Эфемерность
Проходит часа два (настолько мне нравится вода), прежде чем, завернувшись в халат, я набираю на телефоне номер Полины.
– Майя? – тут же угадывает она, и я в который раз удивляюсь:
– Откуда знаешь?
Она усмехается в трубку, но не признается. Этот секрет откроется мне случайно несколькими днями позже. Тогда, позволив студенту выйти в коридор, чтобы ответить на звонок, я, наконец, пойму: других знакомых, использующих домашний телефон в качестве основного средства связи, у Полины попросту нет. Как у меня нет ни сотового, ни компьютера, и пользоваться интернетом меня никто не научил.
– Уже проверила свои тетрадки? – спрашивает Полина.
В трубке слышно, как стучат по клавишам ее пальцы и время от времени щелкает кнопка мыши.
– Нет еще, что-то не хочется, – признаюсь я, накручивая провод на палец.
Становится чуточку стыдно, чувствую себя не совсем добросовестным преподавателем. Но работать после тепленькой, расслабляющей ванны совсем не охота.
Однако Полина и не собирается меня отчитывать.
– Супер! У меня для тебя кое-что есть! – Она выдерживает интригующую паузу. – Две новые серии «Однажды в сказке»!
– Ух ты! – От избытка чувств голос переходит в радостный писк.
– Ага, раньше, чем увидишь по телеку. Полезно дружить с интернетом. И со мной ха-ха-ха!
– Ты лучшая! Все, я тебя жду, у нас есть еда!
Она тащит ко мне ноутбук за тридевять автобусных остановок, и на ближайших несколько часов наш дом озаряется голубоватым свечением технического прогресса.
Мы с Полиной коллеги. Вообще-то, она старше меня на семь лет, о чем сложно догадаться по ее внешности, поведению или семейному статусу. Порой ко мне приходит осознание, что кроме совместных «форточек» в колледже и любви к сериалам у нас мало чего общего. Но я все равно испытываю к ней теплые чувства.
– А где мамочка? – с порога спрашивает гостья немного язвительно – обычное дело, когда речь заходит о Лиле.
Я знаю: мнение Полины касательно моей соседки по квартире не самое лестное, хотя, какие бы аргументы ни прозвучали в его пользу за время нашего знакомства, я так и не смогла понять, в чем причина такого отношения.
– Лиля ушла.
Полина вынимает из сумки яркие, блестящие баночки с лаком для ногтей и выставляет их на стол рядом с ноутбуком.
– Значит, нам никто не помешает?
А, ну точно, как я могла забыть. Лиля утверждает, что мне вредно смотреть сериалы. И дружить с Полиной, соответственно, тоже. Иногда она действительно напоминает сердобольную мамочку.
Полина колдует за ноутбуком, а когда на экране появляется картинка, берет в руки одну из красивых баночек. Мы устраиваемся поудобнее на диване, и она приступает к работе. Ее способности к рисованию просто поражают; с любым материалом, будь то акварель или карандаш, холст или бумажная салфетка, стены квартиры или часть человеческого тела, – Полина легко справляется со всем. Так что за две просмотренные серии мои ноготки (как на руках, так и на ногах) разрисованы чудны́м узором мне под стать.
– Ну, будто прямиком из салона красоты! – восхищенно выдыхаю я, разглядывая результат Полининых трудов.
– Да у тебя такая здоровская форма ногтей, что любой мастер сам тебе заплатит, чтобы с ними поработать! – отвешивает подруга комплимент, непременно вгоняя меня в краску.
Такая вот предательски неудобная способность – по любому поводу с легкостью заливаться румянцем.
– Да ну, у меня самые обычные ногти! Это ты замечательно рисуешь, вот они и выглядят так чудесно. Тебе не обидно, что твой талант пропадает?
– Почему же пропадает? Я красиво студентам в тетрадках неуды рисую!
Полина смеется и добавляет тоном пожившей жизнь тетушки:
– Да и талант тебя счастливой не сделает.
