Хроники Пустоши
Карл подошел к страдальцу, остановившись так, чтобы мутант не смог его достать, вновь присел и подтолкнул вторую миску. Монстр вцепился в нее и стал громко хлебать жижу. Лекарь взял шест, зацепил крюком пустые посудины. Подтянув их к себе, поставил на поднос.
Мутанты урчали и чавкали, стуча клыками о железо.
– Вечером зайду, – сказал лекарь, не глядя на Турана, и удалился.
* * *Три дня пролетели без происшествий. Мутанты почти не разговаривали, больше мычали, лишь иногда с трудом выталкивали из себя отдельные слова. Когда вечером приходил Карл с мисками, поведение рабов менялось. Если лекарь опаздывал, они нервничали, рычали друг на друга и на Турана, но стоило монстрам нажраться зеленоватой дряни, как они впадали в эйфорию. Пленник знал, что смесь используют как стимулятор, чтобы повысить агрессивность гладиаторов на Арене Корабля. Если человека или мутанта приучить к наркотику, лишенный дозы боец впадает в буйство и не чувствует боли, этим и пользуются организаторы боев.
Лекарь кормил Турана и лечил его – менял бинты, мазал раны заживляющим воском, заставлял пить горькую микстуру, от которой шумело в голове. Пленный больше не пытался с ним заговаривать.
Макота не появлялся, зато Чеченя заходил каждый день в сопровождении двух бандитов, отстегивал Турана и выводил в квадратный внутренний дворик Дворца. Дыры в сапогах порученец неумело залатал кусками высушенной кожи ползуна.
Однажды Карл слишком слабо подтолкнул миску к мутанту, сидящему по левую руку от Турана, и, не заметив этого, ушел. Лишенный дозы раб взволнованно урчал. Шерсть у него на голове была пятнистая. Мутант тянулся к миске, дергал цепь, пытался даже выломать стояк… все тщетно. Его товарищ по неволе, сожрав пайку, улегся на бок и затих. С каждой минутой пятнистый нервничал все сильнее, хлопал себя ладонью по темени, дергал за уши, скалился. Вскоре началась ломка, мутант стонал, глаза налились кровью.
В конце концов Туран лег на спину, ногами в сторону пятнистого, и пятками подтолкнул к нему миску. Часть кашицы при этом выплеснулась, но мутант обрадовался и тому, что осталось, – схватил миску и, хрипя от наслаждения, опустошил в два глотка. Наркотик подействовал быстро. Раб успокоился и, благодушно моргая, принялся рассматривать соседа. Во взгляде маленьких глазок Турану почудилось подобие благодарности.
Длина цепи позволяла отойти от колонны совсем недалеко, но достаточно, чтобы подобраться к широкому окну, и Туран часто наблюдал за происходящим на заднем дворе твердыни Макоты. Внизу ходили люди, на мотоциклах и трехколесных мотоциклетках приезжали и уезжали бандиты. У стены стояли крытые фургоны и телеги с бронированными бортами. На четвертый день, извергая дым из трубы, во двор вкатил «Панч». Лобовое стекло было разбито, кабина смята. Грузовик остановился у крайней телеги, наружу выбрались Чеченя и пожилой бандит с ежиком седых волос, навстречу им вышел Макота. Троица долго бродила вокруг «Панча», стуча по бортам, осматривая колеса, рессоры и крепления бронелистов. Дважды атаман забирался в кабину. Чеченя горячился, размахивал руками и что-то втолковывал ему. Когда Макота, отдав распоряжения, ушел, появились трое в грязных комбинезонах, по виду механики с одной из ферм, и приступили к ремонту. Они работали быстро и вскоре занялись покраской грузовика.
Утром механики приволокли массивную клеть, сваренную из ржавой арматуры, и водрузили ее на телегу. К вечеру на соседние повозки поставили еще пару клетей.
На следующий день во двор явились Макота с порученцем в сопровождении двоих бойцов, которые вели на поводу ездового ящера-маниса. Кривоногий, покрытый бледно-зеленой чешуей, тот вертел головой на длинной шее и хлестал себя толстым хвостом. Плоская башка напоминала змеиную, из пасти то и дело появлялся раздвоенный гибкий язык.
