Алмаз. Книга вторая

– Не буду читать тебе лекции о добре и зле, – прочистил Костя пересохшее горло, – о «тварях дрожащих и право имеющих». Не могу сказать и, более того, понятия не имею, – медленно, шаг за шагом, приближался ко мне, – как бы я поступил, оказавшись на твоем месте. Возможно, струсил бы. – Преодолел последнее разделяющее нас расстояние и вернул в свои объятия, – но одно я знаю точно – я люблю тебя. А остальное пусть катится к черту!

Больше похоже, что это я на короткой ноге с его приспешниками.

– А если я скажу, что иногда меня одолевают демоны прошлого, – никогда не была на исповеди, но думаю, сейчас это была она самая, – накрывает безотчетная паника? Что если ты спросишь меня, сожалею ли о содеянном, я не смогу уверенно ответить «да»? И я до сих пор не знаю, встань передо мной вновь выбор, поступила бы иначе?

Я показала свою темную сторону, и теперь дело было за Костей. Готова была принять любое его решение.

– Все равно люблю, – казалось, его ни сколько не напугали мои слова.

– Почему? – мне была непонятна его доброта. – Сам говорил, что веришь поступкам, а не словам. Вот тебе поступок.

– Я уже говорил: храбрый поступок, – не побоялся повторить, не смотря на то, как я отреагировала в первый раз на эти слова.

Вот то в нём, что всего несколько минут назад раздражало меня, теперь вызывало улыбку и заставляло сжиматься сердце от нежности. Как такое возможно? Это какой-то необъяснимый наукой феномен Константина Соболева. Эффект «Кит-Кат»?

Все боялась, что мой секрет разрушит наши с Костей отношения, но сейчас делала это собственными руками. Не за что спустила на парня всех собак. Его единственной ошибкой было то, что он выбрал не ту девушку, влюбился в не ту.

– Прости, – покаянно склонила голову. В ней еще была куча тараканов, что давно нашли там пристанище, и я мечтала махом разогнать их всех, рассказав о прошлом. – Долгие годы я наблюдала за отношениями родителей. Может, они были неидеальными (бывали и ссоры), но они любили друг друга. По-настоящему. Я видела, что случилось с мамой, когда мы потеряли отца. Не знаю, как она держалась, как находила силы поддерживать и нас с Максом. Однажды, спустя много месяцев после похорон, я застала ее в спальне. Она держала в руках папин свитер, задумчиво разглядывая его. Аккуратно стряхивала с него несуществующие пылинки, потом поднесла к лицу, вдохнув его запах, и зарыдала. Так отчаянно, безутешно. Не хотела, чтобы она знала, что я видела ее такой и сбежала из дома. Тогда я решила, что никому не позволю разбить мое сердце. Лучше не любить, чем так страдать. Знаю, это трусливая позиция, но я не хотела больше боли.

Костя молчал, долго молчал. Наверное, наконец, осознал, что он не тот человек, который убережет меня от обид и разочарований. С ним, как не с кем другим, мне скорей всего грозит все это пережить. Но теперь поздно о чем-то сожалеть, я уже зашла в эту реку и еще немного и окунусь в омут с головой. Я знала на что шла, и все равно отправилась в это опасное приключение. Наконец, я поняла, что же так рьяно мама все эти годы пыталась до меня донести: любовь стоит того, чтобы рисковать.

– Я рано, будучи еще совсем зеленым, – тихо заговорил Костя, а его взгляд был устремлен куда-то вдаль, – привык к публичности, к вниманию. Привык рассказывать обо всем, что со мной происходило в моей жизни, – голос звучал уже более уверено. – Как правило, это была полнейшая хрень: неудачные романы, разгульные тусовки. О таком можно поведать всей стране – ерунда. – Он перевел взгляд на меня:– Но то, что между нами, должно быть неприкосновенным. – Казалось, каждое его слово было произнесено только для меня и должно быть услышано только мной и ни кем иным. – Не хочу, чтобы тебя обсуждали, не хочу выставлять тебя на обозрение, как вещь. Никаких интервью, никаких Премий. Ты только моя, а любопытные пусть найдут себе щелочку в другой двери и подглядывают еще за чьей-нибудь жизнью.