– Почему? – наивно вопрошаю, на мгновение забыв про белый тоненький след на загорелом безымянном пальчике правой руки Полины – неоспоримый повод для горечи в ее голосе.
– Потому что в ночи не обнимет.
Тема любовных отношений не сильно меня заботит, сказать мне об этом нечего, так что я пожимаю плечами:
– Ну, не знаю, меня в ночи никто не обнимает, но мне неплохо живется. А вот таланта нет, и жаль.
– Еще бы, – хмыкает Полина, – у тебя и так жизнь кипит: ребенок вон на подходе, кавалер в порванных кедах пасет на переменах, а дома – Лиля, хранительница очага. Да у тебя талант притягивать к себе людей!
– Это еще что значит?
– Ну а где я не права? Лиля тебе то ли мать, то ли старшая сестра, вообще непонятно кто, но точно больше, чем подруга. Может, она скрывает от тебя что-то? Может, она внебрачная дочь твоего отца, вот и объявилась в твоей жизни так внезапно, решила воссоединиться с семьей?
– Внебрачная дочь?
– Ну а что! Думаешь, такое только в сериалах бывает?
Пока я озадаченно обрабатываю поступившую информацию, лицо Полины выражает недоброе: видно, что придумала еще что-то из ряда вон выходящее, самодовольничает и уже готова потешаться надо мной с новой силой.
– А может, она и вовсе хочет занять твое место, позавидовав твоей жизни! Сживет тебя со свету, присвоит твое имя, ребенка, и не поминайте лихом Майю Львовну!
– Ты что! Да разве на такое кто-то способен! – отрицаю я на полном серьезе, пока Полина катится со смеху.
А ведь знает про мою внушаемость и что я в любую сказку готова поверить, даже если понимаю всю абсурдность повествования.
– Способен, способен, – утирает проступившие слезы гостья. – Ты бы в интернет зашла, почитала, какие там истории рассказывают. В мире много чего бывает, как-никак две тысячи десятый на дворе, человечество вошло в новое десятилетие! А у тебя вон… телефон с диском!
А потом Полина просто оставляет меня наедине с этими смутными мыслями, посеянными ею, и уходит на остановку, прихватив свои вещички. Последний автобус, на котором она может уехать, отправляется около полуночи. Я благодарю ее за хороший вечер и остаюсь одна. В отсутствие собеседников, способных отвлечь от мысленных картин своей речью, вновь разыгрывается воображение. Так я отправляюсь в постель: веки все время норовят опуститься, а под ними – Лиля, внебрачная дочь моего отца, пытается отнять у меня сына…
Я лежу в темноте и смотрю на длинный луч света, пересекающий пол от окошка до стены. Он отгораживает вход в комнату и бережет меня от всякой нечисти, способной сюда проникнуть в ночное время суток. Так говорит Лиля. И я уже настолько привыкла к этой мысли, что она кажется мне моей собственной.
Когда ее лицо возникает перед мысленным взором, я улыбаюсь. И в то же время грущу, ведь снова засыпаю в пустой квартире. Лиля опять меня обманула. Но она – тот луч света, который отделяет меня от опасного мира.
Так где же она сейчас?
03. ЛИЛЯ
– И все это ваше? – переспросил Маленький принц.
– Да, – отвечал король.
Ибо он был поистине полновластный монарх и не знал никаких пределов и ограничений.
– И звезды вам повинуются? – спросил Маленький принц.
– Ну конечно, – отвечал король. – Звезды повинуются мгновенно.
Антуан де Сент-Экзюпери
«Маленький принц»
Майя права: ближе к ночи становится холодно, и я с удовольствием надеваю толстовку.
– Одна из главных тем для обсуждения у сетевой школоты – связь представителей стороны зла с печеньем. Шутят, мол, переходите на сторону зла, у нас есть печеньки… У нас.
– Блин, как вообще произошла утечка? Кто сдал?
