Тараф

Валерий Деметер (он же «Цыган», он же «Тихушник») – руководитель частного детективного агентства «Регион». Разводится с женой.

Елена Деметер – сотрудница городского паспортного стола, жена Валерия. Некоторые дамы говорят о ней: «белёсая, плоская, подлая».

Олег Ларионов – старший лейтенант полиции, любовник Елены Деметер. Красивый, наглый, неумный.

Иза Кац – секретарь-референт, завхоз, бухгалтер, уборщица, пресс-атташе, агент наружного наблюдения и агент-дознаватель частного детективного агентства «Регион». Любит Израиль и сионизм.

Богдан Лоза – владелец и генеральный директор фирмы «Лучафэрул», эсперантист. Бесследно пропал.

Светлана Лоза – директор по развитию фирмы «Лучафэрул», супруга Богдана Лозы. Несчастная женщина.

Юрий Кравец – исполняющий обязанности директора фирмы «Лучафэрул». Не имеет организационных способностей.

Алина Гросу – секретарша директора фирмы «Лучафэрул». Многое может услышать «совершенно случайно».

Ким Лоза – пенсионер, отец Богдана Лозы. Отрицательно относится к «самозваным шерлокам холмсам».

София Лоза – завуч в школе, мать Богдана Лозы. Умеет манипулировать людьми.

Григорий Казаков (он же «Котовский») – капитан полиции. Старый верный друг Деметера.

Михаил Шиманский (он же «Мишка Шихман») – офицер милиции Приднестровской Молдавской Республики. Друг и деловой партнер Деметера.

Сергей Балан (он же «Боцман») – руководитель частного охранного предприятия «Безопасность» (оно же – организованная преступная группировка «Пижоны»). Нетипичный мафиози.

Антон Балан – заместитель руководителя частного охранного предприятия «Безопасность», младший брат Сергея Балана. Расстроен, что закрылось Киевское высшее общевойсковое командное дважды Краснознамённое училище имени М. В. Фрунзе.

Константин Золотницкий (он же «Одесса») – старший сотрудник частного охранного предприятия «Безопасность». Любит слова песни: «Все мы люди, все мы человеки, и живем притом в двадцатом веке».

Ион Мохоря – аспирант, руководитель клуба эсперантистов «Verda Stelo». Имеет недругов.

Вольдемар Черный (он же «Сникерс») – мелкий коммерсант, эсперантист. Не любит «новых русских».

Вероника Корда – учительница младших классов, самбистка, эсперантистка. Интересуется оригинальной художественной литературой на эсперанто.

Симина Тома – аспирантка, эсперантистка. Она настолько вне подозрений, что даже не появляется в книге.

Михай Гуцу – доцент кафедры социально-гуманитарных наук. Борец против культурной некрофилии, реакционно-утопических организаций, антинационального нигилизма и симулякров.

Владимир Георгеску – коммерсант, обокраденный своим компаньоном. Читал «Протоколы сионских мудрецов».

Вадик Козин – владелец магазина «Джентльмен», а также одноименных парикмахерской, кафе и сауны. Теперь таких, как он, называют геями.

Николай Марцинкевич – председатель национально-культурного общества ромов «Шатро». Готов оказать помощь Деметеру.

Адриан Чеботару (он же «Хмыля») – капитан полиции. Не нравится ему Валерий Деметер.

Думитру Русу и Николае Копейкин – сотрудники Министерства государственной безопасности Республики Молдова. Без комментариев.

Марина Цуркану – владелица кофейни «Восемнадцать». Даёт умные советы о жизни.

…и некоторые другие.

ТАРАФ (от турецкого «taraf» – «группа людей») – оркестр молдавских и румынских народных инструментов, исполняющий произведения молдавского и румынского музыкального фольклора. Сейчас может включать не только народные инструменты и исполнять не только произведения фольклора.

1

Sorto ofte alsendas, kion oni ne atendas[1]

28 августа 1992, пятница

В одном из городов, расположенных на севере Республики Молдова, частный детектив Валерий Деметер сидел в своем скромном кабинетике и пытался читать книгу, чтобы отвлечь себя от депрессивных мыслей.

