Книга Инсбрукская волчица - читать онлайн бесплатно, автор Али Шер-Хан. Cтраница 5
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Инсбрукская волчица
Инсбрукская волчица
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Инсбрукская волчица

– Э, нет, – покачал головой брат. – Я не могу лишний раз светиться.

– А чего так?

– Ну, ты даёшь, – помотал головой Золтан. – Я, знаешь ли, в розыске. Вот только ищут меня, конечно, не особо – у полиции и без меня забот хватает…

– Например, присвоить себе чужие ценности.

От такой новости мои братья остолбенели. Золтан покосился на меня с недоверием, а Виктор даже решил пощёлкать пальцами у моего носа, проверяя, не случилось ли у меня помутнения рассудка. Но нет, всё нормально, я в здравом уме и твёрдой памяти. Разговор с Йодлем я не стал пересказывать, поскольку у нас был уговор, что всё между нами. Да и упоминать лишний раз отошедшего от дел журналиста Меланьи посчитал лишним. Золтан, очевидно, понял, что к чему, и мы направились к остановке трамвая.

– Вот, – я достал несколько папок, которые мне передал журналист. – Здесь есть досье на человека, что ведёт дело Ники. Не так давно я узнал, что в тюрьме на неё давят. Сильно давят. Это объясняет отказы в свиданиях.

– Откуда у тебя такой солидный компромат? – присвистнул Золтан. – И не проще ли этому слегка оборзевшему сыскарю просто морду набить?

– Вот потому, Золтан, тебе не быть разведчиком, – усмехнулся я. – Ты лишь резаться горазд. Нет, мы, конечно, объясним ему, что так лучше не делать, но эти документы – ещё и наша защита. Если я обнародую их, не отмоется никто. С кого-то из легавых слетят погоны, а кто-то окажется за решёткой, – я покрутил запястьями, изображая арестанта.

– Постойте! – вмешался Виктор. – Не кажется ли вам, что нас могли и надуть? Сам Эрик не мог достать такие документы.

– Вот потому мы и проверим кое-что, – заметил Золтан. – Одного из «клиентов» я как раз знаю. Спросим у него и сверимся.

Свидание разрешили лишь однажды, тогда в тюрьму поехала сестра. Тимея вернулась позже, при этом она была точно раздавленная – ни слова внятно произнести не могла. Уже тогда я почуял неладное, но всё равно рассказ Йодля стал для меня неприятным сюрпризом. Конечно, Ники совершила преступление и за это должна ответить, но для начала необходимо было, чтобы она дожила до суда.

Мы высадились на незнакомой нам прежде улице и, перейдя на другую сторону, свернули в переулок. Здесь, за фасадом красоты и благополучия, прятались обшарпанные и довольно унылые дома. «Почему-то чувствую себя, как дома», – с иронией подумал я. Золтан подошёл к местному кабачку и, открыв дверь, вошёл, подозвав и нас. Это было классическое пристанище для уголовного элемента, я таких людей вижу издалека. Вот в центре сидят картёжники, похоже, играют довольно долго. Мы сели за столик, и после того, как Золтан принёс еду, я раскрыл чемоданчик.

Виктор похлопал меня по плечу и, так и не доев свой ужин, метнулся к игрокам. Лениво оглядев картёжников, Виктор стал болтать с одним из посетителей. Золтан, тем временем, обстоятельно рассказывал об этом трактире. Публика здесь была исключительно пёстрой – от уголовников до внешне приличных людей. Например, среди картёжников были и люди, занимающие весьма высокие посты. Представляю, как бы сейчас на это реагировал Виктор. Уж шулер за версту чует прибыль. Тем временем, банкомёт объявил:

– Господа, мы играем уже довольно долгое время. Предлагаю сделать перерыв и отдохнуть.

Игроки согласились, и в скором времени стол практически опустел. Я же из праздного любопытства решил посмотреть их «пулю». Но Виктор меня опередил. Он всяко больше меня смыслил в игорном деле.

– Та-ак, тучный мужик в очках в большом проигрыше. А вот лохматый юнец напротив – выигрывает чаще остальных.

– Это Алекс, – подал голос Золтан. – Студент-медик. Знатный скандалист – дня не проходит у него без конфликтов. Покуда трезвый, ещё куда ни шло, но как напьётся – держите его семеро.

– Ловкач, – зацокал языком Виктор, после чего буквально подтащил нас к себе. – Знаете, я видел, как он мухлюет. Он видит карты соперников. Что будет, если я попрошу любого из них сесть на его место?

