и смотрел задумчиво-вопросительно, всё держа эту свою травинку в зубах. Арольд глядел ему в глаза и думал: «Неужели это со мной? Это не может быть со мной! О, Господи… Это не я… Не я…»
– Что с тобой сделать, чтобы ты кричать начал, а? Порезать тебя? Или глаз тебе вырезать? – Хмыкнул. Повёл лезвием до глаза, и острый кончик ножа без рукояти впился в кожу нижнего века. – Хочешь, я сделаю тебя кривым на один глаз, а, парень?
Арольд хрипло втянул воздух и медленно повёл головой от лезвия, убирая лицо назад и вбок, и чтобы больше не допустить такого, Аин взял его за подбородок тяжёлой и сильной пятернёй. Снова упёр лезвие в кожу у глаза, и на этот раз Арольд уже не мог пошевелиться.
– Какой глаз, а? Правый или левый? Выбирай! Ни одна девка на тебя не взглянет больше… Ну? Правый или левый, а? Кричи, щенок, – приказал твёрдо Аин.
Но Арольд молчал, в горле так пересохло, что даже воздух проходил в него с превеликим трудом, будто дышишь через толстое одеяло.
– Слышь, Аин, граф же просил его не калечить… – подал голос один из его товарищей-наёмников, и Аин резко перевёл взгляд на лицо говорившего: высокого, среднего возраста и с ярко выраженными залысинами, отчего лоб его казался высоким, а лицо узким.
– Не бойся, Гарт, я с графом договорюсь. Скажу, извини, милорд, немного перестарался… рука сама соскользнула, но, что поделаешь? Новый же не вырастет уже…
Второй наёмник над головой Арольда издал хриплый смешок, оценив шутку товарища. Арольд же только сипло выдохнул в ладонь Аина.
– Если хочет глазки сохранить, надо только крикнуть, громко крикнуть. Кричи, парень, кричи так, как ещё не кричал. А?
Он резко чиркнул лезвием и порезал скулу под левым глазом, Арольд дёрнулся назад от неожиданной боли, но сумел отодвинуться всего на чуть-чуть.
– А может, тебе отрезать ухо? Отрастишь потом волосы, прикроешь, никто и не заметит, а?
Холодное лезвие уже было за мочкой левого уха, и Арольд снова попытался повести подбородком, но рука Аина держала его крепко, очень крепко.
– Будешь, мальчик, безглазым и безухим… Но слышать-то можно и без уха, а вот глядеть без глаза не получится. Веришь мне? А? – Аин дёрнул лезвием – и Арольд почувствовал, как кровь из пореза за ухом потекла вниз по шее.
– Кричи, парень, кричи. Чего тебе стоит? Ты же кричал, когда был младенцем… Младенцами все кричат. Пусть мама послушает и прибежит баюкать тебя на руках. Ну?
Аин оставил ещё один порез теперь вдоль щеки сверху вниз. Арольд дёрнулся всем телом, зазвенел цепями на ногах и руках и сумел шепнуть в расслабленную ладонь, державшую его за подбородок:
– Не надо… пожалуйста…
– Пожалуйста? – Аин рассмеялся вдруг на его просьбу и выплюнул свою травинку в сторону. – Ты говоришь: пожалуйста? Ты знаешь, сколько лет назад я в последний раз слышал это слово?
Тот наёмник, что смеялся до этого, рассмеялся опять, понимая, о чём говорит его товарищ.
– Кричи, парень, или я начну ломать тебе кости… Ты хочешь этого, а? Ты знаешь, что это такое? Или я вырву тебе ногти? Потом переломаю пальцы! Ты этого хочешь, а, парень? Кричи! К чёрту твоё упрямство! Ты, что ли, хочешь переупрямить меня? – Усмехнулся. – Здесь ты проиграешь. Я – осёл, ты знаешь, сколько во мне этого дерьма? А? Да я порежу тебя на гору кусочков одним этим ножичком… Какая мамаша? Ты сам себя не узнаешь. Кричи, парень! Громко кричи! Чтобы мама слышала…
– Я не могу… – шепнул Арольд.
– Не можешь или не хочешь?
Арольд смотрел огромными глазами и чувствовал, как из всех порезов на лице сочится кровь.
«Мамочка… Я так близко от тебя, так близко… Что мне делать?»
Аин достал из кармана маленькие щипчики, какими колют орехи, и щёлкнул ими перед лицом графского сына.
