Уходящие в темноту. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 22
Свои-чужие мысли мешали, но Хьюго хотелось их слышать, и он вслушивался в то, что, скорее всего, сам и придумывал, одновременно вызывая из базы данных библиотеки список контактов. Ого! Он знал, конечно, что число библиотек в мире давно превысило полмиллиона, но думал, что далеко еще не все имеют выход в сеть GLNS. Триста одиннадцать тысяч семьсот девяносто четыре. Уже после библиотеки в Фарго подключилась библиотека в Пловдиве, Болгария. Распределение по странам тоже интересно: большая часть в Штатах, на втором месте Великобритания, потом идут практически голова к голове Германия, Франция, Бельгия, Норвегия, Италия (видишь, Мария, на седьмом месте), Индия, Россия, Голландия. А что же Китай? Там много библиотек, Хьюго переписывался в прошлом году с библиотекой в Пекине, доктору Пенгасу с исторического факультета понадобилась информация о книге, вышедшей в Китае на английском языке. Получить нужные сведения удалось с трудом, библиотекарь (как его звали? Китайские имена мгновенно улетучиваются из памяти) запрашивал разрешения, долго не мог их получить… Да, библиотек в Китае множество, но в сеть вышли единицы – все в крупных университетах.
Письмо он составил короткое (кто станет читать длинные письма, да и вопрос был, по сути, прост), в список адресатов включил для начала двести библиотек – по четыре-пять из каждой страны в списке. Хьюго работал, а Мария ему помогала – он слышал ее дыхание, ощущал (почему только сейчас, почему не чувствовал раньше?) тонкий запах ее духов, понимал ее сосредоточенность, ее нетерпение, ее желание, чтобы он все сделал правильно, нигде не ошибся.
Он все сделал правильно и не ошибся, отправил письма, и одно письмо, специальное, в библиотеку Пловдива, где, возможно, еще не успели обнаружить свою книгу.
Нажал, наконец, на «send», посмотрел на часы в правом нижнем углу экрана и удивленно перевел взгляд на Марию.
– Ну да, – устало улыбнулась она. – Половина третьего. Ты работал, как одержимый, я хотела приготовить кофе и сэндвичи, но не могла встать. Такое ощущение, будто меня к тебе прилепили, странно, верно?
– А… сейчас?
Мария поднялась, и Хьюго почувствовал, как сила, противоположная земному притяжению, приподнимает и его над стулом. Он пошел на кухню следом за девушкой и ходил за ней, как привязанный, пока она доставала из шкафчика банку с кофе, включала чайник, искала в холодильнике бекон и зелень. Похоже, Мария прекрасно знала, где что лежит, будто прочитала в его мыслях – возможно, так и было, она поставила на столик две чашки с кофе, положила ему три ложки сахара (так он любил, но откуда Мария об этом узнала?), они сели напротив друг друга, смотрели друг другу в глаза и говорили, медленно, устало, может, вовсе и не словами. Хьюго казалось, что он раскрывает рот только для того, чтобы сделать глоток.
– Когда, по-твоему, придет первый ответ? – спрашивала Мария.
– В Индии и Китае сейчас день, – отвечал Хьюго. – Оттуда ответы могут поступить уже сейчас. Вот доем сэндвич… Ты почему не ешь?
– Нет аппетита. Неважно.
– Тебе не кажется, что мы теперь не сможем…
– Не сможем расстаться, да. Мы оба должны быть там, где книга.
– Ты тоже это чувствуешь? Значит, ты останешься у меня.
Мария кивнула.
* * *
Первый ответ пришел из городской библиотеки индийского города Сринагар. Несколько слов: лишних книг нет, точнее можно будет сказать после инвентаризации, которая будет проведена через полтора года.
Понятно.
– Ложись, поспи, – сказал Хьюго. – Вот плед, вот подушка, на диване тебе будет удобно.
– А ты?