– Бить его будут, – с усмешкой сказал я. – А ему не привыкать.

Виктор, тем временем, поймал Алекса у барной стойки и, учтиво пожав ему руку, затеял непринуждённый разговор, оперируя уменьшительно-ласкательными словами. Именно так обычно начинают свой разговор вымогатели и шантажисты. И Виктор не стал медлить.

– А знаешь, Алекс, я тут заметил, что сегодня ты хорошо своих соперников обчистил. Молодец, тебе очень везёт, дружок… Очень. Только вот что делать, если вдруг соперники спросят, почему ты сегодня такой удачливый?

– Позвольте… – начал было Алекс, но Виктор быстро его осадил:

– Чего это ты сразу на дыбы, дружок? Я в этом деле собаку съел, и скажу по совести: твой способ стар, как мир. Сейчас игроки вернутся за стол, а я попрошу тебя пересесть на место банкомёта, а любого из твоих соперников – на твоё место. То-то они удивятся законам физики – это ж как удачно свет падает, и как отражаются карты. Ещё когда я на деньги не играл, меня за мухлёж просто лупили. А с тебя так шкуру спустят.

Алекс мгновенно побледнел. Руки его затряслись, а на лбу выступил пот. Перспектива его откровенно удручала. Что сейчас потребует за молчание заезжий шулер? Денег? Каких-то услуг? Виктор будто читал мысли и, обмякнув на стуле, томно проговорил:

– Поделись выигрышем, и тайна волшебного зеркала останется между нами.

Но я чувствовал, что Алекс может нам ещё пригодиться. Немудрено такому человеку угодить в участок, а значит, он может знать кого-то из легавых.

– И ещё, Алекс, – тут уже в разговор вступил Золтан. – Скажи, фамилия Надь тебе о чём-то говорит? Знаешь легавого с такой фамилией?

– До сих пор помню эту рожу, – без удовольствия ответил студент. – Случалось, буянил много после выпивки, так меня быстро полиция хватала. Как-то в гостях тоже напился, ну побил зеркал немного, другу своему нос сломал. Мои-то уже обо всём договорились, ну примирение сторон, какие претензии? Но он поднял некоторые старые дела, все мои прошлые «подвиги»… Выходило где-то года на полтора-два. А он открыто говорит мне, мол, прибавь чутка к залогу, и дело закрыто. Взятку вымогал, скотина! А что мне оставалось делать?

Всё сходится! Что ж, теперь нам предстоит «поговорить по душам» с немного оборзевшим «легавым».

Два дня мы повсюду следили за детективом Надем. Золтан предлагал ворваться в его квартиру внезапно, чтобы сразу сработал фактор испуга. Мы с Виктором возражали – можно попасть в засаду. Тогда наша сестра лишится последнего шанса на спасение.

Наконец, мы тщательно продумали план нападения. Каждому была назначена определенная роль и место ожидания. Я слонялся по двору с небольшим чемоданчиком в руке, поглядывая на часы, как человек, который ждёт свою девушку или приятеля. Золтан зарядил наган и затаился за сараями в углу двора, а Виктор расположился на углу улицы. Примерно в половине девятого раздался свист – это Виктор сообщил, что наш клиент приближается.

Как было условлено, я подошёл ко входу в подъезд. Во дворе показался детектив Надь. Он вошёл в подъезд, не обратив на меня внимания. Я бесшумно последовал за ним, сохраняя небольшую дистанцию. Ничего не подозревая, Надь отпер дверь своей квартиры, и уже шагнул через порог, как в висок его уткнулась холодная сталь нагана.

– Здравствуйте, господин сыщик, – насмешливо произнёс Золтан, и ловко заломил Надю руку за спину. – Извините, что я без пригласительного билета. Но уж так хотелось вас повидать!

– Чего вам надо? – вскрикнул детектив.

Но Золтан крепким пинком заставил его умолкнуть. Тут и мы с Виктором вошли внутрь. Я запер входную дверь на замок.

– Давай без глупостей, – приказал Золтан, – а то мы тебе живо шкурку подпортим!

Продолжая заламывать руки детектива за спину, Золтан заволок его в гостиную и заставил сесть на стул. Мы с ним вдвоём прикрутили Надя верёвкой к спинке стула. В это время Виктор зажёг свет, и это вмиг вывело нашу жертву из оцепенения. Легавый завопил:

– Вы с ума сошли, идиоты? Знаете, что вам грозит за нападение на государственного служащего?