– Ну что, парень, по-хорошему ты не хочешь, значит, будет по-плохому. Давай сюда ручки. Ты у нас кто? Правша или левша? Тебе какая рука нужнее? А? Какая разница, впрочем… Начнём с одной, закончим другой… Кричи, парень, просто кричи, и всё для тебя остановится…
Когда Аин, найдя его левую руку, нащупал мизинец и поднёс щипчики, а потом сомкнул их на втором суставе, Арольд сумел протолкнуть воздух в иссушенное страхом горло и закричал. Закричал в первый раз, но не в последний…
ГЛАВА 7
Она была в своём соларе, просматривала какие-то документы, когда к ней влетел сержант и от дверей начал:
– Миледи… миледи, вас срочно просят на стену!
– Что случилось? – Графиня Эйвин сменилась в лице от дурных предчувствий, даже похолодело неприятно за рёбрами.
– Они держат милорда прямо у стен… Он в цепях…
– Что?! Арольда?! В цепях?! Не может этого быть! Он что, совсем из ума выжил? Как он смеет?!
Она метнулась вслед за сержантом, подхватив подол шерстяного платья, бежала по лестницам вниз и опять вверх, перелетая каменные ступени. На улицу, а потом вверх на стену у башни Святой Анны.
Её мальчик… Её Арольд… Какие цепи? Что Годвин себе позволяет? Её мальчика – в цепи?! Он с ума сошёл! Что он делает? Арольд – сын графа! Её мальчик – наследник Оранта! С ним нельзя так! Он не простолюдин! Максимум он мог потребовать за него выкуп, а до этого выплаты этого выкупа содержать его в почётном плену! Но цепи? Какие цепи?
Она влетела на стену, остановилась, хрипло дыша, и солдаты перед ней расступились, пропуская вперёд, к самым зубцам. Графиня прошла, стараясь не замечать лиц толпившихся солдат. Арбалетчики, лучники, мечники – все в форме, с вышитыми гербами Оранта на груди, лёгкие кожаные доспехи, редко у кого кольчуги…
Сколько мужчин собрано в одном месте! И все они склоняют головы перед ней. Она – их госпожа, она – правительница Оранта. И если граф Годвин пойдёт на штурм – когда граф Годвин пойдёт на штурм! – все эти воины будут защищать стены, этот замок и свою госпожу. Они умрут за неё, умрут за Орант!
– Покажите! – приказала коротко и холодно.
– Подойдите сюда, миледи! – позвал один из офицеров.
Это барон Рейн, он успел прийти в Орант со своими войсками буквально в последний день перед осадой, и сейчас был на стенах, расположившись со своими солдатами практически на всех участках куртин – пространствах между башнями.
– Где? Вы точно узнали его? Как вы поняли, что это он?
Она подошла к зубцу стены. Здесь не было хорд или галерей, их не успели ещё надстроить, но стена здесь и так высокая… остановилась у самого края, видя перед собой зелень раскинувшегося пространства, огромную армию графа Годвина, растянувшуюся и влево, и вправо. А потом она увидела его… своего Арольда…
Его держали за руки два каких-то бугая, а третий лапал за лицо. И да, на нём были цепи. И это был её мальчик! Его узнали многие здесь. Он же приметный.
Какой он родненький для её глаз, её дорогой сыночек… Родные тёмные волосы… Сколько она гладила и перебирала их в пальцах, когда у маленького его сидела ночами или баюкала на руках в дни болезней, когда молилась за него. Это её единственный, ненаглядный мальчик… А эти уроды мучают его… Что им надо? Оставьте его в покое! Отпустите!
– Что происходит? Что они делают?
Рядом уже стоял барон Рейн, он был высок ростом и всегда смотрел на неё так, сверху вниз, и взгляд у него всегда был таким же – немного скучающим, что ли.
– Я не думаю, что его будут пытать… Граф Годвин не позволит…
– А для чего тогда это… всё? – Графиня Эйвин с силой стиснула кулаки, гневно глянула на барона Рейна, будто он в чём-то был виноват.
Так близко… её мальчик был так близко… Что им надо?
И того гонца Киарт отправил назад без письма. Он уже должен был доехать до Годвина. Неужели всё, что сейчас происходит – это ответ на её молчание? Чего он ждал? Что она распахнёт ворота и впустит сюда его самого и армию его головорезов? Как бы не так!
Он не позволит этим людям делать больно её мальчику! Бедный Арольд… А этот третий всё что-то вился вокруг него, по-прежнему держал за подбородок… Какой он лысый, череп так и сверкает! И жуткий, наверное, вблизи-то…
«Держись, мой мальчик… Мама сделает всё, чтобы вернуть тебя… Они не посмеют сделать тебе больно… Ты только держись…»
И тут Арольд закричал! Закричал от боли! Громко и звонко, знакомо так и по-детски, и этот крик ножом полосонул сердце графини Эйвин.
Нет! Что они делают с ним, с её мальчиком?!
– Что?! Что там?! – Она толкнулась вперёд, и барон едва успел удержать её, не позволив упасть со стены замка, закричал своему сержанту:
– Найдите барона Киарта! Срочно!
– Они мучают его… Они делают ему больно…
Графиня билась в руках барона, рвалась вперёд, вцепившись пальцами в каменный угол крепостного зубца. А воины рядом возмущённо загудели. Крик молодого наследника сейчас слышали все, и все понимали состояние матери, которая тоже всё слышала, но воспринимала этот крик по-другому, своим чутким материнским сердцем она иначе чувствовала его.
«Мой мальчик… Уроды! Перестаньте! Прекратите мучить его! Изверги! Варвары! Грязные животные! Хватит! Перестаньте! Нет! Нет!»
– По-моему, ему ломают пальцы… – громко прошептал ближайший из сержантов, видимо, самый зоркий из близко присутствующих. А крик наследника Оранта звенел ещё и ещё.
– Да ну… – отозвался барон, глянув с высоты своего немалого роста.
А графиня вдруг перестала биться в его руках и как-то замерла, смотрела вперёд остановившимся взглядом. Она слышала его крик, непрекращающийся крик своего мальчика.
Чего добивается от неё Годвин? Что сейчас она пойдёт на переговоры, на уступки? Этого он хочет, издеваясь над её сыном-наследником?
– Найдите хорошего лучника! – распорядилась холодно и бесстрастно, глядела только вперёд, туда, где был он и его крик.
– Лучника! Лучника сюда!
Появился лучник с длинным луком в человеческий рост, смотрел на графиню в ожидании приказа, а сам уже держал в руке стрелу, длинную, с белоснежным оперением. Графиня молчала, всё также глядя вперёд.
– Я здесь, миледи… – подал голос лучник, парень с удлинённым лицом и коротко стриженными русыми волосами. Он госпожу-то свою так близко видел впервые, всё время лишь издалека, а она такая… такая необыкновенная, оказывается, строгая и величественная.
Она в сторону этого лучника даже не глянула, выбросила руку вперёд, указывая тонкими дрожащими пальцами. Шепнула:
– Убей его…
А крик наследника Оранта всё ещё резал всем слух.
Лучник поторопился наложить стрелу, приблизился к кромке стены, натягивая тетиву, и все услышали лёгкий треск сгибаемого силой рук лука. Стрела полетела вниз по широкой дуге, но не достигла цели. Расстояние всё же было андоррцами выбрано верное.
– Ещё стреляй! – распорядилась графиня строго.
Лучник пустил вторую стрелу и опять безуспешно, стрела на этот раз прошла боком.
– В кого ты метишь, болван? – Она сверкнула карими глазами на лучника, впервые глянув ему в лицо.
– В лысого…
– Какого – лысого?! Его убей! Его!!
– Кого, миледи? – Лучник заметно растерялся и переглянулся с бароном Рейном, пожал плечами, ничего не понимая.
– Арольда… Чтобы не мучился… Они всё равно не отдадут его…
– Что?! – Барон Рейн подумал, что ослышался.
О чём она просит? Сына, что ли, убить? В своём ли она уме? Просить такое?
– Пошёл! – Он махнул рукой лучнику, прогоняя его, и приблизился к графине близко-близко, заговорил чуть слышно, чтобы солдаты вокруг не слышали: – Миледи, одумайтесь… Что вы говорите? О чём вы просите? Да и расстояние тут слишком большое…
Ещё один крик боли молодого наследника заставил барона Рейна поморщиться, графиня же даже в лице не поменялась: по-прежнему холодная, решительная, с горящими глазами.
– А что, других лучников нет? Лучше этого? Того, кто стреляет дальше? Найдите, барон! Остановите это… – Она дёрнула подбородком, закрытым шейным платком, вперёд за стены замка.
