Девушка лучшего друга

Глава 8

Слава

 Бывают такие дни, когда хочется, чтобы тебя положили в мягкую кроватку, укутали теплым пушистым одеялом и не кантовали. Что бы ни происходило за окном: град, дождь или разрушительное цунами. Или, в качестве альтернативы, – похоронили за плинтусом и развеяли пепел по ветру.

Так вот сегодня у меня именно такой день, когда не помогает ни вторая чашка чернющего американо, ни висящая дамокловым мечом перспектива завалить предмет.

И я снова широко, душераздирающе зеваю, пытаюсь собрать себя в кучку и вставить в сложный текст на иностранном языке недостающие слова. Но Лидкина буйная трескотня отвлекает, звуча в ушах, как удары огромного молота по наковальне.

– Ты в курсе последних новостей? Полинка на новенького запала. И уже умудрилась узнать, где он раньше учился, у кого тренировался и почему перевелся!

Теперь сна ни в одном глазу. И да, поздравляю, Летова, ты меня достала!

Я слишком сильно нажимаю на ручку так, что посередине строки образуется кривой длинный росчерк, и недовольно брякаю, отрываясь от несделанного домашнего задания.

– Она не в его вкусе.

Окунувшись в подозрительную тишину, я резко вскидываю подбородок и встречаюсь с удивленными глазами цвета бутылочного стекла, понимая, что выдала себя с потрохами. Прозрачнее было разве что написать на собственном лбу, что Громов мне не безразличен.

Вот ни разу не палишься, Аверина. Ага.

– Почему? – Лидка вцепляется в мое заключение, как бульдог в сахарную косточку, и нервно ерзает на неудобной скамье, выдавая высшую степень возбуждения. Мне же приходится глубоко выдыхать и цеплять на лицо максимально отстраненную маску.

– Да по нему сразу видно, что он парень нормальный и вряд ли оценит силиконовую куклу барби.

Скептично хмыкнув, я намекаю на тюнинг губ, носа и бровей, сделанный Паниной на деньги отца-прокурора, и снова утыкаюсь в тетрадку, притворяясь, что сплетни о Тимуре меня совершенно, вот ни капельки не волнуют. Правда, вся моя игра проваливается с треском, стоит только Громову появиться на пороге аудитории.

Ручка выскальзывает из моих пальцев, катится к краю стола и, не встретив никаких препятствий, падает на пол с глухим стуком, пока я пытаюсь не утонуть в чертовых голубых океанах. И не сразу замечаю, как огибающий Тимура Шилов взлетает вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и перегибается через парту, практически нависая надо мной.

– Это тебе! – перед моим носом материализуется характерная для ювелирных украшений коробочка, заставляющая чувствовать себя предельно неуютно под обстрелом десятков любопытных глаз.

Вот спасибо, Кирилл, удружил!

– По-моему, это преждевременно, – я отстраняюсь так далеко, насколько могу, вжимаясь лопатками в твердую спинку скамьи, и мысленно считаю до десяти и обратно, чтобы не сорваться и не стукнуть наивного товарища конспектами по темечку.

– Тьфу ты, Славка, это не то о чем ты подумала! – довольно ухмыляется этот балбес и под восхищенные вздохи изумленной публики пытается всучить мне изящный браслет, который стоит примерно как пол моего автомобиля.

– Кир, ты с ума сошел? Я его не возьму!

Я звучу чуть громче и чуть истеричнее, чем рассчитывала, пытаясь откреститься от красивого, но совершенно неуместного подарка. И не знаю, как в двух словах донести до друга, что подобные финты лучше претворять в жизнь без свидетелей. Чтобы одному не было мучительно больно, а другому – мучительно стыдно.

Я кожей чувствую раздражение Шилова, грозящее перерасти в самую настоящую злость, и готовлюсь к очередному раунду словесных баталий. Когда в сознание врывается спасительный бархатный голос и окутывает необходимым теплом от макушки до пят.