– Может быть, – усмехнулся я, – только вам, детектив, это уже не поможет!

Я положил свой чемоданчик на стол и открыл замки. Надь с опаской наблюдал, как я достаю пачку бумаг.

– Тут у меня несколько весьма любопытных документов. И все они посвящены вам, уважаемый господин Надь. Если я покажу эти бумажки вашему начальству и прессе, вам придётся сменить свой кабинет детектива на тюремные нары. Можете ознакомиться!

Я сунул пару листков прямо ему под нос.

– Интересно, правда? Это всего лишь копии. Где оригиналы, вам знать не обязательно. Как и то, где я достал эти замечательные факты вашей биографии.

– Чего вы хотите? – сдавленным голосом спросил Надь.

– Да так, сущую чепуху, – вмешался Золтан. – Ты занимаешься делом Ники Фенчи. Посмей только обидеть её – пожалеешь, что на свет родился!

С этими словами Золтан с размаху ударил Надя в скулу. Тот взвыл от боли, а Золтан язвительно спросил:

– Ах, вам не нравится? А мне казалось, ты именно так обращаешься с подследственными! Повторяю, посмей ещё раз тронуть Ники!

Мы с Виктором тоже наградили детектива несколькими оплеухами. Это «урок» не прошёл даром. Я больше не боялся, что Ники изобьют на допросах до смерти. Под угрозой раскрытия компромата, Надь резко утихомирился. Он не только скрыл от полиции наш разговор, но и оставил Ники в покое до самого суда.


Глава 6. Газетный лист

Эрик, наконец, замолчал, решив, что больше сказать ему нечего. Я сидела, открыв от удивления рот. Теперь-то мне всё стало ясно.

– Эрик, а что там с письмами Анны? Я ведь не прочла их.

– О-о, знаешь, когда я увидел имя адресанта, у меня руки вспотели. Я ведь тогда, в восьмом редактировал статью о ней. У меня до сих пор в столе вырезка лежит. А там как раз говорящий заголовок: «Волчица поймана». У неё такой взгляд дикий, затравленный. Признаться, нелегко было отвечать, зная, за что она сидит.

Брат прокашлялся и замолчал. В это время в помещении показался часовой в серой форме.

– Время поджимает, – напомнил конвойный, войдя в барак.

Время, отведённое для свидания, пролетело так быстро, что я не успела задать Эрику и половины вопросов, которые крутились у меня в голове. . Эрик не стал спорить с часовым и приготовился идти. Он ведь даже не сообщил мне тогда о том, как они «научили» следователя, как он выражался «обращаться с арестантами». И неужели Йодль, наш непримиримый противник, вдруг проявил такую человечность? Редко когда полицейские поступают не по закону, а по совести, и мне было вдвойне приятно.

– Ну, всё, сестрица, давай, до скорого, – Эрик крепко обнял меня. – Как только появится возможность, навещу тебя снова.

– Пока, Эрик! – сквозь слёзы процедила я.

– Ну что опять за сантименты, а? – рассмеялся мой братец. – Крепись, и всё будет хорошо. Мы тебя в любом случае ждём. Главное, что мы – семья.

Прошло несколько недель после отъезда Эрика. Жизнь в тюрьме текла своим чередом, и я даже перестала замечать, как летит день за днём. Я привыкла к несвободе, к тяжёлым работам, к часовым. Удивительно, как Анна изменилась с тех пор – стала сдержаннее и даже следить за собой начала. До этого она постоянно ходила в грязи, в саже, в пыли, словом, настоящая каторжница. Что ещё бросалось в глаза, она ревностно прятала письма, смотрела на меня, как удав на кролика. Казалось, она готова любой крысе, что заберётся в камеру, переломить хребет штырём, чтобы не изгрызла письма. В её жизни, наконец, появился смысл, а значит и надежда, что хотя бы после смерти она попадёт на волю.

Я тоже часто перечитывала письма, полученные от Эрика, и записочки от сестры и братьев, вложенные в конверт. Статья «Волчица поймана» лежала среди них – свидание закончилось, когда я держала вырезку в руках, и поэтому Эрику я ее не успела вернуть. Однажды, когда я хотела перечитать последнее письмо, в котором Эрик сообщал, что вместо него навестить меня приедет Тимея, вырезка случайно выпала из пачки на пол. Анна, которая по своей привычке расхаживала взад-вперед по камере, увидела свою фотографию и, будто коршун, схватила газетный листок и впилась в него глазами.