Время на чтение у него имелось потому, что не было клиентов. Депрессивные мысли присутствовали в связи с событиями, произошедшими неделю назад. Внезапно на день раньше вернувшись домой из Кишинева, Деметер застал свою жену наедине с другим мужчиной. Ситуация для неоднозначного истолкования оснований не давала. Мужчина этот сейчас находился в больнице в состоянии комы, в связи с этим в полиции было заведено уголовное дело. Валерий в деле не фигурировал, в состояние комы любовника жены ввел не он. Хотя без него этого бы не произошло.

Некоторые основания волноваться по поводу того, как идет расследование, у Валерия были. Он и волновался. Но больше расстраивался по поводу пятилетней дочки. Она с начала августа жила за границей (теперь – за границей), у тещи в Крыму, – вот супруга и воспользовалась свободой. Валерий думал о том, что теперь будет с дочерью, как она будет жить без отца. Огорчался, что бывшая жена будет воспитывать без него Алису неправильно. Размышлял, почему Елена ему изменила; думал о предстоящей процедуре развода, о разделе имущества и о том, где он будет после развода жить.

На работе у Деметера дела также шли плохо. Новых клиентов детективное агентство «Регион», состоявшее из самого Валерия и его секретарши Изы Кац, в августе не имело. В предыдущем месяце клиент был один, его дело (и, соответственно, оплата им работы детектива) заканчивалось послезавтра. В июне клиентов также не было. Потому Деметер в Кишинев и ездил – подрабатывал там по заданиям солидных столичных коллег из агентства DIA (Detect Invest Activ), в основном, наружным наблюдением.

Клиентов не хватало несмотря на то, что «Регион» был единственным поставщиком услуг частного сыска в третьем по величине городе страны. Даже не в третьем, а во втором: Тирасполь теперь не в Молдове, а в независимой Приднестровской Молдавской Республике[2]. В городе 160 тысяч жителей, десятки всяких фирм, а заказчиков услуг Деметера – кот наплакал. Валерий раньше думал, что, по крайней мере, ревнивые мужья и жены позволят агентству всегда быть на плаву – но нет, жизнь оказалась сложнее.

Дела пошли плохо с начала 1992 года, когда в Молдове вслед за Россией отпустили цены, перестали регулировать курс доллара и по-настоящему стали строить капитализм. Точнее, по-настоящему выпустили его на волю, а строился он сам.

Клиенты не были готовы платить столько, сколько нужно агентству. Валерий не жадничал, просто в его работе было много накладных расходов. Это ведь только Ниро Вульф спокойно сидел в своей конторе и все дела решал с помощью единственного сотрудника, шустрого Арчи Гудвина. А в реальности, например, для профессиональной слежки за человеком нужны три спеца по наружному наблюдению. Желательно, конечно, больше. И автомобиль, а лучше – пара.

Со специалистами по «наружке» у Валерия не было никаких затруднений. С ним охотно сотрудничали и отставные милиционеры, и действующие полицейские (втайне от начальства, конечно). Просто всем надо было платить. Как и за пользование информационными ресурсами правоохранительных и иных государственных органов. Необходимо узнать, сталкивался ли ранее человек, которого ищет Деметер, с милицией-полицией, а если сталкивался – фотокопию дела получить? Нет проблем. Только деньги давай. А когда подведешь баланс – гонорар от клиента минус расходы на расследование – получится, что доход составил ноль целых, икс десятых.

Валерия Деметера также несколько волновало его собственное психическое состояние. Точнее, единственный вопрос: внутренний голос. Таковой у него, тогда ещё – сотрудника милиции, появился года четыре назад, после небольшой контузии в ходе операции по задержанию группы заезжих «гайдуков»[3].

Внутренний голос был не такой, как, например, у Жанны Д'Арк, и вообще – без всякой мистики. Просто как будто бы у Валерия в голове озвучивались его собственные мысли. Но при этом их озвучивал не сам Валерий, а этот самый внутренний голос. Валерий с чем-то из сказанного нередко бывал не согласен и возражал или комментировал – про себя, конечно, не вслух. А внутренний голос ему отвечал, порой – с шутками или с издевкой. На ежегодных медосмотрах в милиции, а потом в полиции Валерий врачам об этом не говорил: боялся, что сочтут обладателем психических отклонений. По психиатрам заставят таскаться – и конец карьере. Или вообще комиссуют.

