Лекции по истории позднего Средневековья

44

Дополнено: «античное рабство сделалось несовместным с христианским учением».

45

Дополнено: «Европейцы смотрят преимущественно на высшие сословия общества: на низшие обрушивается вся тяжесть, все страдания, и они были вне общественности».

46

Дополнено: «о состоянии сельского низшего населения».

47

Дополнено: «феодальных владетелей».

48

Дополнено: «самое лучшее сочинение о древнем рабстве».

49

О стоицизме, одном из течений римской философии, и о его виднейшем представителе Сенеке см. подробнее в лекции 4 данного курса Грановского (Лекции. 1961. С. 107–110); см. также статью Грановского «Историческая литература во Франции и Германии в 1847 г.»– Соч. С. 462–464. Здесь он, рассматривая стоицизм, цитирует 4-е письмо А. И. Герцена «Письма об изучении природы» (Герцен А. И. Соч.: в 30-ти т. М., 1955. Т. 3. С. 188–216).

50

Дополнено: «можно назвать писателей (например, Сенеку), кои восставали против рабства».

51

Дополнено: «представлению о рабе, как его понимал Древний Рим».

52

Дополнено: «Они жили на земле с господами и за то обязаны были им служить».

53

Дополнено: «и трудностью своею оттолкнувших от себя исследователей, кои занимаются предметами, более бросающимися в глаза».

54

Дополнено: «это один из самых живых вопросов современной науки – показать историю низших классов и показать судьбу рабов, из которых развились потом пролетарии».

55

Дополнено: «не могла отречься от своих прав: у нее были земли, кои она возделывала своими рабами».

56

Долгосрочное право пользования землей на определенных условиях (лат.).

57

Фактически (лат.).

58

Дополнено: «во Франции эта борьба патрициев и цехов не носит такого ожесточенного характера».

59

Далее опущен раздел, посвященный истории евреев в Средние века, истории так называемых проклятых пород.

60

Совокупность (лат.).

61

Артистический (лат.).

62

Так называемый артистический факультет, на котором обучались чтению, письму, «семи свободным искусствам», являлся обычно первой ступенью, необходимой для дальнейшего обучения в университете.

63

Рассказывая об университете, Грановский подчеркивал засилье там францисканцев и доминиканцев: «На них обратил внимание представитель университетской партии Вильгельм де Сент-Амур. Он написал против францисканцев и доминиканцев книгу «Об опасностях новейших времен». Читая эту книгу, нельзя не быть пораженным странным сходством языка Вильгельма с языком Паскаля, который вел борьбу с иезуитами. Но противники Вильгельма были благороднее иезуитов. Замечательная эта борьба университета с монахами и римским двором; она повторилась и в наше время. Но университет XIII ст. крепче стоял за свои права, нежели университет нашего времени. Сорок булл папских пали на него. Но защитники университетского права все еще защищались. Вильгельм был изгнан; его книга была переложена из латинской прозы на французские стихи и пелась народом».

