– Ну что ты будешь делать…! – посетовал Доддс, раскуривая свою большую трубку, – Поездка с Уоддоком в Мэлфакс опять откладывается на целую неделю… (Такими темпами мы и до конца года до него не доедем!) Боюсь, в конце концов Уоддок устанет от наших бесконечных проволочек и отправится в Мэлфакс без нас…
– Как это без нас? – возразил Маклуски, уже успевший раскурить свою собственную трубку, – На месте Уоддока я бы не спешил возмущаться по малейшему поводу! Вспомним: На прошлой неделе мы сами по его милости застряли в Бембридже и Маршисайде на целых четыре дня. Теперь пришёл его черёд нас дожидаться… Пускай поживёт недельку в гостинице, пока мы будем утрясать неожиданно возникшие сложности! Торопиться ему всё равно некуда: В Бембридже его ждут обратно лишь через две недели. (Примерно столько должно было продлиться наше Большое Совещание, если бы его не отменили.)
– Впрочем, даже если Уоддок не станет нас дожидаться, невелика беда! – махнул рукой Доддс, – В Мэлфакс мы сможем съездить и без него… Меня куда больше удручает необходимость ещё целую неделю заниматься на рабочем месте очередными дурацкими делами, – вернулся к текущей повестке он, – Итак, нам было поручено расследовать похищение огнетушителя… (Да, что только не воруют люди в наше смутное беспокойное время!) Конечно, я бы предпочёл заняться поисками взломщика подвальной решётки. Мы бы с удовольствием представили этого взломщика заму если не завтра, так послезавтра, когда он (взломщик) наконец доберётся до Лондона…
– Вы правы: С поисками взломщика у нас не возникло бы никаких сложностей, – согласился Маклуски, – Как сейчас помню: Три месяца назад, когда Уоддок приезжал к нам на предыдущее несостоявшееся Большое Совещание, он сгоряча уронил свой утяжелённый пистолет между пролётов нашей главной лестницы. Чтобы его оттуда достать, ему пришлось слегка отогнуть эту несчастную решётку… Странно, что наш бдительный ВОХР обнаружил неладное лишь сегодня, три месяца спустя!
– Как говорится, лучше поздно, чем никогда, – позволил себе немного пофилософствовать Доддс, – Но вернёмся к огнетушителю! Как вы полагаете, для какой цели кому-то понадобилось его похищать?
– Хорошей вещи всегда можно найти применение, – не стал ломать голову Маклуски.
– Тогда зададим себе другой вопрос: А каким образом похититель сумел вынести его с места похищения? – принялся рассуждать вслух Доддс, – Допустим, ему удалось незамеченным выйти из административного корпуса с огнетушителем в руках… Но что дальше? С начала октября на нашей территории установлен дополнительный забор с ещё одним КПП. Пронести через него столь объёмный груз (к тому же, выкрашенный в ярко-красный цвет) не представляется возможным… И даже если похитителем является сотрудник соседней фирмы «Махорка», ему бы не удалось занести похищенный предмет на свою территорию, поскольку на проходной «Махорки» дежурят ВОХРушники из Центральной полиции. (Большие белые буквы ЦП на ярко-красном фоне сразу подсказали бы им, кто у этой штуки настоящий хозяин.) В итоге мы приходим к выводу…
– …что огнетушитель до сих пор находится на нашей территории, – закончил мысль коллеги Маклуски, – Возможно, Браун по привычке прихватил одиноко висящую на стене вещь и уволок её к себе в кладовку…
– Как ни крути, нам придётся-таки побеседовать с этим Брауном по душам, – мысленно заглянул в будущее Доддс.
Некоторое время спустя два величайших мастера сыска и розыска завершили наконец свой затянувшийся перекур и отправились на дальнейшие поиски похищенного огнетушителя. Спустившись на первый этаж, они вышли через проходную с основной территории. Через пару минут они уже стояли перед знакомой дверью с табличкой «Кладовая» в задней части административного корпуса… Перед тем, как открыть эту дверь, они бросили взгляд на противоположную стену. Их не покидала надежда, что злополучный огнетушитель каким-то волшебным образом вдруг опять окажется на положенном месте и избавит их от необходимости проведения поисковых мероприятий… Но их надежды не оправдались: Из голой стены злорадно торчали два больших гвоздя, а висевший на них ранее огнетушитель по-прежнему отсутствовал. Разочарованно вздохнув, детективы решительно отворили дверь и переступили через порог кладовки.