Я так и не прочитала статью, она была написана по-немецки, а я только немного знала этот язык на слух. Да и опасалась я читать ее при Анне, и вот…

Зигель приблизилась к окну в двери, через которое падал свет от газовой лампы, находящейся в коридоре.Этот свет едва освещал камеру. Глаза ее бегали по строчкам. Вдруг она дернулась и вскрикнула:

– Это он, он! Пиявка Дитрих…

Будто в смертельном ужасе она кинулась за нары и забилась там в углу, съежившись и прикрывая голову руками.

– Не надо, не надо! – вздрагивая, бормотала она. – Оставьте меня, ничего я вам не скажу…

Я со страхом наблюдала за очередным припадком: а мне-то казалось, что за последнее время психическое состояние Анны улучшилось. И вот опять…

Глядя, как она стала раскачиваться и дергаться, я испугалась, как бы Зигель не размозжила себе голову о стену. А может, она этого и добивается, чтобы на работу не выгоняли? Но нет, руку она себе резала умышленно, а сейчас впала в ужас от этой статьи. И зачем я держала ее вместе с письмами! Надо было спрятать в другом месте.

Я осторожно приблизилась к Анне и взяла ее за руку, пытаясь поднять.

Она выдернула руку, но я была настойчива. Подхватив ее под мышки, я поставила Анну на ноги и повлекла к нарам, усадила.

Она продолжала раскачиваться и повторяла, как в бреду:

– Пиявка, пиявка Дитрих… Это все он, он…

– Кто такой Дитрих?

– В статье… Откуда она у тебя?

– Эрик принес. Он в газете тогда работал.

– Это он написал? – в ужасе воскликнула Анна.

Вероятно то, что Эрик, к которому она, как мне показалось, уже прониклась теплым чувством, письма от которого были единственной ниточкой, соединяющей её с миром, написал о ней такие слова, поразило Зигель в самое сердце. И я поторопилась успокоить ее.

– Нет, он всего лишь исправлял ошибки – это была его работа – исправление чужих грамматических ошибок. Многие журналисты пишут безграмотно, а наш Эрик всегда был отличником.

– Значит, не он? Правда, не он? – с надеждой в голосе спросила Анна.

Я заверила ее, что в 1908 году Эрик занимался только редактированием чужих статей.

Мне было очень любопытно, что же такого было в этой вырезке, от чего Анна пришла в такой ужас, и я попыталась осторожно вытянуть у нее из рук клочок газеты. Но она оттолкнула меня и прижала бумажку к груди.

– Что там написано? – спросила я и объяснила: – Я ведь не читаю по-немецки.

– Там про меня, про то, что я сделала… Называют меня волчицей… А сами… Они что, лучше?.. Изображают из себя добреньких… Нет добрых, нет!.. Есть равнодушные, есть хитрые, есть звери… А добрых нет, нигде!.. Может и я бы была доброй, если бы ко мне по-доброму… Дитриха расписывают, как справедливого и честнейшего человека, а он пиявка, пиявка! Присосется, всю кровь выпьет… кровь…

Мне показалось, что сейчас с Анной опять случится припадок и, схватив со стола кружку с водой, я поднесла ей.

– На, попей, успокойся.

Когда Анна выпила до дна всю воду, я осторожно спросила:

– Кто такой этот Дитрих?

Анна ответила не сразу. С минуту она сидела, насупившись, глядя в одну точку, и наконец, проронила:

– Флориан Дитрих, следователь, он моё дело вел.

– А почему ты называешь его пиявкой?

– А как еще? Пиявка и есть.

– Он тебя бил? – вспомнила я про изверга Надя.

– Где ты видела, чтоб следователи сами били? Для этого у них подручные имеются… А ты бы не удивилась, наверно… Вы, мадьяры, живодёрство с молоком матери всосали. И этот поначалу вроде как спокойно спрашивал: что, где, когда… Протокол писал. Что он узнать хотел?.. Ничего я ему не говорила. А он, как пиявка, вопьется своими глазками-буравчиками, и чувствуешь, что такой не отлипнет. И не отлипал. Я по часам на стене следила: иной раз по семь часов подряд вопросы свои каверзные задавал… А я в ответ молчок…

Анна злорадно расхохоталась, а потом невольно потерла плечо. Всё-таки мне кажется, она лукавит, и дала слабину, рассказав инспектору всю историю, иначе она бы не стала так бурно реагировать на одно упоминание имени хитрого сыщика.

– А потом ещё в камеру приходил. Один, без оружия…

– Чего он добивался, признания?

