Уходящие в темноту. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 22

– В Америке, наверно, много таких, как Метью. Это не настоящее имя?

– Я знаю его, как Метью. Но, наверно, вы правы, Мария, в Конго детей так не называют.

– В Конго так детей не называют, – медленно, пробуя слова на вкус, повторила Мария, и фраза в ее исполнении прозвучала на гораздо более чистом английском, чем у Хьюго, хотя сказано было то же самое. Удивительный эффект, подумал Хьюго, так бы и слушал…

– У меня ощущение, – продолжала Мария, – что мы оба старательно говорим о чем угодно, только бы не сказать то, что каждый из нас считает важным, но слишком фантастическим, чтобы произнести вслух. Да?

– Да.

Это было правдой. Марии он мог сказать. Она не станет смеяться. Возможно, даже примет его идею всерьез.

Он взял книгу в руки, и она показалась ему вдвое тяжелее, чем была на самом деле. Если идеи обладают массой, то, поняв суть, ты делаешь предмет тяжелее. Глупая мысль, конечно, но если судить по ощущениям…

– Знаете, Мария, – сказал он, раскрыв книгу на середине и переводя взгляд с одного значка на другой, – я еще много лет назад…

– Много лет назад… – повторила Мария, улыбнувшись, он понял ее улыбку и сказал:

– Ну… шесть-семь, если быть точным… я учился в Гарварде…

– О! Вы окончили Гарвард?

– Представьте. И похоронил себя в этой дыре. Долгая история. И не интересная.

– Вы мне расскажете! – воскликнула Мария и прикрыла рот ладонью.

– Простите, – сказала она. – Это не мое дело, конечно.

– Я расскажу, – кивнул Хьюго. Ему действительно захотелось рассказать о себе все, но не сейчас. Они пойдут куда-нибудь… к Шерпу лучше всего… закажут по порции мяса, и он…

– Я расскажу, – повторил Хьюго, – потом. А сейчас хочу сказать, что еще в университете думал о книгах, о том, как возникают идеи, замыслы, мне было не интересно представлять, как в мозге взаимодействуют аксоны и синапсы, или что там еще… нейроны. Мне нравилось думать, что новые идеи подобны живым существам. Зарождение идей – будто зарождение жизни на Земле. Когда неживая клетка становится достаточно сложной, эволюция приводит к новому качеству – возникает жизнь.

– Возникает жизнь, – повторила Мария, и Хьюго послышалось в ее словах осуждение.

– Так и в мире идей, слов, в общем, того, что называют информацией, – когда ее становится очень много, наступает некий предел, и – как в мире биологических систем – может возникнуть новое качество: идеи, знания начинают воспроизводить себя самопроизвольно. Я, наверно, не очень понятно…

– Говорите, – тихо сказала Мария и сделала жест, который Хьюго, скорее всего, понял неправильно: подняла руку и хотела коснуться его ладони, но в последний момент… И все равно Хьюго показалось, что между пальцами пробежали тоненькие, как нити, огоньки святого Эльма. Должно быть, что-то отразилось в его лице, потому что Мария все-таки коснулась его ладони тонкими пальцами.

– Вам, наверно, не интересно, – пробормотал Хьюго.

– Говорите, – требовательно сказала Мария.

– Как-то я рассказал о своих соображениях знакомому студенту-биологу, и он… в общем, мы поспорили, и я понял, в чем ошибался. И вот – эта книга. Ее никто не приносил в библиотеку, я в этом уверен. Она просто возникла на полке. Не знаю, удалось бы увидеть этот момент, если бы в зале стояли камеры слежения.

– Чудо? Магия?

– Нет! Вы знаете, что произошло вчера утром? Наша библиотека подключилась к мировой библиотечной сети GLNS, стали доступны сразу миллиарды книг, журналов, рукописей – в электронном виде, конечно. Тогда и появилась эта книга.

– Бумажная, – напомнила Мария. – На обычной бумаге. С библиотечным кодом.

– Вот именно! С кодом, который никто не ставил и от которого невозможно избавиться!

– Но как…

– Господи, Мария, откуда я знаю? Это… Послушайте, – сказал Хьюго спокойно, – у вас есть другое предположение?

– Да, – кивнула Мария. – На каждой странице равное число знаков, видите? На странице девятнадцать строк, в каждой строке двадцать девять символов.

– Вы считали?