Их глазам предстала уже привычная картина. Как и четыре месяца назад (когда они расследовали здесь похищение шедевра современной живописи), почти всё полезное пространство кладовки было усеяно произведениями изобразительного и прочего искусства, которые опять лежали друг на друге вповалку, как подвыпившие пассажиры на вокзале. (На первый взгляд, их тут стало ещё больше, чем было раньше, а условия их хранения скорее упростились, чем ужесточились.) Напротив входной двери стоял всё тот же крохотный письменный стол, но за ним теперь сидело уже совсем иное лицо… Заслышав скрип двери, сидящий по ту сторону стола джентльмен поднял голову и с любопытством посмотрел на нежданных гостей. Те сразу признали в нём знаменитого писателя Брауна, пламенного поклонника дедуктивного метода… (Он был одет в тот же серый костюм, что и три месяца назад, в парке отдыха.) На какой-то миг в воздухе повисла напряжённая пауза. Детективы уже готовы были аргументированно ответить на нелицеприятные реплики оппонента, если тот вдруг решит возобновить конфликт трёхмесячной давности… Но далее произошло непредвиденное: Браун внезапно поднялся из-за стола и с радушной улыбкой вышел навстречу нежданным посетителям.
– Кого я вижу! Наши доблестные Доддс и Маклуски собственными персонами! – добродушно произнёс он, протягивая детективам руку для дружеского рукопожатия; те были вынуждены по-очереди осторожно её пожать. (Как ни странно, слово «доблестные» было произнесено им безо всякой иронии и, похоже, в самом что ни на есть прямом смысле.)
– Да, это – мы, – ответил Доддс, на всякий случай продолжая с настороженностью поглядывать на хозяина кладовки, – Но давайте развеем последние сомнения: В конце августа между нами и вами имел место один неприятный инцидент в одном парке отдыха; не так ли?
– Кто старое помянет – тому глаз вон! – расплылся в улыбке Браун, – Человек по своей природе – весьма конфликтное существо… Помнится, в тот раз мы с вами не сошлись во мнениях в вопросе о философской сущности дедуктивного метода. Наш спор и вправду завершился излишне драматично… Но философские споры и призваны двигать вперёд человеческую цивилизацию! – лукаво усмехнулся он.
– Вообще-то наш конфликт был вызван немного другими причинами, – не преминул уточнить Маклуски, – Вы слямзили у меня бумажник и принялись со всех ног удирать в сторону главного выхода… (Не думаю, чтобы подобные инциденты могли принести пользу человеческой цивилизации!)
– Не стоит сводить наш философский спор к банальным бытовым причинам! – беспечно рассмеялся поклонник дедуктивного метода.
– Не станем препираться с вами по мелочам, – проявил присущее ему миролюбие Доддс, – Сегодня вы настроены не так агрессивно, как тогда – а это уже само по себе неплохо… В таком случае, сядем и немного поговорим! Мы хотим задать вам парочку каверзных вопросов…
Браун уселся обратно за стол, на небольшую пластмассовую скамейку. Детективам же пришлось подыскивать себе для сидения подручные средства из числа складированных в комнате произведений скульптурного искусства… Доддсу достался уже знакомый ему чёрный куб. (Табличка на нём по-прежнему гласила: «Купальщица, вытирающая правую ногу левой рукой».) Предмет, на который сел Маклуски, напоминал обычный дощатый ящик. (Никаких поясняющих надписей на нём не наблюдалось.)
– И о чём же вы желаете со мной побеседовать? – полюбопытствовал Браун, – Наверно, о моих скромных литературных трудах? – он кивнул на листки бумаги, разложенные перед ним по столу, – Спешу похвастаться: Работа продвигается вперёд пусть небыстро, но неуклонно! Рукопись понемногу дополняется и редактируется… К Новому году я надеюсь закончить ещё один рассказ, – не упустил случая похвастаться он.
– Сказать по правде, мы прибыли сюда отнюдь не ради разговоров о литературе, – взял слово Маклуски, – Но раз уж вы сами вызываете нас на дискуссию, мы не можем вас не спросить: А почему персонажи вашего последнего рассказа носят фамилии Маклуски и Доддс? Не кажется ли вам, что это не вполне корректно по отношению к нам с Доддсом?