– Станислава, я тут с домашкой не разобрался. Объяснишь? – Тимур уверенным жестом отодвигает уронившую челюсть Летову, чтобы занять свободное место рядом со мной. Тянет уголки губ в обезоруживающей улыбке и, к моему превеликому счастью, упорно игнорирует семафорящего Кира.

– Конечно.

Рядом с надежным решительным Громовым я чувствую себя маленькой девочкой, которой не нужно ничего никому объяснять и, уж тем более, доказывать. Можно просто спрятаться за его широкой крепкой спиной и издалека наблюдать за развитием событий. Что я и делаю, раскрывая перед парнем свою тетрадь и отрешаясь от всего остального мира.

Как ни странно, в его присутствии пустующие пробелы легко заполняются, правильные глаголы находятся, как по волшебству, и я больше не кажусь себе непроходимой дурой.

Пара, в общем-то, проходит нормально, если не считать постоянно шушукающихся впереди сплетниц, то и дело оглядывающихся на нас с Тимуром. Да гневно пыхтящего Кирилла, расположившегося позади и ищущего любой предлог, чтобы меня отвлечь. Правда, его шаманские пляски с бубном прекращаются ровно в тот момент, когда сосредоточенная Ольга Аркадьевна отрывается от плана лекции и обращается к чересчур активному Шилову, предлагая ему выплеснуть накопившуюся энергию у доски.

На ближайшие полчаса мы расслабляемся, потому что поймавшая кураж Игнатьева вцепляется в выбранную жертву, как удав в несчастного кролика, и с энтузиазмом маньяка гоняет нерадивого студента по всему материалу, который давала нам с прошлого семестра. И мне даже на долю секунды становится жаль товарища, но я вовремя прикусываю язык, не собираясь грудью бросаться на амбразуру. Своя рубашка, как говорится…

– Слав, не забыла? – в разгар экзекуции безжалостного препода над побагровевшим Кириллом шепчет Громов, случайно (или нет?) задевая губами мочку моего уха. И мне уже становится все равно и на мучения Шилова, и на сидящую через проход Панину, препарирующую нас с Тимуром пронзительным взглядом, и на ошалело раскрывшую рот Летову. Единственное, что я сейчас могу произнести непослушными губами – это сиплое рваное.

– О чем?

– О том, что сегодня вечером ты обещала мне свидание.

От обуревающего меня предвкушения хочется забраться прямо на парту, исполнить в присутствии толпы однокурсников сумасшедшую джигу-дрыгу и крикнуть что-нибудь емкое и не вполне цензурное. Получить за это выговор от суровой Ольги Аркадьевны и отправиться в деканат объяснять, что подвигло старосту лучшей группы на такие экзерсисы.

Но я держусь, отрицательно качнув головой, и старательно вывожу на последней странице тетради «Куда пойдем?». Громов не спешит проливать свет на ситуацию, а я не успеваю подвергнуть его допросу с пристрастием, потому что пара заканчивается неожиданно быстро для нас с Тимуром. Студиозы длинной вереницей тянутся к выходу, Летова намеренно долго укладывает канцелярские принадлежности в стильный дизайнерский рюкзак, а замученный Кирилл намеревается к нам вернуться. Правда, у профессора Игнатьевой на его счет другие планы.

– Пойдем, Шилов, поможешь разложить пособия. Заодно дополнительное задание получишь.

Наш общий друг испускает свистящий обреченный вздох и послушно плетется за монстром в обличие преподавателя, пока я прячу лицо на груди у Громова и громко нагло смеюсь. И нет, за подобное поведение и отсутствие жалости к ближнему своему мне ни капельки не стыдно. Будет в следующий раз думать прежде, чем девушкам сомнительные подарки дарить.

С этими мыслями я покидаю аудиторию, пересекаю коридор и, забравшись на подоконник с ногами, с интересом наблюдаю в окно за развернувшейся снежной баталией и завидую высыпавшим на задний двор первокурсникам белой завистью. Давно мы так с Лидкой не отрывались!

