Бессмертные грехи

В регистратуру Зоя Васильевна не пошла, она знала кабинет Лолиты Адольфовны и просто уселась ждать возле него. Но вышла медсестра и сообщила, что этот доктор сегодня «на вызовах»:

– Но она должна сегодня меня принять!

– Извините, но Лолита Адольфовна сегодня ездит по вызовам, а Вас сейчас может принять другой терапевт в кабинете…

– Не надо мне других! Я ее на дом вызову! – сказала Зоя Васильевна и вдохновленная своей сообразительностью бодро помчалась в регистратуру.

Следующие полчаса она провела, бегая туда-обратно от регистратуры до кабинета заведующей поликлиникой, требуя на дом Лолиту Адольфовну. Все пытались объяснить, что та не является ее личным врачом, что приема у Лолиты Адольфовны сегодня нет и что пациент, пришедший в поликлинику не должен вызывать врача на дом. Но Зоя Васильевна была не из тех, кто мирится с отказами, поэтому в конце концов она просто вышла на улицу и вызвала врача на дом по телефону. После чего, довольная собой и хорошей погодой, пошла на автобусную остановку.

Но Зоя Васильевна учла не все. Лолита Адольфовна узнала ее историю от неравнодушной к труду врачей медсестры и была в ярости на пути в Садовое товарищество «Кувшинка». По приезде же она коротко спросила у Зои Васильевны, почему та поступила таким образом, на что получила ответ:

– Работайте, вам за это деньги платят.

И Лолита Адольфовна сработала. Измерив давление, сочла его повышенным и продлила Зое Васильевне больничный не на неделю, как та просила, а ровно на один день, аргументируя свое решение тем, что на выходные нельзя оставаться без врачебного присмотра с повышенным артериальным давлением, вероятно, разрушив тем самым планы Зои Васильевны на субботу. Уходила Лолита Адольфовна под визг, топанье ногами и крики в спину «Вам бы только бабки грести», извергаемые Зоей Васильевной.

Ах, если бы чета Шнапс на этом остановилась. Но муж и жена, как говорится… Вечером супруг Зои Васильевны надоумил ее написать на Лолиту Адольфовну жалобу. Идея была встречена с большим энтузиазмом, и Зоя Васильевна, вдохновленная, взяла большой лист, ручку и начала со слов: «Врачи тоже могут мстить…»

Читая это и последующие рассуждения Зои Васильевны на трех листах о том, каким должен быть настоящий врач, работающий за деньги (все регулярно пишут в жалобах о том, что врачи работают за деньги, но никто ни разу не уточнил, за какие), Лолита Адольфовна все больше и больше теряла веру в людей. И чтобы хоть как-то замедлить этот процесс, она решила перенести свое разочарование из сердца на бумагу. Она взяла чистую тетрадь и на обложке посередине написала:

«Список Дураков»

Затем открыла первую страницу, поставила цифру «1» и добавила «Зоя Васильевна Шнапс».

V

25 июля 2022 года (завершение дня)

Глеб Михайлович смеялся до слез.

– Ну Вы и дура…, – еле выдавил он в промежутках между приступами смеха.

Кот не мог сдержать улыбку и заметил:

– Да, но в отличие от Вас, уважаемый, она хотя бы оценила способности Лолиты Адольфовны к мести, хоть и не до конца…, – сказав это он рассмеялся вместе с Глебом Михайловичем, а Зоя Васильевна стояла перед ними и не могла пошевелить ни одной мышцей, даже на лице.

Минуту спустя Кот снова принял спокойное выражение лица и указал Глебу Михайловичу на надпись, появившуюся на хижине слева от той, что принадлежала теперь Зое Васильевне: «Богуславский». Глеб Михайлович в миг изменился в лице, в его глазах появился страх.

– Вот теперь я вижу, – сказал Кот серьезно, – и Вы, любезный, поверили.

– Поверил, Господин Кот.

– Хорошо.

– Но три дома еще без фамилий.

– Верно, остальные скоро прибудут.

– Неужели в ее списке будет всего пять человек? Маловато для такой…, – впервые Глеб Михайлович не смог подобрать для женщины подходящего оскорбления.

– И тут Вы правы, – Кот похвалил сообразительность покойного. – В списке будет сто сорок три души. Они будут покидать земной мир в срок, не превышающий тридцати рабочих дней с момента внесения, но сюда же, – Кот обвел лапами поляну, – попадут лишь первые пятеро. Остальных вы не увидите, они будут собраны в другом месте, где не смогут ни на что повлиять. А вот на вашей группе будет лежать большая ответственность.

