По ту сторону дороги
Ненавижу приходить в сознание. Обморок – это словно издевка над твоей памятью, твоими чувствами. В первые секунды кажется, будто ты просыпаешься от долгого кошмарного сна, и, стоит открыть глаза, как снова окажешься в своей маленькой комнатке в родном доме. Но потом… Потом реальность окружает тебя, и ты многое готов отдать за то, чтобы вновь уйти в темноту. Там хотя бы нет боли. Там нет ничего.
Я нахожусь в небольшом помещении, стены которого фосфоресцируют ровным белым цветом, а воздух пропитан вонью каких-то лекарств. От одного вида на все это меня начинает мутить. Здесь есть раковина и толчок, подобие кровати, на которую я умудрилась сесть, и больше ничего, кроме гудящих лампочек. Дверь, скорее всего, заперта, даже не буду пробовать. Какой смысл? Убежать мне в любом случае не удастся, да и в Городе прятаться не получится. Одна дорога – в Пустошь, но мне и так туда любезно подарили билет в один конец. Интересно, если бы я солгала, сказав, что изгнанник сам залез в мой дом в ту ночь, они вынесли бы другое решение? Сильно сомневаюсь. Очевидно, что Бэн прожил в доме несколько дней, а для этого у них нет оправдания. И о чем я только думала? Как вообще допустила подобное?
Мои мысли прервал резкий щелчок в двери, и в комнату вошла молодая женщина с подносом. Он поставила его прямо на кровать и бесцеремонно склонилась надо мной.
– Открой рот, – я подчинилась. Женщина что-то осветила своим маленьким фонариком, потом проделала то же самое с моими глазами. – Левую руку, – медсестра грубо потрогала мою метку, что-то проверяя, и мне не удалось сдержать восклицание боли. – Почти прижилась. Ешьте, через двадцать минут поднос заберут, – и она вышла из комнаты.
Не знаю, что ела, вкус не чувствовался, да я и не обращала внимания. Нужно было просто постараться запихать в себя как можно больше. Мне понадобится энергия, чтобы выжить в Пустоши. Но хочу ли я пытаться на самом деле? Поднос забрали, кажется, минута в минуту, и оставили меня снова одну. Ни слова, ни жеста. Как бы одиночество не свело с ума раньше, чем меня выставят из Города.
Подобная процедура с едой и осмотром повторилась еще через несколько часов. Я попыталась что-нибудь спросить, но меня крайне грубо заставили молчать. Кто у них тут вообще работает! Прошел, наверное, еще час, когда в комнате появился незнакомый мужчина.
– У вас есть право на разговор с посетителями. Пять минут.
Я вздрогнула от волнения, и когда мужчина отстранился, то в комнату вошли Сэм и ша. Хотя сестра скорее влетела и набросилась на меня с объятиями. Да я была и не против, совершенно не против. Ша опустилась рядом и приобняла нас обеих. Мое сердце сжалось, и мне едва удалось удержать внутри истерические рыдания. Я никогда их больше не увижу, не хочу, чтобы они запомнили меня плачущей. Ох, святой Закон, я действительно их больше не увижу, как же мне не разорваться от боли?
Сэм отстранилась, ее лицо опухло, а глаза немного покраснели.
– Лиса, что же делать? – прошептала она. – Мы вытащим… точно… отец Троя влиятельный.
– Да, и работает в отделе безопасности. Не нужно, Сэм, я знаю, что ничего не исправить.
– Прости, Лиса, прости!
– Да за что же? Это только моя вина, ведь я пустила его в дом, верно? Глупо отрицать. И вас подвергла опасности. Они говорили с вами?
– Да, – ответила ша, – но все хорошо. Из-за того, что наши двери были заперты всю ночь, они сразу подумали только на тебя. Нами почти не интересовались. Ох, дитя мое, я им тут все конторы обойду, выпотрошу их всех, пока они не вернут домой нашу девочку!