Я рисую пальцами на стекле какие-то абстрактные узоры и позволяю себе раствориться в легком прикосновении Тимура к моему запястью, от которого невыразимая нежность затапливает изнутри. А сердце стучит с перебоем, выдавая всю степень моего волнения. До сих пор не соображаю, почему меня так сильно ведет, когда Громов рядом.

– Кофе будешь? – спрашивает он едва слышно, а я не могу отказаться даже под страхом смертной казни.

Знаю, что мятный капучино с корицей обязательно выйдет мне боком, потому что за нами с Тимуром пристально следят Панина и ее свита. Но все равно соглашаюсь, отправив все аргументы к чертям.

Глава 9

Тимур

Я влетаю в буфет на третьей космической и нагло пристраиваюсь к стоящему в начале очереди Темычу из сборной по плаванию, игнорируя косые взгляды остальных ребят. Осуждающие шепотки меня не волнуют совершенно, и уже через пару минут я становлюсь обладателем картонного стаканчика со сносно пахнущей жидкостью внутри.

Бросив товарищу что-то отдаленно напоминающее благодарность, я выскакиваю в коридор, ловко огибаю застывшую около дверей блондинку, вещающую что-то про «составить компанию», и возвращаюсь к задумчивой Славе.

– Спасибо.

Наши пальцы соприкасаются, когда я передаю причитающийся ей напиток, и отчетливо чувствую, как что-то замыкает в башке. Мозги в считанные секунды превращаются в кисель, мысли перестают быть связными, а ладони сами ложатся на подоконник рядом с бедрами Авериной. И мне глубоко плевать, как это все смотрится со стороны.

Я жадно слежу за тем, как осторожно она цедит горячий капучино и блаженно жмурится от расползающегося по телу теплу. Послушно киваю головой в ответ на ее вялые, совсем не убедительные попытки отчитать меня за провокационную выходку на паре. И нет, я не считаю, что мои губы были в непозволительной близости от ее шеи.

– Тимур! Ты совсем меня не слушаешь! – упрекает меня Стася, отставляя полупустой стаканчик в сторону, и хватается за края моей расстегнутой толстовки. И вот теперь я, действительно, с большим трудом ее слышу. – Между нами все так быстро закрутилось, что я ощущаю себя Алисой, угодившей в кроличью нору.

– Рано или поздно все встанет на свои места и выстроится в единую красивую схему, – говорю я словами писателя и, стерев с уголков Славиных губ пенку, нехотя от нее отрываюсь, чтобы напоследок лукаво ей подмигнуть. – До вечера, принцесса.

А в раздевалке меня уже ждет злой и хмурый Шилов, явно что-то не поделивший с милейшей преподавательницей. Он сердито сопит и сосредоточенно вертит в руках злополучную коробочку с украшением, от которого отказалась Стася.

– Слушай, вот что еще этим бабам надо, а?

Щепотку понимания, капельку восхищения и жгучий требовательный поцелуй, сбивающий с ног.

Но об этом, само собой разумеется, я приятелю не сообщаю, деланно пожимая плечами и второпях стаскивая с себя верхнюю одежду. Так же стремительно натягиваю плавки, цепляю очки и прохожу мимо Кирилла, когда он меня тормозит, окатывая одержимостью, плещущейся на дне темно-карих глаз.

– Ну, правда! Я ведь не урод. И тачка у меня есть, и бабки. В кафе там сводить, безделушку купить. Да хоть миллион алых роз! Чего ей не хватает, а?

– Быть может, банального притяжения? – ляпаю я раньше, чем срабатывает внутренний ограничитель, и морщусь.

Потому что Кирюхе на фиг мое откровение не тарахтело. Ему нужно было что-нибудь вроде «она обязательно тебя оценит» или «ты реально крут, бро», а не моя грубая голая правда. И вроде бы надо заткнуться, но я продолжаю нестись вперед, как набравший ход паровоз.