– Ах, вот вы о чём! – улыбнулся Браун, – Значит, вам приглянулись мои литературные герои – инспектор полиции Лич и сержанты Доддс и Маклуски… Открою небольшой секрет: Я долго не мог подобрать им подходящих фамилий. И лишь после нашего знакомства в парке культуры эта проблема была наконец решена… Между прочим, вскоре будут готовы к изданию ещё несколько рассказов с их участием, – (детективы в недоумении переглянулись между собой), – Так что знайте: Отныне ваши фамилии навечно вписаны в историю мировой детективной литературы! Надеюсь, эта новость придётся вам по душе…
– Позвольте с вами не согласиться! – выразил решительный протест Доддс, – Если в ваших рассказах под нашими фамилиями будут и дальше действовать какие-то безмозглые идиоты, то мы будем вынуждены…
– Ну, не стоит преувеличивать! – засмеялся Браун, – Сержанты Доддс и Маклуски – одни из самых любимых персонажей моих многочисленных читателей! Они вызывают всеобщую симпатию своим непосредственным поведением и простым, всем понятным юмором… Пожалуй, идея сделать одного из них карликом, а другого – великаном, была поистине гениальной! – похвалил он сам себя, – Читатели от души надрывают животы, представляя себе эту парочку… Скажите честно: Ну неужели бы вы предпочли, чтобы под вашими фамилиями действовали два безликих заурядных персонажа, лишённых всякой индивидуальности? Нет-нет, не надо спорить! Вы и сами в душе радуетесь, что ваши фамилии теперь прославлены на весь белый свет!
– Мы бы никому не пожелали подобной славы, – остался при своём мнении Маклуски, – Ко всему прочему, в ваших опусах откровенными болванами выставлены не только мы с Доддсом, но и все прочие сотрудники правоохранительных органов. На их фоне ваш главный герой выглядит настоящим гением сыска и розыска – причём, явно незаслуженно… Не кажется ли вам, что это – тенденциозное и злонамеренное искажение действительности с вашей стороны?
– Послушайте, ну нельзя же всё понимать буквально! – захохотал Браун, – В художественной литературе невозможно обойтись без вымысла. Писатель вынужден потакать вкусам читателей, чтобы его книги лучше продавались – а читателям нравится, когда частный детектив оказывается умнее профессиональных полицейских… Между прочим, Шерлок Холмс тоже всегда оставлял в дураках инспектора полиции. (К сожалению, забыл его фамилию…) Но вы же не станете упрекать сэра Артура Конан Дойла в злостной клевете! Так что оставьте все ваши сомнения: Вы уже вошли в историю (с моей скромной помощью) – с чем я вас от всего сердца и поздравляю!
Два прославленных детектива тяжело вздохнули и ещё раз переглянулись между собой.
– Ладно, оставим эту тему! – поставил точку в бесплодной дискуссии Доддс, – Перейдём к главной цели нашего визита: Браун, знаете ли вы, что в коридоре напротив вашей кладовки до недавнего времени висел наш огнетушитель?
– Конечно, знаю! – закивал головой писатель, – Прекрасно помню этот огнетушитель – зелёненький такой…
– Да где ж вы видели зелёные огнетушители? – возмутился Маклуски, – Разумеется, он был выкрашен в красный цвет!
– Ну хорошо, пускай будет красный огнетушитель, – не стал спорить Браун, – И что же дальше?
– Когда вы видели его в последний раз? – поинтересовался Доддс.
– Когда? – задумался Браун, – Ну, допустим, пять минут назад…
– Пять минут назад его там уже не висело, – опроверг Маклуски.
– Разве? – удивился писатель, – А вот мне кажется, что он до сих пор там висит… – он обернулся назад, – Ну да, так и есть: Вот он болтается на стене у окна!
Доддс не счёл за труд прогуляться к окну и осмотреть висящий на стене огнетушитель. Как и следовало ожидать, тревога оказалась ложной.
– Это – не тот экземпляр, который мы разыскиваем, – развеял неясности Доддс, возвращаясь на прежнее место и снова усаживаясь на чёрный куб, – К вашему огнетушителю прикреплена бумажка с надписью «Проверен 14.11» и подписью Хитченса. (А четырнадцатое ноября – это как раз сегодня.) Мы же спрашивали вас о другом огнетушителе, который должен был висеть в коридоре напротив вашей комнаты…
– А разве сейчас он там не висит? – не смог поверить Браун.
Теперь подниматься с насиженного места пришлось Маклуски. Подойдя ко входной двери, он распахнул её настежь, чтобы хозяин кладовки мог своими глазами увидеть два пустых гвоздя на противоположной стене коридора.