Я по-доброму усмехнулась:
– Не навлекайте на себя еще больше проблем. Они еще уважают память Кастерли, вас не тронут. Пока.
– Но к тебе разве они не могут проявить это уважение? – возмущалась няня.
– Ша, ты же знаешь, что нет. И ты, Сэм, тоже. Я люблю маму и папу, несмотря ни на какую правду, но мои биологические родители из Пустоши. У меня дурная кровь, – я издала нервный смешок.
– Алиса… – простонала сестра.
– Почему вы не сказали мне?
– Зачем? – прошептала ша. – Разве мало было плохого? Ты же помнишь, ответов иногда лучше не знать.
– Но эта правда – часть меня самой. Ну да ладно. Сейчас это все ни к чему.
– Мы все равно твоя семья, верно? – как-то испуганно спросила Сэм.
– Разве может быть иначе? У меня только одна сестра, прости, что так подвела тебя!
– Алиса! – она снова бросилась мне на шею и расплакалась. Я с трудом проглотила застрявший ком. Пришлось крепко сжать кулаки, чтобы ногти впились в кожу, причиняя боль.
– Бетти не смогла прийти, – тем временем произнесла ша. – Ее родители испугались подобных связей. Но она в ужасе и сказала, что будет очень скучать.
– Если удастся, передайте, что и я буду.
– Это немыслимо, это жестоко! – снова отстранилась Сэм.
– Ну, я же сильная у нас, правда? Я справлюсь. Вы меня еще увидите, – глупая ложь, от которой я не смогла удержаться. Я не вернусь, Пустошь сожрет меня.
– На выход! – раздался грозный голос, и меня будто пронзило током.
– Нет, подождите! – закричала Сэм и вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Она выглядела сумасшедшей, и я не хочу знать, каким было мое лицо в тот же момент.
– Пусть небо хранит тебя! – успела прошептать ша и крепко сжала мою ладонь, прежде чем ее потащили к выходу.
– Я не могу… не могу… – рыдала Сэм. Мужик что-то громко кричал, и я боялась, что от злости он сделает моей сестре больно.
– Прощай, Сэм! – я быстро чмокнула ее в лоб и сама расцепила ее пальцы. Саманту потащили за дверь.
– Алиса! – последнее, что она успела выкрикнуть, затем хлопок и тишина.
Сюда не проникало ни звука. Я встала, села. Дыхание сбилось, как от быстрого бега. Слезы, снова слезы, которые готовы были расплавить мое лицо, задушить меня, но почему-то не делали этого. На ум вдруг сразу пришла целая тысяча вариантов того, что я могла бы и хотела сказать своей семье. Но почему они не появились в голове чуть раньше? Ша воспитывала нас с детства, мы многим обязаны ей. Я обязана. А Сэм, моя сестренка, она всегда была частичкой моей души, хоть порой мы забывали об этом. Теперь все, что для меня осталось от них, – это только воспоминания. Надеюсь, им удастся сохранить дома хоть какие-то мои вещи. Может, это эгоистично, но я все же не хочу, чтобы меня совсем забывали. Я боюсь этого.
Прошло всего каких-то несколько минут, как дверь снова щелкнула, и на пороге появился тот же мужчина. Он оценивающе оглядел меня, громко хмыкнул, а затем произнес:
– Пущу еще одного на пять минут, если больше никаких истерик!
Трой! Я быстро закивала, вытирая дорожки слез кулаком. В отличие от Сэм, он не вбежал в комнату, а медленно вошел внутрь, его лицо обледенело, под глазами залегли темные круги. Трой выглядел больным. Он бросил быстрый взгляд на мою метку, и я испугалась, что сейчас он отшатнется от меня как от прокаженной и уйдет навсегда. Мне даже страшно было пошевелиться. Дверь за ним закрылась, и мы остались наедине.
– Что я сделал с тобой! – прошептал он, продолжая стоять на месте.