– Подожду. Может, будут еще ответы.
– Я лягу только с тобой. То есть, я хочу сказать…
Он понимал, что Мария хотела сказать. Они опять сидели рядом, касаясь друг друга локтями, плечами, коленями, невидимые молнии соединяли их, а книга лежала на столе, и Хьюго казалось, что она за ними наблюдает.
Через час пришли еще два ответа – из библиотеки Московского университета и той библиотеки в Болгарии, что только вчера подключилась к сети. Библиотекарь из Москвы, некий (некая?) Денис (или правильно читать – Дениза?) Косенко, сообщал (сообщала), что в день подключения библиотеки МГУ к всемирной сети происходило много всякого, но он (она) не помнит, чтобы случались события, о которых спрашивает коллега. Правда, месяц назад систему переустанавливали, так что, если и были в ней какие-то паразитные файлы, сейчас их точно нет, потому что чистку провели основательную.
А из Болгарии библиотекарь, не назвавший своего имени, сообщил, что в момент подключения к системе имела место хакерская атака, но защитные программы сработали четко, так что все в порядке, господа, можете пользоваться нашей библиотекой без опасения, что ваш компьютер окажется заражен вирусами.
Хьюго приготовил кофе, Мария сделала еще пару сэндвичей, израсходовав весь запас бекона и помидоров. Сидели перед лэптопом, касаясь друг друга мыслями, которые к утру стали у Хьюго менее определенными, но более откровенными. Ему не хотелось, чтобы Мария знала, о чем он думает, но он знал, что она все равно знала, и от этого ему почему-то становилось спокойнее. И еще он точно знал, сколько получит ответов на свое письмо, и какими эти ответы будут. Можно было и не дожидаться, пойти поспать – к девяти на работу, и Марии наверняка есть чем заняться.
– Мне нужно съездить в резервацию, – сказала Мария, прикрывая ладонью зевок. – Сэм Петигрю обещал рассказать о своих предках по женской линии. По мужской у него англосаксы до четвертого колена, а жен – так получилось – они всегда брали из племени.
– Знаю я Сэма, – протянул Хьюго. – Он интересно рассказывает, и язык еще не совсем забыл. Только не верь, хорошо? Я дам тебе ссылки на верные источники.
Рассвело неожиданно быстро, и, будто подталкиваемые электромагнитными волнами, на почту пришли, тихо звякнув, еще три письма: опять Индия (Мумбаи), а еще Израиль (библиотека Еврейского университета) и Эмираты (Королевская библиотека Фахда). Хьюго пробежал глазами тексты.
– Все то же, – сказал он. – Ничего не обнаружено.
– Странно, – Мария опустила голову на плечо Хьюго, закрыла глаза, дышала ровно, будто спала. – Странно, странно…
Хьюго сидел неподвижно, пусть она подремлет, день предстоит тяжелый, мне тоже хорошо с тобой, я никуда тебя не отпущу, не смогу, и ты не сможешь уйти, потому что мы теперь с тобой рабы книги – нам нужно все время иметь ее рядом, видеть, смотреть, она этого хочет и не отпустит нас…
Хьюго взял книгу в руки и в прозрачном утреннем освещении отчетливо и теперь уже вполне определенно увидел, что обложка больше не сияет белизной. Он дернул плечом, и Мария выпрямилась.
– Она серая! – ахнула девушка.
– Скорее, не совсем белая, – поправил Хьюго.
– Господи… – прошептала Мария. – Если так пойдет… Ты сделал копию?
– Конечно, – кивнул Хьюго. – Она в папке в моей комнате в библиотеке.
– Кто-нибудь может?..
– Нет, конечно, но… наверно, лучше забрать.
– Я с тобой, – решительно сказала Мария. – Я не могу без тебя.
Она, наверно, хотела сказать «без книги», и Хьюго, наверно, хотел сказать то же самое, но произнес тихо, погладив Марию по спутанным, непричесанным волосам:
– И я без тебя не могу.