Пленник с любопытством разглядывал ящера. Скорее всего, Макота купил или отбил его у одного из небольших кочевых кланов. Появление рептилии наводило на мысль, что атаман собирается в поход на юг, к Донной пустыне: говорят, манисы отлично бегают по затвердевшему илу.
Маниса впрягли в телегу, на нее залез бандит в соломенной шляпе, ударил рептилию длинным гибким шестом и дернул вожжи. Ящер качнул головой и пошел вперед, неторопливо переставляя кривые мускулистые ноги. Бандит выкрикнул что-то, треснул ящера по выпирающему хребту – рептилия плавно повернула вправо. Атаман с Чеченей наблюдали. Телега описала круг по двору. Макота, одобрительно махнув рукой, вернулся во Дворец, Чеченя поспешил за ним. Телега встала, но ящера не распрягли. Возничий ушел и вскоре вместе с Карлом принес деревянную бадью, которую поставили перед ящером. Тот сунул в бадью плоскую башку и принялся жрать, дергая хвостом. В это время несколько бандитов ввели во двор еще двух манисов.
Скрипнула дверь. Дремавшие рабы подняли головы, замычали, решив, что это Карл принес их миски, но в зал вошли Макота с Чеченей. Когда дверь еще только открывалась, Туран уже сидел под стояком, вытянув ноги и склонив голову на грудь.
Бандиты встали над ним, и пленник увидел, что Чеченя наконец сменил сапоги и снял повязку с левого глаза. Он был единственным в клане, помимо атамана, кто следил за своей внешностью. Но Макота просто одевался приличнее остальных, а порученец еще и тщательно причесывался, носил щегольскую куртку с меховым воротником, кожаные штаны и рубахи из шкуры маниса. Такую одежду можно было купить разве что в Киеве да на заправках московских кланов.
– Это откеда у тебя?
Пленник поднял глаза. Макота держал в руках плоскую серебряную фляжку, и Туран не сразу вспомнил, что это такое. Ну да, подарок Карабана Чиоры. Теперь казалось, что встреча с летунами произошла очень давно, в другой жизни, хотя со времени поездки к Железной горе, разгрома фермы и сумасшедшей атаки на Дворец минуло всего семь дней.
– Не слышишь, что ль? Отвечай.
– Атаман тебе вопрос задал! – Чеченя ударил пленника носком сапога в правый бок, стараясь попасть по ране.
– Да погодь ты! – Макота отпихнул порученца. – Ну, чё молчишь?
– Мне ее летуны дали, – сказал Туран.
Руки задрожали – он едва сдержался, чтобы не вскочить и не вцепиться атаману в горло. На ремне Макоты висели тесак и пистолет, Чеченя держал револьвер… Нет, еще не время. Он должен смирить ненависть, чтобы она питала его, наполняла силой. Нельзя позволить ей управлять поступками, ему нужны холодная голова и трезвый расчет.
Чеченя оскалился:
– Летуны подарили? За что? За то, что Шакала пристрелил, сучонок?
– Нет, – сказал Туран, не глядя на бандита. – Его застрелила Аюта, а не я.
– Чё еще за Аюта?
– Летунов было двое, мужчина и девушка. Она назвалась Аютой. А он дал мне флягу за то, что я помог им.
Атаман отвинтил пробку, понюхал и хлебнул. Чеченя переминался с ноги на ногу. По лицу его было видно, что, если бы не хозяин, он бы набросился на пленника.
– Крепкое! – объявил Макота, крякнув. – Чё за такое оно? Навроде самогона, тока крепче. Вкуснота. Ладно, а чего еще они те дали?
– Ничего. – Туран успокоился, руки больше не дрожали. Говорил он глухо, сквозь зубы, и смотрел в пол.
– Мож, еще чего подарили? – настаивал Макота. – Летуны-то, а? Они ж богатые, скажи, Чеченя?
