Барс

Ворина резко распахнула глаза, громко закашлявшись. Келуни выдохнула вместе с ней.

Очнувшаяся девушка в ужасе оглядывалась по сторонам. Растрёпанные чёрные волосы клоками ложились на взмокшую от жара одежду, руки продолжали колотиться в судорогах, а глаза… глаза были наполнены страхом. А ещё непониманием.

Проводница демонстративно убрала подальше короткий меч, зафиксировав его на кожаном поясе. Женщина осторожно протянула руку к подопечной:

– Извини за пролитую кровь, дорогая. У меня не было иного выбора, мои маленькие друзья желали познакомиться с тобой поближе.

Ворина в ступоре смотрела на Келуни, не в силах проронить и слова. На девушке не было лица; широко распахнутыми глазами она смотрела на деревянные стены, на кровать, на сестру с тётей и будто бы не узнавала их.

– О, Ворина! – голос Вонолы дрогнул, но она выдохнула с огромным облегчением. Племянница вернулась в сознание, и, кажется, рана на руке не особо волновала Пернатую.

Волика не могла смотреть на сестру без горести и сожаления, а ещё обиды на саму себя. Стоило остановить эту проводницу, не дать совершить обряд. Как наивно они ей доверились, ума не больше, чем у разгуливающих по лесу олених! Пернатая надеялась, что рана скоро заживёт, а сестра станет прежней. И всё будет, как раньше, они навсегда забудут о роковой ночи.

– Скажи, можешь ли ты говорить? – Келуни вновь приблизилась к Ворине. Пернатая боязливо куталась в плед, только бы скрыться от проницательного взора проводницы. – Мне нужна хотя бы пара твоих слов.

– Д-да… кажется, могу, – голос Ворины дрожал, и слова она произносила с большим трудом, однако девушка будто бы поняла, что хочет узнать от неё проводница.

– Хорошо. Тогда подскажи мне, кто так сильно напугал тебя во сне? Я провела обряд, так что ты должна была запомнить.

Ворина недолго думала: пугающие образы не вышли из её головы даже с пробуждением. Девушка прижимала одеяло к кровоточащей ране на руке.

– Это были птицы. По-настоящему уродливые птицы. У части из них был лишь один глаз или их и вовсе не было, крылья изломаны и вывернуты. А ещё их крик… – Ворина резко вздрогнула, издав что-то наподобие тихого возгласа боли или страха. Волика больше не могла терпеть – она кинулась к сестре, заключила её в объятия, прижимая к груди. Девушка тут же почувствовала стук её колотившегося от страха сердца, а после выпалила, злобно глядя на проводницу:

– Хватит пугать мою сестру! Ей страшно, она устала и измучена, как вы этого не видите? Не понимаете? Или не хотите понимать!

– Волика, ты переходишь грань, – голос Вонолы посерьёзнел. Тётя всерьёз намеревалась оттащить непокорную племянницу от младшей, однако её остановила Келуни коротким взмахом руки.

– Не утруждайте себя, – мягко произнесла она, усмехнувшись, – это ничего не изменит. Девчушка истинная Пернатая, она не доверяет чужаку, защищает своих близких. Это, бесспорно, поступок, достойный похвалы.

– И всё же… – Вонола попыталась возразить, но была прервана всё тем же жестом Келуни и её многозначительным взглядом.

– И всё же, – продолжила проводница за Пернатую, вновь обращаясь к Ворине, – что такого необычного было в крике тех птиц?

Волика покрепче прижала к себе сестру, приготовившись успокоить её в случае новой волны неприятных мыслей о прошедшем кошмаре. Но этого не произошло. Ворине стала заметно спокойнее в объятиях сестры, в ней появилась капля уверенности. Пернатая уставилась на проводницу, а после, судорожно вздохнув, ответила на вопрос:

– Они говорили. Не кричали, не пели, как обычные птицы, а говорили со мной – как люди, как любой Пернатый из нашего племени! Но ведь эти существа – лишь птицы…

– Они не просто птицы, ты верно говоришь. Когда-то они были Пернатыми. – Проводница глухо усмехнулась. – Я всё-таки оказалась права.