– Можно мне принять душ?
– Конечно.
Под душ они пошли вместе. Книга, завернутая в полиэтилен, лежала на высокой полке, где Хьюго хранил шампуни и стиральные порошки. Воду пустили прохладную, стояли под струей, не стесняясь друг друга, Хьюго думал: «Боже, какая ты красивая», и Мария отвечала: «Почему мы не встретились раньше?»
После душа мысли прояснились, духота заснула под полотенцами, утренняя свежесть коснулась кожи. Они пили кофе, ласкали друг друга взглядами и радовались, будто Адам и Ева в райском саду, когда еще не подозревали о своей наготе.
В библиотеку они пришли ровно в девять, держась за руки, книга лежала в рюкзачке у Хьюго, и он показал ее Мету Фишеру, дежурившему в первой смене.
– Зазвенит, – сказал Хьюго. – Не обращай внимания.
– Дайте книгу, Эйч-Эм, – потребовал охранник, – и проходите без нее. Теперь держите.
В кабинете Хьюго первым делом проверил почту – пришли еще семнадцать ответов. Все отрицательные.
Они просидели в комнате весь день. Мария – в кресле под кондиционером, с книгой в руке. Хьюго – за компьютером, рассылая и получая письма. Кто-то заглядывал к ним, что-то спрашивал, Хьюго отвечал, не то чтобы не думая, но не вникая, на Марию посматривали, и что думали о гостье внимательные библиотечные кумушки, было понятно без слов. Время от времени Мария поднималась, подносила книгу к лампе, и оба пристально всматривались – похоже, процесс приостановился, книга не была такой ярко-белой, как вчера, но серость не прогрессировала.
В обед Хьюго спустился в кафетерий, взял кофе и четыре круассана, Хильда его о чем-то спрашивала, и он что-то объяснил, удовлетворив ее любопытство, но о чем именно шла речь, он не помнил, зато, возвращаясь, знал точно, что за время его отсутствия (всего-то одиннадцать минут) поступили еще девятнадцать ответов, и Мария, уже посмотревшая почту, сказала, что все они написаны, будто по шаблону: лишние книги или файлы не обнаружены. Возможно, после инвентаризации…
Двадцать восемь библиотек вообще не дали толкового ответа. Кто-то там решил, что шуткой является сам запрос, и ответили соответствующим образом: мол, система межбиблиотечной информации работает нормально, и нет повода для расследований, спасибо за внимание.
К концу рабочего дня позвонила миссис Аллен и попросила Хьюго подняться.
– Побудешь одна? – Хьюго очень не хотелось оставлять Марию, он прирос к ней в эти часы, но идти к директрисе вдвоем было глупо.
Мария кивнула – она тоже ощущала собственную неожиданную незащищенность – от чего?
– Ты собиралась в резервацию! – вспомнил Хьюго.
– О, – улыбнулась Мария, – я перенесла встречу… на неопределенный срок.
Миссис Аллен встретила Хьюго приветливо, будто и не было вчерашнего инцидента.
– Эйч-Эм, – сказала она, жестом пригласив Хьюго сесть в кресло напротив директорского стола, – я хотела бы узнать, как работает система. Варгас составил отчет о работе программного обеспечения – там все в порядке. А что у вас?
Хьюго за это время ни разу не поинтересовался, как система работает и работает ли вообще, но, услышав вопрос, осознал, точнее – вспомнил, что в промежутках между чтением писем-ответов и отправкой новых запросов активно выполнял служебные обязанности, управляясь подсознанием и думая на иную тему.
– Система в порядке, – отрапортовал он. – Вчера и сегодня приняты и обработаны триста шестнадцать запросов на литературу из нашего фонда, в том числе двести восемьдесят два запроса – на платные файлы из открытого доступа. Оплата прошла без проблем, все файлы скопированы и отосланы. В свою очередь, наши читатели тоже проявляли высокую активность. Линда и Эмма в читальном зале обработали и отправили шестнадцать запросов, оплату получали кредитными картами.