– Я люблю считать, – пояснила Мария. – Само собой получается. Иду и считаю деревья, высаженные вдоль улицы. Вхожу в зал и сразу обращаю внимание – сколько рядов, сколько мест в каждом ряду. Специально не считаю, я не маньячка, вы так сейчас на меня посмотрели… Но мозг сам оценивает. Сколько окон, например, в фасаде дома, мимо которого я прохожу… Я всегда это знаю, достаточно бросить взгляд.

– Наверно, это как-то называется… – начал Хьюго и замолчал. Не очень умно с его стороны – спрашивать, как психиатры называют такой синдром. У каждого в голове тараканы, у Джорди были свои – она не могла видеть немытой тарелки или пепельницы, в которой лежал окурок, – хоть один, пусть маленький. Нужно было сразу выбрасывать и мыть. Из-за этого Хьюго в свое время бросил курить, ну что это, в самом деле – не дай Бог бросить окурок в блюдце или на картонную подставку от пива.

Может, потому они с Джорди и развелись, что… Нет, конечно, хотя и это тоже сыграло свою роль.

– Это называется обсессивный синдром, – спокойно сказала Мария. – На самом деле я не считаю все подряд, так что не думайте, что я уже пересчитала пуговицы на вашей одежде.

– Я не…

– Хотя могу сказать, что их семнадцать, – с улыбкой закончила фразу Мария. —Число в мозгу само собой возникает, понимаете?

– Да, – кивнул Хьюго. – То есть, нет. Неважно. Вы говорили о книге.

– Девятнадцать строк и двадцать девять знаков в строке. Это сколько получается? Не смейтесь, Хьюго, с таблицей умножения у меня проблемы.

– Что вы, Мария, я не смеюсь, я тоже не умножу в уме!

Он вытянул из кармана телефон и нажал нужные клавиши. Быстрее было бы посчитать на калькуляторе, лежавшем в нижнем ящике, но пока достанешь…

– Пятьсот пятьдесят один, – сообщил Хьюго. – Ну и что?

– Сколько в книге страниц?

– Не знаю… – растерялся Хьюго. Что-то около пятисот пятидесяти, он считал, но наверняка сбился. – Пересчитать?

– Да, пожалуйста, – кивнула Мария и немного отодвинулась, чтобы не мешать Хьюго листать страницы.

Одна, две, двадцать, пятьдесят, сто… Легко ошибиться, когда на тебя смотрят черные глаза, в которых… Он не хотел знать – пока не хотел, – что скрывалось в глазах девушки. Триста двадцать… Четыреста пятьдесят…

– Пятьсот пятьдесят три, – сказал Хьюго.

Мария взяла книгу из его рук, открыла на последней странице.

– Здесь еще три полные строчки и пятнадцать знаков на неоконченной.

– Хотите, я подсчитаю?

– Да, – нетерпеливо произнесла Мария. – Мне кажется, я знаю результат, но вы перемножьте.

Почему-то Хьюго был уверен, что Мария действительно знает, сколько в книге знаков. Если она интуитивно…

– Триста четыре тысячи восемьсот пять, – сказал он. – Не так много, вообще-то. Примерно семь с половиной листов. Небольшой роман. А книжка толстая… Мария, что с вами?

Девушка сидела, закрыв глаза и шевеля губами. Пальцы она сцепила так, что побелели костяшки. Хьюго подумал, что Мария молится, он услышал что-то похожее на «Libera me Domini…». Наверно. Почему бы ей не быть набожной, она итальянка, они все католики, но почему Мария именно сейчас решила читать молитву?

– Это… потрясающе, – сказала девушка, открыв глаза и сразу переменившись.

Хьюго молча ждал.

– Я специалист по истории религий, – будто извиняясь, произнесла Мария. – Сама католичка, мы с мамой ходим… ходили в церковь каждое воскресенье, когда мама была жива. Сейчас я редко… как-то так получается… разве что на концерты в Миланском соборе, я там слушала Реквием Верди, это было в последнем году прошлого тысячелетия.

– Девятьсот девяносто девятом?

– Нет, – Мария бросила на Хьюго недовольный взгляд. – В двухтысячном, конечно. Я не принадлежу к тем гуманитариям, которые уверены, что нули в конце числа означают новое тысячелетие.

– Простите, я не…

– Неважно. Пел Паваротти, дирижировал Аббадо, а других солистов я не помню. Это было… Простите, Хью, я только хотела сказать, что…

– Я понял.