– Какая? – интерес Глеба Михайловича становился все больше.

– Терпение, уважаемый. Сначала дождемся группу, – сказал Кот и посмотрел на часы, – мне пора, пожалуйста, выведите ее из этого состояния, – он указал на Зою Васильевну, которая теперь уже была больше похожа на восковую куклу. Глеб Михайлович обернулся на нее, а когда посмотрел обратно, Кот уже исчез.

Глеб Михайлович подошел к Зое Васильевне и без лишних слов встряхнул ее за плечи. Это заставило ее прийти в себя.

– А в домиках что? – спросил Глеб Михайлович, пристально вглядываясь в ошарашенное лицо покойной соседки.

– Не знаю, – ответила Зоя Васильевна, – я туда не заходила.

– А давно Вы здесь?

– Дней семь или восемь.

– На поляне сидели все это время?

– Котел показывал мне мою жизнь, спать здесь не нужно, не хочется. Трогать ничего не получается, пробовала мухомор сорвать, так он сразу стал тверже камня, ничего с ним не сделаешь. Зато Котел работал…, – сказав это, Зоя Васильевна вдруг умолкла и тоскливо посмотрела в дальнюю часть поляны.

– Не понравилось Вам, я вижу, его кино.

– Ваше должно быть не лучше, раз в одной лодке приплыли. Чем же Вы разозлили ведьму нашу?

Глеб Михайлович хотел было отмахнуться и перевести тему разговора, но Котел вдруг забурлил и показал первую и последнюю встречу покойного с Лолитой Адольфовной. Зоя Васильевна с интересом досмотрела сцену до конца, после чего укорительно посмотрела на Глеба Михайловича.

– Покажи что-нибудь поинтереснее, – проворчал Глеб Михайлович, но Котел не отозвался.

– Кто будет следующим? – спросила Зоя Васильевна, и Котел снова закипел. Показался рабочий кабинет Лолиты Адольфовны.

VI

20 июля 2022 года

Королев Александр Ильич начал умирать задолго до того, как впервые встретился с Лолитой Адольфовной. У него был диагностирован рак предстательной железы, который вплоть до четвертой стадии лечили как обычный простатит. Конечно, Александр Ильич имел все основания злиться и чувствовать себя обманутым. Он честно и безропотно трудился в городском архиве пятьдесят из прожитых к тому моменту девяноста двух лет, а система отплатила ему халатностью и хаосом. Однако сдаваться больной не собирался. Похоронив год назад своего семидесятилетнего сына, Александр Ильич твердо решил, что до последнего вздоха будет бороться за существование – это и есть его предназначение в этом мире – и что делать он это будет, разумеется ради покойного Алеши. Поразительной убедительностью обладают людские рационализации, особенно когда призваны, чтобы оправдать ваши самые сильные страхи.

Таким Александр Ильич и предстал перед Лолитой Адольфовной. Тощий, серый от многочисленных курсов химиотерапии, но уверенный, что смерть – это выбор, а не неизбежность. Изучив историю болезни, Лолита Адольфовна подняла глаза на пациента. Она хорошо понимала, зачем он пришел, и это ее сильно расстраивало. Я знаю, о чем были ее размышления в тот момент, я видел их в глазах многих на протяжении всей истории. Ах, если бы люди перестали так бояться смерти, тогда они начали бы жить! Прекратились бы идущие с древних времен споры о том, есть ли у жизни смысл. Каждый бы постиг и почувствовал смысл жизни и бессмысленность существования. Но вместо этого вы продолжаете цепляться за годы, с насмешкой отпущенные вам создателем, цените время, которое издевается над вами, и к концу того, что вы называете «жизнью», не можете понять, зачем все это было и пытаетесь просуществовать подольше уже просто по инерции. Вам кажется, что это ваша цель.

Проникая все глубже в суть устройства человеческого тела и не найдя в нем душу, которую можно потрогать, вы и вовсе усомнились в ее наличии. С тех пор здоровье ваших оболочек возведено на пьедестал и уже почти стало отождествляться со счастьем. Вы желаете близким здоровья и счастья так, как будто одно вытекает из другого и неотделимо от него. Я уже молчу о том, какой траур ваши церкви делают из похорон. О какой вере может идти речь, когда смерть преподносится как нечто ужасное? Безусловно, жизнь прекрасна, если жить ее по-настоящему.       Но смерть вовсе не страшна, поскольку за земной жизнью вас может ждать следующая. Не новая, не перерождение со стиранием всей памяти, а продолжение этой со всем ее опытом и осмысленностью. Судьба таких душ – это огромная бесконечная спираль, где каждый новый виток содержит нечто большее, лучшее. Поделюсь секретом, в основном, в жизни на Земле одна душа находит другую, родственную, и их цепь навсегда становится двойной. Но я отвлекся, любезный мой читатель. Вот почему на Земле мне не разрешено говорить.

