Игра на жизнь
– Ты в этом абсолютно уверен? – спокойно спросил Борис. – А то я, если что, не люблю, когда за меня кто-то что-то решает.
«Синий» слегка завис. Борис не производил впечатления этакого силача, способного спорить с двумя крутыми противниками. Ростом чуть выше среднего, он был крепко сбит, но массой не впечатлял. Казалось, его вполне можно было сбить с ног одним хорошим ударом. И лишь внимательный человек засомневался бы в этом, взглянув в холодно-наблюдательные глаза Бориса, а также обратив внимание на не массивную, но очень четко прорисованную мускулатуру его плеч, не скрытую безрукавной тельняшкой. Кое-кого и сама тельняшка заставила бы крепко задуматься. Но братки были уставшими, злыми и невнимательными.
– Придется полюбить! – заверил «синий» после запинки. – Ты вчера наследил своими колесами на семьсот седьмом километре!
– И что? Вернуться и подтереть?
– Можешь не торопиться. Расскажи лучше, перед кем это ты так круто там куролесил.
– Ты не поверишь: перед собой! Задремать угораздило за рулем.
– А потом выехал и стоял на обочке.
– А ты бы сразу после такого виража смог ехать дальше? Я лично нет! У меня сердце, знаешь ли, не казенное, и нервишки пошаливают иногда.
– Крови на дороге нет, и к ментам он не обращался, – выдал второй, в пиджаке, до сих пор только следивший за разговором. А теперь он заговорил, обращаясь к своему напарнику: – Значит, если кого-то подобрал, то до сих пор возит у себя в кабине. Дашь нам ее осмотреть! И покажешь свой видеорегистратор! – скомандовал он, теперь переводя взгляд на Бориса. – А потом езжай себе дальше.
– Извините, ребята, – Борис с наигранным огорчением развел руками. – Но санкции на обыск у вас нет, а незваных гостей я не люблю… как-то так…
Он уже был готов к тому, что сейчас разговор перетечет в иную плоскость, поэтому быстро уклонился от внезапной атаки «синего» и срезал его, движущегося еще по инерции, хорошим ударом снизу в челюсть. А потом, не дожидаясь реакции второго, двинул и ему, под ребра, а когда тот судорожно согнулся, – в лицо, заставив отлететь на спину и звонко добавить уже самому себе об асфальт затылком. «Синий», уже начавший подниматься с асфальта, был отправлен обратно точно выверенным ударом ноги, и на этот раз он выказал желание задержаться в лежачем положении подольше.
Понимая, что эта парочка, придя в себя, погонится за ним, и не исключено, что даже попытается стрелять по колесам – вполне возможно, что было из чего! – Борис быстро метнулся к их машине, вытащил из замка зажигания опрометчиво оставленные там ключи и зашвырнул их подальше, в густо заросшую кустами канаву, из которой в ответ на бросок благодарно чвякнула жидкая грязь.
– Повежливее надо быть, ребята! – сказал Борис на прощание, не заботясь о том, услышат его или нет, и быстро вскочил в свою кабину, повернув в замке тут же всунутый ключ. Спросил под мерный гул заработавшего двигателя:
– Машунь, ты как? Нормально? Тогда держись, малышка! Сейчас потрясет.
Перекрыть дорогу ему, безусловно, пытались, поставив «Лексус» прямо перед его фурой. Но не на того напали! Не желая таранить неприятельский транспорт, создавая прецедент для гаишников и царапая собственную машину, Борис для начала сдал назад, заботясь лишь о том, чтобы все еще валяющиеся противники не оказались у него под колесами. Прицеп съехал с площадки и потянул назад, пытаясь нырнуть в канаву вслед за выброшенными ключами. Но у Бориса коробка передач была перебрана его собственными руками! И силу своего движка он знал! Так что переключился и нажал на газ, выруливая с площадки под почти немыслимым углом. Фуру действительно пару раз весьма ощутимо тряхнуло, но потом, привычно не желая подводить своего хозяина, Ласточка уверенно рванулась вперед, на трассу, как выпущенный из тесного садка дельфин на вольную воду морского залива.
– Машунька, ты успела поесть? Тогда держи вот это! – оказавшись на ровной дороге, Борис сунул за занавеску пакет с одеждой. – Там салфетки есть, оботрись, потому что искупаться пока негде. И переоденься в чистое, не бойся, я не буду подсматривать. А свою грязную одежку сложи пока в этот же пакет, с ней потом разберемся.
– Спасибо, – смущенно выдавила из себя девочка. Вначале зашуршала, завозилась. Но потом вдруг затихла и позвала: – Дядя Боря!
– Что, малыш?
– А эти дядьки, которые сейчас были… они за нами не погонятся?
– Нет, не бойся, – Борька поднес саднящую руку ко рту, подул на содранные костяшки. – Только скажи мне, как ты их сумела увидеть?! Я же просил тебя сидеть за шторкой и не выглядывать!
– Я осторожно, только в маленькую щелочку. Они что-то говорили около машины, и мне стало страшно, потому что ты ушел. Я боялась, что они к нам полезут.
– Это те же самые были, которые к твоему дедушке приезжали? – спросил Борис, уловив в Машином голосе панические нотки. И, дождавшись короткого «да», заверил: – Не бойся, моя маленькая, я тебя в обиду не дам. Отвезу тебя к дядям полицейским, которые тоже тебя защитят и постараются найти кого-то из твоих родных. Все будет хорошо!
У него было большое искушение: попытаться расспросить Машу подробнее о том, что случилось. Но он опасался спровоцировать у девочки нервный припадок, чувствуя, что она и так вся на взводе. Нет уж, пусть полиция с этим разбирается, подключив детского психолога. А ему нужно просто доставить ее в безопасное место, где о ней позаботятся. Так что вместо расспросов он принялся рассказывать Маше одну из тех сказок, которые и Леньке рассказывал в те счастливые дни, когда возвращался из рейса к семье. И ему очень отрадно было слышать временами доносившийся из-за шторки тихий смех.
* * *Лиза устроила Антона в Ленькиной комнате, забрав сына в свою, на кресло-кровать. И снова не могла уснуть, прислушиваясь к ровному Ленькиному дыханию. Он сегодня тоже уснул не сразу. У Лизы так и звучал в ушах его настойчивый голосок: «Где папа, он приехал?!», и стоял перед глазами крепко сжатый детский кулачок с Борькиным медальоном. С украшением, от которого Борис никогда бы не избавился без очень веских на то причин! Особенно вот так, торопливо сунув под корни в лесу, да там и оставив!
Так что же происходило возле Черемихино?! Борька готовился к отчаянной драке, или же упал возле этих кустов и быстро снял с себя цепочку, чувствуя, что запахло жареным?! Ее Борька! Которого она когда-то так не любила!.. А теперь все на свете отдала бы за то, чтобы иметь возможность ему помочь!
Коротко и судорожно вздохнув, Лиза закусила пальцы. Только бы не разреветься, а то, не ровен час, еще Леньку разбудишь! И пытайся потом втолковать ему, что все хорошо! В то время как и сама не очень-то этому веришь. А мальчишка и так словно что-то чувствует. Потому что у него со Смоляковым, еще с рождения, есть какой-то духовный контакт.
Лизе вспомнилось, как Борька их забирал из роддома. Вспомнились цветы, шары и его яркая белозубая улыбка на смуглом лице. И очередные поздравления, помимо тех, что уже звучали и креативно красовались перед окнами роддома еще до выписки, заставляя девчат, соседок по палате и медсестричек, хихикать: «Лизка, там твой пират снова изощряется, иди погляди!» Но больше всего Лизе запомнились не его безумства, а то, как при выписке Борька принял у акушерки Леньку в свои сильные надежные руки. И как без всякого страха, обычно присущего молодым отцам, пощекотал мелкого пальцем, со словами:
– Ну вот и свиделись, кореш! Привет! Давно тебя ждал!
А Ленька в ответ на это открыл глаза и улыбнулся ему! Лиза ни за что бы не поверила, если бы не видела это сама! Потому что еще со времен медучилища, где изучала педиатрию, была убеждена: новорожденные дети обретают способность улыбаться только к месяцу жизни. Как оказалось – не все.
Впрочем, что было говорить о новорожденном малыше, если Борьке удалось растопить даже ее, Лизино сердце? Все-таки удалось, несмотря на ее изначальную острую неприязнь к нему и любовь к другому.
Все переломилось еще в тот день, когда Борька отказался от щедрого Лизиного предложения вступить в свои супружеские права и отнес ее к ней в комнату. Не то чтобы Лиза с той поры действительно загорелась желанием его совратить, но озорная противоречивость женской натуры начала себя проявлять в своеобразной игре: «Искуси Смолякова». В ход шло все: полунамеки, фривольные замечания, взгляды, «нечаянно» распахнувшийся пеньюар. И – попытки оценить достигнутый эффект. Смоляков терпеливо наблюдал за Лизой, иногда отводя глаза, а иногда даже выходя из той комнаты, где они оказывались вместе. Однажды, когда чаша его терпения переполнилась, он решился с ней заговорить:
– Лизок, ну чего ты добиваешься? Ты хоть понимаешь, что у меня однажды могут отказать тормоза, и я не успею убраться вовремя от тебя подальше?
– А как же твоя клятва? – провокационно сверкнула глазами Лиза.
– А ты меня сама от этой клятвы освободила, – напомнил он. – Так что… лучше не надо, не провоцируй меня, если ты не уверена в том, что действительно этого хочешь. Я ведь знаю вас, девчонок, с вашими разводами. Не первый год на свете живу.
– И даже жена я у тебя не первая, – напомнила Лиза.
– Ну, есть такой факт, – признал он без особых эмоций.
– Смоляков, а как часто ты ей изменял? – спросила Лиза, как будто кто-то ее вдруг за язык потянул.
– Случалось, – ответил он немного невпопад. – Но это уже после того, как до меня самого стали доходить слухи о том, как она меня дома «ждет». И как весело зажигает в мое отсутствие. Ты уже знаешь, что я не сразу решился на развод, из-за ее дочки. Любанька была ко мне привязана, называла папой. Вот я и тянул время. Не знаю, на что надеялся. Но обет воздержания в рейсах с тех пор и сам не всегда соблюдал.
– А как часто ты сейчас погуливаешь на трассе? – с невинным видом спросила Лиза.
– Вообще ни разу, – он посмотрел ей в глаза. – Можешь мне верить, я не вру. Так что тебе тем более не стоит меня дразнить, если ты не готова столкнуться с продолжением.
Лиза, с загадочной усмешкой своей тезки, Джоконды, поднялась с кресла, подошла к нему, с показным сочувствием взяла его за правую руку, оценивающе огладила пальцем грубую ладонь. Он лишь насмешливо прищурился в ответ на ее взгляд:
– А ты как думала? Но основная часть мозолей все-таки от руля, если что.
– Ну ты прямо бальзам на мою совесть пролил этим уточнением, – съехидничала Лиза, возвращаясь обратно в свое кресло. Но не смогла там долго молчать, задала еще один вопрос: – Смоляков… и вот, несмотря на все твои лишения, ты мне все-таки ответил «нет», когда я тебе предложила с ними покончить?
– Ответил. Я тебе уже объяснял, почему: предпочитаю терпеть лишения, чем принимать жертвы.
– Характер… – уважительно протянула Лиза.
– А ты сомневалась, Лизок? Не сто́ит. Пусть тебя не смущает то, что я иногда могу выглядеть подкаблучником. Это не отсутствие характера, а исключительно моя добрая воля.
А потом был «день икс», когда Борька в очередной раз доказал Лизе, чего он сто́ит и как к ней относится. В тот день они вдвоем возвращались домой, навестив его квартиру, в которой он теперь не жил, обосновавшись в Лизиной, более предпочтительной для проживания благодаря своему уникальному расположению – на берегу речной заводи, почти у озера. Погода была прекрасной, такой, что Лиза захотела пройтись. Борька доехал до их района, бросил машину на стоянке, и оттуда они неторопливо пошли по неширокой газонно-прогулочной зоне за тротуаром. По одну сторону тротуара тянулось шоссе, а по другую под высоким берегом, обсаженным стриженой живой изгородью, величаво несла свои воды река. Лиза шла вдоль изгороди, любуясь речными струями и бликами солнца, играющими на них. Нежно шелестел осенней листвой ветерок, о чем-то щебетали пичуги. Время от времени эти мирные звуки природы нарушались шумом проезжающих машин, но так как движение было не слишком оживленным, то это урчание не вносило особой дисгармонии. До тех пор, пока не раздался резкий звук столкновения автомобиля с фонарным столбом. Летящая на всех парах белая легковушка зацепила столб крылом и фарой. Заскрежетало железо, во все стороны полетели осколки, затем машину подбросило, как взбесившегося осла, развернуло и понесло поперек дороги.
– Лизка, да он же, сука, пьяный!!! – Смоляков, с его наметанным глазом, первый понял, что происходит. А главное – куда несет потерявшую управление машину. Миг – и Лиза полетела за кусты, отправленная туда отработанным борцовским броском, который Борьке удалось провести с максимальной аккуратностью: приземление оказалось не жестким. Она не ударилась, а лишь оцарапалась о ветки. И почти сразу услышала оглушительный треск и скрежет металла, сминающегося о древесные стволы: пролетевшая через тротуар машина совсем недалеко от Лизы нашла препятствие, все-таки оказавшееся способным ее остановить, после чего послышалась смачная ругань водителя, судя по голосу, действительно пьяного в хлам. Сплюнув неведомо как оказавшиеся во рту листочки, Лиза быстро выбралась из кустов и увидела Борьку, неподвижно стоящего на прежнем месте с крепко сжатыми кулаками.
– Ты как, Лизок? – спросил он, не оборачиваясь.
– Колючки все выплюнула, а занозы теперь придется вытаскивать… – ворчливо начала Лиза, еще толком не осознав случившегося. Страшно ей стало только тогда, когда она опустила взгляд туда, куда смотрел Борька. Увидев на влажной земле свежий след от колес, она только и смогла выдохнуть: «Господи!» Судя по следу, машина пронеслась прямо перед Смоляковым, буквально возле его ног! Еще бы несколько сантиметров – и его бы сбило, смяло, изломало этим несущимся, потерявшим управление болидом, потому что время, а речь шла о считаных секундах, у него было только на спасение кого-то одного из них двоих. И он, не раздумывая ни мгновения, выбрал Лизу.
– Борька! – в порыве чувств обхватив его сзади руками, Лиза уткнулась ему в спину. Он осторожно разъединил ее руки, развернулся к ней лицом и обнял:
– Все в порядке, Лиз, обошлось. Самое главное: ты не ушиблась?
– Нет, нормально. – Лиза оглянулась на пьяного урода, пытающегося выбраться через покореженную дверь в гущу смятых кустов. – Пойдем взглянем, что с ним?
– Не пойдем! – ответил он жестко. И, заметив ее удивление – раньше на ее памяти Смоляков никогда не отказывал в помощи тем, кто в этом нуждался! – пояснил: – Лиз, если я сейчас к нему подойду, то могу убить. Эта сволочь только что едва не угробила мою жену и ребенка!
– Или тебя! – дополнила картину Лиза.
– Для меня это стало бы меньшей из потерь. Поэтому, – он взглянул на место аварии и постановил: – Идем отсюда! Вон, уже кто-то сюда бежит, пусть они им и занимаются.
Лиза позволила себя увести, заставив замолчать свое чувство профессионального долга: судя по выкрикам водителя, он не нуждался в реанимационных мероприятиях, а вот Борька был сам не свой. И Лиза решила, что ему она сейчас гораздо важнее, что должна и может его поддержать, потому что именно благодаря ему так и не успела по-настоящему испугаться, осознав стремительно летящую на них смерть.
В ту ночь Лиза снова зашла к Борьке в комнату. Но уже не стала стоять над его кроватью, а сразу скользнула ему под бочок, прижалась к нему всем телом – благо живот у нее даже на позднем сроке не отличался большими размерами. Борька проснулся, его спокойный пульс сразу же участился, пустившись в неуправляемый галоп.
– Лиз, ты чего?!
– Смоляков! – Лиза взглянула ему, приподнявшемуся на локте, прямо в глаза, оказавшиеся очень близко. – Не надо от меня шарахаться, как невинная девица от старого извращенца! Вот уж никогда бы раньше не подумала, что не ты за мной, а я за тобой начну бегать!
– Тогда только один вопрос: ты действительно этого хочешь?
– Да, Борь, я этого хочу. И не передумаю. И для меня это больше не жертва.
Он все-таки не сразу принял на веру ее слова. Лиза поняла это по их первому супружескому поцелую, отделенному от свадьбы несколькими месяцами их с Борькой непростых отношений. Сейчас Смоляков впервые ее целовал, но, несмотря на новизну этого ощущения, Лиза почувствовала: он не позволяет себе увлечься всерьез, а продолжает соблюдать определенную дистанцию, как будто главной его целью было проверить ее реакцию. Зажигаясь, Лиза обвила его руками, прильнула, больше не оставляя между ними пустого пространства. И без колебаний ответила на становящиеся все более смелыми ласки своего мужа.
А утром первое, что она заметила, были изменившиеся Борькины глаза. Перемена была почти неуловимой, но для нее совершенно очевидной. В нем как будто что-то светилось, когда он смотрел на нее. А встретившись с ней глазами, он подхватил ее на руки, раскружил и счастливо рассмеялся:
– До сих пор не верится!
– Поставь на место! – скомандовала Лиза. А когда коснулась ногами пола, то обвила его руками за шею и сама потянулась поцеловать. Шепнула: – Не сказала тебе вчера: ты потрясающий любовник!
– Муж, Лизка, – поправил он. – Я твой муж.
Через день к ним домой заглянул Ярослав. Вечером, буквально на несколько минут, обсудить с Борькой что-то по ремонту машины. И, уже прощаясь, удивленно взглянул на них обоих:
– Вы сегодня так сияете, как будто у вас праздник какой-то.
– Так и есть, – ответила Лиза. – Был позавчера. Очень значительное семейное событие.
Больше она не стала ничего комментировать, а Ярослав тактично не стал выпытывать подробности, просто сказал, что не будет мешать, попрощался и ушел. А Лиза поймала себя на том, что впервые абсолютно спокойно смотрит на то, как за ним закрывается дверь. Ярослав в очередной раз уходил к своей жене, к сыну, а ей было все равно, потому что все самое важное оставалось теперь с ней, тут, по эту сторону порога.
С тех пор они с Борькой всегда отмечали эту дату вместо годовщины их свадьбы. Потому что началом их семейной жизни стал именно этот переломивший все день, а не тот, тягостный, когда чистая формальность просто перевела их отношения в новую плоскость закона.
5
Во время пути Борис то и дело поглядывал в зеркало заднего вида с вполне определенной целью: убедиться, что их с Машей не преследуют. Но позади на трассе не было ничего подозрительного, как и во встретившем их городе. Чтобы добраться не до поста, а до отделения полиции, Смолякову пришлось заехать почти в центр. Однако все связанные с машиной неудобства отступили на задний план, когда высаженная из кабины Маша, прижав локтем своего плюшевого зайца, ухватила его за руку обеими своими ручонками и снизу вверх заглянула ему в лицо:
– Дядя Боря, а можно я и дальше с тобой поеду? Не отдавай меня сюда, я не хочу!
– Машенька, ну куда же я тебя повезу? – Он присел перед ней на корточки. – Ведь я сдам груз и поеду к себе домой. А тебе нужно вернуться к маме, это совсем в другую сторону. Дяди полицейские смогут тебя к ней отвезти, потому что только они сумеют найти, где она сейчас. И с дядьками разберутся.
– С дядьками уже ты разобрался.
– Не совсем, Машунь. Сейчас я им просто навалял от души, чтобы они от нас отвязались. Но они синяки залечат и снова могут выползти. А вот полиция может их в тюрьму посадить, чтобы они оттуда уже долго не вылезали. Так что пойдем! – не желая растягивать тяжелый момент, он выпрямился, взял девочку за руку и повел к дверям, замечая, что Маша пытается замедлить шаги. Несмотря на острый дефицит времени, у Бориса так и не нашлось сил, чтобы пресечь ее маневры, поэтому в конце концов пришлось просто подхватить ее на руки и продолжить путь, слушая огорченное сопение ребенка.
Принявший Бориса дежурный по отделению не особо ему понравился – салага из недавних выпускников. Но он же не няньку Маше выбирал, чтобы придираться к этой личности. А как к официальному лицу к парню не за что было прикопаться: быстро и грамотно записал показания о том, как у Бориса в машине появился чужой ребенок, потом отзвонился куда надо, вызвал инспектора по делам несовершеннолетних. О том, что предшествовало Машиному появлению на дороге, Борис не стал говорить – не так уж и много он успел узнать, а затевать этот разговор при девочке вообще не хотелось. Пусть теперь спецы ее расспрашивают. Она и так едва не плакала и упорно не отходила от него ни на шаг, не давая возможности рассказать все дежурному с глазу на глаз. Так что, рассудил он, есть официально уполномоченные лица, которые сами могут и должны выяснить все подробности происшествия. Серьезного происшествия, что и так было ясно. Лишний раз делая на это акцент, Борис подчеркнул в протоколе Машин адрес, а потом веско шепнул сотруднику:
– Лейтенант, обрати на эти координаты внимание! Там вчера ЧП было.
– Хорошо! – тот как будто все понял. – Подпишите и можете быть свободны.
– Ну, всего тебе самого хорошего, Машунь. – Борька снова присел перед потерянно стоящей девочкой, стараясь скрыть свое собственное волнение. – Мне пора ехать.
Она порывисто обвила его шею ручонками и трагическим шепотом попросила:
– Не уезжай!
– Не могу, Машулька. Мне нужно ехать, чтобы не опоздать. Я же не одну тебя оставляю, – он взял со стула зайца, встряхнул, расправляя меха, смятые крепкими Машиными объятиями, сунул игрушку ей в руки и решительно поднялся: время действительно поджимало. Ему еще пробираться через весь город на фуре, а заказчик серьезный, в силу своей загруженности работающий даже без выходных, так что погрузчики на складе простаивать не должны.
– Вам куда, к порту? – неожиданно вмешался дежурный. – Я постараюсь, попрошу, чтобы вас в городе не останавливали.
– Спасибо! – Борис быстро вышел, невзирая на то, что Маша снова позвала его голосом, дрожащим от слез.
Сдержал ли полицейский свое обещание, или просто повезло, но на всем пути Бориса не тормознул ни один гаишник. С пробками и светофорами тоже все сложилось удачно. Так что он въехал на территорию склада даже с некоторым запасом времени. Отдал документы, поставил фуру под разгрузку. А сам пошел в знакомую кафешку сразу за территорией, залить в свой термос побольше кофе, потому что, освободившись, сразу рассчитывал выехать домой. Потом закрылся у себя в кабине и попытался задремать в своем кресле, пока была такая возможность. Шум погрузчиков и периодическое потряхивание машины нисколько в этом ему не мешали. Это все были привычные, мирные звуки и движения. Но отключиться все равно не получалось, потому что мысли упорно возвращались к Маше, и шея все еще хранила умоляющий охват детских ручонок. «Не уезжай!» Но разве у него были варианты? Не мог же он, по сути, похитить чужого ребенка, заявившись с ним к себе домой? Машу ведь должны сейчас разыскивать! Если не дед и не мать, то какие-то другие родственники. Но что все-таки могло случиться в поселке той ночью, когда ее увезли на машине явно не ласково настроенные мужики?! Кто мог убить Машкиного деда и, как предполагали в сводке новостей, бабушку? Или все-таки маму?
Чувствуя, что сон убегает все дальше, Борис выпрямился, через лобовуху и зеркало заднего вида оценил, на какой стадии находится разгрузка, а потом, не зная, чем себя занять – бесцельно шляться не хотелось, – полез наводить порядок в спальнике. Пакет с грязными Машиными вещами, которые оставалось только выбросить, он пока скинул на пол кабины. И насторожился, уловив необычный звук! Как будто об пол ударилось что-то металлическое, довольно тяжелое. Застежка? Игрушка? Борис не поленился проверить и в застегнутом на молнию кармашке легкой детской курточки обнаружил не игрушку, а ключ. Явно не от дома! Размер был нестандартный, форма была слишком затейливой даже для навороченного домашнего замка, а вот для какого-нибудь сейфа все это как раз бы подошло.
Борис задумался, зажав ключ в руке. Как это могло попасть к ребенку? И знала ли Маша о том, что этот ключ у нее? Скорее всего, нет, иначе переложила бы его, когда переодевалась. А вот если его просто засунули к ней в карман, то она вполне могла его и не заметить на фоне той стрессовой ситуации, в которой оказалась. Но чей он тогда и от какого такого замка? И не связано ли его появление в детском кармашке с той трагедией, что случилась в поселке после того, как Машу уже увезли? Ответов на эти вопросы у Бориса не было, зато появилось веское основание еще раз наведаться в полицейское отделение.
Чтобы не тратить время, Борис договорился с мужиками, что они отгонят его Ласточку после разгрузки на стояночную площадку, и оставил им ключи от нее. А сам решил воспользоваться каршерингом и меньше чем через час уже входил в кабинет к дежурному. Машинально огляделся, хотя прекрасно понимал, что Маши тут уже не было и быть не могло. Потом перевел глаза на хозяина кабинета:
– Во-первых, спасибо за содействие. С твоей подачи или нет, но доехал как по чистой воде.
– Так ты что, специально за этим сюда приехал? – удивился полицейский.
– Не совсем. Потому что это было только во-первых. А теперь, во-вторых, и в самых главных, – Борис выложил на столешницу найденный ключ. – Это я в Машкином кармашке нашел, в ее старой одежде.