Впрочем, с внутренним голосом Валерий смирился. Проблем, видимых посторонним людям, «Внутрик» для Валерия не создавал. Когда Деметер с ним разговаривал, то губами не шевелил, это он проверил много раз. При этом разговор всегда шел очень быстро, как мысль. Так что даже когда «Внутрик» подавал голос в то время, когда Валерий разговаривал с кем-то внешним, то собеседник ничего заметить не мог. У Валерия не было никаких пауз-зависаний, он вполне мог одновременно беседовать с внешним собеседником и отвечать «Внутрику».

Деметер часто напоминал себе фразу, вычитанную им в «Здоровье» – советском научно-популярном медицинском журнале: «Голоса в голове – это слуховые галлюцинации, не всегда связанные с нарушениями психического здоровья». Не всегда, всё нормально.

28 августа был, вообще-то, днём выходным. Вчера впервые отпраздновали новый праздник – День независимости Молдовы – в честь событий, произошедших год назад[4]. 27-е пришлось на четверг, поэтому пятницу сделали нерабочей, рабочим днём вместо нее стала следующая суббота, 5 сентября. Так что молдаване отдыхали пять дней подряд: ведь понедельник, 31-е, тоже государственный праздник: «Limba noastră cea română» – «День нашего румынского языка». Всё это касалось, разумеется, работников бюджетной сферы, а уж на частных предприятиях – как хозяин решит, теперь экономика рыночная.

Валерий 27-го в офис не приходил, а сегодня решил выйти. Дома-то что сидеть и вспоминать события субботы? Да и вдруг какой клиент возникнет – поводы для обращения к частному детективу появляются независимо от выходных и праздничных дней.

Валерий читал рассказ Эрнесто Сабато «Тоннель» из сборника «Латиноамериканская новелла». Рассказ, по мнению детектива, был слишком заумным. Но с интересным сюжетом, касающимся розыска. Герой ищет девушку, о которой ничего не знает кроме того, что она однажды посетила выставку живописи. Решает искать ее в сообществах по интересам, которые предположительно девушка должна иметь:

«Общество делится на так называемые горизонтальные страты, объединяющие индивидов со сходными вкусами, и найти нужную тебе особу в соответствующей страте не так уж трудно, особенно если она формируется из людей с нетипичными вкусами… Впрочем, всё это уже банально – тот, кто увлекался музыкой, эсперанто или спиритизмом, поймет меня».

Валерий увлекался музыкой, играл на флуере и нае[5] в одном из местных самодеятельных оркестров. В детстве освоил инструменты (в кружке во Дворце пионеров, куда мать его отправила от хулиганского влияния улицы), да так и осталось хобби на всю жизнь. Что такое спиритизм, он знал из курса научного атеизма, в Высшей школе милиции читали. А вот что такое эсперанто? Похоже на молдавское слово speranță – надежда.

Частный детектив вышел в свою приемную. Иза сегодня тоже пришла в офис, из-за компьютера. Она самостоятельно учила иврит, в том числе по курсу на компакт-диске.

Успешно выучит, конечно, ведь факультет иностранных языков в местном пединституте окончила, знала английский и французский.

Иврит девушка изучала потому, что собиралась эмигрировать в Израиль, и Валерий с тоской думал, как он будет без нее работать.

– Ты знаешь, что такое эсперанто?[6]

Секретарь руководителя агентства «Регион» (а также его бухгалтер, завхоз, уборщица, рекламщица, иногда – агент наружного наблюдения и агент-дознаватель и так далее) стукнула по клавише. Сняла наушники, подняла на начальника карие глаза.

Иза была полноватой дурнушкой, но это только формально. Во-первых, у нее было всё в порядке с «огнем, мерцающем в сосуде»[7]. Во-вторых, она выработала свой стиль. В прошлом году, как раз перед открытием агентства, Иза съездила в Израиль, к ранее эмигрировавшим родным. Вернулась преобразившейся. Валерию в высшей школе милиции читали разные спецкурсы, связанные с розыскной деятельностью, в частности, учили изменению внешности. Видимо, Изу проконсультировал в Израиле аналогичный специалист, только гражданский.

Прически Иза стала носить с косыми челками, лесенкой, с неровными краями, объемом на макушке и длиной стрижки ниже подбородка. Очки у нее появились с угловатыми оправами. От этого всего лицо визуально перестало быть слишком круглым. Глаза как-то научилась красить так, что они стали казаться больше.