– Мой тебе совет, Кир, оставь Славку в покое и переключись на кого-то другого.

Судя по сведенным к переносице бровям, выгоревшим от пребывания друга на курорте в Арабских Эмиратах, а также крепко сжатым кулакам, Шилов не то, что не согласен с предложением, а готов затолкать неприятные слова мне прямо в глотку.  И это его поведение вызывает глухой ироничный смешок, слетающий с моих губ.

С самого детства Кирилл привык получать все, что его душе будет угодно. Лучшую игрушку, навороченную приставку, дорогущий гаджет – не важно. И тот факт, что что-то во Вселенной может происходить против его воли, сейчас вряд ли укладывается в его бедовой голове.

– Громов! Шилов! А вам, что, особое приглашение на тренировку нужно? Так я сейчас выпишу! – раскатисто гаркает Алексеич, и мы с другом срываемся с места, обгоняя друг друга на поворотах и опасно скользя по мокрому кафелю.

Неприятный разговор снова откладывается, и я вхожу в воду практически без брызг, давая себе последнюю отсрочку. Обязательно признаюсь Кирюхе, что связывает нас со Станиславой, после того, как отметим его день рождения.

На этот раз родная стихия не приносит должного облегчения, а напряжение между нами с Шиловым продолжает расти. Выливаясь сначала в стремление опередить друг друга на финише, а потом – в перекрестившиеся тяжелые взгляды в раздевалке. И впервые с нашего знакомства в детском лагере, когда я вмешался в неравную драку Кира с другими мальчишками, мы с товарищем выходим из здания университета порознь. Он направляется к припаркованной за углом тачке, я же устремляюсь к аллее, ведущей к подземке. Потому что делить тесное пространство авто, когда мы оба на взводе, вряд ли хорошая идея.

Правда, долго думать об обидах Кирилла не получается, потому что через каких-то полчаса из подъезда элитного жилого комплекса выныривает Слава, одетая в длинное пальто кремового цвета и сияющую широкую улыбку. Зажигающую меня неподдельным счастьем и предвкушением чего-то невероятного.

Мы с ней добираемся до ближайшего кинотеатра, перебрасываясь ничего не значащими фразами и историями из прошлой жизни. Сдаем верхнюю одежду в гардероб и, предъявив электронные билеты уставшей девочке-контроллеру в мешковатом сером платье, поднимаемся на последний ряд. И Стася не упрекает меня за выбранные «места для поцелуев», обольстительно отправляя в рот облачко воздушного карамельного попкорна.

– Я так давно не была на свидании, что забыла, как может быть здорово куда-то пропасть и выключить телефон, – искренне выдыхает она, прижимаясь щекой к моему плечу. А я позволяю себе переплести наши пальцы и сказать, как замечательно она выглядит в этом светло-бежевом кардигане и черных обтягивающих брюках с кожаной полоской сбоку.

На экране разворачивается захватывающее действо, но я вряд ли могу уловить сюжет, упиваясь близостью Славкиного изящного тела, любуясь ее гладкими распущенными волосами и балдея от запаха земляники, перемешанного с шоколадом.

Пожалуй, стоило оставить позади неудачные отношения, чтобы со всего маха влететь в девчонку, от которой фейерверки разрываются в груди.

Она очаровательно прикусывает нижнюю губу, а еще чуть подается вперед и непроизвольно стискивает мои пальцы, когда кинолента радует нас очередным непредсказуемым поворотом. И я не могу удержаться от соблазна притянуть девчонку ближе к себе и уткнуться носом в ее тонкую шею, беспечно пропуская развязку фильма.

– А как вы с Кириллом познакомились? – спрашиваю я у Славки, пока мы стоим в очереди в гардеробной, и чуть сильнее сжимаю руки, покоящиеся у нее на талии. Тем самым невольно демонстрируя взыгравшие собственнические инстинкты, требующие разузнать все детали, касающиеся взаимоотношений Авериной с Шиловым.