– А то! – согласился порученец.
– Мож, оружие какое? Аккумуляторы, э? Куда ты их запрятал?
Туран покачал головой. Макота разглядывал его, что-то обдумывая.
– Так чего, хозяин? – нетерпеливо спросил Чеченя. – Может, я его на шматки прям сейчас? Медленно так, чтоб порадоваться…
– Дурень ты. – Атаман повернулся к нему, достал тесак и несильно ткнул порученца острием в грудь. – Вот кто я, по-твоему, такой? Кто таков Макота теперь есть, скажи?
Чеченя замялся, не понимая, что хочет услышать хозяин.
– Ну-у, ты… – протянул он; Макота внимательно глядел на него. – Ты, значит, эта… Ты главарь в бан… то есть в клане. Хозяин ты, наш хозяин! Атаман!
– Атаман! Еще раз такое скажешь – убью. Я теперь бизнесмен. Понял?
– Понял! Все понял! А что оно такое, этот бизмеснем?..
– Тьфу, неуч! Значит, купец, барыга, дела всякие веду, вопросы решаю, заработок имею. А откеда я его имею?
– А откеда?
– А с торговли.
– Торговля! – оживился Чеченя. – Это я понимаю. Торговля. – Он кивнул на рабов-мутантов. – Вот с этих, э?
– И с этих тоже. И вон с него. – Макота клинком тесака плашмя постучал по голове Турана; тот сидел неподвижно, опустив глаза и внимательно слушая. – Торговать его буду.
– Куда торговать?
– Уй, болван! Хотел тебя старши́м здесь сделать, минометы даже оставить для охраны Дворца. Теперя думаю – какой с тебя старшой? Не сможешь…
– Смогу я, смогу! И с минометами слажу! Только ты разобъясни…
– Разобъясняю. Шакаленок, хоть бою и необученный и не здоровяк с виду, а шустрый. Ловкий. Так?
– Ну так.
– Не нукай, дурень. Он пусть и на «Панче» своем, пусть и неожиданно въехал, и весь оружием обвешанный, а все одно не важно это. Главное – что? Главное – он с десяток наших положил. Значит, обучить ежели его, боец знатный получится. А мы куда этих двоих, – Макота показал на мутантов, – куда их везем? Для чего я их откармливаю?
– Так на Корабль же, на Арену гладиаторскую, ты чего, забыл? Сам же хотел их там продать, а еще встретиться с этим, как его… с Графом, хвастал, у тебя с ним сделка какая-то крупная, важная…
– Ну от, правильно. Не забыл я. Втемяхал теперь?
– Ага, – сказал Чеченя. – Теперь втемяхал. Во́т чего ты третью клетку приказал на телегу…
– Ну то-то же. Значит, давайте цепи с него долой – и вниз. Вечером в дорогу, а ехать далеко.
Глава 6
На бегу ящер качал хвостом, высовывал длинный язык и громко шипел. Управлял им низкорослый жилистый бандит, которого все звали Крючком. Особенно примечательными у Крючка были уши – оттопыренные, большие и розовые. Три ящера, волочившие повозки с клетками, где сидели мутанты и пленник, шли в середине каравана. Он состоял также из мотоциклов – у одного была коляска, – мотоциклеток, трех мотофургонов и «Панча».
Один из мотофургонов, которые на Пустоши еще называли самоходами, тащил на прицепе цистерну с горючим. Второй вез бочку воды; в дощатый кузов третьего сложили провизию, а сверху на шесте водрузили красное полотнище с намалеванной черной краской буквой «М».
Бок уже почти не болел, силы постепенно возвращались к Турану. Его кормили дважды в сутки, после чего ненадолго выпускали из клетки под охраной Крючка и бандита по кличке Малик.