Одеваться тоже начала по-новому: носила одежду холодных тонов, с мелким узором, вертикальной полоской, так что полнота несколько скрадывалась. И вечно сидела на диете, жевала какие-то низкокалорийные хлебцы и пила кефир с отрубями.

Иза для Деметера была больше, чем секретаршей. Правильно было бы о ней сказать «компаньон». Хотя, пожалуй, нет: компаньон разделяет с другим компаньоном все риски и издержки, а Валерий платил Изе фиксированную зарплату, привязанную к курсу доллара, всякие доплаты за задержки после окончания рабочего дня и за работу в выходные, а также дополнительные выплаты, когда у «Региона» были дела выгодных клиентов. По меркам их города зарплата была хорошая, но, конечно, для уровня Изы (два языка, внештатный корреспондент газет, организаторские способности) маловато. Но Иза работала, не жаловалась.

– Эсперанто? Искусственный язык. В связи с чем спрашиваешь?

– Наткнулся на слово в твоей книге. А как это – «искусственный»? Для него используются синтезаторы речи?

Иза снисходительно улыбнулась.

– Никаких синтезаторов. Это язык, словарь и грамматика которого придуманы человеком, а не сложились стихийно. Можно сказать, не искусственный, а «плановый» или «синтетический». Разработал его в прошлом веке один еврей из России. В книгу «Сто великих евреев» его не включили.

– Ясно, недостаточно крут. Да и зачем нужен искусственный язык, если неискусственных полно?

– Затем, что он прост в изучении. Вот ты в средней школе пять лет учил французский, в милицейском твоем учебном заведении – английский. Ты ими владеешь?

– Со словарём.

– То-то и оно-то. А эсперанто составлен так, что его может выучить самый бесталанный.

– Много народу его использует?

– Кучка.

– Наверное, «могучая кучка».

– Не могучая. Но они есть везде. У нас в городе, кстати, тоже есть. Была о них как-то заметка в «СП». Руководитель клуба говорил, что эсперанто противостоит на международной арене имперским языкам. Русский, понятно, имел в виду. А эсперанто, мол, нейтрален, не дает необоснованных преимуществ никаким народам и никаким государствам. Но лучше прочитай сам.

Девушка встала, принесла Валерию том советской Краткой литературной энциклопедии[8]. Многие еврейские семьи, уезжая в Эрец Исраэль, раздавали остающимся в Молдове знакомым хорошие домашние библиотеки. Иза много книг принесла на работу. В приемной стояли шкафы со справочниками и энциклопедиями, что придавало помещению солидный вид и непохожесть на полицейский участок. Вся мебель и прочее убранство в агентстве также были от уехавших в Израиль земляков. Как и телевизоры, пишущие машинки с кириллицей и латиницей, холодильник, компьютеры (за компьютеры, правда, пришлось доплатить). Из мебели Валерий купил только крутящееся кресло для Изы по ее требованию.

Валерий захлопнул том энциклопедии:

– Как много есть на свете вещей, которые мне не нужны! Ты едешь со мной в Каушаны?

В Каушаны нужно было ехать в связи с расследованием по заказу июльского клиента и еще по некоторым другим детективным делам.

До первого августа Каушаны был прифронтовым городом: расстояние от него до Бендер, где шли бои, – около двадцати километров.

Война, не очень замечаемая в других частях страны, но длившаяся пять месяцев, окончилась поражением Республики Молдова и введением в Приднестровье частей российской армии («миротворцев») дополнительно к уже стоявшей там бывшей советской, но тоже ставшей российской 14-й армии. Первого августа объявили о разведении вооруженных формирований Молдавской Республики и приднестровских ополченцев. Распустили и волонтёрские части, состоящие из молдавских националистов и румын из Румынии.

Чрезвычайное положение отменили 19 августа. В регионе остались только полицейские, то есть, как был убежден Деметер, люди более вменяемые, чем и военные, и, тем паче, добровольцы.