– Ты же в курсе о его легендарном везении? – ухмыляется Стася, поворачивая мои ладони вверх и нежно, невесомо их поглаживая. Дождавшись моего утвердительного кивка, она смешно морщит нос и, проглотив еще один смешок, рассказывает. – Он умудрился опрокинуть на меня чай в столовке, а заодно залить конспекты и журнал посещения.

– Странно, что он вообще после этого выжил…

Вручив пухлой угрюмой женщине номерки, я забираю у нее нашу одежду и помогаю Славе влезть в рукава ее длинного теплого пальто. Быстрым движением накидываю свою куртку и, не застегиваясь, выхожу на освещенный пятачок перед кинотеатром. С наслаждением запрокидываю голову вверх и ловлю языком снежинки, срывающиеся с пасмурного серо-синего неба.

– Заболеешь, – шепчет Слава, напрасно пытаясь запахнуть полы моей кожанки, но я ее останавливаю и снова тону в омуте ее блестящих серо-стальных глаз, как в первую нашу встречу.

– Не-а.

Поддавшись порыву и захлебнувшись в эйфории, я беру ее лицо в ладони, медленно обрисовывая пальцами ее скулы и восхищаясь точеными чертами. А потом набрасываюсь на Славкины приоткрытые губы диким поцелуем, мешая наши дыхания и выпивая ее до самого дна. Чтобы снова наполнить теплом, адреналином и нестерпимым желанием.

Мимо нас снуют многочисленные прохожие, заматывая носы в шарфы и пряча руки в перчатки, но нам со Стасей не холодно. Нас обоих захватил пожар, пустивший жидкий огонь по венам и разгорячивший кровь. Еще чуть-чуть, и снег под нами растает и превратится в одну большую лужу.

Окончательно потеряв голову от Станиславы, я притягиваю ее ближе к себе, выбивая рваный вздох из ее груди, и совсем не хочу отлипать от девчонки, не сразу складывая в слова доносящиеся до моего слуха разрозненные слоги.

– А Кирилл знает, что ты его девушку кхм…того?

Глава 10

Слава

 Мерзкий ехидный голос вклинивается в мою Вселенную, где все сейчас идеально, и заставляет отпрянуть от Тимура и обернуться через плечо. Чтобы заметить недалеко от входа в кинотеатр вальяжного Ефима Абашина, с повисшими на нем с двух сторон кралями. Высокими, длинноногими, взгромоздившимися на ужасно неудобные жуткие шпильки и вырядившимися в экстремально короткие платья совсем не по погоде. Как будто совсем не боятся подхватить воспаление легких и слечь с простудой.

Я критично оцениваю это блестящее «великолепие» и, поставив «неудовлетворительно» по своей шкале, уныло вздыхаю, выпуская в воздух облачко пара. Делаю шаг вперед, возвращаясь в надежные объятья Громова, и прячу лицо у него на груди. Бьюсь об заклад, уже завтра «золотой мальчик» разнесет по потоку сплетни, приправив их выдуманными пикантными подробностями. А я совсем не хочу превращать свою личную жизнь в достояние общественности. Эх.

– А ты не суй свой нос, куда не просят, Абашин. Целее будешь, – обманчиво безразлично бросает Громов, крепче прижимая меня к себе и не оставляя сомнений в природе наших отношений, а я чувствую, как напрягаются мышцы его пресса под моими пальцами.

– И что ты мне сделаешь, интеллигент? – уверенный в своем превосходстве Ефим гадко смеется, ковыряя носком дорогих туфель небольшой сугроб, а мне очень хочется поправить корону у него на голове. Желательно, лопатой.