Чеченя остался командовать во Дворце; в путешествие к Кораблю, стоящему в центре огромной пустыни, отправился сам атаман Макота. Он подошел к телеге лишь однажды, когда под вечер первого дня пути Туран, перегревшийся на солнце, в полубреду лежал у прутьев клетки. Сухой сезон закончился, дневная жара досаждала уже меньше, но в полдень под прямыми солнечными лучами было все еще опасно. Караван остановился на привал, бандиты разминали затекшие мышцы. Кому-то выпало охранять машины, кто-то, нарубив веток с колючих кустов, разжег костер и занялся ужином, прочие без дела сидели на камнях. Со всех сторон доносились ленивые голоса, ругань и смех.
Крючок, спрыгнув на землю, встал рядом с Макотой. Лопоухий монотонно двигал челюстями, катая во рту жвачку – слабый наркотик из болотной травы, растущей где-то под Минском. Пластинками высушенных и спрессованных стеблей был забит кошель, висевший на поясе Крючка.
Бандиты молча глядели на пленника, он же едва различал фигуры у повозки. В голове до сих пор гудело злое полуденное солнце, обожженная кожа на лице стянулась, будто ее вымазали клеем и тот засох.
– Ну ты, слышь, – обратился Макота к Крючку. – Ты скажи, почему вокруг меня одно дурачье?
Крючок, меланхолично жуя, пожал плечами.
– Вот ты тоже дурак, как и остальные.
– А-а… – равнодушно протянул лопоухий бандит.
– Я чё те сказал? Я сказал: чтоб с шакаленком порядок был. До конца пути ты за это отвечаешь. Сказал?
– Ну, сказал.
– Не «ну, сказал»! – повысил голос атаман. – Я приказ те отдал! Так чего он полудохлый, тупая твоя душонка?!
– Ну так солнце же. Спекотно днем.
– Спекотно! Тупой! Так тряпку возьми и накрой клетку! И воды ему дай! Карл во Дворце остался, здесь его лечить некому. Короче, ты запомни, Крюк: ежели он сдохнет – посажу тебя самого в клетку и продам на Арену. Обучат тебя красиво помирать и отправят на игрища. Понял, стручок ты кукурузный?
Крючок пожал плечами и равнодушно пробурчал:
– Понял.
Когда Макота ушел, бандит выплюнул жвачку, достал из кошеля новую пластину, сунул в рот и полез на телегу. Первым делом он протолкнул между прутьями тыквенную флягу с водой, потом вытащил из поклажи большой кусок брезента и накрыл клеть.
Распухшими пальцами пленник выдернул из фляги затычку, напился, протер лицо и шею, побрызгал на затылок. Стало легче, гул в голове смолк. Туран откинулся на спину и закрыл глаза. Его везли в Донную пустыню, чтобы сделать гладиатором, бойцом на Арене или «бегающим мясом». Про игрища на Корабле постоянно рассказывал Шаар Скиталец. Он часто упоминал одно из представлений, когда на центральную, самую большую Арену выгоняли толпу безоружных рабов, а затем спускали на них оголодавших мутантов и мутафагов. Для людей это была верная смерть, никто не выживал, хотя иногда доведенные до отчаяния рабы умудрялись завалить пару-тройку тварей.
Крючок принес миску тыквенной каши и кукурузную лепешку. Миска между прутьями не пролезала, бандит поставил ее на солому, устилавшую дно телеги, почесал волосатую грудь и ушел к костру, к товарищам, которые передавали по кругу бутылку.
Туран прижал лицо к прутьям, просунул между ними руки и принялся есть, макая лепешку в кашу. Лепешка оказалась полусырой, тесто липло к зубам, зато его щедро сдобрили перцем.
Поздней ночью, когда стало прохладнее, караван отправился в путь и ехал без остановок почти до полудня. Ящерам раскаленный воздух не доставлял неудобства, зато людям в душных кабинах приходилось несладко.
В полдень бандиты останавливались на несколько часов, прятались под «Панчем» и фургонами-самоходами, расстелив на горячих камнях куски толстого брезента. Лечь, накрыть лицо соломенной шляпой и дремать в ожидании вечерней прохлады – единственный способ переждать жару.
Плотная ткань защищала Турана от прямых солнечных лучей, но дышать горячим воздухом было тяжко. Он укладывался ничком, закрывал глаза и валялся до тех пор, пока караван не трогался с места.