Директриса слушала внимательно, кивала, что-то отмечала в блокноте.
– Отлично, – сказала она, когда Хьюго замолчал, пораженный тем, что помнил, оказывается, все эти числа и за каждое мог ручаться, хотя минуту назад, если бы его спросили… Впрочем, наверно, и тогда вспомнил бы, разве нет?
– Подготовьте справку для попечительского совета, – потребовала директриса. —Обрадую наших спонсоров, деньги потрачены не зря. Когда я смогу получить справку?
– Минут через пять, я спущусь к себе и сразу перешлю файл на ваш электронный адрес.
– Замечательно, – миссис Аллен встала, и, когда Хьюго уже шел к двери, сказала ему вслед: – Эта книга… вчерашняя… надеюсь, вы ни в каких отчетах ее не упоминали? Ни к чему нам мистификации, вы согласны?
Она замолчала, не зная, как реагировать на странный взгляд Хьюго. Молодой человек обернулся, нахмурился, будто вспоминая что-то, и на директрису опустилось серое облако, кокон, в котором она чувствовала себя неуютно, не понимая, что происходит. Секунду спустя кокон растаял, а Хьюго, опустив взгляд и, видимо, тоже не очень хорошо себя ощущая, сказал стесненным голосом:
– Да… То есть, нет, не упоминал. И…
– Вы хотите что-то сказать? – нетерпеливо спросила миссис Аллен. Она не любила, когда подчиненные, которым было указано на дверь, задерживались и начинали говорить лишнее. Свои проблемы каждый должен решать сам.
– Нет, ничего, – пробормотал Хьюго и, выйдя в коридор, тихо прикрыл за собой дверь.
Он должен был сказать. Но не знал – какими словами. Вечером, когда миссис Аллен будет ехать со старшим сыном ужинать в ресторан «Трубка мира», на выезде с бульвара Альбрехта испорченный светофор не вовремя переключит сигнал, и машина вылетит на перекресток как раз тогда, когда начнется движение по Двенадцатой авеню. В «крайслер» миссис Аллен врежутся сразу две машины, и все кончится очень быстро. Все кончится – наверно, кончится жизнь, но этого Хьюго знать не мог, потому что в странной памяти будущего наткнулся на стену, сквозь которую не мог видеть.
Вернуться и сказать. Что? Привиделось? Подумалось? Вечером… когда? Он не знал. Завтра? Через год? Лет через десять? Хьюго попробовал представить… он видел окружающее глазами миссис Аллен, не понимал, сколько ей (мне?) лет, и не мог обернуться, чтобы посмотреть чужими глазами на сидевшего рядом сына. Хьюго знал, что он там, но смотрел (смотрела?) только вперед, на дорогу. Щемящее ощущение, когда знаешь и не можешь сказать. Знаешь – что, но не знаешь, когда.
Хьюго переминался с ноги на ногу у двери кабинета, думая о том, что, если вернется, то возьмет на себя ответственность не за сказанные слова, а за две жизни, которые все равно оборвутся в нужный (кому?) момент.
С чего он взял, что миссис Аллен изволит его выслушать и, тем более, поверить? Хьюго прислушался – из-за двери доносился громкий требовательный голос, директриса говорила по телефону.
Он поплелся к себе, ощущения в ногах были такие, будто он только-только отошел от сильнейшего спазма в щиколотках.
– Почему ты так долго? – встретила его Мария. Она сидела в кресле, прижав книгу к груди, и смотрела на Хьюго взглядом испуганного зайца.
– Что-нибудь случилось? – обеспокоился он.
– Я… – Мария помедлила. – Я боюсь быть одна. Никогда прежде такого не было. Наоборот, мне нравилось… Может, обстановка так на меня действует?