Келуни направилась к месту проведения уже свершённого ритуала, подняла плащ и вновь накинула его на себя. Складчатая ткань вновь сокрыла проводницу от любопытных глаз, оставив видимыми лицо и сухие тёмные волосы.

– Правы в чём?.. – Вонола с мольбой в глазах воззрилась на проводницу. Та, похоже, не собиралась уходить.

Келуни молчала какую-то томительно долгую минуту, будто задумалась над чем-то своим. А после она, наконец, обратилась к одной только Ворине:

– В моей догадке. Птицы, являвшиеся во сне – это грешные Пернатые. У девчушки необычайный дар, ведь она способна понимать их слова, говорить с ними и даже призывать к себе на помощь. – Келуни развернулась спиной к сёстрам и добавила, по-прежнему улыбаясь: – Ворина – новая проводница.

***

Бледно-розовое солнце робко выплывало из-за островерхих пиков Воробьиного Клюва, только-только набирая силу на заре нового дня. Небо светлело на востоке, в то время как его противоположный край всё ещё был укрыт мраком уходившей ночи – тихой, спокойной и безмятежной, какой она редко бывала в горах.

Природа находилась в состоянии дрёмы, куталась в полупрозрачную тень гордо возвышавшихся скал. Речная деревня уже не спала – это Волика подметила сразу, в безмолвном одиночестве стоя на мосту и наблюдая за скитавшимися на рассвете соплеменниками, коих было немного. Собственно, это оставалось чуть ли не единственной отрадой её опустевшему сердцу. После злополучного вердикта проводницы их жизнь изменилась до неузнаваемости.

Прошло одно полнолуние, но окончательно оправиться Волика так и не смогла.

В тот же день после выяснения правды о таинственных кошмарах Ворина была публично провозглашена ученицей Келуни. Конечно, вся деревня возрадовалась и заликовала – Волика помнила это, словно всё произошло вчера. Даже все отряды Крылатых явились, чтобы поздравить новоиспечённую проводницу с получением долгожданного дара.

Завидовала ли Волика сестре? Конечно нет! Разве что совсем чуть-чуть.

Теперь у Ворины была магия, а вместе с ней и уважение племени, чёткий жизненный путь… он означал для неё так многое. Ворина больше не была для Пернатых робкой, застенчивой девчушкой, дочерью сошедшего с ума Воробья. Нет, она стала для них проводницей – связующим звеном с пугающим миром мёртвых. Какой почёт!

Волика взглянула в бушующий чёрный поток и не разглядела собственного отражения. Не виднелись ни голубые глаза, ни каштановые волосы. Лишь вечно встревоженная горная река.

– Однажды и у меня будет дар, – сквозь зубы процедила Пернатая, не сводя взора с бурлящей воды, – и тогда я смогу быть полезной для племени. Может, меня даже начнут уважать.

Раннее утро успело превратиться во вполне себе позднее, и девушка спешно направилась к домой. Деревянное жилище, прежде казавшееся самым милым и уютным местом из всех возможных, опустело без сестры. Ворина, прежде всего как ученица Келуни, была вынуждена переехать в жилище проводников на самом краю деревни – оттуда она уже никогда не вернётся домой.

Разлуку Волика переживала очень тяжело, как и её тётя. Однако с Вонолой, всё же, было не так одиноко и всё ещё казалось, что Ворина по-прежнему оставалась рядом с ними.

«Рано или поздно это должно было случиться, – успокаивала себя Пернатая, с тоской глядя на молчаливые стены дома, – не Ворина, так я бы получила дар и ушла со своим наставником!»

В своё время Волика рассчитывала оказаться первой, как старшая на две зимы. Но волею судьбы их дом покинула младшая из сестёр.

– Волика? Я всё утро тебя жду! Где же ты пропадала, беглянка?

Слышать этот наигранно-встревоженный голос тёти было отдельным удовольствием. Так Волика знала, что она всё ещё кому-то нужна.