Вернемся, пожалуй, к существованию Александра Ильича. Поймав вопрошающий взгляд Лолиты Адольфовны, он понял, что пришло время монолога о своем горе, несправедливости жизни, халатности врачей и надежде на спасение.

– Я хочу, доктор, чтобы Вы мне помогли, – со всей учтивостью заявил он.

– Александр Ильич, – начала Лолита Адольфовна, – Вы понимаете, что означает Ваш диагноз?

– Да, уже три онколога объясняли мне, что надежды нет, но я им не верю. Надежда есть всегда.

Лолита Адольфовна сочувственно улыбнулась и спросила:

– Надежда на что, Александр Ильич?

– Как на что? На выздоровление!

– А потом?

– Что потом?

– Александр Ильич, – Лолита Адольфовна приблизилась к нему и заглянула прямо в глаза, – Вы все равно умрете рано или поздно, Вам девяносто два года.

От удивления лицо Александра Ильича вытянулось:

– Люди и до ста двадцати живут!

– И зачем же Вам такая долгая жизнь?

– Чтобы не умирать!

Лолита Адольфовна замолчала и с минуту думала, затем спросила:

– Вы надеетесь еще что-то создать? – она рассчитывала на утвердительный ответ, потому как поверила, что жажда жизни Александра Ильича может нести в себе созидательное начало. Ах, наша дорогая Лолита Адольфовна, вот в ком источник поистине неиссякаемой надежды! Но каково было ее изумление, когда тот, ни секунды не думая, выпалил твердо и уверенно:

– Конечно, нет!

Никогда Вы не устанете разочаровываться в людях, Лолита Адольфовна, ничему Вас жизнь не учит.

– Александр Ильич, – после некоторой паузы произнесла Лолита Адольфовна, – сейчас я Вас осмотрю, после чего выпишу рецепты на обезболивающие препараты, а также направления на обследования, назначенные онкологом и запишу Вас на прием к нашему психологу, она профессионал своего дела. К сожалению это все, чем я могу Вам помочь.

Александр Ильич утвердительно кивнул. На этом и завершился тот прием.

***

Следующие шесть недель перед смертью Королев приходил к Лолите Адольфовне раз в неделю, как по расписанию. Каждый раз с одной и той же просьбой. Трижды он приходил по предварительной записи, но снова и снова делал вид, как будто пришел впервые. Он садился напротив врача и просил вылечить его.

Когда Лолита Адольфовна поняла, что бесполезно настаивать на консультации психолога, она решила уговаривать Александра Ильича на госпитализацию в отделение паллиативной помощи, где ему эффективно бы сняли болевой синдром и заметно нарастающие отеки. Но пациент отказывался от всего, что признавало неизлечимость его болезни. По какой-то причине он выбрал Лолиту Адольфовну объектом своей психологической атаки. Возможно, ощущая бессилие перед болезнью и смертью он нашел способ чувствовать власть и контроль хоть где-то. Лолита Адольфовна не могла отказать ему в приеме и осмотре и обязана была сделать назначения, каждый раз, когда он приходил. От того, что назначения оставались прежними Александр Ильич приходил в ярость. Он уже не стеснялся открыто говорить о том, что Лолита Адольфовна неграмотный терапевт, бессердечный человек и что ей не место в медицине. Она была легкой мишенью еще потому, что была молодой женщиной. С пятидесятилетним онкологом-мужчиной разного рода Александры Ильичи не позволяют себе подобного поведения.

На четвертой неделе Александр Ильич не успел записаться на прием к Лолите Адольфовне, но это его не остановило. Он послушно отсидел очередь из таких же хитроумных, как он, и уверенный в себе пошел на четвертый заход. Однако в этот раз терпению Лолиты Адольфовны пришел конец, и она отказалась его принимать. Королев долго кричал и спорил, но закон был на стороне Лолиты Адольфовны. Она имела полное право не принимать пациента, пришедшего без предварительной записи.