– Трой… – я не знала, что хотела сказать. Его вид ужасал меня, и мысли о том, что он меня предал, казались такими нереалистичными, что я даже не могла разозлиться.
– Я убил тебя! – он говорил как в бреду, и из его уст эти слова звучали еще хуже, чем в моей голове.
– Ты… ты верил в то, что делал. Ты не ожидал…
– Лиса! – наконец, он посмотрел на меня, и я содрогнулась. Он был похож на сумасшедшего. – Я предал тебя, зачем ты пытаешься меня оправдать?
– Ты знал, что мне сделают метку?
– Нет. Я думал, что максимальным наказанием будет недельная изоляция, отработка на благо Города и снижение баллов, пусть и серьезное. Это все можно пережить, а ты бы получила урок, так я думал. Тем более твоих родителей все знали, у вас с сестрой должна была остаться защита их именем. Ведь и простые люди отреагировали бы! И я… Лис, я считал, что Тени станут пытать вас. Я не мог этого допустить. Я не оправдываюсь, просто объясняю. Я не ожидал всего этого. Мой отец… я попытался вытащить тебя, но он взбесился. Тебя записали в предатели Города, и он и думать о помощи не хотел. Мне нечего сказать, Лиса, я пытался спасти, а в результате… Что теперь с тобой будет?
– Не надо… Не продолжай! – я попыталась сделать глубокий вдох и успокоиться.
Неожиданно Трой опустился передо мной, он склонил голову, уставившись на собственные колени. Я остолбенела. Никогда мне еще не приходилось видеть друга в подобном состоянии. Он никогда еще не казался таким сгоревшим изнутри. Я не понимала, что чувствую. Злюсь на него, ненавижу? Но он же мой друг… Это просто невозможно.
– Алиса, прости, – его голос звучал сдавленно, но Трой не плакал. Я запустила руки в его волосы и прижалась лбом к его лбу.
– Что сделано, то сделано, Трой. Я понимаю, о чем ты думал. И никогда не буду считать тебя предателем, никогда не смогу! В эту точку я привела себя сама, когда кивнула тому человеку, когда уговорила Сэм залечить его рану, когда спрятала его на чердаке. Я хочу, чтобы ты выбрался из ямы, которую сам себе копаешь. И присмотри за моей семьей, пожалуйста! Я вам тоже буду помогать из… из другого мира.
– Ты не умрешь там! – Трой поднял голову, заставив меня отстраниться. В его глазах теперь светилась уверенность, он снова стал напоминать человека, которого я знаю.
– Мне не выжить в Пустоши, мы ведь оба это знаем!
– Послушай, лисенок, изгнанники ведь как-то живут. Целыми поселениями. Жители верят, что их почти не осталось, но это не так. Охотников до сих пор отправляют за стены, но они очень редко возвращаются с успехом. Только этого парня в последний раз и поймали, да и он сбежал. Нужно просто найти их, поняла? Тебе дадут немного провизии и всякой мелочи, без оружия, конечно. Иди на запад, прямо от Города, и как можно быстрее. Тени примут тебя и помогут. Нужно выжить, Лиса, обязательно!
– Трой, мне страшно! Я не смогу!
– Нет, сможешь. Ты же всегда была смелой.
– Нет, я трусиха. Я только хорошо притворялась.
– Вот и продолжай, – он усмехнулся. – А я и там буду с тобой.
– Что?
– Возьми, – он зажал что-то в моей ладони. – Просто на удачу и на память. Пообещай мне, лисенок, ты дойдешь до изгнанников и начнешь новую жизнь.
– Не могу, Трой, – я издала мученический стон.
– Сдаться можно в любой момент, а пока есть силы, просто попытайся. Что ты потеряешь? Прошу, обещай мне!
– Хорошо. Даю слово. Я попытаюсь.
– Отлично!
– Трой… – мои руки дрожали, мысли ворочались с трудом, я как будто застряла между сном и реальностью.