– Ему оно не сильно требовалось: улики, свидетели, и так хватало. Я просто молчала, ничего не хотела ему говорить, а они все добивались, отчего я на это решилась…

Мне показалось, еще чуть-чуть, и Анна начнет говорить, и я, наконец, узнаю, что подтолкнуло ее «поджарить», по её выражению, стольких людей, среди которых были и те, кто не сделал ей ничего плохого. Действительно, вскоре волчица, удручённая воспоминаниями, начала рассказывать мне о том, как всё было. Я же готовилась выслушивать эту долгую и тягостную историю из жизни рано повзрослевшей гимназистки.


Часть II


Глава 7. Пиявка

На часах уже половина десятого – за окном давно стемнело. Однако время нисколько не смущало инспектора Дитриха, в очередной раз копающегося в бумагах. Он допрашивал меня уже четыре часа, и если первые дни он изображал заботливость, например, мог прекратить допрос, если чувствовал, что я устала или мне больно о чём-то вспоминать, то теперь его как подменили – этот неприметный худощавый человек ростом лишь на полголовы выше меня, сейчас очерствел и намеревался допрашивать меня до полного изнеможения.Теперь он был глух к моим протестам – он просто, как попугай, повторял ранее заданные вопросы, да со скукой смотрел в составленные ранее протоколы. Временами его несло, и он начинал задавать откровенно провокационные вопросы. Например, вчера спросил:

– Я ознакомился с показаниями Гельмута Бекермайера, вашего математика, и он рассказал, что ещё загодя предупреждал фрау Вельзер, начальницу гимназии, да и ваших родителей тоже о том, что ваши похождения приведут вас в тюрьму. Не подскажете, откуда у него возникли такие мысли? Что предшествовало этому?

– Я не обязана на это отвечать! – воскликнула я.

– Ишь ты, – глумливо усмехнулся Дитрих. – Такая маленькая, а такая умная – уже знает, как следует допрашивать преступников.

– Допрашивайте меня по форме, или я отказываюсь говорить! – вновь закричала я, а Дитрих мгновенно сменил тон и, сев напротив, мягко улыбнулся и сказал:

– Простите, не хотел вас задеть, – и продолжил допрос, но уже строго по уставу.

Дитрих производил впечатление человека жёсткого и бескомпромиссного – легко срывался на крик, особенно в разговорах с подчинёнными. Он всегда активно жестикулировал, и при допросах начинал нарезать круги по кабинету, стараясь держать меня в напряжении, при этом никогда не забывал, о чём я молчу, что недоговариваю, и непременно старался вернуться к этой теме. Как правило, эту партию он разыгрывал в одиночку, отправляя напарника домой, после чего начинал новый штурм. Но если за долгие дни погони и пребывания под следствием нервы мои были расшатаны, то воля по-прежнему непоколебима. По сути, между нами шла открытая война. Расшатать мою психику и вынудить рассказать всю историю стало для него вопросом профессионального самолюбия. Вот уж воистину пиявка!

В свои сорок с небольшим он выглядел достаточно живо – морщин практически не видно, и хотя седина всё больше охватывала его голову, с виду ему больше тридцати пяти и не дашь. Близко посаженные тёмные глаза постоянно бегали, он точно высматривал что-то, что могло бы зацепить его внимание. Чисто выбритое лицо было очень подвижным, и Дитрих то изображал искреннее сочувствие и интерес, то презрение и безразличие.

Обычно выражение его лица было максимально постным, если не сказать, протокольным. Говорят, что у человека на лице не написано, кто он есть. Это явно не про Дитриха – у него-то будто аршинными буквами написано на лбу, что он – сыщик, дотошный настолько, насколько вообще могут быть следователи. Он почти всегда надевал чёрную рубашку, вообще, он постоянно носил чёрное, от чего казался ещё более угрюмым. Сложно было понять, о чём он думает, ведь он вёл себя исключительно непредсказуемо. Как-то он обмолвился, что сыщик по своей природе многогранен, и он вынужден менять образы, что и демонстрировал не раз, то впадая в ярость, то в странную меланхолию. Вот уж актёр, так актёр… То, как он вёл себя в день моего ареста – и как сейчас, просто небо и земля.

Раз за разом я вспоминала перед очередным допросом день своего ареста. Рано или поздно эти кошки-мышки должны были закончиться, однако для меня это всё равно стало неприятным сюрпризом. Долгие скитания меня утомили, мне приходилось даже в лесу ходить, оглядываясь. У меня обострилось чутьё, я спала урывками, мне казалось, что вот-вот надо мной вырастут вооружённые до зубов полицейские. Каждый день я преодолевала огромные расстояния. Нередко я залезала в деревенские дома в поисках съестного. Чаще всего я делала это ближе к вечеру, справедливо считая, что темнота поможет мне укрыться.