Через несколько дней Александр Ильич поймал Лолиту Адольфовну в коридоре поликлиники, и состоялся весьма странный разговор:

– Вы поступили очень некрасиво, доктор. Не по христиански.

– Прошу прощения?

– Вы меня тогда выгнали, а у меня рак.

– По-вашему, Ваш рак дает Вам право заставлять меня работать сверхурочно?

– У Вас было время, Вы должны были меня принять.

– У меня и дома вечером есть время, приехали бы сразу туда с такими же требованиями, – с этими словами Лолита Адольфовна продолжила свой путь.

Кто-то из вас, читатели, скажет, что Лолита Адольфовна поступила крайне жестоко по отношению к умирающему пациенту, но поскольку к смерти она относилась точно так же, как автор, сочувствовать она могла лишь тому, как именно Александр Ильич решил умирать. Он так отчаянно боролся за право выбора, что упустил его важнейшую и последнюю возможность. Страх смерти завладел им полностью и сделал его настолько слабым, насколько это не удалось бы даже болезни.

VII

За всем этим с огромным интересом наблюдали в Аду наши проклятые, почти не отходя от Котла.

– Омерзительный дед, – высказался Глеб Михайлович, – для чего он нам тут может понадобится?

– Тебя помучить своим нытьем, – Зоя Васильевна была недалека от истины.

– За него я нашу ведьму даже не осуждаю, я бы сам такого прикончил.

– Только тут у тебя это не выйдет.

К тому моменту Зоя Васильевна и Глеб Михайлович уже поняли, что ни при каких условиях не могут взаимодействовать ни с предметами поляны, ни друг с другом. Каждый из них ощущал лишь собственное тело, все остальное к чему бы они не прикоснулись, включая даже рукопожатие, было одинаково холодным и твердым, как камень. Исключение составляли те моменты, когда кто-то из них, хотел вложить разрушающую силу в свой кулак или ботинок. Тогда наоборот все ощущалось бестелесным и нематериальным. Так Глеб Михайлович однажды попробовал пнуть Котел, но не ощутил ни ноги, ни чугуна. Однако лапы Господина Кота почему-то неизменно оставались теплыми и мягкими.

На поляне всегда был яркий дневной свет, хоть и не было видно ни Солнца, ни единого облака – лишь высокое голубое небо.

Как-то раз, пока Котел молчал, Глеб Михайлович наконец решился зайти в свою хижину. Он подошел к ней и, как только он встал на деревянную ступеньку небольшого крыльца, дверь перед ним открылась сама собой.

Следующую попытку Глеб Михайлович предпринял лишь через два дня. К его удивлению и разочарованию, в хижине не оказалось ничего пугающего или необычного. В ней вообще не оказалось ничего. Прямоугольное помещение: стены, пол и потолок обшиты досками; на стене слева простое окно, разделенное рамой на четыре части так, что тень от нее образует крест посередине пола.

Глеб Михайлович зашел в хижину, и дверь со скрипом закрылась за ним. Он обернулся и увидел висящие над дверью большие часы. Циферблат был ярко-голубой, а стрелки светились, словно Солнце. Секундная бодро шагала по кругу, за ней плелись остальные две: они показывали три часа двадцать минут. Слева от часов прямо на дереве было как будто ножом вырезано «22 августа», а справа – «2022».

Глеб Михайлович поспешил выйти из хижины, и дверь снова любезно отворилась, как только он к ней приблизился. На поляне его уже ждали Господин Кот и Зоя Васильевна.

– Да, уважаемый, это самая обыкновенная клеть.

– К-кто? – Глеб Михайлович смотрел на Кота потерянным и испуганным взглядом.

– Видите ли, когда-то я был хорош в русском деревянном зодчестве, – Господин Кот мечтательно посмотрел куда-то поверх ясеней.

– Но Господин Кот, там пусто!

– Как пусто? – Кот моментально стал серьезным. – Там нет часов?

– Часы есть.

Кот облегченно выдохнул:

– Ну что же Вы, уважаемый, я уже было подумал, что Эреб все-таки их уговорил!

Он слегка наклонился к Зое Васильевне и заговорил тише:

– Знаете, у него был свой проект ваших клетей…

– Не понимаю, – почти жалобно промямлил все еще напуганный Глеб Михайлович.

– Вам и не суждено, – сказал Кот и, по-дружески улыбаясь, положил теплую мягкую лапу на плечи Глеба Михайловича, уводя его от клети в сторону Котла.