И тут он вдруг поцеловал меня. Не думала, что однажды буду целоваться с моим лучшим другом, раньше это казалось немыслимым, неправильным. Я замерла и не смогла ответить на его поцелуй. Я ощутила себя странно. Мне ни разу не приходило в голову, мог ли он воспринимать меня иначе? Ни разу за всю жизнь я даже не задумалась над этим. Трой отстранился. И тут опять этот чертов щелчок.
– На выход!
– Верю в тебя, лисенок, – последний взгляд в глаза, поцелуй в нос, и его вытолкнули за дверь.
Ужас наполнил меня с новой силой. Я разжала ладонь, пальцы закостенели от слишком сильной хватки. У меня в руке лежал последний подарок Троя: к темной веревочке цеплялась выделанная из дерева мордочка лѝса. Я улыбнулась – мне пришлось упрашивать его сделать такой подарок столько времени, и вот он, наконец, его преподнес. На обратной стороне выцарапано лишь одно маленькое слово «помню». Этого я не просила, но теперь, стоило только прочитать его, как показалось, что это Трой говорит в моей голове. Помню! Мое новое заклинание, как знак того, что даже если система стерла меня, я не перестала существовать. Кто-то еще будет помнить обо мне. Я сжала в руке подвеску и закричала от злости и бессилия. Нужно наплакаться вдоволь, потому что потом, боюсь, у меня не будет такой роскоши. Я пнула ногой в дверь, забарабанила кулаками, но никто даже и не подумал отреагировать на это. Тогда я стала бить и пинать все, что видела в этой мерзкой комнате, я не могла остановиться. Я продолжала орать и плакать, пока не упала от слабости. Ноги больше не держали меня. Что теперь будет? Я не хочу умирать.
Мы плавно едем по дороге. Машина почти не издает шума. По двум сторонам от меня сидят два охотника: у одного очень грубые черты, словно кто-то срезал ему лишнее, а второй, наоборот, лицом напоминает младенца. Довольно странная внешность! Мне всегда так хотелось увидеть охотников вблизи, вот и получила! В следующий раз стоит быть поосторожнее со своими желаниями!
Моя новая одежда вся черная и удобная. В руках я тереблю лямку рюкзака. Он полупустой, но это хоть что-то. Меня подташнивает от волнения, но в целом я сохраняю подозрительное спокойствие. Наверное, нет больше сил переживать, а может, меня просто чем-то опоили, чтобы я не вздумала орать посреди ночи на весь Город. Не знаю, плевать. Пошли они все в далекую даль!
Машина мягко тормозит, и мужчина с лицом ребенка первым выходит из салона.
– Вперед! – командует он и на всякий случай нацеливает на меня автомат.
Интересно, что, он думает, я могу сделать? Я издаю нервный смешок. Почему-то мне становится ужасно весело. Когда я вылезаю, мужик тыкает мне в спину:
– Двигай!
– А то что, убьешь меня? – почему я не могу успокоиться? Мне так смешно. Вот дура!
– Надо будет, убью. А теперь шагай!
Ладно, господин злой ребенок, шагать, так шагать. Нужно прийти в себя, в Пустоши нельзя терять разум. Они переговариваются с охраной. Чисто формальность, те уже давно предупреждены. Раздается легкий шум, ворота начинают открываться слой за слоем. Не знала, что у них несколько уровней. Теперь мне не смешно. Вообще не смешно, и даже не страшно. Слово «дико» куда лучше описывает все мое состояние. Проход открыт, и нам представляется весь пейзаж ночной Пустоши. Я не двигаюсь, я не могу. Не могу! Но в спину опять тычут и подгоняют. Конечно, они хотят поскорее отгородить себя от ее дыхания, от ее глаз, хотят спрятаться за высокими стенами. Я послушно двигаюсь вперед. Ощущение, будто во сне или как у восставшего мертвеца. Точно, я зомби. Только безвредный. Еще несколько шагов, и я там навсегда. Как же страшно! Надо сделать что-нибудь, надо бежать обратно! Но повернусь, и меня ждет смерть.