64

Ср. с высказываниями Грановского о схоластике в лекциях 1850 г.: «Цветущая эпоха схоластики продолжалась не более столетия. В половине XIII века мы видим, так сказать, замирание этой науки; она утрачивает свой (величавый характер, юношескую отвагу, пытливость, и вместо того, чтобы разумными доводами поддержать истинные откровения, она употребляла все свои силы для оправдания католической церкви и папства в тогдашнем виде. Главными представителями схоластической науки являются монахи Доминиканского ордена и Францисканского. Они занимают кафедры европейских университетов и схоластику делают господствующею наукою, с которою спор становится невозможным, ибо она пользуется покровительством как духовной, так и светской власти. Из прежней живости, смелости ее приемов осталась только внешняя и даже смешная сторона. Известно, что схоластики переезжали из одного города в другой, предлагая схоластические состязания, на которых они поднимали такие вопросы, которые вряд ли когда-нибудь придут в голову. Например, один из схоластиков предложил следующую задачу: почему Адаму запрещено было есть именно яблоко, а не грушу? Это была какая-то легкомысленная игра в силлогизмы, в формальную логику, без жизни, без внутреннего содержания. Но между тем схоластики создали целую стройную систему учений, окончательною целью которых было оправдать папскую власть и доказать ее необходимость. До какой степени схоластики натянули свои учения и суждения, можно видеть из следующих положений, высказанных в XV веке: на вопрос, кто выше – церковь или папы, – схоластики отвечают: Святое писание имеет силу, доколь оно преподается папою, следовательно, противопоставлять святое писание папе безрассудно. На вопрос, имеет ли право церковь противодействовать несправедливостям папы, схоластики отвечают: нет, церковь может воссылать молитвы об его исправлении, но должна смиряться перед ним. Одним словом, то, на чем основывается христианство, истина евангельская, зависело от случайного приговора римского епископа, и сообразно с этим в университетах Европы преподавание имело особый характер: профессоры богословия объясняли своим слушателям не вечные памятники христианства, не священные книги, не творения святых отцов, а комментарии схоластиков. Были доктора богословия, которые никогда не читали Библию, да и изучение Священного писания не считалось необходимостью: достаточно было изучить труды известного схоластика. Преподавание философии заключалось также в объяснении некоторых сочинений Аристотеля, плохо понятых и плохо переведенных. Только в некоторых университетах читалось римское право, к которому по самому свойству этого предмета примыкали философия и история. Науки естественные не входили в состав преподавания».

65

Грановский, как известно, неоднократно читал лекции своим друзьям, в домашнем кругу. Вспоминая о лекции, прочитанной в доме А. И. Герцена, Т. П. Пассек писала, что Грановский, «не стесненный ни цензурой, ни публикой, читал полно, живо и до того увлекательно, что присутствующие превращались в слух и наслажденье» (Русская старина. 1877. Т. 19. № 1/4, с. 456). Сохранился отрывок письма неустановленного лица с записью такой лекции об Эуригене Скоте к Е. К. Станкевич. В записи читаем: «[Эуригена] есть отец независимой европейской науки. Он стоит на пороге ее лицом к лицу к двум мирам… Предание говорит, что он был убит в монастыре исступленными монахами. Это предание весьма веско; оно показывает, в каком отношении [Эуригена] находился к церкви. И в этот век, век грубой силы и отваги, не было человека более отважного и смелого, как [Эуригена]. Он вступил в бой не с норманнами, но с другими, более страшными силами; одинокий ратник мысли, пустынный сеятель, который лишен был даже надежды видеть всходы посеянного, высказывал мысль, неприступную для того времени. И западная церковь гремела три столетия проклятиями, и против него гремели обвинения в пантеизме, в ереси, обвинения, которые так легки людям, не знакомым со страданиями, со скользкими путями мысли. Но в наше время, когда для умов твердых и самобытных наука перестала быть чем-то коварным и вредным, когда христианство понимается иначе, нежели в тот грубый век, настала пора справедливости, и она оценила [Эуригену], и мы благословим брата, падшего в борьбе за великую мысль. Настал час в наше время на оклеветанных, на опозоренных гробницах обширного кладбища истории написать слова любви».

66

Общие понятия – действительны (лат.).

67

Дополнено: «но учение его должно было обратить на себя подозрительное внимание. Многое не согласовывалось с господствующими понятиями».

68

Дополнено: «он был поэт, его cantelere ходили по всей Франции».