Похоже, у Кости произошла значительная переоценка жизненной позиции, да и я за последние месяцы стала более гибкой во многих отношениях. Постепенно мы меняли друг друга. Нет, не подстраивались, в каких-то моментах переступая через себя, а помогали расти над собой, шлифуя, как необработанный алмаз, все неровности характера. Хотелось надеяться, что мы делали друг друга лучше. Мне это точно было необходимо.

– Что будет с прессой? – меня волновало, что журналисты теперь с еще большим рвением начнут на нас охоту. – Тебя изведут вопросами. Как мы выберемся из этого скандала?

– Для репортёров у меня один ответ, – хитро улыбнулся. – Без комментариев.

– Это ты-то и без комментариев? – не верила, что такой словоохотливый человек, как он, будет спокойно помалкивать в сторонке.

– Без комментариев, – пожал плечами.

– Ты что на мне испытываешь свою систему? – меня начало веселить его дурачество.

– Без комментариев, – заладил как попугай.

– Я люблю тебя! – выбила его из колеи.

– Без… – оборвал фразу на полуслове, когда до него дошел смысл сказанного мной. – И я тебя.

Настала моя очередь веселиться:

– Без комментариев, – подняла ладони вверх, отстраняясь от него.

– Издеваешься? – прищурил глаза.

– Без комментариев, – повторила, но уже с другой интонацией, будто силилась что-то объяснить, говоря на незнакомом ему языке. – Без комментариев, – и смотрела на него как на дурака.

И даже когда я, смеясь, убегала от него, а он загнал меня, как охотник дикую лань, и, закинув на плечо, занес в дом, и на вопрос друзей о том, что вообще происходит, мы в один голос ответили:

– Без комментариев!

Я думала, что с этого дня моя жизнь изменится, причем в худшую сторону, но все сложилось как нельзя хорошо.

Конечно же, первой позвонила мама и просила не принимать близко к сердцу поднявшуюся шумиху. Когда она закончила успокаивать и утешать, принялась нелестными выражениями отзываться о тех, «у кого только совести хватило» из нашей семейной драмы сделал телевизионное шоу. Беспокоясь о ее бедном сердце, попыталась отвлечь рассказом о том, как все воспринял Костя. И как следствие, мне долго пришлось выслушивать лекцию о «хорошем мальчике», но теперь это вызывало у меня только улыбку.

Стоило только положить трубку, как позвонил Макс. Этот давал обещания найти моих обидчиков и расправиться с ними по-мужски. От правосудия Максима Кирова никому не уйти!

Но больше всего меня беспокоила реакция Костиных родителей. Моя репутация в глазах Ольги Алексеевна была окончательно испорчена. Именно ее звонка я ждала со страхом, и когда это неизбежно произошло, и женщина лишь коснулась неловкой темы, ограничившись словами «назойливые папарацци из всего сделают сенсацию», с облегчением выдохнула. С тех пор я не сомневалась – она меня приняла.

Не обошли вниманием друзья и одногруппники. Они заявили, что не повелись на досужие сплетни и, вообще, «только дурак поверит желтой прессе». Я не собиралась их ни в чем переубеждать, полагая, что если они мои настоящие друзья, то правда ничего между нами не изменит. Даже Аня с Олегом были в курсе только части событий моего прошлого. Они знали лишь, что я трагически потеряла отца, а о большем и не спрашивали.

– Ну не свиноты?! – причитала в трубку Аня. – Я бы на твоем месте нашла гада, который это сделал, взяла бы его за яй….

– Я поняла! – не желала слушать продолжение этой, несомненно, шокирующей истории.