– Или книга, – мягко произнес Хьюго.
Отослав отчет на адрес директрисы и разбирая новую почту, он рассказал о том, что происходило в кабинете миссис Аллен, а потом, так само собой получилось, – и о том, что ему привиделось, когда он вышел и закрыл дверь.
– С тобой случалось прежде что-то подобное? – с тревогой спросила Мария.
Хьюго покачал головой. Никогда. Это похоже на…
– Ясновидение, – сказала Мария. – Послушай…
Хьюго поднял палец, и Мария замолчала на середине фразы.
– Письмо из Ватиканской библиотеки, – Хьюго внимательно вглядывался в текст. Писавший, похоже, мысленно переводил с итальянского или латыни, английские фразы были построены не очень грамотно. – Они подключились к мировой сети одни из первых. И он точно знает, что никаких эксцессов при этом не происходило, поскольку сам присутствовал и прекрасно все помнит. Никаких неизвестных файлов. Никаких неучтенных книг на полках – с тех пор дважды проводили инвентаризацию, поскольку обновляли электронный каталог. Теперь в каталогах библиотеки можно найти не только выходные данные книг, но также синопсисы и отдельные отрывки, а в ближайшем будущем весь фонд будет оцифрован, и Ватиканская библиотека станет играть в мировой сети не меньшую роль, чем сейчас Библиотека Конгресса.
– Бог не стал обращаться к своим адептам, – улыбнулась Мария.
– А может, причина в том, что они рано подключились к системе? Еще не был перейден порог информации, не произошел качественный скачок. Здесь еще семнадцать ответов, и все будто написаны одним человеком.
– Значит, – заключила Мария, – книга есть только у нас.
– Не стал бы этого гарантировать, – пробормотал Хьюго. – Может, где-то еще стоит на полке, в глубине какого-нибудь ряда среди каких-нибудь опусов, куда библиограф заглядывает только тогда, когда начинается инвентаризация…
– Что будем делать? – спросила Мария, задав вслух вопрос, который еще с утра вертелся в голове Хьюго.
– Завтра, – сказал он, – поедем в Вашингтон. Я напишу Бобу – среди его знакомых наверняка есть эксперт по книжной продукции. Боб подскажет, к кому лучше обратиться.
– Будто ты не знаешь, какими окажутся результаты, – бросила Мария.
– Знаю, – подумав, согласился Хьюго. – Но пройти этот путь нужно все равно. Если ты не хочешь ехать со мной…
– Поеду, конечно. На ближайшие дни у меня нет встреч, которые я не могла бы отменить. Но ты… Что скажет начальница?
– У меня есть восемь отпускных дней, и я могу использовать их в любое время, поставив в известность руководство библиотеки.
Хьюго отстучал текст письма, исправил в двух-трех местах, Мария читала из-за его плеча, и он ощущал ее дыхание, ему хотелось поднять руки, коснуться ее щеки…
Следовало бы отнести бумагу самому и выслушать недоуменные сетования: почему так срочно, надо предупреждать… Нет. Он отправил письмо на электронный адрес миссис Аллен, копию – миссис Розуэлл, бухгалтеру (отпуск за свой счет, дни отсутствия не включать в расчетную ведомость).
– Все, – сказал он, повернувшись, обнял Марию за талию и головой уткнулся ей в живот. – Теперь мы с тобой люди книги.
– Может, сделаем еще одну копию? – сказала Мария. – Для меня?
* * *
Хьюго заказал билеты на самолет (рейс Фарго-Вашингтон летал ежедневно по утрам, вылет в восемь пятнадцать) и отослал еще сотню писем – теперь не в библиотеки, а специалистам по криптографии.
Мария подошла с кипой бумаги, нашла на столе у Хьюго несколько пластиковых папок.
– Не перепутать бы страницы, – сказала она.
– Пронумеруй, – посоветовал он.