– Нет, – упрямо произнесла Мария. – Вы знаете, сколько знаков в Моисеевом Пятикнижии? В оригинальном тексте, который евреи называют Торой? Это число никогда не менялось. Когда переписывают Тору, не ошибаются ни в едином знаке, иначе текст теряет сакральность. Если есть свои константы не только в физике, но и в теологии, то это число – одно из немногих. Наряду с шестью днями Творения и десятью заповедями.

– Вы хотите сказать, Мария, что в Пятикнижии триста четыре тысячи восемьсот пять знаков?

– Проверьте, – кивнула Мария. – Это легко сделать, наберите в Гугле…

Хьюго был уверен, что Мария не ошиблась. Через минуту он в этом убедился.

– И еще здесь написано, – прочитал Хьюго с экрана, – что, если учитывать пробелы, то в Моисеевом Пятикнижии шестьсот тысяч знаков – столько душ составлял народ Израиля, когда евреи вышли из Египта. В нашей книге пробелов нет, и… Мария, вы говорили, что в тексте нет ни одного повторяющегося знака. Это тоже довольно легко проверить, хотя придется потратить несколько часов. Вы не торопитесь? – вопрос он задал небрежно, но по ощутимому напряжению в голосе легко было понять, как важно Хьюго услышать положительный ответ.

– Вообще-то, – поморщилась Мария, – у меня в два часа встреча с… одним студентом. У него «хвост» по истории религии, и мы договорились, что я с ним позанимаюсь. Но я могу позвонить и отменить. Хотя…

– Хотя лишние деньги вам не помешают, – догадался Хьюго. Почему-то ему было неприятно не столько то, что Марии приходится думать о дополнительном заработке, сколько то, что клиентом был некий студент, который наверняка будет не только слушать объяснения, но и смотреть… и слушать, конечно, тоже – голос, тембр, интонации…

– Собственно, – сказал он, злясь на себя, – вы мне здесь не очень-то и нужны. Отправляйтесь к своему студенту, а я тем временем инсталлирую программу сравнения изображений – она у меня есть на диске, но пользоваться ни разу не приходилось, – и попробую до вашего возвращения получить хоть какую-то информацию.

Уходить Марии не хотелось, не такие уж большие деньги она зарабатывала на репетиторстве, чтобы держаться за каждый урок, но равнодушный, как ей показалось, тон Хьюго ее немного уязвил.

– Хорошо, – сказала она, поднимаясь. – У вас есть номер моего мобильника? Вы ведь видели мою библиотечную карточку.

– Я не собирался… – смутился Хьюго.

– Значит, номер вы знаете, – заключила Мария. – Если получится что-то интересное – звоните. После четырех, пожалуйста.

* * *

Из разосланных вчера писем вернулись с ответами три: от профессора Ричарда Монтенегро (университет штата Алабама), доктора Присциллы Винтер (институт изучения древних языков, Колумбийский университет) и доктора Хозе Касадоса (музей истории Каталонии, Барселона). Все трое утверждали, что пиктограммы, присланные Хьюго, не имеют отношения ни к одному известному им древнему языку, а к современным – подавно. Скорее всего, это чья-то придумка (возможно, даже ФБР или иной подобной структуры) с целью шифровки информации или, что более вероятно, абстрактные изображения. Современные художники любят ребусы, поглядите, сэр, какая картина была выставлена прошлой осенью в Музее Ван Гога в Амстердаме. Фотографию прислала миссис Винтер – что-то отдаленно общее действительно было у фантазии художника Криспена со значками из книги. Однако, не Криспен, конечно, устроил мистификацию в библиотеке города Фарго, Северная Дакота, Соединенные Штаты.

Других ответов Хьюго не ждал. Странно – он никогда не был так убежден в том, что прав. Самое уникальное издание в истории. Книга, возникшая ниоткуда. Шекспир прав, утверждая, что «из ничего и выйдет ничего». Появилась книга потому, что информация в сети GLNS достигла критического предела и начала, как когда-то жизнь, воспроизводить сама себя. Нелепо, в принципе. Информация не материальна. Как из знания о чем-то, пусть даже этого знания невообразимо много, могла возникнуть материальная книга: обычная бумага, типографская краска и клей, применяемый в переплетных работах? Стандартная по всем параметрам книга – кроме одной особенности: она содержит текст (значки? пиктограммы?), не соответствующий ни одному известному языку.