Но детектив опасался, что все равно вокруг Каушан на дорогах обстановка пока ненормальная. Наверняка остаются дополнительные посты дорожной полиции, проверки и, естественно, в связи с этим, злоупотребления и вымогательства денег. Когда в машине из другой части страны в одиночку едет нестарый мужчина, есть гарантия, что придерутся, обыщут. Обыск, особенно на обратном пути, был Валерию не нужен, как и разбирательство по поводу того, кто он таков. Тем более, задержание. Так что в поездку необходима была спутница. Когда в машине пара – мужчина и женщина, то отношение к водителю у дорожных и прочих полицейских совсем другое. В Молдове, во всяком случае.

– Я тебе уже говорила: завтра пойду в синагогу. Надо пообщаться, взять израильские газеты и журналы.

Иза внимательно взглянула на шефа.

Всегда она, впрочем, смотрела на него внимательно, Валерий даже чувствовал от этого неловкость и смотрел, нет ли у него непорядка в костюме вроде незастегнутой ширинки.

– Кстати, у меня определился срок отъезда.

Деметер вздохнул:

– Ну вот… Когда?

– Через семь месяцев.

– Ох. Ты же говорила, что года через полтора. Когда язык доучишь до свободного владения.

Иза посмотрела на шефа почему-то печально.

– Говорила, Валера. Думала еще, что… – она долго, полминуты помолчала. – Что осуществится здесь у меня один проект в сфере личной жизни. И что, может быть, вообще не поеду отсюда никуда. Но не сбывается.

Помолчала и снова повторила:

– Не сбыва-а-ется.

Грустным каким голосом говорит. Да не слезу ли пустила? Ей ведь двадцать восемь лет уже, а она одинока. Неудобно спрашивать про «проект» из личной жизни.

Иза поставила чайник в каморке-кухоньке, примыкавшей к приемной, вернувшись, продолжила:

– В Иерусалиме одна женщина в июле забеременела. Примерно за месяц до родов перестанет работать, займу ее место.

– Что за место?

– Продавщица и уборщица в сувенирном магазинчике. Конечно, это только на первое время, пока не осмотрюсь по-настоящему в стране, не встроюсь в новую среду. Так что ищи потихоньку новую секретаршу. И новое помещение. Я его буду продавать перед отъездом, извини. Могу, конечно, продать тебе, если деньги найдешь.

Помещение агентства принадлежало Изе. Оно было в одноэтажном доме, где раньше размещались несколько советских предприятий бытового обслуживания. С началом капитализма государству они стали не нужны. Иза в неразберихе предпоследнего года существования СССР и в условиях неопытности занимавшихся приватизацией позднесоветских чиновников за умеренную цену купила треть дома. Раньше в этих трех комнатах была мастерская по ремонту обуви. Сапожным клеем попахивало до сих пор. Дом был обветшалым, но крыша в нем не текла. Иза собиралась открыть магазинчик или что-то в этом роде. Но встретила Валерия, старого знакомого, который поделился планами создания детективного агентства. Так Деметер обрел и помощницу, и помещение. Руководитель «Региона» платил Изе справедливой величины арендную плату в соответствии с городской конъюнктурой цен и с учетом того, какой район (всё-таки, не центр). Вносил Изе деньги он всегда аккуратно, как и зарплату. Когда денег не хватало, занимал.

– Что-то у меня в последнее время плохо с хорошими новостями.

Иза помолчала.

– У меня тоже. А в Каушаны пусть с тобой едет твоя Елена Ужасная. У нее и полицейское удостоверение есть.

Жена работала в паспортном столе. Служебное удостоверение и в самом деле с надписью: «Министерство внутренних дел».

– Она не поедет.

– Не соизволит мужа сопроводить? Алисы же сейчас нет дома.

Валерий помедлил.

Все равно ведь надо ей когда-то сказать.

– Мы теперь живем раздельно и будем разводиться.

– Ой!

Иза застыла с раскрытым ртом.

– Вэй, – буркнул Деметер, много раз слышавший от Изы еврейское выражение «ой вэй», означающее, как известно, досаду, расстройство, раздражение, недовольство, разочарование, недоумение, а у Изы также иронию и много чего ещё.

– Валер, подожди, мне надо переодеться.

Иза побежала в кабинет детектива. К нему примыкала небольшая смежная комната, в которой стоял диван, стол и шкафы с одеждой Валерия и Изы. Сыщику в дни слежки постоянно надо переодеваться. Как и женщине, только ей в любые дни.