Они ехали мимо развалин заброшенных поселков, занесенных песком фундаментов, карьеров и пустырей. Пленник целыми днями переползал по дну клетки с места на место и разглядывал окрестные пейзажи. Никогда раньше Туран не бывал так далеко от родной фермы. Машины катились по холмам и долинам, иногда вдалеке проходили стада сайгаков, пробегали небольшие стаи шакалов или волков-панцирников; изредка появлялись люди, охотники или бродяги, но никто не пытался приблизиться к охраняемой колонне.
Шел десятый день пути, когда караван достиг хорошо утрамбованной земляной дороги между редколесьем и руслом высохшей реки. Расслышав сквозь гул моторов крики, Туран поднял голову. Из-за деревьев выскочили люди в лохмотьях, вооруженные пороховыми самострелами и копьями. Раздались выстрелы, с головы Крючка слетела шляпа, он свалился с телеги, выпустив вожжи. Караван встал, с дружным лязгом на правом борту «Панча» откинулись крышки над узкими лючками. Хором рявкнули с десяток стволов, и трое нападавших упали.
Крючок, лежа у колеса телеги, перезаряжал обрез. Туран искоса оглядел бандита, на ремне которого висел нож в сшитых из тонкого войлока ножнах. Выпрямившись, лопоухий привалился к клетке спиной. Соблазн был велик. Туран протянул руку и осторожно взялся за рукоять. Выстрелы не смолкали. Бродяги отступали в редколесье, люди Макоты азартно палили им вслед.
Туран успел вытащить нож до половины, когда Крючок резко повернулся и локтем отбросил его руку. Выплюнув травяную жвачку, бандит ткнул пленника стволом в лоб, но тот отпрянул, удар вышел слабый.
Бродяги убежали, оставив на краю рощи несколько тел. Макота приказал, чтобы трупы осмотрели, оружие и все мало-мальски ценное забрали, добили раненых.
Позже, во время привала, Крючок вместе с атаманом подошел к телеге. Оглядев Турана, Макота сказал:
– Нож, а? Ожил, шакаленок, резвый опять. Тебе, знать, упражняться надо, хватит отлынивать. Завтра бой устроим. Готовься, Крючок.
– А и ладно, – пожал плечами лопоухий бандит.
* * *На следующий день караван достиг свалки автомобильных покрышек и железного лома. Бандиты разбили лагерь между черными холмами и руслом высохшей реки, поставив машины в круг.
– Ну чё, малец, – сказал Крючок, выплевывая жвачку. – Щас я тебя бить буду.
Все члены клана, кроме выставленной атаманом охраны, столпились у телеги, гомоня в предвкушении зрелища. Крючок открыл клетку, Туран выбрался наружу, потер поясницу, выпрямился во весь рост. В клетке он мог стоять лишь слегка пригнувшись и наклонив голову. Из кузова «Панча» вынесли кресло на подставке-раме и водрузили на другую клетку. Пятнистого мутанта загнали в угол, чтобы не мешал атаману залезть наверх. Макота уселся, положив на колени ружье.
Турана стерегли двое – лысый Морз и тощий длинноволосый Каланча. Крючок отошел к соседней повозке, скинув куртку с рубахой на руки Малика, до колен закатал штаны, несколько раз присел, помахал руками, постучал себя ребром ладони по шее. Подбежал молодой механик Дерюжка, протянул жестяную банку. Крючок зачерпнул оттуда что-то прозрачное и принялся втирать в тело. Запахло жиром панцирного волка.
Туран сел, поджав ноги. Макота сдвинул брови, и Морз хрипло заорал:
– Ты чего сел?! Встать! Встать, говорю!
Они с Каланчой пинками заставили пленника подняться.
– На! – Под нос Турану сунули банку с жиром. – Мажься, шакаленок.
Пленник покачал головой. Мышцы его после долгого пребывания в клетке ослабли, немного кружилась голова.
Торс Крючка блестел от жира, лопоухий намазал даже лицо и коротко остриженные волосы, которые теперь торчали, словно иглы ежа.