– Но, миледи…
– Найдите! – закричала графиня громко, дёрнувшись всем телом, гневно сверкала глазами.
Сержант рядом напомнил негромко:
– Орас у нас самый лучший стрелок… Он и отсюда достанет… Спокойно достанет…
– Где он сейчас? – спросил барон чуть слышно.
– Где-то на западной части стены, по-моему…
– Найдите! Быстро! И сюда его!
Графиня Эйвин молчала, просто слушая крики сына и смотря вперёд остекленевшим взглядом.
«Они делают тебе больно… Они мучают тебя… Мой маленький несчастный мальчик…»
Все ждали лучника с западной части стены, но его опередил барон Киарт, влетел легко по крутым ступеням на стену и тут же нахмурился озадаченно, уставившись взглядом на графиню. Барон Рейн оттянул советника на миг в сторону, шепнул тревожно:
– Уводи её отсюда… Она совсем… Явно у неё не всё в порядке с головой стало… От горя, наверное…
– Что случилось?
– Она его убить приказала… Из лука застрелить… сына своего…
– Арольда? – Барон Киарт вскинул тёмные брови, и глаза его тёмные тоже изумлённо сверкнули. Нет, он никогда бы в подобное не поверил. Эйвин всегда любила сына, очень любила, она не стала бы просить чего-то такого…
– Они мучают его… Слышишь? – Барон Рейн дёрнул подбородком за спину. – Ему ломают пальцы… А она… Она потребовала убить его, чтобы не мучили… Как это? Что-то с ней не так…
– Ладно! Я уведу её… А вы здесь попробуйте прогнать их… Лучников хороших найди!
– Да я знаю!
– Годвин совсем уже стыд и честь потерял… Мальчишка тут причём? Я предупреждал её…
– Давай! Уводи её…
Бароны отошли друг от друга. И барон Киарт мягко обнял графиню через грудь, отступил назад, увлекая женщину за собой, говорил ей очень тихо, чтобы только она слышала:
– Эйвин, дорогая, тебе нечего тут делать… Тут есть, кому за это отвечать… Хватит… Пошли назад… Женщинам тут нельзя быть…
– Пусти меня, Киарт! – Она попыталась вырваться, но не смогла, а потом зашептала потерянно со слезами в голосе: – Они мучают его… Ты слышишь? Они делают ему больно… Мой Арольд… Мой мальчик… Как он кричит…
– Я слышу… Сейчас лучники прогонят их. Они перестанут это делать. Поверь мне, дорогая… Всё будет хорошо…
Барон Киарт потянул графиню вниз по лестнице, уводил с крепостной стены, а навстречу уже бежали пара лучников с длинными луками.
– Ну вот, видишь? Тебе не надо было подниматься сюда…
Где-то на середине лестницы крик Арольда оборвался.
«Слава Богу…» – подумал барон Киарт. Наверное, лучники заставили их уйти к своим, забрав наследника с собой. «Хоть бы случайно не ранили мальчишку… Ему и так, похоже, досталось…»
А графиня Эйвин расплакалась вдруг в его объятьях, скорбно так, без истерики, печально, от боли и пережитого страха. Она редко делала это. В последний раз Киарт видел её слёзы на похоронах мужа, лет, наверное, пятнадцать назад. Давно это было, однако. И он обнял её, увлекая в тёмную нишу под лестницей, чтоб никто их не видел, и принялся целовать её пылающее мокрое лицо.
– Всё хорошо, дорогая… Мы вернём его… Всё будет хорошо… Потерпи… Пожалуйста. Всё закончится, и он вернётся…
Он целовал её, а она не сопротивлялась, хотя по обыкновению обжигала его холодным взглядом, не подпуская к себе, раздражалась и злилась, если он пытался приобнять или взять её за руку. Они, конечно, уже были любовниками, но в первый раз их близость случилась давно, а сейчас она подпускала барона к себе очень и очень редко. Почему? Он об этом не догадывался, хотя, конечно, хотел бы более открытых отношений, хотел бы почаще бывать в её спальне…
Но властная женщина смотрела на него свысока и только улыбалась снисходительно. Ну да, кто он по сравнению с ней? С графиней?
И только сейчас она не отталкивала его, не злилась, прощала ему и поцелуи, и объятья, и горячий шёпот.
