Слова почему-то юношу страшно обрадовали. Злат даже немного смутился – вроде и похвалил не так уж сильно.
– Слово в слово, как я сам тогда подумал. Даже и записочки собирался Ферузе отдать, – согласился шакирд. – Вот в это самое время и подъехал Итлар.
От старого сотника сказок никто не ожидал и посмотрели все на него с недоумением. Он не спешил, явно не зная с чего лучше начать.
Итлар с большим опозданием привёз корзинку с эмирской кухни и как раз, услышав призыв к намазу с недальней мечети, решил посидеть в тенёчке, передохнуть. С утра намаялся в седле. А здесь тихо, безлюдно, птички поют. Степью пахнет. Молодостью.
Заодно с добродушной усмешкой наблюдал за Илгизаром, ревностно продолжавшего расспрос сторожа. Чем было ещё заняться учёному юнцу? Тем более, что воспитанник мудрых учителей из медресе взялся за дело по всей науке. Он выдумывал всё новые и новые мудрёные вопросы, старательно всё записывая и сравнивая с ранее сказанным.
Занятие это напоминало какую-то детскую игру, и сотник, сам того не замечая, мысленно втянулся в неё, прислушиваясь к разговору. Вот тут и в его голову пришла неожиданная мысль.
Когда Илгизар потребовал сторожа точно указать с какой стороны он видел белых призраков, на каком расстоянии и как они выглядели, Итлар обратил внимание, что там, куда показывали рассказчики, нехоженое поле. Почему не дойти, не глянуть следы? Был ведь он столько лет следопытом в ханских ертаулах. Да не простым следопытом, а лучшим. Не говоря ни слова, сотник вышел за ворота и направился туда, куда указывал сторож.
Место, как он и предполагал, было нехоженым. След на такой земле не остаётся, разве что трава примятая. Да кто же её смотрит на второй день? Тем не менее следы были. Глубоко отпечатавшиеся и совсем свежие. Итлар даже потрогал их пальцами. Сыро. Не засохли с ночи. Кто-то втыкал в землю довольно толстые палки.
В душе старого следопыта сразу взыграли уснувшие струны. Как он ползал бывало, словно охотничий пёс по степным сакмам? Вот и сейчас, как в былые годы, закружил над таинственными отметинами на нетронутой земле. Тому, кто умеет читать эти письмена, они много рассказывают.
Поэтому обратно пошёл уже не к воротам, а к обратной стороне скуделицы, где за глиняной стеной раскинулись лохматые карагачи. Во двор он уже спрыгнул с дерева.
Илгизар со сторожем давно притихли и настороженно ожидали его возвращения. Сотник не скрывал торжества:
– Призраки твои, по всему видно, были во плоти, – кивнул он изнывавшему от любопытства сторожу. – Сколько, говоришь их было? Три? И ростом в два человека? Всё, как ты рассказываешь. Там были три человека. На ходулях. Думаю, если окрест хорошо пошарить, лучше с собачкой, то, и волчий помёт можно найти. Ещё не засохший с ночи. Ты же говорил, что пёсик твой до смерти испугался и удрал? Очень на волков похоже. Да и вой ты слышал.
Илгизару не терпелось услышать остальное:
– На дереве что нашёл?
– А что там можно найти? След от шеста. Положили длинный шест и вытянули вашего покойничка со двора, как на колодезном журавле. Кора местами ободрана. Недавно совсем. Залазили – слазили. Ишак с ними был. Он не человек, хоть и обмотали копыта тряпками, а лёгкий след кое-где остался.
– Вот и не стало сказки, – то ли с грустью, то ли с усмешкой отозвался Бахрам.
– Это уже твоя забота, – протестующе поднял ладонь Злат. – Мне теперь без сказки никак нельзя. Я же эмиру обещал. Жёны его, поди, совсем истомились. Тем паче, что сегодня Итлара ждали, а он, возьми, да не приди. Яств, небось, наготовили… Да ты глянь в нашу корзинку, что Илгизару утром прислали. Мы вчетвером наелись досыта. А вино? Я, как откупоривал, печать глянул. Ромейское, с самого Царьграда. Это тебе не то, что кораблями возят Бакинским морем. В кувшинах в рост человеческий. Это вино дорогое, для дорогих гостей. А ты – не стало сказки… И думать не моги. Вынь и положь.
Чтобы подкрепить свои слова наиб стал наливать в ковшики из эмирского кувшинчика. Бахраму тоже налил:
– Хватит китайскую траву дуть. Вино, поди, с самого Афона, святой горы.
Сказочник на ковшик даже не глянул, невозмутимо попивая чай:
– Меня этим добром часто угощают. По всяким домам приходится бывать. И кипрским, которое франки называют королевским, и ромейским со смолой, и из заветных дедовских подвалов с Кавказа, выжатого из старых лоз, а потом выдержанного полвека в подвалах. Мне не в диковинку. Пейте. Я уж лучше чай. Нет лучше напитка для сказочника.
Увидев, что Илгизар заколебался после этих слов, Злат решительно сунул юноше ковшик в руку.
– Чего уши развесил? Думаешь Бахрам сразу стал таким благочестивым? В твои годы, наверное, не такими чашами пил. Все мудрецы пили. «Запрет вина – закон, считающийся с тем, кем пьется, и когда, и много ли, и с кем. когда соблюдены все эти оговорки, пить – признак мудрости, а не порок совсем,» – закончил он по-персидски, – Ты, Илгизар, переведи Итлару про что это. Хороший стих. Переведи и выпьем.
Так и сделали. Злат с наслаждением разломил пирожок:
– Да-а. На базаре такой не купишь. Свои листочки с рассказами сторожа отдай Бахраму. Он из них такую сказочку сделает – куда самой Шахерезаде. Сделаешь ведь?
