– Я с ним ни словом не обмолвился. Только собаку похвалил. Спросил ещё, не ходит ли на охоту.
– Про нечистую силу уже на базаре придумали. Надо будет завтра лекаря хорошего послать, пусть тело повнимательнее посмотрит. Может, выяснит отчего умер этот путник.
– Тут и гадать нечего. Я ведь столько лет в ловчих ходил. Потом в войске, в ертауле следопытом. Всякого насмотрелся. В том числе и змеиных укусов. Когда тело осматривал, сразу увидел ранки на руке. Спутать трудно. И вокруг всё опухло. Видно и лицо от этого перекосило. Видал такое раньше. Хотя лекарь, конечно, вернее скажет.
– Про это кому-нибудь говорил?
Сотник покачал головой.
– Молочнику этому?
– Он к телу и не подходил, а других я не подпускал. Разве что потом, когда тело повезли.
– Вот и не стало сказки, – грустно улыбнулся Злат. – Хотя, как сказать. Говорят нечисть всякая любит в змей превращаться. Вот только гули это, джинны или пери какие – не помню. Здесь ведь в Сарае народ откуда только не собрался. У каждого свои сказки. Свои чудовища. Лекаря завтра всё-таки пошлю.
Дело на поверку выходило довольно обыденное. Взбрело кому-то в голову идти ночью степью, в обход застав. Наступил в темноте на змею. Вся недолга. Что заставило его таиться и какие недобрые дела хотел покойный проделать во мраке, он теперь уже никому не расскажет. Да и кому это интересно? Это же не сказка. Про страшных людоедов гулей.
IV. Ожившая сказка
Злат был человеком бывалым и на своём веку повидал всякое. Во всякие чудеса и страшные сказки он точно не верил. Однако сейчас он пребывал в недоумении и даже растерянности. Тем более, что ему приходилось молча стоять в стороне и смотреть.
Наверное, случись всё это где-нибудь на базарной площади, с участием каких-нибудь вздорных баб или лавочных торговцев, то можно было бы посмеяться вместе со случайными зеваками.
Только в этом месте никогда не бывало случайных прохожих. Хотя, как сказать? Посетители здешней скорбной обители уж точно никогда сюда не собирались. Здесь они оказывались лишь после смерти и не по своей воле. В скудельницу возле кладбища привозили тела, найденные на улице, при дороге, выловленные в реке. Тех, кого сразу не опознали. Здесь они лежали пока старосты не хватились пропавших в своих кварталах или какой свидетель смог их узнать. Таких забирали. Остальных, по прошествии времени, хоронили на отдельном участке в сторонке.
Закапывали просто. Ведь никто не знал какой веры были эти никому не ведомые люди, нашедшие смерть вдали от родного очага.
Даже от самого кладбища этот печальный приют стоял немного в отдалении. В мире мёртвых все тоже делились по верам, родству, соседству, обрядам. У каждой свой участок, свои служители. Выпавший из этого установившегося веками порядка лишался имени, памяти и даже отдельной могилы. Хоронили обычно разом по нескольку человек. Хотя летом, когда печальный урожай шёл больше из реки, а такие тела часто и опознавать было бесполезно, закапывали споро. Даже не говорили: «Хоронят». Закапывают.
Сюда и дороги не было. Не наездили. Едва приметная тропка среди полевых трав.
Стерег покой мертвецов свой сторож. Человек не старый, но сильно больной на ноги. Что-то там с самого рождения. Служба была ему вроде богадельни. Каждую пятницу из дворца привозили ханскую милостыню: корзину лепёшек, немного проса. Были посылки из мечетей, тоже больше по пятницам. От других вер – больше по праздникам. Ну, и когда тела забирали родственники или знакомые тоже одаривали.
Житьё не хлопотное и сытное.
Сейчас сторож стоял во дворе низко склонившись и трясся от страха.
Перед ним во всей грозе и гневе бушевал сам эмир Сарайского улуса.
Лицо светлейшего правителя уже давно стало пунцовым, а голос словно пытался пробудить мёртвых на соседнем кладбище. Эмир даже не нарядился подобающим образом. Видно было, что прискакал в чём дома утром застали. Халат простой, вместо пояса – обычный кушак. Даже сапоги на ногах мягкие из сафьяна. Уж точно не для верховой езды. Ни сабли на боку, ни кинжала.