– Итак, огнетушитель на положенном месте отсутствует, – констатировал бесспорный факт Доддс, – Свидетели утверждают, что в пятницу днём ещё видели его в вашем коридоре… Или, быть может, нам удастся уточнить время его исчезновения? Браун, а когда вы сами в последний раз видели эту штуку? Приходили ли вы вообще в эти выходные в ваш салон?
– Это – не просто салон, – ответил писатель, – а литературный салон «Горациус»!
– Но вы приходили сюда в эту субботу или воскресенье? – поставил вопрос ребром Маклуски, уже успевший закрыть дверь и снова усесться на свой дощатый ящик.
– График моих выходов на работу ещё не до конца разработан, – поделился конфиденциальной информацией Браун, – Я возглавил салон «Горациус» в начале прошлой недели и ещё не успел разобраться с удручающим наследством, доставшимся мне от предыдущего руководителя… Большую помощь мне оказывают мои верные соратники Блейз и Гарднер. Сегодня они весь день заняты подготовкой к ремонту другого нашего помещения. Именно там будут выставлены на продажу наши артефакты, – он кивнул на груду произведений искусства, беспорядочно сваленных в другом углу комнаты, – Так что все вопросы, связанные с деятельностью нашего салона, вам следует задавать напрямую Блейзу и Гарднеру… А вот, кстати, и они!
Его последняя реплика была вызвана неожиданным изменением текущей обстановки: Дверь кладовки вдруг резко распахнулась, и в неё протиснулись два новых персонажа этой истории. Один из них, с очками на носу, был хорошо знаком обоим детективам – это был Гарднер, исполнявший обязанности искусствоведа в двух предыдущих художественных салонах. Второй из вошедших также был небезызвестен широкой культурной общественности благодаря своим острым критическим выступлениям на тусовках и привычке широко размахивать руками.
– Это неслыханно! – с места в карьер заголосил он, энергично жестикулируя и трагически закатывая глаза, – Такое невозможно в цивилизованном обществе! Позор, позор старушке Британии! Браун, вы знаете, что происходит в соседнем коридоре? Только что мы с Гарднером стояли в курил… то есть, работали в выставочном зале. Вдруг к нам пожаловал некий дьявол по фамилии Уэлч и пригрозил, что очень скоро нас (по его выражению) выпрут к чертям собачим на улицу вместе со всеми нашими бесценными артефактами… Не успели мы оправиться от потрясения, как в курилку… то есть, в выставочный зал заглянул другой Люцифер, по фамилии Гибсон, и заявил, что намерен лишить нас наших драгоценных картин. Мы очутились как бы между молотом и наковальней – то бишь, между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, над нами довлеет опасность выдворения на улицу некого Уэлча; с другой стороны, над нами нависла угроза конфискации картин какого-то Гибсона… Чудовищно, не правда ли?
– Угроза конфискации картин какого-то Гибсона… – повторил в задумчивости Браун, – Но почему «какого-то»? Блейз, неужели вам безразлично творчество Гибсона? А между тем я не побоюсь вовсеуслышанье провозгласить: Гибсон – величайший художник современности! – он с некоторым вызовом посмотрел на собеседника.
– Какой ещё Гибсон? – опешил Блейз.
– Повторю ещё раз: Гибсон гениален! – с пафосом воскликнул Браун, – Вы можете делать вид, будто имеете на сей счёт иное мнение – но истина всегда остаётся истиной. Она не нуждается ни в каких доказательствах! Разве что в самых очевидных… Например, вот такое доказательство: Пункт первый: Гибсон – гений. Пункт второй: Кто не согласен, смотри пункт первый… Убедительно? Ну ещё бы! – он победоносно осмотрелся вокруг, как бы разглядывая останки оппонентов, насмерть сражённых его крупнокалиберной аргументацией, – Рано или поздно культурной общественности придётся признать мою правоту! Творчество Гибсона подобно тайфуну или торнадо, всё сметающему со своего пути. Оно заставляет нас просыпаться среди ночи с одной лишь мыслью – поскорей достать с книжной полки альбом с репродукциями его картин и ещё раз полюбоваться на них при лунном свете…
– Но вообще-то Гибсон – не художник, а сотрудник нашей Центральной полиции по хозяйственной части, – поспешил вмешаться Маклуски, – Насколько нам известно, он никогда не рисовал никаких картин…
Новоприбывшие повернули головы на звук его голоса и наконец обратили внимание на присутствие в комнате двоих посторонних лиц.
