Путь Черной молнии 1. Новая версия
Выйдя на палубу, Михеев оперся на бортовые перила и закурил. При лунном свете заметил на берегу две грузовые машины, из кузовов которых спрыгивали солдаты. Несколько военнослужащих держали на поводках служебных собак. Илья догадался – это были служащие внутренних войск, скорее всего, конвойные части и грузятся они сейчас на баржу. А для чего? Не трудно было сообразить, что готовится операция для массовых арестов «врагов народа».
Взревел буксирный двигатель. Развернувшись, судно медленно подошло и уперлось в торец баржи. За бортом тихо заплескалась вода и плавучая «тюрьма» направилась против течения к слиянию двух сибирских рек.
Илье не спалось, после появления на буксире Новикова, он опять остался один в каюте и лежа на койке, снова вернулся в мыслях к разговору с Романовым. Конечно, можно предположить, что Сергей не просто так интересовался фамилиями его отца и двоюродных братьев, и все вопросы оперативника сводились к одному – взятие их под стражу. Неужели Романов говорил правду, и мятежные крестьяне подняли голову по всей Сибири. В памяти всплыли события, произошедшие летом двадцатого года, когда в Томской губернии вспыхнул крестьянский мятеж, и центром восстания оказалась Колывань. За какую-то неделю белые офицеры, кулаки подняли в губернии около семи тысяч крестьян на защиту своего добра от продразверсток. А в Алтайском крае, а в Иркутске? Мятежи один за другим вспыхивали по всей России. Красная армия, вохровцы, чекисты только успевали гасить очаги восстаний. Много тогда народа арестовала Советская власть и после окончательного подавления мятежей жестоко расправилась с повстанцами. Михеев сам участвовал в подавлениях, служба обязывала и к тому же убеждение, что большевики вершат правое дело. Конечно, не будь Илья деревенским жителем и не объясни ему родной отец о многих вещах, Михеев остался бы рьяным сторонником подавления крестьянских мятежей. Вот взять, к примеру, Сергея Романова, он до сих пор видимо считает, что во всем виноваты белогвардейцы и кулаки. А как же Советская власть? Перегибы, красный бандитизм, моральное разложение должностных лиц… А последующие аресты старых большевиков и командиров Красной армии. Все чаще и чаще в голову Ильи приходила мысль – уйти из армии и переехать из города в родную деревню. Живут же люди, и они с Марьюшкой поднимут семью.
«Как же жители Топильников, что их ждет? Если утром я буду на месте, то может, все-таки стоит предупредить Топильниковских мужиков об арестах. В конце то концов не все они виноваты. Найдут главных мятежников, а зачем же простых людей под одну гребенку. А какой смысл, что кто-то из односельчан скроется в лесах, всю жизнь не пробегают от власти. Жаловаться «наверх», так ведь все приказы, как раз идут оттуда…»
Незаметно для себя Илья задремал. Пробудился он от резкого толчка и непонятного шума снаружи. Заглянув в иллюминатор, заметил, что буксир стоит на месте. Решил узнать, в чем дело и направился на палубу. Сначала не понял, откуда на барже взялись посторонние люди, потому подумал, может быть, капитан взял на борт попутчиков. Но, наблюдая, как солдаты конвоируют людей, гоня их с берега по трапу на баржу, Илья догадался, что это арестованные граждане. Его удивило, что среди них были женщины и даже подростки. Изредка доносились голоса недовольных, но их тут же подавляли зычные команды конвоиров. Солдаты открыли люки и арестованных одного за другим, стали спускать в трюм.
«Так вот о каком улове говорил Новиков. Оказывается это и есть та баржа, которую заполнят «врагами народа».
На глаза Ильи попался капитан Новиков. Оглянувшись, он тоже заметил Михеева, наблюдавшего за происходящим. Новиков махнул капитану буксира, жестом отдавая приказ об отплытии.
Командир отряда перебрался на буксир и подошел к Илье.
– Что капитан, не спится?
– Душновато что-то, никак сон не идет. Вроде задремал, а очнулся, стоим на месте. Что за деревня была?
– Орловка. Плановая остановка, следующая – Богородское. Когда доберемся до Оби, пересадим тебя на какое-нибудь судно, как договорились.
– И много будет вот таких «пассажиров»?
– Достаточно, нам ведь до Батурино их собирать, а дальше уже новосибирцы действуют.