Хьюго закончил сканировать все страницы, включил программу сравнения изображений и только тогда почувствовал голод. Третий час – уже и обед прошел, а он не заметил. Вот еще странность – за весь день никто ему не помешал делать то, что он считал нужным. Обычно к нему заглядывали то Дона, то кто-нибудь из библиотекарей – за консультацией, или нужно было найти какие-то места в текстах книг, а он это умел делать лучше прочих, или, бывало, тот же Метью или кто-нибудь еще из охранников заглянет – перекинуться словом, пересказать новости.

Хьюго спустился в кафетерий, расположившийся в полуподвальной части здания, взял пару сэндвичей и кофе и вернулся к себе, съев по дороге половину сэндвича и выпив почти весь стаканчик. На экране, как он и ожидал, красовалась в центре одинокая цифра «0», число просмотренных знаков достигло двухсот тридцати тысяч, не так уж много оставалось до конца, Хьюго прикинул – через полчаса он будет знать точно. Будет знать то, в чем Мария и прежде была уверена.

Самая странная книга из всех, какие он когда-нибудь держал в руках. И самая обычная. Находка для любого библиофила. Уникальная ценность. Какова вероятность того, что число пиктограмм в книге случайно совпало с числом букв в Пятикнижии? Какова вероятность, что кто-то случайно принес с собой и оставил на полке книгу, содержащую, к тому же, уникальный RFID-код, никогда и никем не нанесенный? Нуль – вот какова вероятность того, что все это произошло случайно.

Пластиковый стаканчик Хьюго выбросил в мусорную корзину, неплохо бы взять еще кофе, но до окончания работы программы сравнения оставалось совсем немного времени, и он решил потерпеть. Терпеть пришлось почему-то дольше, чем он рассчитывал. Когда уже все знаки, если верить счетчику, оказались просмотрены, программа минут пять не выдавала окончательного результата, хотя он был ясен – в центре экрана по-прежнему высвечивался большой нуль, но иконка «процесс завершен» долго не появлялась – что еще можно было сравнивать, Хьюго не знал. Может, сравнив основные линии и не найдя общего, программа принялась разбираться в тонкостях, не видимых невооруженным глазом? Хьюго протянул было руку, чтобы остановить практически законченный процесс, но программа сделала это, наконец, сама – иконка с нулем исчезла, и вместо нее появилась надпись: «Просмотр закончен. Одинаковых знаков не обнаружено».

Хьюго достал телефон и набрал номер Марии, поскольку часы на дисплее показывали начало пятого – надо же, как быстро прошел день. Дожидаясь ответа (почему Мария так долго не отвечает?), Хьюго поглядел почту. Пришли еще четыре ответных письма: от профессора Хижняка из Московского университета (специалист по древнеславянской письменности), от доктора Морриса из университета в Детройте (языки народов Америки), от Кэмпбелла из музея «Метрополитен» (классный знаток Древнего Египта) и от Боба Ходжсона, старого приятеля, с которым Хьюго учился на одном курсе в Гарварде. Боб сделал более интересную карьеру, нежели Хьюго, – вот уже три года он работал в Библиотеке Конгресса в должности библиографа-консультанта, и хотя формально это была более низкая должность, чем у Хьюго, на самом деле – учитывая масштабы библиотек – Ходжсон руководил двумя десятками сотрудников и сам занимался не только библиотечными делами, но и научными исследованиями, правда, Хьюго не знал точно, в какой именно области. За три года они с Бобом однажды виделись на конференции в Филадельфии и пару раз случайно пересеклись в интернет-дискуссиях, так и не выяснив ничего о личных делах друг друга. Хьюго знал, что у Боба была девушка, но поженились ли они? Были ли у них дети? Надо будет спросить при случае.

– Хью? – голос Марии почему-то звучал, как показалось Хьюго, напряженно, будто она была не одна или не хотела говорить, и его настроение испортилось сразу и навсегда. – Я вас слушаю, есть что-нибудь новое?

– Да, – сказал Хьюго таким же напряженным голосом. – Вы были правы, Мария, среди пиктограмм нет одинаковых.

– Я же говорила…

Почему такой сухой голос?

– Извините, если я не вовремя.

– Господи, Хьюго, о чем вы! – воскликнула Мария. – Я говорю с вами и одновременно считаю до трехсот, вот уже и досчитала. У меня испортился таймер в микроволновке, надо отнести в починку, но все забываю. Вот и приходится считать в уме, чтобы не подгорело или не пережарилось.

– А что у вас…

– Пицца – что еще может приготовить себе на ужин простая итальянская девушка?