И вот я там. Ворота сразу зашумели, и я обернулась. Последний раз окинула взглядом Город, и створки захлопнулись, мой путь отрезан в буквальном смысле. Я все еще не могу повернуться к Пустоши, к Дороге лицом, но чувствую их взгляды на себе.
– Проваливай! – звучит сверху.
Я знаю, что охрана, стражи ворот наблюдают за мной, ждут, когда я исчезну за горизонтом. Может, все-таки остаться здесь и подождать, когда меня пристрелят? Но я обещала Трою. Его лицо встает у меня перед глазами, деревянная лисица жжет кожу, и я поворачиваюсь. Дорога тянется в темноту, по обеим ее сторонам замерли заросли бескрайних лесов, и я иду. Не уверена, что сейчас на самом деле воспринимаю действительность. Мне страшно, как никогда раньше, но я иду, а в голове настойчиво стучит: «Помню, помню, помню!» А это все равно что живу!
Глава 9
– Нянечка, ты же нам не врешь? Ты все как по правде рассказываешь? – спросила маленькая Сэм. Ее глазки округлены от любопытства, а сама она сжалась в комочек от страха, в тайне надеясь, что все рассказы – лишь обычные страшилки.
– Конечно, Саманта, я вам правду только и говорю. Лучше знайте все о Пустоши, и больше никогда мне вопросы о ней не задавайте.
– Но какой же самый страшный секрет? – подала голос Алиса. Ей тоже страшно, но малышка храбро терпит и старается выглядеть уверенной.
– А самый страшный секрет, девочка, в том, что Пустошь не зря имеет имя. Она как живое существо: дышит, питается, растет. Многие не верят, но я точно знаю, что она еще и разумна. Да-да, она умнее, хитрее нас. Я уверена, что она даже может думать…
В далеком-далеком королевстве жили-были король с королевой. Их любили и уважали люди, они жили в мире и счастье. Но одно омрачало их покой – у короля с королевой не было деток. И решили они тогда отправиться на поиски в дремучий лес, хозяином которого был страшный и хитрый дракон. Он знал о желании Их Величеств и захотел обмануть их. Он даровал правителям маленькое дитя, ничего не прося взамен. Король и королева растили его как своего собственного, но не знали они, что ребенок, порожденный драконом, никогда не сможет превратиться в лебедя. И чуть было не разрушил он королевство, и был изгнан обратно в дремучий лес. Но вспомнит ли дракон, что это его дитя? Или обрушит злобу и заставит дикие заросли уничтожить бедного ребенка?
Вспомнит ли Пустошь, что я отсюда? Правда о моем прошлом пугала, но сейчас как будто становилась единственной надеждой. Эта сказка – моя история, за которую приходится хвататься, как за спасительную соломинку. Лишь бы только она не оказалась чересчур хрупкой и не обломилась в самый неподходящий момент.
Не знаю, сколько я уже иду. Ноги гудят и протестуют, но мне просто страшно остановиться. Кажется, пока двигаюсь, ничего плохого со мной случиться не может.
Здесь все по-другому, совсем не как в Городе, словно я попала в совершенно новый мир. Дорога мягкая, широкая, кое-где еще остались выбоины от колес машин, на которых передвигаются охотники. Даже в темноте я могу их различить, эти продавленные борозды, напоминающие о том, что позади существует целая вселенная.
Здесь другие запахи. Они немного опьяняют – слишком сильные и насыщенные: травяные, древесные, сладковато-цветочные, а еще различаю немного горьковатые. Все и не разобрать, а я ведь еще даже не вошла в лес. Тут все окутано этим парфюмом. Иногда мне хочется чихнуть, но я боюсь произвести слишком громкий шум, так что периодически приходится зажимать нос. Ничего, это просто с непривычки. В Городе никогда так не пахло. На самом деле я даже не знаю, какой у него был запах, словно его и вовсе не существовало.