Послали к нему ни свет ни заря, когда менялась ночная стража. По делу совершенно пустяковому. С которым не только к эмиру домой идти, а можно бы и в доклад не включать. В скудельнице исчезло мёртвое тело.
Дело такое, что ни пострадавших по нему нет, ни жалобщиков. Вот только сторож, объявивший о пропаже ночной страже нёс такую ахинею, что смог перепугать даже видавших виды ханских нукеров. Их начальник поначалу и не придал этому большого значения, но когда утром рассказал всё своему сменщику Итлару, тот только головой покачал: «Будет теперь пересудов на весь Сарай». Хотели было наибу доложиться, да его не случилось с утра.
Так бы и осталось всё до утреннего доклада во дворце, да случился на площади эмирский прислужник, что шёл из мечети с утреннего намаза. Ему и рассказали. Вроде и не беспокоили начальника по пустякам, но до ушей довели. Тот видно и поднял переполох.
Даже наиб едва догнал их всех уже на подъезде к скудельнице.
Теперь он стоял за спиной эмира с лицом человека, разжевавшего кислый лимон.
Рассказ сторожа они уже выслушали.
Тот успел подышать на эмира, но винного запаха явно не хватало для правдоподобия происходящего.
– Ты, наверное, гашиш жрёшь?
Страсти попытался унять наиб, осторожно выступивший из-за спины:
– Слушай, страдалец, ты для чего гребёшь угли на свою голову? – Обратился он к сторожу. – Грех на тебе с орех – продал тело. Ну или упёрли его у тебя, пока пьяный спал. Не сундук с золотом. Зачем ты нам сказки рассказываешь?
Действительно, кто мог поверить рассказу про то, как мертвец вышел ночью из двери и улетел на глазах оторопевшего сторожа. Кого хочешь разозлит. Тем более, что всё сопровождалось совершенно душераздирающими подробностями. За оградой выли жуткие нечеловеческие голоса, и к воротам подходили огромные белые призраки с горящими глазами.
– У меня собака от страха сбежала. Только под утро вернулась, – упорствовал сторож.
Все посмотрели на собаку. Не волкодав, прямо сказать. Такого хорошим пинком можно отшить.
Злат с тоской подумал, что виной всему вчерашние сплетни, разгулявшиеся по всему Сараю. Про мертвецов и гулей, душащих одиноких путников на ночных дорогах. Не будь их, кто сейчас обратил внимание на рассказ едва протрезвевшего сторожа? Однако делать со всем этим что-то было нужно.
Больше всего удивляло упорство сторожа.
Злат попробовал перевести разговор:
– Если плюнуть на все эти видения, то определённо можно сказать одно – кто-то спёр тело. Зачем?
Возвращение из мира страшных сказок в привычную юдоль сразу благотворно подействовало на эмира. Он глубоко вздохнул и стал вытирать вспотевшее лицо рукавом халата.
– Водички бы…
– Здесь лучше не пить, – предостерёг наиб. – Колодца нет, возят. После здешнего питья можно надолго засесть в место отдохновения. Если не хуже.
– Да он, видать, не воду пьёт, – неприязненно покосился эмир на сторожа. Но уже без прежнего гнева.
– Вчера пятница была. Как раз харч привозили. – поддакнул Злат. – Да и гостьи, поди, не даром здесь ошивались. Хорошо наварился?
Сторож отпираться не стал. Самое поганое, что он производил впечатление правдивого человека.
– Врать не буду. (Все присутствующие невольно улыбнулись). Вчера после обеда ни с того, ни с сего повалили бабы. На привезённого мертвеца смотреть. Ясное дело, не с пустыми руками. – Он вздохнул. – И вина привезли.
– Тело где лежало?
– Где ж ему лежать? Вот здесь во дворе. На ледник занесли только на ночь.
Злат подошёл к двери в ледник и подёргал засов.
– Хлипкий совсем. Ты его закрывал?
Сторож снова подтвердил репутация честного человека:
