Укромное место

Я причесалась, надела черепаховый обруч, чтобы усмирить пряди. Только обруч помогал мнесохранять более-менее приличный вид, а не ходить растрёпой. Правда есть неприятный момент – у меня стали появляться седые волосы. До сей поры я выдирала их сразу же, как только находила, но у меня зрело неприятное подозрение, что однажды мне придется принять более серьезные меры. За исключением легких экспериментов с розовыми прядями, когда мне было лет двадцать, я никогда не думала об окрашивании, потому что в наследство от мамы мне достался насыщенный каштановый цвет волос, а мама любила похвалиться своими шикарными кудрями. Теперь ее волосы были утонченного серебристого цвета, едва заметно подкрашенные, чтобы подчеркнуть блеск, но мне пока совершенно не хотелось, чтобы они становились серебристыми.

Справившись с прической, я намазала лицо кремом от загара. Крем для лица обязателен – это то, что мама вбила мне в голову с детства. Я всегда прислушивалась к ее советам по уходу за собой, хотя часто не делала то, что отнимает много времени.

Я закрыла дверь на замок и села в машину. Ехать по сельской дороге днем было гораздо спокойнее, чем вчера ночью, и я поняла, что вилла «Наранха» вовсе не так изолирована, как мне показалось. Были и другие дома, о которых я не знала. Они мелькали среди апельсиновых, лимонных и оливковых рощ. Многие из них, как и вилла «Наранха», были удалены от дороги и прятались за массивными железными воротами.

Через пять минут я была в Бенифлоре. И снова была удивлена. Я представляла себе маленький забытый богом городок, но на главной улице, которая разветвлялась на узкие тротуары между домами, находилось множество заведений, включая пару магазинов мобильной связи, три кафе, аптеку и цветочный магазин.

Я свернула налево к небольшому супермаркету, у которого оказались несколько свободных парковочных мест, и припарковалась. На магазине висели рекламные плакаты, сообщающие, что цены на некоторые продукты снижены. Имея всего пять испанских слов в словарном запасе я понятия не имела, чем могут оказаться «cerezas», «remolacha» или «pulpo», и будут ли они мне нужны со скидками или без.

Я вышла из машины и отправилась в магазин, чтобы это выяснить.

«Cerezas» оказалось вишней. Внушительная корзинка по скидке, цена чуть больше одного евро, так что я положила эту «cerezas» в пластиковую корзину, которую прихватила у дверей. В нее же отправилась половинка дыни по столь же низкой цене. «Возможно, во время пребывания в этой местности я превращусь в сумасшедшую вегетарианку, – подумала я, увидев зеленую фасоль за мизерные центы. – И быть может, из этого выйдет что-то хорошее».

Я печально вздохнула. Разумеется, ничего хорошего в моей жизни не будет, мое сердце разбито человеком, погибшем при трагических обстоятельствах вместе с двухсотпятьюдесятью пострадавшими, включая его жену, о существовании которой я ничего не знала. Сын его был спасен из-под завала с серьезными травмами.

Я радовалась, что никто не знал о наших с Брэдом отношениях. На работе были в курсе, что мой парень погиб при несчастном случае, но никто не связал это с землетрясением в другой стране. Конечно, все говорили о моей личной трагедии, подходили ко мне, сообщали как они мне сочувствуют, хотя многие из них даже не знали, что я вообще с кем-то встречалась. Но постепенно всё сошло на нет, как это обычно и бывает, не считая разве что нашего отдела, где коллеги понимали, что я убита горем, а начальница Дрина, возможно, понимала больше, чем показывала.

Я бродила по супермаркету, который оказался довольно большим, с приличными мясным и кулинарно-гастрономическим отделами. В рыбном тоже был хороший выбор. Я выяснила, что «remolacha» – это свёкла, а «pulpo» – осьминог, и ни один из этих продуктов не был допущен в мою корзину. Остальные продукты я выбирала случайным образом: фильтрованный кофе, потому что я не видела на кухне кофемашины, а растворимый кофе я не очень люблю, большая бутылка воды, круассаны, сэндвичи-роллы, ветчина из гастрономического отдела. Немного салата и томатов, а затем несколько соусов в банках. В передачу «Мастер-шеф» меня бы не взяли, даже гипотетически. Большая часть моих кулинарных потуг – это еда из банок или замороженные обеды, а зная, какой у меня беспорядочный график, чаще всего всё заканчивается банальным заказом еды на вынос. Но в отделе замороженных продуктов в этом супермаркете не было готовых блюд, поэтому мне пришлось добавить в корзину упаковку куриных грудок и пачку риса. Рис шел в маленьких упаковках, на которых синими буквами было напечатано слово «arroz». Я опознала его по картинке: рисовые зерна в облаке пара.

Учитывая, что на завтрак у меня были только безвкусный кофе и апельсин, я почувствовала легкий голод. Несколько недель после землетрясения я нередко чувствовала голод, но не могла съесть ни кусочка, даже когда еда попадала мне в рот. Но раз уж здесь, я решила посмотреть город и найти место, где можно выпить кофе. Я купила пакет для замороженых продуктов на кассе, положила в него куриные грудки и ветчину, затем закинула все пакеты в багажник машины, которая, к счастью, находилась в тени.

Я пошла пешком по улице, по которой приехала, до знакомого поворота к ромбовидной площади. Она была выложена гладкой плиткой и украшена кадками с красными и желтыми цветами. Цвета растений перекликались с флагом на каком-то явно официальном здании. На площади стояла белоснежная церковь с темно-синим куполом, увенчанным шпилем. Тут же рядом распахнули двери магазины одежды, бар и пастелерия – кондитерская, под названием «Кафе Флор».

Я села под синий зонтик за столик на свежем воздухе. Почти сразу появилась симпатичная рыжеволосая девушка в неприлично коротких шортах и укороченной футболке, и улыбнулась мне. На какую-то долю секунды она замешкалась, но затем спросила на английском что я желаю.

– Кофе, – ответила я.

– С молоком? Принести что-нибудь из еды?

Я посмотрела в меню. Даже простой взгляд на названия блюд поубавил мой голод, но я знала, что должна что-нибудь поесть.

– Кусочек вишневого пирога, – сказала я.

– Будете сливки или мороженое к пирогу? – спросила она.

Я не сразу ответила, и она предложила мне мороженое.

– Сливки у нас из баллончика, – сказала рыжая. – Испанцам нравится, но сливки подслащенные и оседают через пару минут. А вот мороженое местное, и оно великолепное. Но на пятьдесят центов дороже.

Хотя мой бюджет находился в плачевном состоянии (у меня не было больших накоплений и, естественно, мне не оплачивали отпуск), я подумала, что могу позволить себе потратить лишние пятьдесят центов на мороженое, и сказала, что возьму его. Официантка улыбнулась и исчезла в глубине кафе, а я меланхолично наблюдала за людской суетой на площади.

Наибольшая активность наблюдалась рядом со зданием, на котором трепетал флаг: из дверей непрерывно тёк поток людей. В бар на углу заходили мужчины средних лет, которые, по большей части, пили кофе, а также спиртные напитки из маленьких бокалов. Женщины забегали в магазины одежды, или шли мимо, по другим делам.

Через пару минут после того, как я села, за соседний столик приземлилась стайка девушек лет двадцати. Они достали айпады и стали оживленно обсуждать свое интернетовское общение друг с другом. Вокруг столиков и по площади носились мальчишки лет десяти. Мне понадобилось время, чтобы понять, что они пытались обежать площадь, не касаясь ногами земли. Ребята выполняли этот трюк, пробегая вдоль кафельной стены по бордюру, затем прыгая на мраморные скамейки и используя возвыщающиеся над землей кадки с растениями как платформы для прыжков. Когда они добрались до бара, один из стариков пристрожил их, пацаны крикнули ему что-то в ответ и скрылись, смеясь.

Рыжая девушка принесла мне кофе и пирог.

– Наслаждайтесь, – сказала она, поставив заказ передо мной, а затем отправилась обслуживать девушек за соседним столиком.

Кофе был мягким и кремовым, а вишневый пирог – вкусным. А что касается мороженого – оно было просто неземным! Я даже не заметила, как съела все, что стояло передо мной.

– Вам понравилось? – спросила официантка, когда я жестом попросила счет.

– Это было замечательно, – сказала я. – Не могу поверить, что нашла великолепное кафе в тихом провинциальном городке.

Девушка улыбнулась.

– Не такая уж у нас и провинция, – возразила она. – Тут до Бенидорма всего двадцать минут на машине.

– У вас много приезжих? – Я посмотрела на нее с сомнением. Не думала, что городок, вроде Бенифлора, может предложить что-то интересное тем, кто приехал за традиционным отдыхом на пляже.

– Вы будете удивлены, – ответила она. – Многие предпочитают не побережье, а горы, а в Бенифлоре есть еще и старинные арабские бани, которые привлекают туристов. Советую посетить их, если вы здесь остановитесь. Мои родители держат отель в пригороде. У них всегда полно постояльцев.

– Это тот, что небольшой, но комфортный? – заинтересовалась я. – Забыла название.

– «Ла Игера». – Девушка мило улыбнулась. – Этио означает «фиговое дерево». В нашем саду растет очень старое дерево. Родители считают это место особенным. Отель раньше был охотничьим домиком, а когда появилась возможность, они решили его модернизировать.

– Непростая задача, – заметила я.

– Мама и папа управляли отелем в Бенидорме на протяжении десяти лет, – сказала официантка. – Они знают, что делают.