А еще здесь нет тишины, которой я ожидала. Вся округа оглушается различными звуками. Что-то шелестит, ухает, чирикает, стрекочет, хлюпает. Иногда вдалеке слышится что-то вроде хрюканья или цокота копыт, пару раз откуда-то из-за холмов раздавался приглушенный вой. От него у меня мурашки поползли по коже. Но, несмотря на все это, я не видела никакой живности, даже птиц или насекомых. Будто вокруг меня жизнь, на которую мне не дозволено смотреть. Удивительно. Немного жутковато, но на самом деле мне нравится. Почему о таком нам не рассказывали? Все эти земли принято считать мертвыми, убитыми, но на деле – тут жизни больше, чем в самом Городе.
Дорога повела на подъем. Небольшой холм тянулся к сияющему небу. Оно тоже здесь другое, испещренное паутинками созвездий. Они плывут, шепчутся, обсуждают нового жителя Пустоши. Небо бездонно, наверное, как черный океан, хотя я его видела только на картинках.
Эта возвышенность – последнее место, с которого я могу попрощаться с белыми стенами. Отсюда Город еще виднеется, а после спуска он для меня исчезнет. Не хочу плакать, но хочу посмотреть. Последние метры я поднимаюсь спиной, упершись взглядом в серые очертания нашей крепости. Город выглядит странным островом посреди лесного моря. У него до тошноты правильная круглая форма, дома – как кубики, а башня – как сторожевой пес. Все замершее, словно неживое. Он кажется мне бесчувственным, холодным, равнодушным ко всем, кто находится снаружи, и даже к тем, кто прячется внутри. Какой странный вид! Но это все равно мой дом. Там осталась моя семья. Я словно могу почувствовать их тепло. К горлу подступает ком, уже который раз за последнее время. Пытаюсь прошептать «прощайте», но получается только «до свидания». И я навсегда отворачиваюсь. Но то, что раскинулось подо мной, то, что прятал за собой холм, заставляет меня невольно отпрянуть. Мне становится дурно, я боюсь, а точнее, просто не могу пошевелиться.
Эта часть Дороги бежит вперед и снова упирается в небольшую возвышенность, и все это место напоминает кладбище, заброшенное поле бойни. Раскуроченные машины, уже покрывшиеся рыжим налетом, валяются по разные стороны, перевернутые или застрявшие в канавах, с разбитыми глазницами окошек и выгнутыми боками. Маленькие железные уродцы. А рядом с ними разбросаны человеческие кости, число которых вряд ли кому-либо удалось подсчитать. Они повсюду: наполовину засыпанные землей, песком, увязшие в этой желто-коричневой кашице. Постепенно Пустошь погребает их в самой Дороге. Кое-где виднеется брошенное оружие, но вряд ли оно уже когда-либо сможет стрелять. А посреди всего этого высится белый знак на деревянном столбике. Красная надпись на нем гласит: «Время четвертое с начала нового мира. Победа священного Закона. Вовеки пусть процветают Объединения!»
Так это кладбище периода Охоты? Я никогда по-настоящему не задумывалась, как проходили операции по преследованию изгнанников. Все это не представлялось мне таким… таким отвратительным. Все было проще. Охотники уезжали, чтобы защитить Город от возможного нападения со стороны Теней, они предупреждали реальную катастрофу. Так мы всегда считали, так нас учили в школе, так нам говорили дома. Но здесь это выглядело обыкновенной бойней. Сколько крови впитала земля?
Неудивительно, что Пустошь отвечает тем же, мы сами подкармливаем ее. После того, как были построены стены и созданы Объединения, Советами были приняты новые исчисления времени. Каждые пятьдесят лет начали составлять один период, получавший в хрониках свое особое название, отражавшее его отличительную особенность: времена Объединения, Благополучия, Чистки, Охоты и нынешнее – Безмятежности. И сейчас, в четырнадцатом году этого пятого периода, подобные меры не должны считаться нормальными. А что если все продолжается до сих пор? Я знаю, что охотники иногда выезжают за стены, но продолжают ли они так же безжалостно уничтожать людей? Ноги не удержали меня, и я опустилась на землю. Около Дороги трава и деревья были когда-то выжжены, и сейчас они понемногу затягивали свои раны зеленой вуалью. Но сколько времени понадобится этому месту, чтобы скрыть трагедию? Даже отсюда я вижу, что черепа не одинаковые, краем глаза замечаю совсем маленькие, но не хочу смотреть в их сторону. У меня немного кружится голова, не представляю, как смогу пройти через этот участок пути.
Не знаю, сколько прошло времени с момента моего ухода от ворот, но вокруг все постепенно приобретает серый оттенок. Откуда-то издалека медленно вылезает солнце. Не хочу двигаться, хочу дождаться рассвета, который убедит меня, что все будет хорошо.
Меня слегка знобит и клонит в сон. Ни тело, ни сознание не могут больше выносить меня. Думаю, скоро они сообща от меня избавятся. Ох, как же тяжело соображать! Но нужно просто потерпеть. Это время между луной и солнцем самое тяжелое, самое тихое, самое дурманящее. Я забиваю себе голову всякой ерундой, борясь со сном. Мне плохо, иногда даже мерещится, что вокруг собралась толпа призраков, и я понимаю, что нахожусь где-то посередине между явью и бредом. Наконец, румянец расползается по небу, и сразу становится легче. Я никогда еще не видела такого рассвета! Да, как самому рано пробуждающемуся жителю Города, мне приходилось уже наблюдать всю прелесть утреннего солнца с высоты башни, но здесь все как будто было по-другому. Шире и ярче. Розовые всполохи разожгли голубизну, проявившуюся из-под серебристой тени, оранжевый огонь подпалил горизонт. Все алело и зачаровывало; лес покрывался золотой пыльцой, и туман, клубившийся где-то между деревьев, испуганно отступал. Ни ветра, ни звука, ни движения.
Солнце вселило в меня немного смелости, и я спешно пошла через место бойни. Точнее, не пошла, а почти побежала. Иногда я замечала, что на костях что-то ползало, но даже не собиралась приглядываться. На середине пути мне уже стало плохо. Ну почему я не спортсмен? Снова какой-то зверь разрывал мне грудную клетку. Ладно, быстрый шаг – это тоже неплохо. Краем глаза я подметила валявшиеся на земле старые пистолеты и проржавевшие ножи. Я чуть замедлилась. Вокруг только Пустошь, суровая и безжалостная, и ни помощи, ни спасения мне в ближайшее время не отыскать. Оружие было необходимо. Несмотря на страх и отвращение, я все же заставила себя поднять длинный нож с этой дороги мертвецов. Пусть он и сияет коричнево-рыжей расцветкой, но все же может пригодиться. Наконец, снова холм, и все осталось позади. Меня тошнило, перед глазами плавали черные круги, но, тем не менее, я чувствовала облегчение и даже радость, покидая это старинное кладбище. Я решила пройти еще немного вперед, прежде чем позволить себе кратковременный отдых.
Припасов мне дали, если растянуть, примерно дней на пять. Довольно щедро. Так же у меня была веревка (и как, интересно, она мне поможет?), фонарик (включить его не получилось), спички (очень даже неплохо), бинт и обеззараживающее средство. Конечно, не густо для человека, которого отправили в Пустошь, но, скорее всего, весь этот набор лишь дань милосердию, ведь никто на самом деле не верит, что я выживу. Я не имею ни малейшего понятия, куда иду. Просто мне кажется, что надо двигаться. Единственный мой план – это найти других изгнанников, но даже не представляю, как мне это удастся. Я надеялась, что люди, приходившие за Бэном, оставили часть своих друзей в лесу, и те еще не успели сбежать. Может, я смогу отыскать их.