– Знакомьтесь: «Доблестные» Доддс и Маклуски, прототипы моих знаменитых сержантов! – Браун сделал широкий жест рукой в сторону детективов, словно дрессировщик, представляющий зрителям своих учёных слонов или обезьян; слово «доблестные» на сей раз было употреблено им в явно ироническом смысле, – В народе их называют «две квадратные головы»… В данном случае речь идёт о персонажах, а не о прототипах. Впрочем, к прототипам это прозвище подходит даже ещё лучше…
– Наши головы ничуть не более квадратны, чем ваши! – дал ему немедленный отпор Доддс.
– Они не чувствуют иронии! – злорадно ухмыльнулся Блейз, – Они восприняли шутку всерьёз и принялись озабоченно ощупывать собственные головы!
– Мы тоже сделали это в шутку, – поспешил развеять неясности Маклуски, – Странно, что вы этого не поняли! Похоже, это у вас не всё в порядке с чувством юмора…
– Выражаясь фигурально, это ваши головы имеют на редкость нелепую форму, – позволил себе ещё одну колкость Доддс.
– Ах, так вот оно в чём дело! – воскликнул Блейз, пристально вглядываясь в оппонентов, – Теперь я их узнал: Эти ребята в своё время украли двадцать тысяч фунтов из салона «Апеллес»!
– Вообще-то мы их не украли, а совершенно законно получили в кассе, – уточнил Доддс.
– Этого не может быть! – не преминул опровергнуть Браун, – Невозможно законно отобрать деньги у искусства! Таких законов на свете не бывает… Эти законы сами незаконны!
– Что значит «незаконные законы»? – не понял Маклуски, – Это – примерно такой же логический нонсенс, как «немасляное масло»…
– С ними всё ясно! – пренебрежительно махнул рукой Блейз, – Они получили деньги из кассы по фальшивой платёжной ведомости, которую им не глядя подмахнул какой-то раздолбай…
– Скорее всего, так оно и было, – поддакнул ему Гарднер.
– Впрочем, а чего ещё мы ожидали от наших квадратных голов? – продолжал Блейз, – В детстве они не получили должного образования – отсюда и все их проблемы! Как говорил кто-то из великих: Кто хоть раз в жизни прочитал Гомера, тот никогда не станет голосовать за левых… Если не ошибаюсь, данное изречение принадлежит гениальному Данте, – высказал шальное предположение он.
– А сам-то он Гомера читал? – не замедлил со своим каверзным вопросом Доддс.
Браун и Блейз снисходительно рассмеялись, а Гарднер на всякий случай последовал их примеру.
– Они сами не сознают, какую глупость сморозили! – не преминул позлорадствовать Блейз, – Только в их квадратные головы могло закрасться столь чудовищное сомнение… Великий Данте, широкообразованный и высокоинтеллектуальный поэт, светоч своей эпохи – и не читал Гомера? Ну что за абсурд!
– Разумеется, он его читал, – выразил убеждённость Гарднер.
– С вашего позволения, я попробую развеять их заблуждения, – взял инициативу в свои руки Браун, – Поймите, вы, серые люди! – обратился он к детективам, – Полагать, что Данте не читал Гомера, примерно так же нелепо, как, например, думать, что величайший поэт и трубадур Ричард Львиное Сердце не умел писать… Ну, теперь-то я вас убедил?
– Ещё неизвестно, кого из нас следует считать серым человеком, – парировал Маклуски, бросив выразительный взгляд на серый пиджак оппонента, – Насколько мне помнится, английский король Ричард Львиное Сердце не то что писать, он и говорить по-английски не умел…
– Но разве может писатель не уметь писать? – усмехнулся Браун.
– Если есть на свете незаконные законы, то наверняка найдутся и писатели, не умеющие писать, – не полез за словом в карман Доддс, – а также читатели, не умеющие читать…
– Они продолжают упорствовать в своих безумных заблуждениях! – устало вздохнул Блейз, – Чтобы выбить дурь из этих квадратных голов, не хватит и тысячи лет… А что у нас со временем? – он бросил взгляд на своё левое запястье, – Где мои часики? Ах да! Всё никак не могу свыкнуться с потерей – у меня же теперь нет часов! – его голос был переполнен отчаянием, – А ведь хорошие были часики – да ещё с таким роскошным кожаным ремешком… Сегодня утром я выложил их на подоконник в курил… то есть, в выставочном зале – а полчаса спустя их там уже не было. Судя по всему, мои часы слямзил один из двух дьяволов – либо Уэлч, либо Гибсон…
– Скорее всего, первый, – поделился догадкой Браун, для пущей надёжности запихивая поглубже в нагрудный карман кончик какого-то кожаного ремешка.