– Я была у Большой Кормилицы, – натянув улыбку, пояснила девушка. Она прошла в середину комнаты к Воноле, хлопотавшей у каменной печи с непривычной для неё задумчивостью. – Смотрела на рассвет, на деревню. Впрочем, ничего важного. Ты что-то хотела?

– Если честно, да.

Вонола отвлеклась от готовки, достав из-под деревянного стола небольшую корзинку. Волика ожидала увидеть привычные баночки с папоротниковым вареньем, но там лежало нечто гораздо более ценное.

Волика затаила дыхание. Дрожащими от трепета руками девушка подтянула к себе две мягкие игрушки – тканевые птички, набитые чем-то вроде пушистого меха. Они были маленькие – одна легко помещалась на ладони, – потрёпанные и выцветшие, местами на изношенной за годы ткани проступали дырочки, сквозь которые выглядывала рыжеватая набивка. И всё же, какими бы старыми и пыльными они ни были, от этих птичек веяло теплом и воспоминаниями о далёком детстве. Девушка робко провела пальцем по крылу одной из птичек: рваный след на нём виднелся особенно чётко. Эта игрушка принадлежала Волике, вторая же, гораздо более опрятная – Ворине.

– Такие крохи играли в них когда-то, – Вонола печально улыбнулась застывшей над игрушками племяннице. – Вас с сестрой было не разлучить с этими игрушечными пташками. Впрочем, как и вас друг с другом. Эти игрушки…

– Подарил нам отец незадолго до своей смерти, – закончила за тётю Волика.

–Тебе было четыре зимы, Ворине – и того меньше. Папа очень любил вас обеих, но по причине некоторого… сумасшествия, не мог позаботиться о своих дочурках. Он сильно винил себя за это.

– Я совсем его не помню, – честно призналась девушка, стыдливо отведя глаза. На момент смерти отца ей было всего пять. Казалось бы, что мог запомнить ребёнок в этом возрасте? И всё-таки Волике очень хотелось знать о Вонореле хоть что-то помимо того, о чём ей рассказывали взрослые Пернатые. Детских воспоминаний практически не осталось. – Он всегда был добр к нам, приносил игрушки, разговаривал. Никогда бы не подумала, что он мог сойти с ума до такой степени, чтобы…

Волика осеклась. Ей не хотелось лишний раз ерошить неприятные для тёти воспоминания: Вонола, зачастую, реагировала на них болезненно и ещё долго не могла успокоиться. Сейчас её взор хоть и был довольно печальным, но Пернатая держала себя в руках ради племянницы.

– Вонорель умер в лихорадке, ты и без меня это знаешь. Да, он говорил много бреда о Барсах и о несправедливой войне Пернатых против них, но он оставался хорошим любящим отцом до самого конца. Вот, что самое главное вы двое должны помнить о нём.

Девушка была с этим полностью согласна, хоть и не забывала о виновнике дурной репутации рода. А ведь когда-то Вонорель был одним из самых уважаемых людей в Речной деревне: молодым Крылатым, единственным выжившим из своего отряда после одной из вылазок на Барсову гору. Видимо, именно это происшествие сильно ударило по нему.

– Он оставил эти игрушки, чтобы быть рядом с вами даже после своего ухода, – продолжала Вонола. – Я думаю, самое время передать их твоей сестре.

– Чтобы всегда быть рядом с ней.

Волика выдохнула, восхищённая осознанием важности этих невзрачных, на первый взгляд, игрушек. Теперь у неё был весомый повод попытать удачу и встретиться с сестрой – это будет не так просто, но иного выхода девушка уже и не желала видеть!

– Тогда мне стоит поспешить к Ворине, – пропыхтела она, под тихие смешки тёти натягивая утеплённую курточку, – шансов застать её свободной от обучения мало, но я всё-таки попробую!

– Ну хоть пташек не потеряй по пути, торопыга! – с теплом улыбнулась Вонола, провожая племянницу за порог деревянного дома.

***

Прижимая к меховой курточке игрушечных птичек, Волика спешила к проводницам.