– Например, солью Игнатьевой, что это вы со Слонским взломали комп у нее на кафедре. Или поделюсь с Пановым, кто разбил аквариум с его любимыми рыбками и куда делись его кубинские сигары. А, может, позвоню в Администрацию и сообщу, что сын Абашина употребляет запрещенные вещества? – Тимур иронично вскидывает бровь, расслабленно водя ладонью вдоль моего позвоночника, пока я наблюдаю за тем, как медленно, но верно с лица Ефима сползает самодовольство, сменяясь злостью, раздражением и… испугом?

– Ты не посмеешь, – растерянно блеет троечник, растерявший весь лоск и представший посмешищем перед своими спутницами. И мне его совсем, вот ни капельки не жаль.

– Ты не лезешь в мои дела, я не лезу в твои. Идет? – пожимает плечами Громов, лишив оппонента выбора, и утягивает меня за собой, подальше и от застывших каменными изваяниями фигур, и от затеявших игру в снежки детей, высыпавших из здания, и от их мамаш, собравшихся в кучку и бурно обсуждающих последние тренды в воспитании этих самых чад.

Оставив за спиной поверженного Абашина и растаявшие, как дым, проблемы, мы неторопливо бредем по заснеженным улицам, вдыхая морозный воздух, и тихо счастливо смеемся. Заглядываем по пути в парк, где на открытой площадке красуются ледяные скульптуры, и какое-то время любуемся творениями неизвестного художника. А еще делаем десяток дурашливых селфи, которые я обязательно буду пересматривать, оставшись одна в квартире.

Налюбовавшись уличным искусством и слегка замерзнув, мы заруливаем в небольшую уютную кофейню, занимаем самый дальний столик в углу, куда почти не попадает свет, и заказываем две огромных порции фирменного какао с маршмеллоу. Чтобы через десять минут размеренно цедить горячий сладкий напиток, греть руки о темно-коричневые керамические чашки и тереться друг о друга носами, совсем как наивные влюбленные школьники.

Счастье витает в окружающем нас пространстве, оно оседает блестящими искрами на кончиках пальцев и наполняет изнутри. И мне совсем не хочется гадать, что нам с Тимуром готовит грядущий день. Особенно, когда Громов перетягивает меня к себе на колени, утыкается носом в мою ключицу и, сдвинув тонкую ткань вязаного кардигана, устраивает ладони у меня на талии. Отчего истома проникает в каждую клеточку тела, а в голове плывет пряный хмельной туман.

Впервые я так сильно погружаюсь в человека и млею от затапливающей меня нежности и симпатии. Касаюсь губами его виска, путаюсь в чуть влажных от растаявших снежинок волосах и совсем не боюсь раствориться в Тимуре окончательно. Потому что знаю, что он меня обязательно подхватит.

– Ты страшный человек, Громов, – смотрю в его серьезные льдисто-голубые глаза, намекая на то, что сегодня он играл грязно. И с удивлением обнаруживаю, что меня это совершенно не возмущает.

И куда делась правильная благоразумная староста?

– Ты даже не представляешь, насколько, – ухмыляется он, дернув уголком рта, и выписывает на моей коже замысловатые узоры, из-за которых дар речи покидает меня всерьез и надолго. И я совсем не хочу слезать с удобных теплых колен, когда за нами приезжает вызванное Тимуром такси.

В салоне автомобиля уютно и темно, отчего я чуть было не засыпаю, тесно прижавшись к боку Громова. Нам обоим сейчас не нужны слова, достаточно невидимых нитей притяжения, связавших нас с первого дня знакомства.

И я бы обязательно продлила эти чудесные мгновения, если бы могла, но вскоре мы достигаем конечного пункта, и с волшебством приходится прощаться. Будучи если не благородным джентльменом, то истинным питерцем, Тим провожает меня до двери квартиры, не заботясь о деньгах, которые придется заплатить терпеливому водителю за простой. Запечатывает упоительным жадным поцелуем мои губы и, соорудив напоследок из моих волос воронье гнездо, скрывается в лифте, пока я пытаюсь унять участившееся сердцебиение глубокими длинными вдохами.