– А в Топильники тоже зайдете? – Спросил Илья, хотя уже знал от Романова, что возможно на обратном пути баржа остановится у самого села.
– Посмотрим, сколько там приготовили, по спискам одно, а на самом деле может быть больше.
Глава 3
Внезапный арест
Глубокой ночью, когда баржа сделала остановку в Богородском селе и приняла очередную партию арестованных «врагов народа», Михеев с помощью капитана буксира, остановил рыболовное судно. Это был небольшой тральщик, направляющийся с уловом рыбы к Топильниковской пристани. Так что Илье повезло, возможно, уже ранним утром, он будет в родной деревне. Попрощавшись с Новиковым и поблагодарив его за помощь, Михеев перебрался на тральщик.
Чем ближе он подплывал к Михеевке, тем ярче становились воспоминания о детстве и юности, как они с другом Мишкой Коростылевым по спору переплывали Обь. Михаил тогда выбился из сил и остался на Еловом острове, а Илью снесло течением в Топильниковскую протоку и прибило к левому берегу. Вот тогда Михаил растерялся; возвращаться в деревню одному не хотелось, нужно было дождаться Илью. Но где его теперь искать? А Михеев тем временем, пройдя по берегу, добрался до домика бакенщика, своего дальнего родственника Ивана. Он на лодке доставил Илью прямо к Мише. Вот было радости! Ведь Миша, грешным делом, уже начал подумывать, не утонул ли Илья в реке. Михаил впоследствии стал зятем Михеева, женившись на старшей сестре Ильи Лукерье.
Попросив капитана тральщика остановиться, Илья свистнул несколько раз. Из домика вышел мужчина, и приветливо махнув рукой, подошел к воде.
– Ванька, хватит спать, встречай гостя, – весело крикнул Илья.
Иван, узнав по голосу троюродного брата, быстро сбегал за веслами и, отцепив лодку, подплыл к борту тральщика.
Поблагодарив капитана, Илья перебрался в лодку к брату.
– Илюха, бог ты мой, вот ты какой стал, тебя прям, не узнать, ну чисто командир, – похвалил Иван, заглядываясь на подтянутого брата, одетого в форменную одежду.
– Здорово были, братка. Да и ты смотрю, возмужал, а то помню, ветром шатало как тростинку, – и приобняв Ивана, уселся на лавочку.
– На побывку или может, насовсем в деревню?
– Какой там насовсем, с горем пополам у командира на недельку отпросился. Погощу, да поеду в Новосибирск. Марьюшку и детей уж давно не видел, соскучился, просто жуть. – Ребятишки твои, поди, уж большие? – Старшему сынишке пять лет исполнилось, а младшенькому, правда, еще два годика. Да, Ваня, время летит, не замечу, как детки меня в деды произведут, – пошутил Илья, – а ты как, женился, или также бобылем в своем домике живешь?
– Так и коротаю один, кабы бог послал какую невестушку. Работенки вот подвалило, новые буйки, да бакены поставили, надо присматривать. Тут намедни баржа на мель села, так с области два буксира пригнали, еле сдвинули. Фарватер-то устарел, не пропускает тяжелые баржи, мы тут целую неделю дно обмеряли. Илюха, так ты что, всего на неделю приехал?
– Ну, конечно, погощу у родных и снова в Новосибирск. Я ведь Вань человек военный, насколько отпустили и тому рад.
– Ты перед отъездом загляни ко мне хоть на полчасика, посидим, а хочешь, на рыбалку смотаемся.
Илья, погруженный в мысли, молча, кивнул. В голове вертелся один и тот же вопрос, где сейчас находится Романов? На буксире с Новиковым его не было, значит, он раньше уехал из Томска. Илья предположил, что Сергей может заехать в свое село Топильники.
– Вань, ты случаем не заметил с вечера или ночью, мимо тебя никакое судно не проходило?
– Не-а, я спал как убитый. Не видел, а что спросил-то?
– Да так, друг у меня вчера в эту сторону подался, вот и не знаю, к какому берегу он прибился.
Вот так за разговорами, незаметно, Иван обогнул на лодке остров и переправил Илью на противоположный берег Оби. Попрощавшись, отплыл обратно, а Михеев, поднявшись на пригорок, направился по главной улице к родному дому.