Хьюго рассмеялся.

– А я подумал… Послушайте, Мария, я тоже голоден и очень хочу настоящего кофе.

– Я думала, вы любите пиво.

– Потому что я из немцев? Ничего подобного, терпеть не могу. Так может, мы сходим, поужинаем?

– Конечно, – согласилась Мария. – И книгу захватите, хорошо?

– Э-э… – смутился Хьюго, вспомнив, что вопрос о том, как вынести книгу из библиотеки, пока не решился. – Хорошо. Давайте встретимся через час на углу Четырнадцатой авеню и Северного Бродвея.

– Договорились.

Он сказал «хорошо»? Значит, теперь точно придется последовать совету Базза и выйти через служебный ход – обычное дело для персонала, но почему-то так получилось, что Хьюго ни разу этим входом не пользовался, и сейчас ему казалось, что он собирается сделать что-то предосудительное. Странно устроена человеческая психика – обычное для всех он считал неудобным для себя… почему?

В почте появились еще два ответных письма – одно из Австралии, другое из Японии, вот и противоположное полушарие подключилось. Видимо, там начался рабочий день, а здесь как раз заканчивается.

Разнообразием письма не отличались. «Нет такого языка». Отстучав всем общее «спасибо», Хьюго вернулся к единственному письму, отличавшемуся от остальных. Ходжсон написал коротко: «Позвони». И все. Номер телефона Хьюго нашел в информации о пользователе и подумал, что сейчас звонить, наверно, не стоит – на восточном побережье разгар вечера, Боб наверняка уже дома. Возможно, занят семейными делами.

Решив позвонить Бобу завтра утром, Хьюго аккуратно положил книгу в рюкзачок, выключил компьютер, запер кабинет и, почему-то нервно глядя по сторонам, направился в кафетерий, откуда вел на улицу служебный выход. Ему казалось, что Базз или его вечерний сменщик Метью непременно догонит его и остановит словами: «Почему вы, мистер Мюллер, нарушаете инструкции?».

Разумеется, никто его не остановил, и, оказавшись на улице, Хьюго окунулся в вечернюю городскую духоту. Марию он увидел, подъезжая к перекрестку, – она сидела на скамейке в окружении детских колясок и радостных мам, рассказывавших соседкам о том, какой замечательный у них ребенок.

– Боже, – воскликнула Мария, опускаясь на сиденье рядом с Хьюго, – я даже не подозревала, что у таких маленьких детей может быть столько талантов и столько болезней!

Хьюго рассмеялся.

– Вы не считаете талант болезнью? – спросил он, выруливая на Северный Бродвей и притормаживая у платной стоянки возле кафе «Сакакавиа».

– А вы считаете? – вопросом на вопрос ответила Мария: – Если болезнью считать любое отклонение от среднего значения…

– Не любое. Я читал, что существует распределение людей по способностям, математики называют его гауссовым, а биологи определили, что болезненным отклонением от нормы можно считать отклонение, равное трем стандартным. Не спрашивайте меня, что это означает.

– По-моему, – заявила Мария, выбираясь из машины, – все это чепуха, потому что никто толком не определил, где конкретно проходит граница между человеком способным и уже талантливым.

– Так ведь границу между здоровьем и болезнью тоже определить трудно, не так ли? – Хьюго пропустил Марию вперед и пошел следом к ярко освещенному входу в кафе. Столики были расставлены и на тротуаре, но Хьюго предпочитал кондиционированный воздух в помещении уличной духоте.

Свободных мест было немного, они сели у дальней стены – здесь можно было хоть как-то ощутить свою отделенность от общей суеты.

– Когда человек утверждает, что нечто возникает из ничего, – сказала Мария, сев так, чтобы видеть не зал, а только Хьюго, расположившегося напротив, – это норма или болезнь?

– Не знаю, – серьезно сказал Хьюго. – Сегодня я все время думал… Искал варианты. Кстати, я получил ответы почти от всех, кому посылал скан страницы.

– И все сказали, что такого языка нет?

– Вы этого ожидали?

– Вы – нет?

– Нет, не ожидал, – Хьюго отодвинулся от стола, чтобы подошедший официант смог поставить бокалы и кувшин с апельсиновым соком. Меню Хьюго раскрывать не стал, он знал, что здесь нужно заказывать, и посоветовал Марии: – Попробуйте запеченную говядину, не пожалеете.

Мария покачала головой, перелистывая страницы.