– Да случайно ляпнул какой-то дурак, вот и все. Пальцем в небо тыкал, а попал в яблочко. То есть в печеньку. Публика шутку благополучно скушала, а мысль об истинности утверждения и в голову никому не пришла.
– Блин, тупые людишки!
Сеня злится и слегка пинает ногой дерево, в тени которого затаился Илья. Макс сидит рядом со мной, с ногами забравшись на скамейку, время от времени косится в мою сторону. Я упорно делаю вид, что не замечаю траекторию его взгляда. Я единственная, кто не принимает участие в разговоре: тема, на мой взгляд, бессмысленная. А парни продолжают спорить.
Мы сидим в заросшем, заброшенном парке, не видевшем цивилизации, кажется, после года так двухтысячного, в окружении высоченных деревьев, успокоительно шелестящих листвой. Одинокий фонарь сияет над головами – такое чувство, будто единственный на всю территорию парка. Лишь круглая луна составляет ему компанию, и при взгляде на ночное небо создается впечатление, что наша планета обзавелась двумя спутниками вместо одного.
– Эй, детишки, вам, блин, не пора по домам? – гаркает Сеня, и я отрываю глаза от рисунка на моих кедах.
Мы все устремляем взгляд в сгустившуюся темноту парка, откуда доносится легкий шорох. Я поправляю очки. В отличие от безупречного зрения ребят, мои глаза не так зорки – позавидовать нечему. Но и я вскоре могу рассмотреть компанию захмелевших подростков, снующихся между деревьями. Они огрызаются, скручивают пальцы в недвусмысленных жестах. Видно, смелость их соответствует принятому градусу. Мне плевать на такие выходки. Избавиться от человека, тем более, когда он – пятнадцатилетний ребенок, не составит особого труда. А вот отмыть свою репутацию от крови и грязи этого ничтожества будет куда сложнее.
– Что?! Что вы сказали?! Так, блин, я не расслышал!
Только Сеня не был бы собой, если бы не рвался в бой. Глаза становятся красными – в тон слегка отросшим волосам. Губы растягиваются, обнажая звериный оскал. Он срывается с места; несколько прыжков – и лисом пропадает в черных, колючих кустах, взмахнув рыжим хвостом.
– Надеюсь, он не настолько дурак, – вздыхает Илья и достает из кармана кожаной куртки сигареты – ночь лишь начинается, а пачка уже на исходе.
Из темноты доносятся крики-писки, и теперь кусты шуршат в направлении выхода из парка.
Даже по меркам сверхъестественного мира нервы у Сени слабоваты. Но принимать успокоительные средства он в жизни не станет, говорит: «Эта отрава притупляет ум». А для охоты ум должен оставаться светлым. Я предлагала ему чай из вербены, мяты, боярышника и валерианы, но так и не добилась согласия.
– Он там что – сдох? – вопрошает Илья, и за издевкой-ширмой в его голосе слышатся нотки беспокойства.
– Он пережил бомбардировку Хиросимы, – усмехается Макс. – Правда считаешь, что парочка наглых детишек для него проблема?
И правда, все мы знаем историю о том, как Сеня влюбился в какую-то провидицу, тут же взял на себя обязанности мальчика на побегушках и, следуя каждому наставлению девицы, отправился в Хиросиму за неким волшебным снадобьем. Какое совпадение, что именно в это время там случился ядерный удар. Правда, Сеня до сих пор не верит, что это было ничто иное, как покушение на его жизнь.
Из кустов доносится слабый скулеж. Сперва я замечаю красные волосы, а уже потом из темноты вырисовывается их обладатель.
– Бли-ин, – протягивает он, щупая затылок. – Какая-то дура с перепугу шандарахнула меня бревном по голове!
Парни хохочут.
– А чего ты хотел? – пожимает плечами Макс. – Самозащита – обычное дело в таких ситуациях.
– Ну, так блин, я же не собирался ничего плохого им делать! Просто решил разогнать, пока тут еще безопасно.