Просыпалась природа: за деревней слышался неугомонный крик птиц, гнездившихся в небольшой камышовой заводи. Впереди на крутом яру виднелся сосновый бор. Утренний ветерок слегка раскачивал верхушки могучих стройных сосен. Люди еще не проснулись, потому непривычно было, видеть пустую улицу. Но, по мере приближения Михеева к дому, из некоторых дворов украдкой выглядывали пожилые люди и, заприметив военного, спешили скрыться. Странным показалось ему поведение односельчан, провожавших его молчаливыми взглядами. Подойдя к дому, Илья отворил калитку и, потрепав ласково по холке выскочившего из-под сарая пса, поднялся на крыльцо. Тихонько постучал. Буквально сразу же послышался женский голос:
– Кто там?
– Мам, это я, Илья.
– Господи! – Воскликнула Клавдия Семеновна, – отец, иди скорее, Илюша приехал.
Мгновенно выскочили в сени уже одетые Тимофей Васильевич, отец Ильи и его младшая сестра Наталья. Обнимая мать и всех остальных, Илья, по встревоженным лицам родных догадался, в семье что-то произошло. Вдруг из кухни вышла старшая сестра Лукерья и, бросившись Илье на грудь, заплакала. – Вы, почему так рано поднялись? – спросил удивленный Илья, – оделись уже. Часом ждали кого-нибудь.
– Сынок, беда у нашей Луши, мужа забрали, – ответил отец.
– Мишку?! Кто забрал, когда?
– Утром, едва рассвело, а председатель комячейки с военными тут как тут, – объясняла взволнованная Лукерья, – Илюша, родной, они ж и отца Мишиного забрали.
– Егора Коростылева?! И куда их увели?
– Увезли на лодках, скорее всего в Топильники, – подсказал Тимофей Васильевич.
– Не сказали, по какому праву забрали?
– Илюша, разве они говорят, за что забирают. Господи, теперь в тюрьму посадят, – запричитала Лукерья.
Призадумавшись, Илья догадался, почему Романов так быстро исчез из Томска. «Выходит, он раньше Новикова сюда приехал. Успел-таки арестовать Мишку. Но к чему такая срочность? Неужели не мог подождать отплытия баржи? Странно все это…»
– Кого-то еще арестовали?
– Не знаем сынок, мы пока на улицу не выходили.
Поставив вещевой мешок на лавку, Илья решил пройтись по деревне и разведать обстановку.
– Подождите меня, я скоро приду.
– Илья, не ходи, сердцем чую, беда будет, – остановил его отец.
– Я командир Красной армии, они должны объяснить мне причину ареста моих родственников.
– Должны, да не обязаны, – важно произнес Тимофей, – а то ты не знаешь, кем для власти приходятся Коростылевы, их вечно бунтарями считают, вспомни, Егор, отец Мишки участвовал в Колыванском мятеже. Не ходи сынок, добром это не кончится. И ты Лушка успокойся, не рви себе сердце. Знала за кого выходишь, теперь уж терпи. Пойдемте в дом, чего за порогом стоять.
– Да что ж такое творится-то, – всплеснула руками мать Ильи, за что на нас такие напасти? У Наталки на той неделе парня забрали, теперь вот и до Луши дело дошло…
– Какого парня? – удивился Илья.
– Да нашелся тут один такой, Сергей Баженов, прилип к нашей Наталке, жениться хочет, да вот беда, забрали его с бухгалтером из нашей конторы.
– Кто забрал? – нахмурившись, спросил Илья.
– Начальник из Топильников их арестовал. Мужики говорят, что он и там троих арестовал. – За что?
– Кабы они знали за что. Ночью по-тихому нагрянули, взяли парней и в местную тюрьму посадили. Мужики наши в Топильники ездили, тамошний начальник НКВД им сказал, что арестованных уже в Томск отправили. А я так себе кумекаю, наш председатель захотел от Степана Коростылева избавиться и написал на него донос, вот его и арестовали и прицепом его друга бухгалтера Сергея Баженова.
– Вот оно в чем дело… Значит, я не ошибся, когда в Томске в управление заходил, там арестованный парень мне знакомым показался. Стало быть, это и был бухгалтер.
– Ты видел Коростылева Степана?! – воскликнула Лукерья, – а Баженова Сережку не видел?
Илья отрицательно замотал головой и посмотрел на младшую сестру. Наталья, не сдержав слез, ушла в другую комнату.
– Ладно, успокойтесь, я после обеда побываю в Топильниках и разузнаю, что к чему.
– Сынок, ты, когда нам с отцом внучат привезешь? – переходя на другой разговор, спросила Клавдия Семеновна, проводив печальным взглядом младшую дочь, – а то ведь Никитку почитай пять лет, как не видели, а теперь уже и Митя народился.