– Ничего ты не поняла, добрая душа! – подруга возмущалась, будто это на неприкосновенность ее личной жизни покушались. – Как всегда все спустишь гадам с рук! – ее мстительная натура требовала возмездия. – Позови-ка Костю, уверена, он поддержит меня, – окончательно отстранила меня от дела, взяв все под свой контроль.

– И не подумаю, – пресекла на корню попытку развязать войну с журналистами. – Все хорошо, – успокоила подругу, понимая, что она лишь беспокоиться обо мне, – правда, – самой было странно это говорить, но я чувствовала облегчение. – Так даже лучше, я, наконец, смогла все рассказать Косте.

Эти слова возымели на Аню действие, и ее праведный гнев чуть поутих.

– И твой Костик оказался настоящим прекрасным принцем, – тихо вздохнула, – не разочаровал и в этот раз. Черт, он что у тебя идеальный? – почувствовала крупинку зависти, но скорее белой.

– Нет, – вспомнила наш сегодняшний разговор с парнем и улыбнулась, – конечно, нет. Просто он любит меня, – от этих слов стало на душе тепло.

– Любовь-морковь, – устало, будто ей надоело выслушать про так называемые розовые сопли, пропела Аня. – Свадьба когда? – требовательно по-деловому спросила.

– Уступлю первенство вам с Олегом, – увильнула от скользкой темы.

– Я и Олег? Да никогда! – и тут же принялась «хвалиться» его новыми провалами в плане их отношений. – Ты не поверишь, что он выкинул вчера! Так вот, я…

В трубке раздался звук, сигнализирующий о второй линии – кто-то настойчиво пытался дозвониться до меня. Была только рада, что нашла повод не выслушать в адрес Олега обвинения. Заварили кашу под названием «отношения», пусть сами и разбираются. Я их предупреждала, что не буду рефери в их любовных игрищах.

– Ладно, Ань, не могу больше говорить, – взглянула на экран, – Лёша звонит, наверное, что-то важное. Пока! – прокричала, отняв трубку от уха, чтобы переключиться на другой вызов.

– С каких это пор он названивает тебе по вечерам? – последнее, что услышала от Ани прежде чем скинуть звонок.

– Лёш, ты мой спаситель! – обрушилась с благодарностями на парня. – Тебе нужен Костя? – не прерывала поток мыслей. – Он все еще на фотосессии, а телефон сел, – зачем-то выкладывала ненужные подробности. – Я передам ему все, что нужно. Говори, – приготовилась внимательно слушать и запоминать.

– Вообще-то я хотел поговорить с тобой, – первое, что сказал, когда я, наконец, замолчала и великодушно дала ему слово.

– Со мной? – растерялась. Раньше он не звонил мне без веских причин, и обычно они касались Костиных дел. – Уже все видел? – догадалась, предчувствуя еще один ободряющий и жизнеутверждающий разговор. – Сразу предупреждаю, в суд мы ни на кого не подаем! – рассудила, что он последует той же логике, что и Костя.

– Жаль, – сдержанно, по-другому, думается, он и не умел, рассмеялся, – очень хочется кого-нибудь засудить.

– Все вы, адвокаты, одинаковые, – шутя, пожурила парня, – все бы вам судиться. – Неожиданно для себя совершенно серьезно, произнесла: – Опасный вы человек, Алексей.

– Почему? – вернулся холодный тон.

– Люди, что в жизни руководствуются логикой и разумом, в момент, когда в игру включается сердце и чувства, не могут справиться с ситуацией. Теряются и совершают глупые ошибки.

– И подлые поступки? – усугубил ситуацию, доводя до крайности. Иногда казалось, что для него существует только черное и белое, и никаких оттенков. Закон либо нарушен, либо нет.

– Возможно, – по себе могла судить, что люди способны на многое, даже на то, чего сами от себя не ожидают.

– Боишься меня? – последовал резонный вопрос.

Примечания