За долгие дни я сильно ослабла, те немногие вещи, которые я носила с собой, стали меня тяготить. Сама того не ведая, я вновь вернулась ближе к Инсбруку, но на сей раз решила сменить тактику и сделать вылазку в дневное время, когда хозяева на работе, а значит, опасность того, что меня застигнут с поличным, минимальна.

Дом я выбрала практически случайно. Пробравшись с заднего двора, я осторожно открыла форточку и проскользнула внутрь, предварительно стерев следы с подоконника.

На кухне я нашла солидные запасы копчёного мяса, хлеба, молока и яиц. Хозяева оказались людьми запасливыми. Таким объёмом провианта можно было целую армию голодных ртов накормить.

Я уселась, обмякнув, на стуле и принялась трапезничать. «Спасибо, хозяева! – думала я. – Не дали бедной беглянке с голоду помереть». После я сгребла остатки пищи к себе в рюкзак и направилась в ванную комнату. Она оказалась хорошо убрана и обставлена. Здесь бы, да помыться хорошенько!.. Нельзя – хозяева могут в любой момент вернуться и не факт, что успеют убежать, не подняв лишнего шума. Так, я здесь ненадолго – умоюсь, и уйду. Отмыв руки и лицо от слоя грязи, я направилась в другие комнаты, стремясь найти что-нибудь ценное. Ага, вот несколько бумажных купюр! Пригодятся. Но когда я собиралась уже уходить тем же путём, каким и пришла, тишину в доме нарушил лязг замка и шаги на пороге. Я оторопела и схватилась было за нож, но потом решила, что ещё не поздно попытаться уйти тихо, не привлекая внимания.

Действительно, хозяева не догадывались о моём присутствии, и я на цыпочках медленно приближалась к двери, решив, что и через парадную можно выйти. Внезапно раздался крик хозяев, очевидно обнаруживших, что на их кухне кто-то хозяйничал в их отсутствие. Тут-то самообладание меня и подвело. Я бросилась бежать и впопыхах задела обувницу, подняв шум.

Я бежала так, что рисковала сломать себе ногу на каждом шагу. Хозяева истошно кричали что-то бессвязное, привлекая внимание прохожих, а я готовилась юркнуть к обрыву, за которым раскинулись обширные топи и заросли тростника, в которых легко спрятаться. Но на этот раз удача от меня отвернулась. Буквально за пару шагов до спасительного поворота чья-то железная клешня схватила меня и повалила на мостовую. Это был патрульный, он мгновенно сковал мне руки за спиной и испуганно огляделся, опасаясь, видимо, что горожане могут меня узнать и линчевать прямо здесь. Разумеется, моё лицо давно было знакомо всем полицейским Тироля, брошенным на поиски «волчицы», как меня уже успели прозвать. Он один едва ли справится с целой толпой, потому он и нервничал, ожидая подмоги. На его счастье, подкрепление успело быстро, и в скором времени меня увозили в участок.

В отделении с меня, наконец, сняли наручники, и после нескольких снимков с табличкой в руках, меня отвели в кабинет, где уже сидел довольно молодой светловолосый сыщик. Сам кабинет был довольно просторным и аккуратно убранным. На минуту мне показалось, что это обычная жилая комната. А следователь, похоже, не так давно поступил на службу – выражением лица он скорее смахивал на швейцара, чем на полицейского. Умное и открытое лицо. У тех, кто поопытней, лица пресные и хмурые, все как под копирку. Наверное, здесь я и поняла, что значит выражение «протокольная рожа». Этот же явно ещё не познал всю прелесть службы в полиции. Наверняка у него есть напарник, который и обрабатывает его, как и всех новичков, притупляя все прочие эмоции.

– Детектив Мартин Кляйн, – представился следователь. – Назовите, пожалуйста, полностью ваше имя, фамилию и год рождения.

– М-меня зовут Анна Катрин Зигель. Родилась 13 сентября 1892 года в Инсбруке.

Я говорила медленно, по складам, всё ещё не веря в реальность происходящего. Наверное, со стороны я выглядела, как загнанный зверь, когда Кляйн зачитывал мне обвинительное заключение. Читал монотонно, стараясь не сбиваться, как будто отвечал то, что зубрил накануне экзамена.