Валерий подумал, что у Изы что-то связанное с месячными, потому и настроение плохое, и поведение странное.

Помощница детектива, выйдя из комнаты с каким-то пакетом в руках, сначала пробежала в туалет. Вернувшись, плюхнулась в своё крутящееся кресло. Одета была в дорогой брючный костюм.

– В честь чего это ты так нарядилась по-деловому?

Иза отмахнулась от вопроса.

– Когда у вас произошел разрыв?

Деметер нехотя ответил, что в субботу.

– Понятненько. Конечно, ни к какой другой женщине ты не уходишь, уходишь просто так.

– Почему это ты так уверена?

– Ой, Валера. Всё бытие твое у меня перед очами. Если бы у тебя кто появился, сто раз бы заметила. Как я только за пять дней не догадалась, дурочка? Это я просто расконцентрировалась, потому что грустила.

Она на тебя смотрит, как на пьяного ребенка. И стала ненормально веселая.

Валерий угрюмо заметил:

– Но сейчас-то ведь развлечение подвалило – мой развод. Грусть прошла.

– Честно говоря, да! Прошла!

Иза засмеялась и смеялась почему-то дольше, чем обычно это делают в ходе бесед. Прямо-таки зашлась в смехе.

– У нас в угрозыске сотрудник был, Рудик Дитерле, немец. Говорил, в немецком языке есть слово Schadenfreude.

– Ой, Валер, у тебя сегодня день лингвистики. То эсперанто, то немецкий. И что твоё слово значит?

– Радость по поводу чужого несчастья. В которой ты сейчас по самые уши.

Иза подергала себя за уши.

– Ладно, Деметер. Сейчас будем пить чай, и я тебе скажу жестокие, но правдивые слова, которые тебе, кроме меня, сказать некому.

– Чай давай, слов не надо.

Слова Иза, однако, сказала все, которые хотела.

– Несчастье в этой ситуации, Валера, по-настоящему только для твоей дочки. Которая будет жить без отца и которую мамаша воспитает в своём духе. Виноват в случившемся ты сам. Ты не на той женился, Валерик. Конечно, это не совсем твоя вина – так судьба у тебя сложилась. Ты ведь не такой, как наш Гриша Казаков. Ты очень увлекался своей милицейской службой, девушек у тебя до свадьбы было мало, понимать их ты не научился. И женила тебя на себе первая же… – Иза сделала паузу, – финтифлюшка с кукольным личиком, которая этого захотела.

Иза встала из-за стола. Говорила, расхаживая по приемной, распалилась.

– Она тебя никогда по-настоящему не любила. Она тебе не подходила. Тебе женщины-то на самом деле нравятся другого типа! Другого телосложения, если уж на то пошло. Она же на моль похожа! Белёсая, плоская, подлая. И прокуренная! Хотя ты сам некурящий.

Про любовь – это девчоночьи сопли. Но про курение…

– Одна сударыня об другой сударыне завсегда самые наилюбезнейшие слова сказать сможет.

– Лескова, что ли, читал в отсутствие клиентов? Остроумно, но здесь не тот случай. Я, когда семь лет назад ее увидела, обмерла: как парню-то не повезло! И кончилось у тебя с ней так, как я и предвидела. Я же понимаю, что произошло.

Иза снова наполнила Валерию чашку с чаем, не спрашивая нужно ли это ему.

Деметера охватило раздражение.

– Что ты там еще напонимала?

– Я ведь многому от тебя научилась за эти восемнадцать месяцев. Например, замечать и сопоставлять детали.

– И нос в чужие дела совать. Что насопоставляла?

Иза откусила от конфеты, прихлебнула чаю.

– Элементарно, Ватсон. Ты мне звонил по поводу поездки в Каушаны позавчера поздним вечером. АОН[9] показал твой домашний номер. Следовательно, после субботнего разрыва ты по-прежнему живешь в своей квартире. То есть Елену ты выгнал. И по какой же причине мужчина со спокойным характером (хотя и весьма нудным, конечно), а притом еще и образцово-показательный супруг, может выгнать из дома мать своей дочери?

Иза доела конфету.

– Кстати, я причастна к случившемуся.

Валерий вздрогнул.

– Что!?

Иза снова встала, прошлась по приемной, остановилась, сунув руки в карманы брюк.