– Смажься! – Морз опустил ладонь на затылок Турана и надавил; второй бандит держал банку перед носом пленного. – Ну!
Едва не ткнувшись лицом в жир, Туран переступил с ноги на ногу и врезал Морзу локтем по ребрам. Быстро шагнул в сторону, выхватив банку, швырнул в голову долговязого Каланчи. Морз крякнул, схватившись за бок, его напарник отпрыгнул, ругаясь. Банка покатилась по земле. Бандиты вокруг загоготали, кто-то захлопал в ладоши. Морз схватился за нож, Каланча за пистолет, но тут раздался крик Макоты:
– Назад! Ему не с вами драться! Морз, не тронь шакаленка!
Крючок достал пластинку травы, сунул в рот, снял с пояса кошель и, бросив его на землю, медленно пошел вперед, приподнимая и опуская плечи, наклоняя голову то влево, то вправо. Каланча с Морзом отступили.
Макота поднял руку, готовясь дать сигнал к началу схватки, бандиты притихли, но Туран не стал дожидаться – тело его после многих дней бездействия требовало движения. Пригнувшись, он бросился на Крючка, врезался головой ему в грудь и тут же ударил кулаком в живот. Крючок отскочил; оба удара достигли цели, но не причинили особого вреда. Бандит резко подался вперед, будто собрался боднуть противника лбом в нос, Туран отпрыгнул, Крючок нырнул следом, обхватил его за поясницу и приподнял. Толпа взревела, что-то возбужденно забормотал пятнистый мутант. Ноги Турана повисли в воздухе, он неловко ударил Крючка кулаком по спине, а тот, сцепив кисти в замок, сжал его сильнее. Ребра скрипнули, в глазах потемнело. Туран саданул локтем по мускулистому плечу, кулаком – по шее, по затылку. Руки соскальзывали с натертой жиром кожи, а лопоухий, громко сопя, сдавливал его все сильнее. Макота привстал, наблюдая за поединком. Пятнистый мутант, припав мордой к прутьям, вцепился в них лапами и рычал.
Хрипло выдохнув, Крючок сжал противника еще крепче. Туран больше не бил, сил на это не осталось – стучал ладонями по плечам и бугристому, влажному от жира затылку. Мир качался, тускнея. Пятнистый мутант сочувственно глядел на Турана и от волнения дергал себя за ухо.
Ухо! Туран, зажмурившись, схватил Крючка за оттопыренные красные уши – и рванул что было сил.
Крючок замычал, выпустив противника, отпрыгнул с перекошенным от боли лицом. Бандиты восторженно взревели.
– Добрый прием! – гаркнул Макота, потирая руки. – Вот это дело, шакаленок!
– Десяток патронов к ружжу ставлю, что Крючок фермера одолеет, – произнес старший механик Захар.
– Принимаю! – откликнулся Малик.
Туран отступил к телеге, поглаживая ребра, оглядел небритые лица вокруг. Макота ухмылялся, мутант скалился и кивал пленнику.
Крючок потрогал уши и пошел вперед. Челюсть двигалась быстрее обычного, он чавкал и брызгал зеленой слюной. Когда бандит бросился на Турана, тот встретил его прямым ударом в лицо, но Крючок пригнулся, упал на колени и врезал ему двумя кулаками в живот.
Пятнистый мутант зарычал. Туран упал на спину, дыхание перехватило. Он перевернулся на бок, скорчился, прижав колени к груди, и увидел Крючка над собой. Бандит занес ногу, чтобы ударить его подкованным каблуком в лицо.
– Авиетки! – закричал кто-то. – Авиетки летунов!
Бандиты кинулись кто куда, в машины и под телеги. В небо уставились десятки стволов. Макота полез с клетки вниз, мутант попытался ухватить его за сапог, просунув волосатую руку между прутьями, но не успел.
Атаман закричал:
– Не стрелять в летунов! Только если нападут, слышали? Все слышали?!