Обе копии затолкали в рюкзак, и по дороге к Хьюго заехали в общежитие университетского кампуса. Хьюго и не подозревал, что в такой «пустой», по идее, летний месяц в парке может быть так много народа. Большинство веселилось – парни и девушки пели под вопли стоявшего под деревом телевизора, караоке получалось дурное, и Хьюго с Марией поспешили в здание, где людей было меньше, но и вели они себя более раскованно – при открытых дверях в одной из комнат, похоже, занимались любовью сразу две пары, но Хьюго мог ошибиться, они слишком быстро проскочили мимо, Мария тянула его за руку, не обращая внимания на странные звуки, доносившиеся из темных углов. Кто-то позвал ее по имени, кто-то бросил в них скомканным бумажным пакетом (или чем-то похожим? Хьюго не успел разглядеть).
Мария втолкнула Хьюго в комнату и захлопнула дверь. Звук замер снаружи, натолкнувшись на преграду.
– Как ты тут живешь? – сказал Хьюго, подумав, что не выдержал бы здесь и недели. Он вспомнил университетские годы в Гарварде – там тоже было весело, и студенты творили порой такое, о чем сейчас вспоминать не хотелось, но Хьюго казалось (может быть, напрасно), что там и тогда все происходило более пристойно, да и университетское начальство, в общем, следило за относительным порядком, хотя, конечно, на многое смотрело сквозь пальцы.
– Главное – как себя поставить, – объяснила Мария. – Ко мне никто не пристает, я для них слишком взрослая, в первый же вечер отшила одного… С тех пор никто…
– Ты его побила? – с любопытством спросил Хьюго.
– Нет, – смутилась Мария, – но он долго обходил меня стороной.
– Не нравится мне здесь, – заявил Хьюго. – Может, не будешь оставлять копию? Положим обе у меня.
– Думаешь, украдут? – с сомнением сказала Мария. – Пока ничего… Наверно, ты прав. Все равно я не смогу здесь оставаться, пока книга у тебя.
Она сказала это спокойно, будто речь шла о чем-то обыденном, давно решенном и понятном.
Мария скрылась в ванной, и Хьюго несколько минут бродил по комнате от окна к кровати, от кровати к столику, от столика к полке, где аккуратно стояли книги, и Хьюго машинально провел пальцем по корешкам. «История религий», «Обычаи индейцев Северной Америки», «Верования индейских народов»… «Гордость и предубеждение», вот как. И еще «Смерть – дело одинокое» Брэдбери. Самый странный из детективов, которые когда-либо Хьюго держал в руках. Издание, которое он читал лет десять назад и подумал тогда, что в детективе главное, оказывается, не расследование, не выяснение личности убийцы, а гнетущая, привлекательная, зовущая, отталкивающая, жуткая, непереносимая атмосфера тайны. Мир выворачивается наизнанку и предстает таким, каким бывает лишь тогда, когда ему есть что скрывать, и он прячет свою тайну от всех, даже от автора, который, похоже, сам до последней страницы не догадывается, во что вляпался и чем окончится для его психики им же придуманное приключение.
– Тебе нравится Брэдбери? – спросил он, когда Мария вышла из ванной, переодевшись в брючный костюм, так плотно облегавший фигуру, что, девушка, казалось, превратилась в детально выточенную скульптуру.
– О! – добавил Хьюго, и Мария довольно улыбнулась.
– Люблю его детективы, – сказала она, – и не люблю фантастику. Не могу объяснить, не спрашивай.
Дорожная сумка, куда Мария сложила вещи, оказалась довольно тяжелой, и Хьюго запыхался, пока тащил ее до машины.
– Вряд ли мы будем в Вашингтоне больше двух дней, – заметил он, садясь за руль. Мария опустилась на сиденье рядом.
– Если бы я думала иначе, то взяла бы чемодан, – усмехнулась Мария.