– Скоро мама, скоро. Вот получу квартиру, даст начальство большой отпуск, и обязательно все вместе приедем.
– А как там Марьюшка живет, управляется с двоими? – спросила мать.
– Все хорошо мам, я помогаю ей, деньги с продуктами высылаю.
– А Степа мой, хорошо учится? А то ведь в письмах ничего не пишет, – поинтересовалась за сына, Лукерья.
– Луша, он молодец. Нормальным парнем растет, смышленым, образованным.
– Когда в Новосибирск поедешь? – спросил отец.
– Через пять дней уже должен отметиться в комендатуре. Знал бы конкретно, на чем доберусь до города, глядишь, задержался бы на день-другой.
– Так может, по тайге побродим, как бывало, небось, по охоте соскучился? – спросил Тимофей Васильевич.
– Отец, дай нам на него наглядеться, не успел сын за порог ступить, а ты его уже в тайгу тянешь.
– Ничего мам, мы недолго. Скучаю я по нашей тайге, как-никак в юности вдоль и поперек ее исходил.
Илью тревожили мысли по поводу грядущих арестов и чтобы не волновать мать и сестер, он позвал отца на улицу, предложив ему покурить. Они вышли из дома, и присели на крыльцо. Илья достал пачку папирос и предложил отцу. Тимофей, замотав головой, отказался. Достал кисет с табаком и, ловко сделав самокрутку, закурил.
Отец и сын, перешли на тихий разговор.
– Пап, знаешь, что меня беспокоит? Один мой знакомый из Топильников интересовался нашими родственниками однофамильцами.
– Ну и пусть интересуется, тебе-то, что за печаль.
– Так он из Томского горотдела НКВД. Понимаешь, какая штука получается: в наших краях чекисты операцию проводят. Когда меня попутно сюда везли, два раза останавливали баржу и арестованных людей садили в трюм.
– В трюм, как скот?!
– Да, да, они приспособили баржу под плавучую тюрьму. Складывается следующая ситуация: в Кожевниково, в Уртаме, в Топильниках, в Михеевке будут проводить аресты.
– Вот те раз! А кого арестовывать-то? У нас же одни колхозники, почитай единоличников не осталось, всех кулаков еще в начале тридцатых, кого сослали, а кого в тюрьму посадили.
– То-то и оно, всех подряд арестовывают, как будто план выполняют. Сдается мне, что-то ужасное грядет.
– Проясни сынок мозги мои темные, я не совсем тебя понимаю.
– В двух словах объяснить сложно, но попробую. По-моему началась новая волна гостеррора. Многих арестовывают как врагов Советской власти. Пап, между нами говоря, сотрудники НКВД и не только они, причисляют многих людей к «врагам народа». Делят их на две категории, кто попадает под вторую, тех отправляют в лагерь, а первую … Одним словом – расстреливают.
– Так у нас на колхозном собрании много говорили о таких врагах. Председатель комячейки объяснял, мол, повылезали из подполья разные там контрреволюционеры, воду среди крестьян мутят, готовят какой-то переворот в Сибири, занимаются подрывной деятельностью.
– Пап, а ты сам, что об этом думаешь?
Тимофей нахмурился и, глянув искоса на сына, спросил?
– Как на духу ответить?
– Говори как есть, мы с тобой родные.
– Мы-то родные, да вот не каждые так друг к дружке относятся. Тут намедни мой знакомый в гости заходил и по строжайшему секрету рассказал, как в Парабели один начальник из Томска приехал, так своих родственников арестовал.
– По классовому признаку, стало быть.
– А я тогда подумал, не приведи господь моему родному Илье так поступить…
– Отец…
– Беда с людьми приключилась, сынок, раньше такого в нашей деревне отродясь не бывало. Кто-то жил бедно, кто-то богаче, но Господь всех уравнивал. Как только царя скинули, так и началось: то красная власть придет, то белая. Война, болезни, сколько народа полегло от тифа. Ты вспомни, как мы с Коростылевыми жили, душа в душу. Егор нам столько помогал из нужды вылезать. Однако мы помним их доброту и даже породнились с ними. Разве в том беда, что Коростылевы не признавали власть большевиков, а мы с тобой относимся к ней доброжелательно, нет, все должно отсюда исходить, – Тимофей приложил руку к сердцу, – жить по-людски, это не есть вражда друг с другом.