– Мне овощной салат, – сказала она официанту, – и авокадо в соусе. И двойной кофе.

– Вы вегетарианка? – поинтересовался Хьюго, когда официант отошел.

– Вовсе нет, – улыбнулась Мария. – Просто в такую жару… Не хочется. Дома я тоже летом почти не ела мяса, а мама меня пыталась накормить чем-нибудь калорийным…

– Расскажите о себе, – попросил Хьюго. – Вы жили в Милане, а я всю жизнь мечтал попасть в этот город.

– Увидеть собор, замок Сфорцеско, – подхватила Мария.

– Нет-нет, – запротестовал Хьюго. – Это, наверно, странно, но меня никогда не интересовал знаменитый собор, хотя свой путь по Милану я мечтал начать именно с этой площади. Но повернуться к собору спиной, пройти по галерее Наполеона, выйти к театру Ла Скала и долго стоять, разглядывая фасад и представляя, как к зданию подъезжают красивые экипажи, из них выходят мужчины во фраках и помогают выйти дамам в вечерних нарядах… И вместе с ними в театр входят Пуччини, Леонкавалло… Верди…

– Вы любите оперу? – спросила Мария и продолжала, не дожидаясь ответа: – А я была в Скала только раз – приезжал Большой театр из России и показывал балет Чайковского.

– Вы любите балет? – спросил Хьюго немного обескураженным тоном, не очень понимая, как можно, живя в Милане…

– Нет, – призналась Мария. – Меня повел приятель, он себе все ладони отбил, а я слушала музыку, закрыв глаза, потому что балерины мне мешали. Музыку очень люблю, но всегда слушаю одна, дома, закрыв глаза… Это болезнь, доктор?

– Что вы, – смутился Хьюго. – Если честно, то сейчас я тоже слушаю музыку именно так. Просто нет другой возможности. А почему вы занялись историей религий?

– А почему вы стали библиотекарем? Вспомните себя, когда вы принимали решение, и все поймете. Это не зависит от конкретной специальности. Просто что-то начинает шевелиться в душе, детские желания соединяются с взрослыми расчетами будущей карьеры.

Официант принес заказ, и разговор на время прервался. Хьюго пожалел, что не заказал вина, он почему-то подумал, что это лишнее, вино можно будет заказать потом, если… Что «если», он не очень понимал, возможно, никакого «если» не будет…

Они ели, то и дело поднимая глаза друг на друга, и едва заметно улыбались. Этого было достаточно для общения, и когда вилки были положены на тарелки, Хьюго, пожалуй, знал о Марии больше, чем она могла бы за то же время рассказать словами. Почему-то он был уверен, что она росла без отца, а мать у нее была женщиной властной, иначе нельзя, если растишь ребенка одна, и нужно еще делами заниматься, наверняка Мария мечтала вырваться из-под материнской опеки… Господи, какие только фантазии приходят в голову.

– Я почему-то подумала, – сказала Мария, – что вы женились не по любви, а чтобы доказать себе, что… бывает так у юношей… кажется, что никому не нравишься, и женишься на первой же девушке, которая не смотрит на тебя презрительным взглядом.

– Так и было, – подтвердил Хьюго, не удивившись проницательности Марии. – А я подумал, что отец ушел от вашей матери, когда вы были маленькой.

– Что вы, – рассмеялась Мария. – Папа нас не бросал, но он палеонтолог, и очень много времени проводит в экспедициях. Сейчас копает в Алжире – нашли интересные кости. Я очень любила маму, она была, как капитан корабля, с которого сбежала команда. Все нужно было успеть самой, за всем уследить, и собственную дочь воспринимаешь не как личность, а как… скажем, котел в машинном отделении.

– Мария, – Хьюго решил вернуться к главной теме, хотя ему было очень интересно и важно знать, как Мария жила раньше, был ли у нее кто-то. – Я хотел спросить… О чем вы подумали, когда взяли в руки книгу? Вы увидели ее на полке…

– Да, и сразу поняла, что это не обычная книга, – задумчиво произнесла Мария. – Я еще и в руки ее не взяла, но уже знала, что сейчас начнется необычное. Странное ощущение. А когда я взяла книгу в руки и раскрыла… Знаете, Хью, я совсем не удивилась, увидев значки. Мне кажется, я удивилась бы, если бы на странице оказался обычный текст женского романа, что-нибудь вроде «Он прильнул губами к ее губам», ну, вы понимаете. И в это время появились вы.