В парке кто-то произносил зажигательную речь под громкие вопли слушателей, и Хьюго поспешил выехать из кампуса – Ночер-плаза выглядела тихой и провинциальной, движения почти не было, и через несколько минут они вошли в квартиру Хьюго, где все то же закатное солнце, скрытое крышами домов, освещало потолок комнаты почти невидимым, но теплым светом.
Хьюго достал книгу из рюкзака и положил на стол рядом с лэптопом. Папки с копиями взял из рук Марии и спрятал в ящичек под телевизором.
Мария отправилась на кухню соорудить что-нибудь на ужин, а Хьюго сел к компьютеру. Из библиотек писем больше не было. Впрочем, Хьюго был уверен, что в любом случае ответы оказались бы отрицательными, результат уже проведенных проверок легко было экстраполировать. Ошибиться тоже было легко – достаточно хотя бы в одной библиотеке появиться своей книге… Хьюго, однако, был почему-то уверен, что этого нигде не произошло. Так люди приходят к вере, подумал он. Личный опыт, переживание, в котором так же уверен, как в том, что Земля круглая. Нет, больше. Бесконечно больше – что такое планета Земля по сравнению с тем, что ощущаешь в себе: новое, прочное, осознанное? Другие называют твое знание верой, и ты сам привыкаешь называть верой собственное знание. Знание выше веры. В вере можно усомниться под влиянием нового, более сильного, переживания. Знание неколебимо, как гора, которую сдвинуть может только Тот, Для Кого Это Ничего Не Стоит.
Письмо из Вашингтона – Норман Говард из исследовательского отдела ФБР сообщал, что готов встретиться с мистером Мюллером по просьбе их общего знакомого Ходжсона из Библиотеки Конгресса. Завтра в полдень в Шестом корпусе на Линкольн авеню.
– Садись ужинать, – позвала Мария. – Ты не представляешь, как я проголодалась.
– Да, – пробормотал Хьюго. – Сейчас.
Он держал книгу в руках, и что-то происходило с ним. Смутное желание понять превращалось в уверенность, расфокусированная картинка приобретала четкие очертания, он не понимал, что видит, но видел – на светлой поверхности книги, как на маленьком экране. Хьюго знал, что это не так, понимал, что мозг лишь проецирует на светлый предмет то, что представлялось ему картинкой среди сменявших друг друга калейдоскопических и бессмысленных, хотя и симметричных, изображений.
– Хью, – откуда-то издалека позвала Мария. – Что с тобой?
Ничего. С ним все было в порядке. Просто руки затекли, пока он держал книгу, мышцы отяжелели…
Он уронил книгу на стол и удивился, с каким громким стуком – будто свинцовый брусок – она упала.
– Что с тобой, Хью? – повторила Мария.
Он не мог сейчас сказать о том, что видел. О том, что знал.
– Может, тебе лучше полежать?
Конечно, полежать, почему он сам об этом не подумал?
Хьюго лежал на диване, глядя в потолок, на котором возникали и исчезали те же смутные картины, смазанные, совсем уже непонятные, но он все равно узнавал происходившее. Но и слова, которые он мог сказать по этому поводу, тоже смазывались, становились приблизительными, знание оставалось, а способность объяснить рассеивалась в пространстве, и знание постепенно заполнило комнату, будто воздух. Он дышал знанием, он чувствовал, как молекулы знания проникают в легкие и шуршат там маленькими острыми камешками. Стало немного больно дышать… чуть-чуть… Хьюго задержал дыхание, и молекулы знания впитались в ткани тела, усвоились ими, он открыл глаза и удивился, обнаружив, что лежит на кровати в спальне, рубашка расстегнута, Мария сидит рядом и смотрит на него испуганным, но все-таки понимающим взглядом. Горит не верхний свет, а настольная лампа на тумбочке, и оттого лицо Марии выглядит странно подсвеченным, будто луна в первой четверти.