По пути он объяснил, что часы – разработка самого Хроноса – ночью имеют черный циферблат со стрелками лунного цвета , а днем – небесно-голубой со стрелками цвета Солнца.

– Правда звезд Вы ночью на них не разглядите, поскольку Звезда – это символ…

Господин Кот не успел договорить, потому что Котел вдруг закипел, и покойные тотчас ринулись к нему.

– Что же, пожалуй, можно считать, что я их предупредил, – сказал Кот, глядя им вслед.

VIII

1 сентября 2022 года

Ради своей мамы Станислав Викторович Узколобов был готов на все. Лучше других об этом знали обе его бывшие жены и взрослая дочь от первого брака. Но однажды и Лолите Адольфовне по воле случая пришлось постичь бремя этого знания.

В тот вечер она принимала пациентов до самого закрытия поликлиники. Плановый прием по записи шел как обычно, без задержек, с интервалом в пятнадцать минут между пациентами. Но, как и все врачи в тот год, Лолита Адольфовна за эти пятнадцать минут помимо записанного пациента успевала принять еще и пару тройку заболевших, сделать им тест на коронавирус, осмотреть и назначить лечение.

Мама Станислава Викторовича была записана к Лолите Адольфовне на девятнадцать часов, чтобы выписать направления на плановые обследования после перенесенного месяц назад стентирования. Заботливый сын привел ее к кабинету врача в семнадцать часов двадцать минут. Когда в восемнадцать ноль три Лолита Адольфовна пригласила пациента «по острой боли», хрупкое терпение Станислава Викторовича дало трещину. Он перегородил собой вход в кабинет и завопил:

– Вот пациент по острой боли! Человек с инфарктом! Почему Вы принимаете людей без записи?

– Потому что они больны, – спокойно ответила Лолита Адольфовна и подошла к двери, – что с этой женщиной? – она указала на мать Узколобова, сидящую на скамейке перед кабинетом.

– Инфаркт! – выкрикнул Станислав Викторович, – мы записаны, это острый случай!

– Когда был инфаркт и на какое время записана пациентка? – уточнила Лолита Адольфовна.

– Месяц назад, нам анализы нужны, – Станислав Викторович все еще перекрывал собой дверной проем.

– На семь, – добавила со скамейки его мать.

Лолита Адольфовна посмотрела на часы и спокойно сказала:

– Я не умею ускорять время. Пройдите, пожалуйста, один заболевший, – после чего закрыла дверь перед лицом Станислава Викторовича.

Пожалуй, осуждать Лолиту Адольфовну я могу лишь за то, что она принимала здоровых пациентов с серьезными хроническими заболеваниями в одном потоке с заболевшими. Ведь заболевшим она могла отказать, принимать только записанных планово и по закону была бы права. А толпа из пятидесяти человек, которых она таким образом успевала принимать ежедневно должна была пойти домой и вызвать скорую помощь, которая не доехала бы к очередной матери такого же Узколобова. Или же они могли вызвать на дом врача, но лишь на следующий день. Позже, кстати, поликлиника все равно перестала справляться с нагрузкой. Вызов врача на дом переносился на пять-шесть дней вперед, власти даже издали приказ, по которому врачи работали без выходных, даже по воскресным дням. Но все они все равно делали все что могли и даже больше, пытаясь собой остановить волну за волной коронавируса.

Хорошо, что в тот момент Лолита Адольфовна не стала обо всем этом задумываться, а просто продолжила помогать людям. Она решила, что следующую, так и быть, примет мать орущего гражданина, чтобы дальше спокойно принимать тех, кто хоть чуть-чуть способен к пониманию. В восемнадцать десять она пригласила пациентку: «На семь часов…».

Станислав Викторович, конечно, зашел вместе с мамой. Усадил ее на стул перед Лолитой Адольфовной, а сам уселся на кушетку позади, широко расставив ноги и откинувшись назад.

Лолита Адольфовна взяла карту пациентки и спросила, изучая ее: «Узколобова Жанна Игоревна, верно?» Та кивнула в ответ.

– Посмотрим, – начала Лолита Адольфовна, – какие сейчас жалобы?

– На здравоохранение, – самодовольно, явно расслабившись от того, что попал в кабинет, выдал Станислав Викторович.

– Я спрашиваю у пациентки, – спокойно сказала Лолита Адольфовна, – какие жалобы?

– Вот на таких врачей, – снова высказался Станислав Викторович и, широко расставив ноги, наклонился вперед и облокотился на свои колени. При этом он ехидным взглядом сверлил Лолиту Адольфовну.