– Всё будет хорошо, Эйвин… Мы вернём его…
– О, Киарт, они мучают его… Моего Арольда… Моего маленького сыночка…
Она плакала на его груди, а барон успокаивал её, поглаживая по спине ладонью.
ГЛАВА 8
Личный врач графа Годвина – старый монах с сухим и тонким лицом – осмотрел его очень внимательно. Арольда трясло от боли и слёз, он даже не помнил толком, что с ним делали. А монах вправил кости пальцев на левой ладони и плотно, очень плотно, перебинтовал её бинтом, пропитанным свежим яичным белком.
– Так делают в нашем монастыре… Он застынет, и рука ваша не сможет двигаться. Лучше, если вы сохраните повязку подольше… Может быть, даже с месяц… – он объяснял неторопливо и всё старался поймать на себе растерянный взгляд этого испуганного, измученного парня. – Молитесь, молодой человек. С Божьей помощью, если вам повезёт, ваша рука ещё послужит вам. Вы же правша? Левая будет нужна вам, чтобы держать щит, верно? Если вам повезёт, вы ещё сможете это делать… Держите повязку подольше… Хорошо? – Но мальчик даже не кивнул в ответ, да и слышал ли вообще, что ему говорят? – Вы ещё молоды… У молодых кости срастаются быстро… Осколков я не нашёл, значит, переломы чистые… Всё будет нормально… Вам это сделали очень умелые руки… Наёмники, что и говорить… они это умеют…
Порезы на лице он даже обрабатывать не стал, только осмотрел бегло. Граф торопил его, он хотел отправить пленного подальше от его родного дома. Мало ли что? Как штурм пойдёт? Когда появятся ещё эти бароны с севера? Вдруг случится что-нибудь непредвиденное? Себе спокойнее, если будет он подальше от боевых действий, а то графиня ещё, чего доброго, отбить ненаглядного сыночка вознамерится. Мало ли…
Врач дал ему выпить сильно разбавленного вина, Арольд хотел пить, он очень сильно хотел пить и выпил всё до капли. А после выпитого его начало клонить в сон, и как заснул и где, он даже не помнил.
Очнулся он в крытой повозке, на ноге цепь, вокруг вооружённая охрана, его везли куда-то. Ехали они долго, ночевали то прямо возле дороги, то на постоялых дворах. На него мало обращали внимания, никто с ним не разговаривал, его кормили, поили, отводили справить нужду. За все эти долгие, бесконечные дни Арольд безучастно смотрел вокруг, молчал и думал. Гадал, что с ним будет? Вернётся ли он ещё когда-нибудь домой? Увидит ли ещё свой Орант?
Он хорошо помнил, что видел на стене замка мать. Она металась там, женщина в тёмно-зелёном платье. Она любит зелёный цвет… Да и кто бы мог там быть, кроме неё? На стене? Кроме матери, в замке только прислуга из женщин, да и одета она была соответственно. Жалко, что лица её он так и не разглядел, не до этого было, а потом лучники стрелять начали, и этот Аин убрался из-под огня со своими приятелями. Они и Арольда с собой утащили.
А теперь, вот, везли его куда-то и даже цепь с ног не сняли, ну хоть руки освободили. А с одной, только правой, было так неудобно. Это когда ты здоров, и все руки у тебя на месте, ты этого не замечаешь. А когда что-то подводит тебя и не может служить, как надо, как привычно, вот тогда это очень и очень удручает.
И Арольд теперь думал сам себе, как же он без левой руки теперь жить будет? Как управляться ему в бою? Что же это теперь с ним станет? Он теперь калека, что ли? Урод безрукий?
Вспоминал этого Аина-наёмника и внутренне содрогался от неприятия, от злости на то, что пережить пришлось. Вспоминал щёлканье тех щипчиков, хруст ломаемой кости, и выносить не мог, когда кто-нибудь из его сопровождающих рядом грыз подсушенную корочку хлеба. Это была мука, настоящая мука.
И теперь вот везут его куда-то и для чего-то. Зачем?
В идеале граф Годвин был выкуп за него с матери запросить, не мучить, конечно же, и не пытать, отдав в руки этим извергам-наёмникам. Так всегда делали, когда в плен попадал кто-нибудь из аристократов. Это же равного себе обижать! Это не по правилам чести! Так нельзя, ведь Арольд не простолюдин, у него графское происхождение.