– И дела идут хорошо?

– Пока всё отлично, – ответила она. – Где вы остановились? Вам стоит посетить это место.

– Я живу на вилле «Наранха», – сказала я. – Это…

– О! Дом старушки доньи Кармен. – Она кивнула, и ее кудряшки взметнулись от этого движения. – Как чудесно.

– Вы знаете это место?

– Все в Бенифлоре знают, – улыбнулась она. – Все узнают и о вас. Надеюсь, вы не скрываете какие-нибудь страшные тайны?

Среди моих тайн нет ни одной, достойной обсуждения, подумала я и спросила разговорчивую девушку: живет ли она здесь, или просто подрабатывает в кафе летом?

– Мама и папа переехали сюда до моего рождения, – ответила она. – Так что по месту рождения я испанка, а по воспитанию – англичанка. По вечерам я смотрю «Stictly»[1]* и «Улицу Коронации» вместе с мамой, но болею за Испанию на всех важных спортивных мероприятиях и учусь в университете в Аликанте.

– А что изучаете?

Уже задав вопрос, я вдруг сообразила, что этот разговор был самым долгим за последние несколько недель.

– Психологию, – сказала она. – У психологов здесь хорошие карьерные возможности, а психология – это то, что меня действительно интересует.

– А родителям в отеле тоже помогаете?

Она отрицательно качнула головой.

– Нет. Как не крути, для меня будет лучше, если я не стану работать с родителями, – сказала она. – Моя хозяйка, владелица этого кафе – мать шефа-кондитера который работает в отеле у родителей. Она прекрасно готовит. Вишневый пирог, что вы ели, хорош, но уверяю, что за миндальные пироги можно душу продать.

– Попробую в следующий раз. – Я положила на стол весьма незначительную сумму.

– Надеюсь увидеть вас здесь снова.

– Я еще приду, – пообещала я. – Спасибо за информацию о здешних местах… Хм… А как вас зовут?

– Роза, – ответила рыжая. – Роза Джонсон.

– Я Джуно Райан. Было приятно познакомиться.

– Мне тоже.

Она снова одарила меня белоснежной улыбкой, а затем забрала пустые чашку и тарелку со стола и унесла их.

Я вернулась на виллу «Наранха» в приподнятом настроении. Бенифлор милый городок, а жизнерадостность рыженькой Розы была практически заразной. Кроме того, трудно было не почувствовать себя лучше под теплым солнышком и чистым синим небом. «Быть может, я начинаю душевно восстанавливаться, – подумала я. – Быть может, самое страшное позади, и дальше у меня всё будет в полном порядке».

Но это было мимолетное ощущение. Боль снова вонзилась в меня ножом, удар был глубокий, в самую суть моего существа. Неожиданно я услышала голос Брэда: «Джуно… Как ты, Джуно?..» Я резко повернулась, но рядом никого не оказалось. Сердце заколотилось в груди, как паровой молот. Я испугалась. А кто бы не испугался? Одна в пустом доме и вдруг голос ушедшего в другой мир человека…

Я знала про стадии переживания горя. Я изучала это. Понимала принцип: отрицание, злость, торг, депрессия и наконец принятие. Знала, что это не линейный процесс, что ты можешь переходить туда-сюда от стадии к стадии. Но не могла определить, на какой стадии нахожусь я сама. За последние недели я прошла через отрицание и злость. Я хотела оставить их позади. Но я не знала, как тут можно торговаться. Ничто и никто не сможет вернуть мне Брэда. А если бы он и вернулся – что бы я ему сказала? Что бы он мог мне сказать? Его обман нельзя объяснить. Никакое объяснение не заставит меня почувствовать себя прежней. Если я и находилась на одной из этих пяти стадий, то это, наверное, была депрессия, потому что было тяжело не замечать тяжелый груз отчаяния, с которым оставили меня наши мутные отношения.

И все же мне не хотелось думать о себе, как о человеке, подверженном депрессии. Обычно я из тех, для кого стакан наполовину полон. Но никто не предупредил меня каким всепоглощающим может быть горе. Как оно может подкрасться и полностью охватить тебя, когда тыдаже ничего не подозреваешь. Как оно можетвыбить почву у тебя из-под ног и унести неизвестно куда. А когда ты толком несоображаешь имеешь ли права горевать – это еще хуже. Мое сердце разбито, потому что Брэд меня обманывал, или потому что он умер? Я места себе не нахожу из-за его предательства, илипотому, что больше никогда-никогда его не увижу? У меня не было ответа на эти вопросы…

Мне нужно забыть Брэда, забыть и постараться больше не вспоминать прошлое. Зачем пилить опилки, мысли о нашем совместном существовании давно превратились в дым, в туман, который развеял ветер.