Чего такие люди добиваются, читатель, я не поясню, потому как сам за несколько тысячелетий этого не понял. Мудрецы из ваших говорят, что таким образом они компенсируют чувство собственной неполноценности, но на мой взгляд это можно сделать гораздо проще и продуктивнее, чем оскорбляя женщину, способную в течение месяца отправить вас в Ад. Ведь нарисуй Станислав Викторович любую каракулю, слепи он глиняный горшок или запиши парочку мыслей, необязательно умных, это бы принесло ему чувство минимальной самореализации. Так работает у людей созидательная активность. Но он по какой-то причине выбрал иной путь.

– Пожалуйста, покиньте кабинет. Только после этого я продолжу прием, – строго сказала Лолита Адольфовна.

– Я законный представитель.

– В таком случае, предъявите документ, подтверждающий, это.

– Водительские права подойдут? – вальяжно протянул Узколобов, достал из кармана штанов ламинированную карточку и швырнул на стол Лолиты Адольфовны.

– Нет. Покиньте кабинет или я буду вынуждена вызвать полицию.

– Доктор! – вмешалась возмущенная мать Станислава Викторовича, – Вы говорите так, будто он преступник какой-то или алкоголик! Это же мой сын!

– Ваш сын мешает мне вести прием. В данном случае он не имеет права находиться в кабинете, и я прошу его уйти, – твердо и спокойно ответила Лолита Адольфовна.

– У меня знакомый в «минздраве», я ему сейчас позвоню, и быстро все решится, – Станислав Викторович был уверен в своей победе.

Лолита Адольфовна взяла телефон и набрала номер полиции. В ответ на это Узколобов тоже набрал чей-то номер на своем телефоне и включил на громкую связь. Шли гудки. Мать Станислава Викторовича попыталась попросить сына выйти из кабинета, но он одним взглядом дал ей понять, что не сделает этого, тогда она замолчала.

Полицейские приехали через полчаса. Трое молодых мужчин в форме зашли кабинет, где Узколобов держал в заложниках врача, медсестру и собственную мать. Да, именно так, читатель, потому что путь из кабинета каждой из указанных женщин лежал через Станислава Викторовича, сидевшего у двери.

Полицейские представились и поинтересовались у Лолиты Адольфовны, что случилось. Та встала перед ними и объяснила ситуацию. Затем слово дали Станиславу Викторовичу, и он, все так же раскинувшись на кушетке, заявил, что его мать плохо слышит, что он ей нужен и никуда не уйдет. Один полицейский что-то тихо сказал на ухо другому, в ответ на что, сидевшая к ним спиной мать Узколобова, повернулась и возмущенно закричала на весь кабинет:

– Никакой он не пьяный! Он вообще не пьет!

– Отличный слух! – заметил полицейский с улыбкой, но тут же обратившись к Лолите Адольфовне спросил, – а в чем проблема провести прием при этом гражданине?

– В том, что это противоречит закону, – Лолита Адольфовна изо всех сил старалась выглядеть спокойной.

– Я сейчас позвоню Курносову… – вмешался Узколобов, и это была его ошибка.

– Кто такой Курносов? – уже не так любезно прервал его старший из полицейских.

– А то вы не знаете, кто такой Курносов!

– Не знаю, зато знаю, что Вы сейчас встанете и пойдете с нами.

– Нет!

Но это было последнее предупреждение. Не слушая больше ни слова, втроем полицейские стеной пошли на Узколобова, и на удивление тот вдруг встал, покорно позволил взять себя под руки и, словно тряпичная кукла, покинул кабинет, мать побежала за сыном.

Как только закрылась дверь, Лолита Адольфовна рухнула на свой стул, закрыла лицо руками и громко всхлипывая, зарыдала. Слезы мгновенно намочили бумаги у нее на столе. Медсестра Елена сидела напротив и молча смотрела на нее, но не сказала ни слова. Она была вдвое старше Лолиты Адольфовны, и в ее привычке было бы решить это дело мирно, пойдя на уступку. Так бы поступили и все без исключения участковые терапевты из «старой гвардии». Зачем тратить свои нервы, если завтра придет еще один такой Узколобов, друг Курносова? Но ничего из этого она не сказала Лолите Адольфовне, потому что наблюдая за тем, как эта храбрая молодая женщина так отчаянно борется за свои идеалы, может пошатнуться даже самая закостенелая вера в абсолютную безнаказанность и несправедливость.