69

В лекциях 1845/46 г. Грановский, характеризуя Абеляра, говорил: «Петр Абеляр отказался от права первородства, от войны в надежде, как говорил он, прославиться на подвиге мысли. Он испытал много гонений; вряд ли кто испытал столько, как Абеляр. Отличительная черта поколения, которое окружало этих новых наставников, – это страстная любознательность, удивительная смелость. Около них собирались не одни юноши, около них собирались люди пожилые со всех стран Европы. Распространение французского языка в высших классах в этом периоде в Англии, Франции и Сицилии много способствовало этому. В наше время можно обойтись и без наставников. У нас много учебников. В XI, XII ст. Не было ни словарей, ни грамматик. Нужно было первые начала знания приобретать от другого. Десятки тысяч слушателей стекались к Вильгельму из Шампо. Общее внимание обратил на себя Абеляр возражением, которое он сделал Вильгельму. Эти возражения до того были дерзки и едки, что Вильгельм должен был бросить школу. Он открыл другую школу, но имел менее слушателей. Несколько времени Абеляр учился в [Париже], потом отправился в Лион, где он пользовался учением Ансельма. Чрез короткое время и здесь возникли те же отношения, как и в Париже. Силою полемики своей он показал всю слабость учения Ансельма и принужден был оставить Лион и удалиться в Париж. Несколько лет провел здесь Абеляр в монастыре Св. Женевьевы и учил. Тут представилось любопытное зрелище; около горы Св. Женевьевы образовался как бы другой город. Это были ученики его, которые выстроили себе жилища около его жилища. Это была лучшая часть его жизни. Он касался не одних политических вопросов, но и богословских; и касался глубоко, смело, в полном убеждении своей правоты. Он был не только мыслителем, богословом, но его любовные песни ходили по Франции. Подробности частной его жизни не могут войти в наше изложение. Эта жизнь была исполнена страданий. Он должен был отказаться от звания мирского и вступить в монастырь. В 1119 г. его учение о св. Троице обратило на себя внимание. В 1122 г. он был потребован к ответу на собор в Суассоне. Его сочинения были осуждены, и ему было велено отказаться от преподавания и жить в монастыре св. Дионисия…». Далее читаем: «Вечно в раздумье, мистический Бернард понял опасность, которой грозило церкви учение Абеляра. В чем же заключалось это учение? Абеляр не ограничивал откровение одним Ветхим и Новым заветом; он искал следы этого откровения в Платоне, Аристотеле. Все народы, по его мнению, призваны к блаженству; но он говорит, что спаситель пришел в мир не по необходимости, для спасения прошедших поколений, но чтобы открыть новое будущее. В нравственном учении Абеляра были также стороны, резко противоположные католической церкви. Известно учение католической церкви о подвигах благочестия; оно весьма важно; Абеляр учил, что грех заключается не в наклонности, не в совершении греха, потому что совершение может быть мысленно. Он признает грехом только сознательное совершение поступка. Тогда остановил его на этом пути голос св. Бернарда, и Абеляр должен был оставить свою обитель и укрыться на севере, в Англии. Он укрылся в монастыре Св. Гида. Здесь он хотел вести жизнь тихую, но встретил, напротив, здесь монахов развращенных; его попытки восстановить нравственность в монастыре были неудачны; они кончились покушением монахов на его жизнь. Он должен был бежать. Такова была жизнь Абеляра в 1140 г.».

70

Хронологические рамки «Новой истории» в чтениях Грановского обычно охватывали XV–XVII вв.; публикуемый лекционный курс заканчивался кратким обзором истории Англии, Франции. Но в один из первых курсов, сохранившихся в записи А. Дмитриева, Грановский включил в свое изложение и краткий экскурс в более позднее время, вплоть до пролога Великой французской революции. Запись эта отрывочна и местами не поддается расшифровке. Лектор тематически не ограничивал своего курса, судя по обнаруженным рукописям, рассказывая о истории исключительно центральных западноевропейских государств, он говорил и о истории Польши, Чехии, Венгрии, скандинавских и других стран.

71

Грановский постоянно указывал на необходимость начинать изучение научения истории Китая, Индии, упрекал историков за недостаточное внимание к разработке обозначенных проблем.

72

В рецензии на книгу Ф. Лоренца Грановский писал, что сочинение Раумера «содержит в себе, собственно, только историю германо-латинских народов. Изложение русской истории, не говоря о его недостатках, начинается с Петра Великого. О Турции, игравшей столь важную роль в XVI и XVII столетиях, почти ничего не сказано. Наконец, литература, в которой можно проследить все движения общественного мнения в Западной Европе, не вошла в состав принятого Раумером плана».

73

Ragon F. Precis de l’histoire moderne. P., 1846.