Теперь я здесь в полном одиночестве. Нужно найти себе какое-нибудь занятие, иначе я сойду с ума. Я не стала ничего рассказывать девчонкам что планирую использовать отпуск за свой счет для учебы. Я уже давно подумывала о том, чтобы добавить себе еще какую-нибудь специализацию, и это был мой шанс. Я даже скачала себе несколько новых книг по радиологии, чтобы почитать о новых разработках, прежде чем делать выбор. Но не могла решиться открыть их.

Я достала телефон, зашла в голосовые сообщения и снова прослушала запись голоса Брэда: «Я бы хотел быть здесь с тобой. Хотел бы сейчас обнять тебя».

А как я этого хотела! Хотя бы всего минуточку побыть с ним рядом! Утонуть в его объятиях. И я бы не стала тратить драгоценное время на то, чтобы спросить почему он не сказал мне правду. Мне всё равно. Всё, чего я хочу – это быть с ним. Если бы мы вместе поехали в отпуск, то умерли бы вместе. А теперь он умер, а я живу, но душа моя словно растворилась вместе с его душой и покинула этот мир. Я тоже мертва.

Я сунула телефон в карман шорт, злясь на себя. Нельзя так распускаться! Я работаю в клинике. Я знаю всё о жизни и смерти. Пока человек жив – он должен надеяться и жить дальше. Я верю, жизнь еще преподнесет мне сюрприз и он, может быть, окажется счастьем всей моей жизни. Хватит! Больше никаких сообщений. Никаких мечтаний о том, что всё могло бы быть иначе. Нет, не могло.

Я решительно достала телефон, решив удалить все голосовые сообщения, но… рука у меня дрогнула. Пока подожду. Но я сделала первый шаг. Дальше будет легче.

Нужно чем-нибудь себя занять…

Я окинула комнату критическим взглядом.

Работа по дому так же мало интересовала меня, как готовка еды, но вилле «Наранха» определенно не помешает уборка. Ну что же, надо засучить рукава и взяться за дело. Прочь все мысли, только активный труд!

Я покопалась на полках под раковиной и нашла жидкое средство для пола, средства для очистки поверхностей и полировки мебели, а также тряпки из микрофибры. В нижнем шкафу обнаружились ведро, швабра и пылесос. А за клетчатыми занавесками я также нашла легкую стремянку, с помощью которой добралась до навесных шкафов.

Я открыла их один за другим, включая тот, в который только что положила кофе, рис и соусы. Полки были застелены старыми газетами. Я их вытащила и бросила в картонную коробку для мусора рядом с кухонной дверью. Я не знала, как эта коробка использовалась изначально, но решила, что она для мусора чудесно подойдет. Судя по датам и липким следам из-под старых бутылок и банок, эти газеты лежали в шкафах много лет подряд. Мне нечем было их заменить, но я никогда не заморачивалась с тем, чтобы застилать чем-то полки, так что не видела смысла и начинать это делать.

Я старательно протёрла шкаф, опрыскала старые деревянные двери средством для полировки мебели, чтобы придать им блеска. Впрочем, после первой же попытки я оставила эту затею, потому что двери были покрыты плотным слоем жира и прилипшей пылью. Вместо этого я использовала мыльную воду, чтобы очистить их.

Это заняло кучу времени, и к моменту, когда закончила, я уже страшно вспотела. Волосы были влажные, одежда тоже. Я посмотрела на часы и поняла, что уже середина дня, традиционное время сиесты. Пилар сказала, что в Испании сейчас работают в режиме 24/7, то есть круглосуточно, так же, как и во всем остальном мире, но если у людей есть такая возможность, они стараются выделять время на сиесту. «В конце концов, – заметила она, – мы поздно ложимся. Нам просто необходимо немного вздремнуть в середине дня».

Я тогда над ней посмеялась, но сейчас мне казалось, что сиеста – это отличная идея. Я была уверена, что не засну, но, вероятно, двадцатиминутный перерыв мне не помешает. Я закрыла дверь, но оставила окна открытыми, оставшись под надежной защитой железных решеток. Разговор с рыжей Розой помог мне немного снизить паранойю от пребывания в одиночестве. И конечно же, привидения (если бы я в них верила) не появятся при свете дня.

Я пошла наверх и легла на кровать. Несмотря на обещания, данные себе, не думать о Брэде, как только закрыла глаза, я стала снова думать о нем. Я гнала прочь эти мысли и от этого, конечно, думала о Брэде еще больше. Любил ли он меня так же, как я его? Меня ужасно мучил этот вопрос. Пусть он был женат, связан узами брака с другой женщиной, но любить-то он мог бы меня одну. Или не мог? Или я просто придумала и его и наши идеальные отношения? Тогда это очень обидно. Хотела бы я, чтобы он оставил мне возможность выбора. Но выбора нет, как нет и Брэда…