– Только там написано не чернилами, – предупредил шакирд. – Я чернильницу с собой не взял. Царапал писалом.
– Ничего, – благодушно успокоил его наиб, – Я ему вслух прочитаю. Феруза уже сегодня точно не придёт. Заночую здесь, на сундуке. Не прогонишь ведь? Да и тебе, Итлар далеко ехать. А кто по тебе во дворце сильно соскучился? Оставайся с нами. Пирогов на весь вечер хватит. Да ещё в моей сумке кое-какая снедь осталась с базара. Это Илгизару хорошо, до дома полчаса ходьбы.
Сказал и подумал: «Какой у Илгизара дом? Живёт у водовозов.» Жаловаться, конечно грех – имеет отдельную комнату. Кормят хорошо, опять же бельё отдают стирать за свой счёт. Холостому парню чего ещё нужно. Но ведь не дом.
Водовозы в Сарае держались братствами. Народ это был по большей части пришлый со степей, молодой. Кипчаки, которым не нашлось места при стадах и отарах. Сейчас много молодых людей подавалось в города. Искали если не счастья, то хотя бы кусок хлеба. Здесь работы было много. На пристанях, на базарах, по разным ремесленным и торговым заведениям. Да и в ближней округе всегда можно было найти заработок.
Хорошим занятием было ремесло водовоза. Сарай – город большой, на реку с вёдрами не набегаешься. Далеко, да ещё и под гору. Вода, что в прудах, вырытых по ханскому приказу ближе к жилью, годится больше для хозяйственной надобности. Пить её не станешь. Вот и подвозили чистую воду с реки в условленное время.
Дело не хитрое и больших денег не требует. Лошадь, повозка, кувшины. Здесь главное надёжность. Чтобы строго день в день. Опять же каждое братство обзаводилось собственными мостками на реке. Чтобы воду брать подальше от берега, где её никто не мутит.
В большом городе выходцам из степи было сподручнее держаться вместе. Сообща покупали лошадей, повозки, всё остальное. Жили тоже вместе. Весь заработок поступал в общий котёл, которым ведал избранный староста.
Дело шло. Потихоньку рос достаток. Братство, которое приютило Илгизара, уже не только обзавелось добротным двором почти на выезде из города, но и обустроило там свою мечеть. Жили неплохо. Для праздничных дней уже завели особую одежду, для трапезы – хорошую посуду. Жильё выстелили коврами. Недорогими, войлочными, а всё не голый пол. В мечеть зазвали учёного шакирда из медресе. По пятницам говорил проповеди. Опять же постоянно была нужда в письменных делах. Так что Илгизар у водовозов хлеб ел не зря.
Однако всё-таки не свой дом.
Туда и побрёл юноша по тёмной ночной дороге. Злат его немного проводил. Уже наступила пора ночной стражи, но Илгизара стражники на заставе знали. Он часто ходил здесь к Бахраму и возвращался затемно.
По краям дороги шумели молодой листвой старые карагачи. С реки тянуло сыростью и холодом. Со стороны заставы доносились голоса. Возвращаясь Злат свернул ненадолго с дороги и сразу запнулся о какую-то ветку, а ещё через пару шагов, едва не подвернул ногу в небольшой ямке. Скорее вернулся назад.
Уже входя в хижину посетовал:
– Чего это нашего мертвеца угораздило идти полем? Ночью. Я сейчас на два шага с дороги свернул, чуть ноги себе не переломал.
После весеннего ночного холода, тёплое жильё казалось раем. Привычный к походной жизни сотник постелил плащ прямо на полу, поближе к очагу и ворошил кочергой дрова. Старый сказочник перебрался на лежанку, и сидел на тулупе, поджав ноги. Итлар подвинулся, давая Злату место у огня.
– Он тоже спотыкался. Пока от кладбища шёл пару раз упал хорошо. Один раз вообще в яму. Она кустом закрыта, даже днём можно обознаться. А уж ночью… – Помолчав, прибавил, – Крепко упал. Ремешок у сумки порвал.
– Почему думаешь, что порвал именно, когда упал?
– Руку ободрал. И сумка не совсем обычная. Дно у неё твёрдое, плетёное из ивы. В бока тоже дощечки вшиты. Тоненькие совсем. Даже не дощечки, а луб. Обшита холстом и верх холщовый. А завязывается ремешком. Странно.
– Чем странно?
– Сумка большая. Носить её неудобно. Если верх завязывать, тем более. Обычно сверху или по бокам две петли делают. А здесь одна. Потому и порвалась, когда упал. Петля была на руку намотана. Ссадина осталась.
– Сумку куда дели?
– В скудельницу отвезли. Там, наверное, и валяется.
Злат неторопливо разлил себе и сотнику остатки греческого вина. Выпили.
– Сумка была пустая. Значит, что-то приносил туда, откуда шел, – продолжил наиб. – Получается такая картина. Человек принёс что-то в большой сумке. По всему видать, ночью. Потому что одет был так, чтобы в темноте видно не было. Даже лицо замотал. Потом шёл с кладбища к дороге. Где напоролся на змею и помер. Потом кому-то понадобилось выкрасть его тело. Зачем? Спокойно могли забрать. Никто бы из и не спросил ничего. Преступления никакого не было. Назваться можно как хочешь, никому дела нет проверять. Вместо этого устроили целое представление с призраками и летающими мертвецами. Зачем? Напоминает какой-то балаган на площади.
Никто не ответил. Немного погодя Злат потянулся за Илгизаровыми берестяными листочками:
– Ну, а теперь давай сказки почитаем.