Две небольшие авиетки промчались над горами покрышек. Одна полетела по кругу, слегка накренившись, вторая – по прямой и над руслом реки заложила крутой вираж. Туран увидел головы над открытой кабиной, кожаные шлемы и квадратные очки. У сидящего сзади человека в руках было ружье. Авиетка пронеслась над караваном, головы небоходов повернулись в сторону «Панча».
Они прилетели за ним! Карабан Чиора обещал, что его найдут. Наверное, летуны побывали на ферме, увидели, что она сгорела, и отправились на поиски Турана. Он приподнялся, хотел помахать рукой, но не стал: слишком много бандитов вокруг, они заметят и поймут, что пленник подает сигналы.
Теперь обе авиетки летели совсем низко. Двигатели гудели, рокотали пропеллеры. Макота, забравшись на подножку «Панча», открыл дверцу и поднял ружье.
Оглядевшись исподтишка, Туран увидел, что рядом никого нет, и пополз к пересохшей реке. «Панч» перекрашен, и хотя оружейная башенка – деталь приметная, летуны могут не признать грузовик. Тем более что в авиетках не было Карабана с Аютой. Очки и шлемы мешали рассмотреть лица, но в обеих машинах сидели мужчины, и ни у одного не было длинных лихих усов.
Даже если летуны узнают «Панч» – что будет? Им нужен железный ящик, а не Туран Джай. Они приземлятся и попытаются договориться? Мирно расспросят бандитов о Туране? Гильдия могущественна, но не всесильна, а до Крепости далеко. Что, если Макота прикажет убить летунов и сжечь авиетки? Узнав об их интересе к фермерскому сыну, атаман возьмется за него…
Достигнув обрывистого берега реки, пленник увидел застывшую грязь внизу. Пророкотал мотор, винт взбил воздух над головой Турана, авиетка стала разворачиваться. Он перегнулся через край обрыва и упал. В груди екнуло, черная грязевая корка прогнулась, треснула. Авиетка, заложив вираж над горами покрышек, полетела вдоль реки, вторая понеслась на юг. Похоже, летуны не узнали грузовик. Вскочив, Туран побежал прочь от стоянки. Рокот моторов затихал: крылатые машины мчались в сторону Киева.
Грохнул выстрел, пуля взломала корку у самых ног. Сзади донесся окрик. Беглец остановился и медленно повернулся. Стоящий на берегу Крючок целился в него из обреза. Туран огляделся. До противоположного берега далеко, спрятаться негде, он здесь как на ладони. И бежать нет смысла – пуля догонит…
Рокот авиеток стих, рядом с Крючком показался Морз, а за ним и атаман. Макота ткнул в Турана пальцем, поманил к себе. Ссутулившись, пленник пошел обратно. Кое-как забрался по склону. Когда он встал перед бандитами, Макота ударил его в челюсть, Туран упал и замер, вперив взгляд в сапоги атамана. Зубы свело от напряжения. Ему хотелось вцепиться в эти сапоги, рыча, прогрызть лодыжки врага, опрокинуть его – и бить, топтать, ломать кости… Но он лежал молча, не шевелясь. Он копил в себе ненависть, как старый скряга, дрожащий над монетами в своем сундуке.
– Вставай ужо, – сказал Макота и отвернулся. – Прыткий он стал, э? Ладно, заприте его. Крюк, теперь в оба гляди, нам до Моста еще переть и переть.
* * *Прошло много дней с тех пор, как Туран покинул Дворец. Он дрался почти каждый день, лишь иногда Макота давал передышку, если пленнику особенно сильно наминали бока. Бои были единственным развлечением в пути; бандиты делали ставки, живо обсуждали, сумеет ли фермерский шакаленок выстоять сегодня или нет, кричали, хлопали в ладоши, ругались и хохотали. Часто Туран оказывался побежденным, но случалось и по-другому. Он больше не брезговал мазаться жиром, каждый день упражнялся в клетке – подтягивался на верхних прутьях, отжимался, качал пресс. Туран Джай и раньше не был слабаком, теперь же мышцы всё рельефнее проступали под кожей, плечи расправились, прямее стала спина.