Пернатая суетливо взглянула на солнце: оно переместилось к самой середине неба. Это означало скорое наступление полудня, а значит, возможного коротенького перерыва в обучении Ворины, которым Волика намеревалась воспользоваться, чтобы поговорить с сестрой. По крайней мере, стоило попытаться это сделать. Упускать единственную возможность – непростительно!

Она ускорилась. Проходившие мимо соплеменники с удивлением оглядывались на нёсшуюся по снежной дороге девушку, прятавшую две тканевых «тряпочки» от холодного ветра. Волике было некогда обмениваться с ними приветствиями – сделает это на обратном пути, а сейчас нужно было спешить.

Жилище проводников находилось на самом краю той части деревни, которая была зажата между Большой Кормилицей и Малой, причём со стороны, ближней к Кровавому лесу. Волика и не заметила, как вереница стоявших плотными рядами домов сама собой закончилась, и неподалёку от лесной опушки гордо возросла обитель проводников.

Дом этих особенных Пернатых отличался от обыкновенного. Он был выше, но менее широк, с небольшим окном на втором этаже. Деревянные стены снаружи были усеяны изящными перьями птиц самых разных видов – пожалуй, некоторые представленные здесь роды Пернатых в Речной деревне даже не проживали, только в соседних, близких к подножию гор. Во всём этом пёстром великолепии Волика сразу приметила знакомые перья воробья. Они были собраны в небольшой пучок, перевязанный тонкой верёвочкой.

Девушка рассматривала перья какую-то недолгую минуту, и в тот же миг появилась её сестра. Она вынырнула из-за двери осторожно и тихо, словно не хотела кого-то потревожить или просто желала остаться незамеченной. Но сейчас это было совсем неважно; Волика бросилась ей навстречу.

За прошедшее время Ворина сильно изменилась. На хрупких плечах девушки появился лёгкий «птичий» плащ, характерный для проводников. Взгляд стал ещё более испуганным и задумчивым, и только улыбка – робкая, но такая искренняя, – оставалась прежней. Такой Волика успела её запомнить. А ещё на кожаном поясе сестры появился железный клинок.

– Ты почти опоздала. – Волика с удивлением воззрилась на сестру. Та печально улыбнулась. – И всё-таки успела… я так боялась, что ты не придёшь. А ещё очень-очень скучала.

– Тогда ты себе даже не представляешь, насколько скучала я.

Они не виделись уже с четверть полнолуния – Келуни сильно нагружала свою ученицу, и застать ту хотя бы немного свободной от обучения было большой удачей даже в полуденное время перерыва.

Сёстры обнялись. Волика почувствовала облегчение, когда прикоснулась к сестре – живой, а главное, настоящей. За время разлуки порой начинало казаться, что Ворина никогда и не существовала. Вдруг младшая сестра стала плодом её измученного тоской и одиночеством воображения?! Ну разве не глупо?..

– Как ты?

Ворина неопределённо пожала плечами.

– Всё не так плохо, как могло бы быть. Пока что Келуни обучает основам: рассказывает про травы, схемы обрядов. К практике, – голос девушки дрогнул, будто от страха, – к практике мы пока не приступали…

Волика вздохнула. Конечно же обучение владению одним из самых таинственных и опасных даров давалось сестре нелегко. Однако сегодня что-то изменилось: над Вориной словно нависла мрачная серая туча, а сама она стояла чуть дыша. Волика взглянула в синеву глаз сестры. Проводница поймала этот изучающий взор на себе, и судорожный вздох предательски вырвался из её груди.

– Сестрёнка, что-то случилось? – Волика с тревогой смотрела на девушку, по щекам которой одна за одной начинали катиться горькие слёзы. Пернатая не могла понять, какие это были слёзы – радость, печаль? Или попросту… страх?

Сначала Ворина в нерешительности отпрянула от сестры, боясь показать свою боль, но потом, не выдержав нахлынувших эмоций, бросилась к ней и заплакала. Она рыдала тихо и скованно, чтобы никто не услышал помимо самого родного ей существа.

Волика смолкла, прижав содрогавшуюся девушку к себе и положив подбородок ей на плечо. Она закрыла глаза, давая Ворине выплеснуть все копившиеся в её душе переживания. Проводница продолжала плакать довольно долго.