– Пап, я даже спорить с тобой не буду, мне самому многое не по душе, однако приходится терпеть.
– Ты пошел служить Советской власти с верой в добро, чтобы все люди зажили свободно и в достатке. Мы большевиков приняли, поверили, а они, как пустили корни, показали, кто есть такие и с чем пришли. Вот, к примеру, наш колхоз и те, кто сидит в правлении – они мне не по нраву. Там не все коммунисты, но зато остальные, будь они неладны, состоят в активе. Наши деревенские, кто похитрее, «примазались» к ним и получают льготы, а остальных уравняли со всеми, будь даже в семье у них по семеро ртов. Когда шесть лет назад создали промколхоз «Красный охотник», сопротивляться особо вступлению было некому, ведь комбеды с мужиками не церемонились. Не желаете, мол, вступать, поезжайте осваивать северные земли. Кое-кого из Михеевых, Баженовых в тюрьму повторно отправили и Михеевские мужики в основном попритихли. Но Паршин, как только его выбрали председателем, заимел зуб на всех недовольных крестьян, теперь вот они расплачиваются. Он частенько в Топильники к оперуполномоченному наведывается, секретничает с ним. Сдается мне, что арест Михеевских и Топильниковских парней неспроста провели, по его, стало быть, доносу.
– Пап, а как ты с председателем уживаешься?
– По-разному. У нас с Коростылевыми одна натура – говорим людям прямо, что думаем, вот и на собраниях я не помалкивал, где перцу подсыпал, а где и глупцами управленцев выставлял. Председатель одергивал меня, но трогать побаивался, видать из-за тебя, что ты в Красной армии командиром служишь. Но нынче стало опасно высказываться открыто, вот я и стараюсь держать язык за зубами.
– Пап, именно это меня и тревожит, как бы ты вместе с Коростылевыми не попал в опасный список.
– А-а, теперь до меня дошло, к чему ты завел разговор о своем знакомом из Топильников. Так, ты думаешь, Илюша, и нас могут арестовать?
– Я уже ничему не удивляюсь, потому что в верхах идет такая неразбериха, а в низах и подавно. Казалось бы, пережили мы тяжелые времена: Империалистическую, Гражданскую войну, НЭП. Коллективизация в стране прошла, а крестьяне по-прежнему живут плохо. Почему, пап?
– Не научилась еще нынешняя власть жизнь нашу обустраивать, здесь нужен особый подход к каждому крестьянину. Раз Советская власть решила сделать богатых и бедных равными, значит жить по законам должны все. А верхи дармоедов наплодили. Ты еще совсем молоденьким был, когда по нашим деревням, да селам продразверстку проводили, так с того времени боязнь и осталась, как бы нас опять голодать не заставили. Теперь вот не каждый Михеевский крестьянин задумывается над общим бытием, кому-то просто на все наплевать, ведь своя рубаха ближе к телу. В своем хозяйстве все неправильности видны, а в колхозе их прячут. Головы трудягам морочат, заставляют нормы выполнять, а своих лоботрясов прикрывают. Я Илюша прошлое вспоминаю, как мы свое хозяйство держали и радовались каждому приплоду, свое оно и есть свое. А в колхозе, стало быть, хорошего мало, – тяжело вздохнул Тимофей.
– Отец, ты о своих настроениях поменьше высказывайся, сейчас время такое, что лучше рот на замке держать.
– Обидно сынок, потому и говорю. Я шибко-то не плачусь кому не попадя, когда с Егором Коростылевым да с его сыном Мишкой перекидывались новостями, а так сам вижу, доносчики да провокаторы у нас появились. Все они в правлении колхозном на тепленьких местах пригрелись, вот бы кого в поле выгнать.
– Да, в стране сейчас везде такая круговерть, – тяжело вздохнул Илья и чтобы сменить разговор, спросил, – как там Степан Коростылев поживает?
– Так забрали его недавно в милицию.
– За что?!
– История давняя, но кто-то ее на свет божий вытащил. Помнишь, я тебе в прошлую встречу рассказывал, как Степан свою корову, загнанную в колхозное стадо, увел со скотного двора.
Илья кивнул и, улыбнувшись, ответил:
– Конечно, помню, он тогда ее в валенки «обул», чтобы следов на снегу не осталось. Так об этой хохме уже давно забыли.