– Гарднер, подскажите мне: Который сейчас час? – поинтересовался у искусствоведа безутешный Блейз.
– У меня тоже нет часов, – признался искусствовед, – Они пропали ещё два месяца назад, прямо на литературном вечере в этом же актовом зале. Теперь мне приходится узнавать время по настенным часам… Но я спокоен, совершенно спокоен! – нервно вскричал он, сверкнув стёклами очков.
– Ну а мы с коллегой вообще часов не носим, – заранее предупредил Маклуски.
– Тогда нам пора возвращаться в курил… то есть, в выставочный зал, – проявил чувство служебного долга Блейз, – Браун, как вы посоветуете нам поступить, если этот Уэлч или этот Гибсон попытаются ещё раз к нам нагрянуть?
– Попросите их вернуть вам часы, – совершенно серьёзно ответил глава салона.
– Вы даже не представляете, как назойливо они себя ведут, – пожаловался Блейз, – Они каждый день напоминают нам о какой-то арендной плате, которую мы якобы должны им внести… Я отвечаю: «Да погодите вы! Мы только неделю назад освободились от тирании Лофтхауза и его приспешников. Позвольте нам хоть немного вдохнуть аромат свободы!» Но у этих душителей лишь одно на уме – задолженность по какой-то арендной плате…
– Да, Лофтхауз и его приспешники душили всю культуру, – поддакнул Гарднер, – Главное для нас теперь – не допустить возврата к старому… А с арендной платой мы уж как-нибудь разберёмся!
– Но если этот подсобный работник Гибсон вдруг опять вынырнет откуда-то со своими нелепыми угрозами, – вернулся к прежней мысли Блейз, – то я…
– Собственно, при чём тут какой-то подсобный работник Гибсон? – пренебрежительно усмехнулся Браун, – Какое влияние он может оказать на мировую культуру? Как говорится, культура всегда останется культурой, а Гибсон – Гибсоном!
– Невероятно! – воскликнул в восхищении Блейз, – Браун, вы изрекли гениальный афоризм! Где моя записная книжка и карандаш? Я обязан зафиксировать ваши слова для потомков! – он торопливо извлёк из-за пазухи огрызок карандаша и пустой спичечный коробок, – Значит, вы сказали: Культура – это Гибсон, а Гибсон – это культура…
– Наоборот! – поспешил вмешаться Доддс.
– Гибсон – это культура, а культура – это Гибсон, – решил помочь Блейзу искусствовед Гарднер.
– Итак, ваш афоризм записан, – доложил Блейз, – «Культура – это культура, а Гибсон – это Гибсон». (Иными словами, культура и Гибсон – понятия несовместимые.) «Сказано писателем Брауном, главой литературного салона „Горациус“, четырнадцатого ноября текущего года, незадолго до обеденного перерыва…» Ну вот теперь мы можем со спокойной душой возвращаться в курил… то есть, в выставочный зал! Гарднер, пойдёмте!
Когда шаги двух популярных деятелей культурного движения окончательно заглохли где-то в глубине административного корпуса, Браун убрал с лица высокомерно-ироническое выражение и с явным облегчением произнёс:
– Ну наконец-то убрались! Итак, джентльмены, на чём же мы с вами остановились?
И хотя его голос снова звучал предельно доверительно и доброжелательно, два мастера сыска и розыска уже были научены горьким жизненным опытом.
– Послушайте, Браун! – строго и нелицеприятно произнёс Маклуски, – Только что вы позволили себе некоторые некорректные высказывания в наш адрес…
– Да не берите в голову! – улыбнулся глава салона «Горациус», – Мне приходится иногда подыгрывать Блейзу и Гарднеру, чтобы соответствовать их представлениям обо мне как о вожде культурной общественности. На самом же деле я их терпеть не могу… (Надеюсь, в этом вы со мной солидарны.) Итак, на чём же мы с вами остановились?
– В целях экономии времени мы сразу зададим вам самый главный вопрос: Не вы ли спёрли этот несчастный огнетушитель из коридора? – взял быка за рога Доддс.