Волика ещё не знала причины этих эмоций, но чувствовала, что это было нечто действительно ужасное. Сердце сжималось в тревожном испуге, но она не позволила себе задавать вопросы. В перерывах между глухими всхлипами Ворина всеми силами старалась проронить хоть слово; голос срывался болезненным хрипом, и девушка пуще прежнего заливалась слезами.

– Тише, тише, тише… всё будет хорошо…

– Нет, не будет.

Ворина смогла выдавить из себя три этих слова, прежде чем замолкнуть. Она с большим усилием сдержала новый порыв, подняв глаза – о, как страшно было в них смотреть в тот момент!

– Волика, я… – проводница опять сорвалась и закричала во весь голос: – Грешники берут плату за дар жизненной силой! Я, я умру… умру скорее, чем ты можешь себе представить… чем я сама могу себе представить!

Волика опешила. Теперь ей стала ясна причина и страха, и сомнений, и горьких слёз, да только легче от этого знания точно не становилось. Сначала Пернатая надеялась, что проблема сестры пусть и окажется весомой, но будет вполне решаема, однако… как она могла спасти Ворину от смерти? Ранней смерти, которую повлекут за собой эти уродливые птицы из снов?

Все Проводники умирали молодыми. Теперь Волика знала, почему.

Пернатая ничего не могла сказать: сами по себе слова в этой ситуации казались каким-то чудовищным преступлением. Она лишь прижала сестру к себе, зарывшись в густые чёрные волосы, и тихо заплакала вместе с ней. Волика боялась её потерять.

Через какое-то время им обеим удалось успокоиться. Волика осторожно вынула из-за курточки тканевых птах, решив, что принесла их как никогда своевременно. Девушка протянула обе игрушки сестре, с грустью улыбнувшись при виде её широко распахнувшихся глаз.

– Тётя просила отдать их тебе, – пояснила Пернатая, со скованной нежностью наблюдая за тем, как бережно Ворина касалась двух потрёпанных птичек. – Они будут напоминать тебе о нас, пока ты находишься на обучении, да и в всегда…

Ворина с любовью прижала к груди игрушечных пташек.

– Спасибо. Ты не представляешь, как много это для меня значит!

– Я всегда рядом, если понадоблюсь. – Девушка взглянула на солнце: диск уже давно отошёл с верхушки неба, степенно приближаясь к его краю. Им с сестрой пришла пора расстаться. Ворина проследила за её взором и всё сразу поняла, а потому поспешила втолкнуть одну из птичек Волике прямо в руки.

– Эта игрушка твоя, – деловито сказала проводница. – Пусть у тебя и останется, как напоминание обо мне.

– Что? Ну уж нет, я не просто так несла тебе обе! – Волика вернула свою игрушку к пташке сестры: рядом они не смотрелись так одиноко. – Этих малышек нельзя разделять, понимаешь? Им будет очень одиноко порознь, как нам с тобой.

– Но ведь это просто игрушки, – попыталась возразить младшая, вот только Волика и слушать не желала её пустые отговорки.

– Я так не считаю. Пусть всё-таки обе останутся у тебя.

Ворина ещё раз посмотрела на птичек, а после согласно кивнула:

– Пусть будет по-твоему. Передай спасибо тёте!

– Непременно, – Волика улыбнулась сестре напоследок. Суетливыми рывками она направившись прочь от жилища проводников. Снег под сапогами скрипел довольно звучно, а значит, стремительно холодало – похоже, сегодняшней ночью стоит ожидать мороз.

Волике ещё много чего предстояло сделать до наступления темноты, однако она покидала сестру с неспокойным сердцем. Стоит ли получение дара такой платы? Все Пернатые получали его без подобных жертв, так почему же проводники должны были платить своей жизнью? По праву, они были сильнейшими в племени, но заслужила ли эта мощь такого риска? Про себя девушка сочла, что, пожалуй, вполне, а они с Вориной пока просто слишком мало осведомлены, чтобы это осознать. Горы всегда верно рассуживали своих детей.