– Вспомнили, и по всему видать это Монитович, бывший сторож фермы донес, кому следует. Ладно, сынок, айда примем по маленькой, да пойдем по родным походим, давно они тебя не видели. После обеда Михеевы обошли несколько домов и повидались с родственниками. Зашли к Баженовым, затем к Коростылевым и все вместе вышли на улицу. Собравшись на берегу небольшой протоки, Михеевские мужики принялись обсуждать последние события.
Неспокойно было на душе у Ильи Михеева, необходимо съездить в Топильники и разобраться с арестом Коростылевых. Однако что он может сказать оперуполномоченному Нестеренко в защиту Егора и Миши, ведь наверняка им снова предъявили обвинение в каком-нибудь заговоре. Но не только это тревожило Илью, он знал, что скоро в эти края прибудет плавучая баржа-тюрьма и если она бросит якорь в Топильниковской протоке, то наверняка органы проведут аресты.
Вдруг на другой стороне заводи мужики увидели лошадь, запряженную в телегу, на которой ехали председатель и члены правления в сторону реки. Несколько человек махнули им руками, приветствуя, но председатель, будто занятый разговором, не заметил.
– Ишь Паршин рыло воротит, – недовольно произнес Иван Коростылев, – как сдружился с Топильниковскими «урядниками», так на две головы выше стал.
– Это ты кого урядниками называешь? – мрачно спросил Тимофей Михеев. – Тех, кто нашего сына в каталажку упрятал. – Илья Тимофеевич, – обратился Иван к капитану, может ты слышал, как его дела, отпустят или срок дадут?
– Не знаю Иван, если будет возможность снова побывать в томском НКВД, поинтересуюсь.
– Ты уж постарайся Илья Тимофеевич, мы до этих урядников достучаться не можем.
– А что хоть отвечают?
– Сказали следствие идет, если невиновный, значит отпустят.
– Ага, жди от них, отпустят, – зароптали мужики.
– Я тут намедни в Шигарке был, так мой брательник такие страсти нарассказывал, что у них в округе аресты прошли: уводили, не объясняя, за что взяли. Один ответ: «В Томске разберемся».
– Илья, ты там ближе к «Богу», – пошутил односельчанин, и осторожно спросил, – может, знаешь, сколько это будет продолжаться, что-то нынче много об арестах говорят?
– Я человек военный и не из того ведомства, но понимаю так: власть должна во всем разобраться, на то она Рабоче-крестьянская, чтобы простых людей защищать. Думаю, что высшее руководство не ведает, что творится на местах и очень скоро во всем разберется.
Вдруг в метрах двухстах от затона мужики заметили, как ребятишки разного возраста бегут с горки в их сторону. Они что-то кричали и, размахивая руками, указывали в сторону реки.
Тимофей Михеев подтолкнул вперед паренька, лет четырнадцати и попросил:
– Вань, ну-ка узнай, что они галдят, может, баржа с продовольствием пришла.
– Да рано еще, обещали в начале месяца, – усомнился один из мужиков.
Ванька ловко пробежал по спаренным бревнам, проложенным вместо моста от берега до берега протоки и, разузнав что-то от ребятни, поспешил назад.
– Дядя Тимофей, ребята говорят, там баржа на буксире в аккурат посреди протоки остановилась.
– Я же говорил, продукты привезли, – обрадовался Тимофей.
– Да нет, наш председатель каких-то военных на берегу встречает, их там с баржи много в лодках приплыло, – объяснил Ваня.
– Военных много? – тревожно переспросил Илья.
– Ага, мальчишки говорят, они все с винтовками.
Мужики недоуменно переглянулись и все, без исключения, повернули головы к Илье. Он с тревогой посмотрел в сторону Оби и, качнув утвердительно головой, сказал:
– Ладно, мужики, оставайтесь здесь, а я пойду все-таки узнаю, что за команда прибыла. Может ребятня чего напутала… Не успел он закончить фразу до конца, как Петр Коростылев прервав его, указал рукой на другой берег протоки.
– Смотрите, кажется, они замаячили.
Тут все увидели, как многочисленная группа людей поднимается на горку, и направляется в сторону большого дома, где располагалось правление колхоза. По обмундированию Илья сразу определил, что это были сотрудники НКВД: офицеры одеты в гимнастерки и синие галифе, а солдаты в однотонную военную форму. Действительно, многие сотрудники были вооружены винтовками. От толпы приотстал член правления и, сложив ладони рупором, чтобы его услыхали на противоположном берегу, громко крикнул: