Лютумвиль: Королевство огня и глины
Послушно отступив, королевский вестник пропустил вперед ту, ради которой люди часами переминались с ноги на ногу, изнывая от жары и усталости. Мать, которую они обожали, икону, которой поклонялись. Королеву улья. Королеву Регину. Оказавшись у самой перекладины, монархиня остановила время. Словно под гипнозом, сотни человек боялись моргнуть или отвести взгляд. Каждый знал наверняка: вот-вот случится, кому-то из собравшихся небывало повезет! Только один счастливчик в этой оголтелой своре получит личную вещь королевы и право осуществить любое желание.
Готов ли кто-то уступить сопернику добровольно? Думается, будь условием остаться в живых последним, простолюдины без раздумья вцепились бы друг другу в глотки. К счастью для них, задача была иной – раньше всех схватить заветный кусочек ткани. Да, без увечий тут не обойтись, но все точно останутся живы. По крайней мере сегодня.
Монархиня знала, как управлять толпой. Словно ловкий фокусник, она нагнетала напряжение перед тем, как заставить зрителя ахнуть. Всё, конечно же, не забавы ради. Как и любой правитель, Регина была никем без своего королевства. А королевство, в свою очередь, это не стены и не законы. Это люди. Простые, не всегда добрые, порой убогие, частенько невыносимо глупые, они правят улицами, в то время как их лидер заточен во дворце. Задача и главная хитрость монарха – создать правдоподобную иллюзию, в которой простолюдины уверуют в собственную ничтожность и превознесут того, кто рядится в шелка.
Регина не позволяла хвалебным речам затуманивать свой разум. Она прекрасно знала о своем положении и играла по неписаным правилам. Подобно египетскому фараону, она исключительно редко появлялась на публике, но, когда это случалось, подданные бились в религиозном экстазе. Именно этот шум и нужен был, чтобы заглушать недовольство бунтарей, закономерно рождающихся в каждом поколении. Всех не перебить, да и зачем? Проще лишить их голоса, заставив бездумное большинство квакать без умолку о всяких глупостях, вроде того самого платка, выходов в свет, турниров и прочей пестрой мишуры.
Только так возможно контролировать тысячи непохожих друг на друга людей. Да, порой Де Люте хотелось разрушить собственный дворец до основания и сбежать, но что дальше? Ответа не было, а потому, она продолжала тянуть в гору груз своих регалий, каждый раз выдумывая все новые и новые трюки для плебеев, которым во все времена хватает самой малости: хлеба и зрелищ.
Удерживая в руках платок, королева пристально вглядывалась в лица тех, кому сломают запястье или выбьют зуб в ожесточенной давке. Усилившийся ветер пытался вырвать кусок материи из цепких пальцев Регины, но случилось это позже, когда Де Люта сама ослабила хватку. Получив долгожданную свободу, ткань гордо метнулась вверх. Словно птица, вырвавшаяся из лап лисы, она устремилась под самые облака.
Заведенная толпа напряженно замерла. Неужели в этом году удача ото всех отвернулась? Поднимаясь все выше по невидимой лесенке, платок вдруг завис в воздухе. Мертвая тишина поработила «охотников». Готовые к любому повороту они стояли бездвижно, не сводя глаз с белого пятнышка, парившего над головами. Добрых полминуты трофей держался на месте, словно цепляясь за незримый крючок, а после – внезапно ушел в пике.
Тревожные вздохи волной разлились по площади. Мерещилось, будто королевский подарок вот-вот найдет своего обладателя. Но у платка, судя по всему, были свои планы. Вновь застыв на том уровне, куда не допрыгнет ни один взрослый мужчина, он принялся извиваться как индийская танцовщица. Причудливое кружение, словно издевка над оголтелой толпой, длилось целую вечность.
Голодные псы нетерпеливо прыгали, клацая челюстями ладоней, но заколдованная вещица, летела дальше… совсем близко и вместе с тем непомерно далеко. Нарочито медленно, будто высмеивая глупцов, она вплотную приближалась к очередной дрожащей от напряжения пятерне, но уходила в сторону. Наверное, это могло продолжаться весь день, если бы в один миг грубая мужская рука не сделала выпад.
Вздохи разочарования, брань и плач. Люди с досадой глядели на то, как длинная жилистая рука продолжала сжимать платок, утративший былую игривость. Горожане постепенно расступались вокруг счастливчика. Всеобщему взору предстал стройный и мускулистый юноша. Его косая ухмылка упиралась в правую скулу, а длинные рыжие волосы собирались в хвост. Парнишка тяжело дышал, словно только что пробежал марафон.
– Как тебя зовут, о, счастливчик? – манерно вопросил Нарциссус, выводя вперёд левое плечо.
– Люпус, – сухо бросил незнакомец.
Толпа рассмеялась, услышав ответ. Таких имен Лютумвиль еще не слыхал, никто не нарекал детей в честь животных. Ведь, согласно древней традиции, каждый новый человек назывался в честь одного из растений в тайном королевском саду, куда не ступала нога смертного. Легенды гласили, что собой он представлял огромный парк, объятый зеленым многообразием. От благородной орхидеи, до ромашки обыкновенной, каждому цветку там нашлось место. Но, поскольку ни одному лютумвильцу так и не довелось побывать в райских кущах, порой казалось, что их не существует вовсе. По крайней мере, в этой реальности, за одной из высоких каменных стен. И все же, было принято считать, что именно там Регина набирается сил и мудрости для управления королевством.
– Это шутка? Назови свое настоящее и… – Нарциссус внезапно осекся, закашлявшись.
– Мои поздравления, Люпус, – вмешалась Регина, одарив незнакомца улыбкой. – Проси, чего пожелаешь. Теперь это твое законное право.
– Чего пожелаешь, кроме бессмертия, – ехидно процедил Нарциссус.
– Я хочу… – Люпус сделал вид, что задумался. – Я хочу принять бой от главного претендента на победу в грядущем турнире. Хочу встретить самого сильного и яростного противника, с которым мы поспорим за право быть обожженным.
Толпа удивленно загудела. Ведь на протяжении десятков лет желания счастливчиков были как под копирку: деньги, дома, хозяйство… Незнакомец явно отличался от рядового лютумвильца и это приятно удивило Регину.
– Так тому и быть, – развела руками она.
Чудак позволил себе молча кивнуть в ответ, чем пуще прежнего разозлил Нарциссуса. Буря негодования сотрясала его ледяное сердце, но на поверхности царил штиль. Новому вестнику королевы совсем не хотелось показаться истеричной карманной болонкой, тявкающей на волка с балкона хозяйки. Поправив волосы, он остудил закипающую ярость и даже улыбнулся выскочке. Ожидаемо безответно.
Часом позже место сборища опустело и уже ничто не напоминало о встрече королевы и ее подданных, кроме десятка невостребованных шляпок и пары пустых фляг. У горожан, разошедшихся по тавернам, появился новый герой и повод для обсуждений, а у королевы – вопрос, который теперь назойливо крутился в голове. Кто он, этот Люпус и откуда взялся? Попытки разыскать его в памяти не увенчались успехом. Образ юноши был окутан дымкой неизвестности. В то же время некая страшная догадка, казалось, готова озарить сознание.
Впервые за много лет, Регина усиленно рылась в сундуках прошлого, не находя ответов. Ничего, ровным счетом ничего… Де Люта готова была поклясться: это создание – не ее рук дело! А это, в свою очередь, означало две вещи: либо она – не единственная, кто владеет темным магическим искусством, либо все это – часть какой-то хитрой игры.
Что же, правда рано или поздно вскроется. Еще никому в истории Лютумвиля не удавалось обмануть королеву. Лжецов она щелкала как орешки, а значит, и этой запутанной истории найдется логическое объяснение.
Глава 5
Сидя на стуле с мягкими подлокотниками, Регина откровенно скучала. Ее глаза казались стеклянными, а лицо – безжизненным. Позади нее, осторожно взмахивая гребнями, суетились две служанки. Изредка переглядываясь, они прочесывали копну густых рыжих волос, которым предстояло оформиться в прическу.
Торжества в Лютумвиле шли полным ходом, но до начала турнира оставалось еще три дня. Об этом судачили на каждом углу. И пока кабинет министров отбирал участников состязания, простой народ покорно ждал, не упуская возможности угоститься пивом задарма. Лютумвильцы радовались жизни. Все, за исключением центральной фигуры королевства, были счастливы.
Владычица все чаще ловила себя на мысли: во всем, что происходит ничтожно мало смысла. В дни особенно угрюмые, милые и услужливые придворные становились бестолковыми, лучшие картины теряли краски и превращались в мазню. Даже принц Тулип, один из главных шедевров Де Люты, казался грубым истуканом, запакованным в обертку богатых одежд.
Как же часто Регина мечтала положить конец страданиям, воображала как при помощи молота ровняет с землей все, что создавала веками: люди, животные и дома, все в этих фантазиях измельчалось в пыль и разносилось по миру удушливым облаком цвета охры.
– Ваше величество, какая из этих заколок вам нравится больше: золотая с рубином, или серебряная с изумрудом? – одна из служанок прервала поток меланхоличных размышлений.
Регина нехотя окинула взглядом увесистую даму в годах. Эдакая «Фемида», держащая в каждой из чаш своих ладоней по украшению. Её крохотные очки, сползшие на самый кончик носа, каким-то чудом оставались на месте, пока обезоруженные глаза часто хлопали куцыми ресницами. Королева в малейших деталях помнила день, когда на свет появилась эта смешная старушка. Возможно потому что он совпал с чудовищно нелепым событием, гибелью предыдущей служанки, Розы. Работы королевы на тот период были вдохновлены Испанией. Неудивительно, ведь именно тогда Регина страстно увлеклась культурой этой далекой земли, знакомой ей лишь по книгам…
В один из дней Роза спускалась по лестнице с огромной корзиной грязного белья. Куча тряпок походила на заснеженную гору, с которой вот-вот сойдёт лавина. Прислуга неспешно двигалась вниз, мыском туфли нащупывала каждую ступеньку, но вскоре осмелела и ускорилась. По нелепой случайности она оступилась и потеряла равновесие. Падение оказалось фатальным. Неловкий полет длился мгновения, после чего бедняжка с силой ударилась о мраморный пол и разбилась вдребезги…
Некоторое время спустя другая служанка обнаружила черепки сухой глины вперемешку с грязным тряпьем, и подняла крик. Как ни странно, первой на него явилась сама Де Люта. Хладнокровно осмотрев то, что осталось от Розы, она поправила заколку в волосах и опустила ладони на до блеска натертые перила.
Вскоре подножие лестницы заполнилось придворными зеваками. Одни проливали слезы, заламывая руки и театрально лишаясь чувств, другие морщились в отвращении, третьи равнодушно пожимали плечами и отправлялись дальше по своим делам. Не желая наблюдать драму, Регина молча удалилась в мастерскую под нескончаемые завывания, доносившиеся с первого этажа. В тот вечер она решила, не откладывая дело в долгий ящик, создать новую помощницу. Замена Розе вышла ничуть не хуже и в разы утонченнее.
Вот только что осталось от вчерашней красотки? Лишь ее бледная тень. Располневшая и потускневшая Ортилия утратила былую прелесть и теперь ничто не напоминало о днях, когда сама Регина любовалась ее грацией. Впрочем, королева по-прежнему любила свое творение. Она уважала прислужницу за верность и кроткость. Несколько раз Де Люта порывалась наградить Ортилию бессмертием… Но это означало навсегда запереть её в неприглядном, бесформенном теле, которое помнит все великолепие ускользнувшей молодости. Посему, величайшая милость ее величества заключалась в том, чтобы дать старухе уйти вовремя, не растягивая мучения в вечности.
– Ваше величество, какая из этих заколок вам нравится больше: золотая, с рубином, или серебряная, с изумрудом? – деликатно повторила Ортилия, сдвинув очки к основанию переносицы.
– Положи их на столик. Решу позже. Сегодня у тебя выходной. Ступай домой и проведи этот день с семьей, милая! – произнесла королева, нежно коснувшись предплечья служанки.
Лицо Ортилии озарилось благодарной улыбкой. По-старчески неловко исполнив реверанс, она зашагала прочь. Периодически оглядываясь на Регину, придворная кивала, словно желая убедиться в том, что поняла все верно. Ее хромая поступь и тонкие губы подчеркивали возраст. Сердце Де Люты дрогнуло. Подумать только, вся жизнь этой бесхитростной женщины ушла на служение монархине и ничто не вернет потраченные годы. Для королевы она была одной из тысяч, в то время как Регина для Ортилии уже навсегда останется единственным смыслом жизни. Эта мысль неприятной дрожью пробежала по спине, но Регина вовремя опомнилась: такова жизнь и ничего с этим не поделать.
Говорят, великая красота – великое испытание, но только Де Люта знала рецепт истинного мучения: могущество, идущее рука об руку с бессмертием. Осознавая собственную власть над марионетками, Регина одновременно любила и ненавидела их. Любила за покорность и желание угождать, ненавидела за это же.
Балансируя между двумя яркими переживаниями, королева проживала одну вечность за другой, неуклонно теряя интерес к происходящему. Порой казалось, что смысл жизни еще отыщется, а сердце наполнится светом любви или, хотя бы, огнем страсти. Но волчице никогда не стать ласковой покорной сукой, а Регине не пойти под венец. Каждому своя роль. Каждому свое проклятье.
Глава 6
Ночь накануне именин Регина провела беспокойно, ей довелось захворать. Вот только понятие физической немощи оставалось для королевы загадкой. Единственная боль, которую она могла испытывать – душевная, и ее было с излишком. Ворочаясь в смятой душной постели, монархиня всматривалась в пустоту ночи и кусала губы. «Завтрашний день, будь он неладен, его нужно просто пережить… Несколько часов под пристальными взорами тысяч големов, подумаешь!» – прошептала она, отбросив в сторону одеяло – «Да и потом, наживку они заглотили успешно, занять их мысли я смогла без усилий. Глядишь, все пройдет не так уж и скверно!».
Перевернувшись на бок, Де Люта рассуждала: проводить турнир в день собственного рождения – задумка блестящая, зарекомендовавшая себя с течением времени. Теперь только Регина помнила ужасные, пошлые праздники, что приходилось устраивать до того, как возникла идея состязания.
Светские беседы ни о чем утомляли. Но что утомляло еще сильнее, так это лицемерие. Одни марионетки, случайно вознесшиеся над другими, обсуждали вопросы философского толка, подолгу смакуя вино в звонких бокалах и не притрагиваясь к еде. Они вели себя так, словно не собираются пуститься во все тяжкие, когда виновница торжества удалится в свои покои. Будто не им захочется упиться до поросячьего визга, не они полезут на стол, распевая скабрёзные песенки… Точно, кто-то другой начнет хватать соседа за коленку, похотливо дыша и облизывая губы.
Регина прекрасно знала, что творится, когда официальная часть мероприятий подходит к концу, но наблюдать вакханалии живьем было выше ее сил. В определенный момент владычица благодарила собравшихся и уходила без оглядки, тем самым «развязывая руки» рабам блуда и чревоугодия.
Всем сердцем королева ненавидела грязь, что заполняла дворец в день ее рождения. В то же время, она понимала, что лишать народ, особенно, его привилегированную прослойку, низменных удовольствий – глупо и недальновидно. Это именно то, ради чего они живут. То, что раз за разом склоняет их головы, когда в поле зрения возникает Регина. Так она покупала их преданность, таков был компромисс.
«Но если у этого пса нельзя забрать любимую кость, то можно предложить ему другую, послаще?!» – однажды задалась вопросом монархиня и в голове ее родился изощренный план. Инициативу заменить скучный пафосный бал на турнир под открытым небом единогласно поддержали и простой люд, и кабинет министров (статусу вопреки, все они жаждали плебейских забав). Подданные короны не забывали о том, что послужило поводом к торжеству, но с появлением «гладиаторских боев», идею которых Де Люта «подсмотрела» у древних римлян, фокус внимания сместился. Взгляд каждого лютумвильца теперь был прикован к происходящему на арене, а не к уставшей от жизни королеве.
По мере того как приближалась заветная дата, простолюдинов брала настоящая лихорадка. Каждый, от мала до велика, вынашивал план обрести бессмертие или, хотя бы, его иллюзию. Столь незатейливая игра, в которой Регина управляла толпой при помощи различных «погремушек», нравилась всем: королева избавлялась от необходимости проводить вечер в компании напыщенных министров, читающих ей свои бездарные оды, а простые работяги допускались к просмотру жестокого и абсолютно бесчеловечного (а потому – наиболее желанного) зрелища. Идеальный день рождения для того, кто и сам давно позабыл собственный возраст.
Всякий, познавший истинное значение турнира, непременно решил бы: «Регина, должно быть, шутит! Как можно не любить праздники? Как можно не ждать собственных именин?» Не важно, восемь тебе или восемьдесят, день рождения всегда будет особенной датой, моментом радости и светлой грусти, в который ни за что на свете не хочется быть одному! Верно. Все это справедливо для каждого, чей путь исчисляется десятилетиями. Тот же, кто познал бесконечность и поравнялся со звездами, на все смотрит под иным углом, с высоты прожитого.
Регине не были чужды простые радости, так забавлявшие созданий у нее во служении. Когда-то давно она тоже резала праздничный пирог с малиновой начинкой и задувала свечи… Но с тех пор минули сотни лет. Они преподали жестокий урок: восторг – исключительный спутник нового. Первая пойманная рыба, первая поездка на велосипеде, первая близость – вот что способно взволновать душу! Все дальнейшие повторы обречены терять краски. Тысячный малиновый пирог вызывает тошноту, тысячная сказка – скуку. Тысячный человек – раздражение. В этом Регина смогла убедиться лично.
Никто не брался подсчитать количество юбилеев в жизни монархини. Впрочем, это не имело значения, ведь далеко не каждый житель Лютумвиля умел считать до ста, а те, что могли все равно не поняли бы число столь огромное, невообразимое по человеческим меркам.
Сама Регина также не утруждала себя подсчетами. Она искренне полагала: день рождения – лишь символический рубеж, с помощью которого человек делит бесконечную реку времени на воображаемые отрезки. Только так он способен не рехнуться, представляя свой путь. Все эти «зарубки» помогают ориентироваться в пространстве жизни, переноситься в прекрасные или ужасные события, след от которых давно померк.
Чем ближе становилась заветная дата, тем шире разливалось море королевского уныния. Регине становилось невыносимо душно от осознания собственного бессилия. Как и любому монарху, ей придется дарить себя толпе. Слушать избитые поздравления, кивать в ответ на поклоны, улыбаться, наблюдая старания слуг. Де Люте казалось, что нет на свете экзекуции страшнее. Все, на что приходилось расчитывать – повышение ставок. Победитель турнира получит не одно, а целых два бессмертия. Эта мысль произвела фурор и еще немного сменила акценты. Лютумвильцы дружно заглотили наживку. Они слепо сделали шаг вперед и угодили в капкан. Все именно так, как планировала Регина. Теперь она знала наверняка: чтобы отвлечь подданных от ненужных мыслей требуется совсем немного: пара капель пустых надежд, да щепотка заблуждений…
Большой Королевский Турнир – ах, сколько трепета рождали эти три заветных слова в сердцах простолюдинов! Им казалось, что нет в целом мире ничего красивее и желаннее, чем праздник в честь могущественной правительницы Лютумвиля. И ни одной из восторженных кукол не пришло в голову задуматься над тем, куда их манили сладкоголосые зазывалы. Ведь стоило стереть слой блесток и оторвать накрахмаленные банты, взору бы тут же предстала по-настоящему страшная картина…
Три десятка безумцев разбиваются на пары и встречаются в центре арены, чтобы биться насмерть. До последнего вздоха, до финального стона, до тех самых пор, пока двадцать девять воинов не обернутся битой черепицей, возвысив тем самым одного единственного, победителя! На пути к заветной цели «счастливчики» будут готовиться, начищать оружие и разминать косточки, попутно вычисляя победоносную тактику, альтернативой которой является верная смерть.
Часто бывает так, что будущие соперники, сами того не желая, сближаются. Они вместе напиваются в кабаках, призывая удачу, вместе мечтают о том, как распорядятся бессмертием, хоть и помнят, что достанется оно лишь одному. Иным дуэлянтам выходит крепко подружиться, полюбить друг друга искренней братской любовью. Со стороны кажется, что два новоявленных приятеля, пьющих на брудершафт, не сумеют расчехлить оружие, встретившись на арене. Но каждый раз толпа убеждается в обратном. С первым же ударом гонга все, как один, будут готовы убить соперника, кем бы он ни был: другом, братом или отцом. Они пойдут на все, если это поможет хоть на дюйм приблизиться к победе.
Забавно, как волею Регины дикость первобытного уровня стала светским событием. Лютумвильцы приняли турнир в качестве доброй ежегодной традиции. Никто и не заикнулся против бесчеловечного по своей сути действа. Хлеб и зрелища. Зрелища и хлеб. К тому же, в самом конце у толпы появится новый герой! Одному из гладиаторов повезет по-королевски. Он отринет тлен, станет на шаг ближе к самой Регине.
Помимо роли «отвлекающего манёвра», турнир имел еще несколько скрытых значений. Одно из них – напоминание о том, что все творения королевы лишь пустоголовые марионетки. Наблюдая их бьющимися насмерть, Регина каждый раз мирилась с мыслью: ничего не изменится. Големы не научатся ценить жизнь, не узнают истинный ее вкус, даже за тысячу лет не сумеют освободиться из плена дешевой гордыни.
Ненавидеть подданных было проще, чем любить… Посему, королева ловила каждый повод испытать к ним симпатию. Иногда ей это удавалось. Де Люта убеждала себя в том, что любая жизнь имеет смысл, а если очень сильно постараться, то ее руки запросто слепят новых Платонов, Да Винчи и Коперников… А потом наступал турнир и словно струя ледяной воды он сгонял дрему самообмана. Вся жизнь Регины – представление, затянувшаяся игра в куклы, из которых великая и ужасная монархиня выросла давным-давно.
Сколько ни наряжай гомункула в человеческие одежды, он никогда не станет ученым, выдающимся творцом или, хотя бы, достойным собеседником. От этой мысли королеве становилось легче. Ведь любая надежда – это бремя. Это повод ждать, высматривать, искать того, в чьих глазах промелькнет искра разума, а не пустой стеклянный блеск. Но коль нет надежды, нет и тревог. Принять эту долю Регине удалось постепенно и в то же время бесповоротно. В какой-то страшный миг она потеряла интерес к королевству, которое сама же и создала. Тогда ей, не смотря на все могущество, ничего не оставалось, кроме как продолжать играть в жизнь, больше не надеясь на чудесный финал истории.
Иного решения не могло родиться даже в теории. Ведь, вопреки заблуждениям, правителями не рождаются, и не становятся ими, надевая корону. Завидным титулом распоряжаются те, кто далек от чинов и званий, самые обыкновенные люди. Они – тот самый ресурс, которым управляет монарх. Они – его опора и сила. Без них даже самый грандиозный король – лишь беспомощный аристократ, не способный подтереть собственный бледный зад. К великой радости власть имущих, ни в одной из эпох простой человек об этом не догадывался. Регина видела в этом своеобразную гармонию.
Однако случались дни, когда мудрость и смирение покидали Де Люту. Иной раз она просыпалась полной решимости поставить точку в своем правлении. В дни особенно ужасные владычица мечтала вернуться к первородному хаосу, хотела стать творцом, что разрушит собственное творение без остатка. Но как жить на пепелище сожжённого тобой театра, пусть даже это и был театр абсурда? Регина так и не смогла найти ответ. И потому реальность, в которой жить по-старому она уже не могла, а по-новому еще не умела, стала единственным из вариантов её бытия.
Отсюда вытекала еще одна функция турнира: он помогал коротать время, которого у Регины было с излишком. Минутные стрелки уподоблялись секундным, когда части тел разлетались по арене. Будь на то воля Де Люты, соревнование проходило бы каждый месяц. Но, как уже было сказано ранее, восторг нам дарует только новое, а значит, нельзя пресыщать народ подобным зрелищем. Сама же королева не сомневалась, что очень скоро ей наскучат жестокие поединки. Возможно поэтому она тянула удовольствие от этого пирога, тщательно пережевывая каждый кусок даже после того, как сосущая пустота под ложечкой ушла.
Очень скоро загремят цепи, заскрежещет металл, загудит толпа. На арену выйдут бойцы, вооруженные мечами, луками, копьями и булавами. В воздухе запахнет сырой землей и пылью. Начнутся зверства, в которых добродушные куклы обернутся бездушными истуканами. Выгребная яма с останками бойцов постепенно заполнится до краев. Глядя на эту груду осколков каждый зритель вспомнит о том, что бессмертие – не подарок, а трофей, получить который можно только в обмен на жизни противников.