– Безопасно? – смеется Илья – не столько с самой ситуации, сколько с очаровательно уязвленного и растерянного вида друга с листиками и веточками в волосах. – Злое зубастое чудище внезапно прыгает тебе на голову…
– Логично предположить, что в этот момент им движут только гуманные побуждения, – прибавляет Макс, поддразнивая Сеню.
Тот переминается с ноги на ногу, сунув одну руку в карман джинсов, другой продолжает потирать ушибленное место. И вдруг выдает со всей серьезностью, на которую способен:
– Не собирался я их есть! Хватит, блин, с меня проблем!
Ребята замолкают, и, готова поклясться, у каждого из них в тот момент в голове одни и те же мысли, одинаковые картинки.
В тишине ожидание снова становится неприятно волнительным. В этой компании отбросов на каждого приходится львиная доля беспокойства, только эти болваны хотя бы могут курить: Илья по новой перевязывает волосы на затылке, собрав те, чтобы выбились из пучка из-за приступа смеха, и снова блаженно затягивается; Сеня просит у друга сигарету, поддавшись нездоровой рекламе. Мне тоже хочется последовать его примеру, но я не могу: обязалась бросить и держусь с того самого дня, как Майя поселилась у меня в квартире. Макс в курсе моего акта самопожертвования, так что на протянутую Ильей пачку реагирует отказом. И снова косится на меня, будто ожидает признательности или хоть какой-то положительной реакции. Но я по-прежнему молчу. Он мнит себя моим спасителем, не понимая, что я ни за что не сорвусь, пока мои мысли заняты куда более сильным наркотиком, чем сигареты.
– Будешь?
Протягивает раскрытую пачку и ждет ответа, который так и останется не услышанным, прерванный резким взрывом песка и пыли от удара чего-то тяжелого, рухнувшего из-под темной небесной глади на землю в паре метров от нас.
– Твою мать, Ваше Величество!
Пыль еще не осела, лишает возможности что-либо разобрать, но Сеня уже торопится к месту катастрофы, где у деревьев обломаны могучие ветви и вырыт в земле котлован. Илья же предпочитает держаться на расстоянии, ждет, когда картинка прояснится, а мы с Максом подрываемся, но так и замираем, стоя на скамейке в нелепых, напряженных позах. Я натягиваю капюшон, щурюсь с прицелом в темноту, ожидаю нового выпада, оглядываюсь по сторонам, но не нахожу врагов. Макс не глядя заводит руку за спину и хватает ветку растущего позади дерева, с легкостью ломает ее, а, когда выбрасывает руку вперед, та превращается в длинный сверкающий меч.
– Ваше Величество! – доносится спереди.
Пыль понемногу рассеивается, и я вижу, как Сеня выковыривает вялое тело из земли.
Бросаюсь вперед, к Его Величеству, запрокидываю голову в поисках опасности. Крохотное белое пятнышко светится высоко в небе – звезда, которую не увидишь ни на одной звездной карте.
Проклятые небожители!
За ненадобностью снимаю капюшон и кричу оставшимся позади ребятам (Илья тоже уже успел принять боевую форму):
– Они ушли!
После падаю на колени по другую сторону от Его Величества и протягиваю руки, чтобы помочь выбраться из земли.
– Лиля права, – говорит он слегка охрипшим голосом и откашливается. – Как всегда права.
Его Величество хватается рукой за Сенино плечо и совершает усилие, чтобы сесть. Неугомонный правонарушитель с красными волосами злится, матерится и отчитывает свалившегося с неба хозяина, а сам не замечает, что слезы вот-вот хлынут из его глаз.
– Блин, тебе стоило смириться с моей участью и отдать меня им на растерзание! Это я совершил преступление – мне и расплачиваться жизнью! А теперь что? Работы на всю ночь – пока пересчитаешь твои косточки, все ли на месте! Ты же наш король, так какого хрена жертвуешь собой ради такого отморозка, как я?!
Его Величество сплевывает песок, терпеливо стряхивает пыль с одежды и темных волос, насколько это возможно, но никак не реагирует на Сенины слова, позволяя мальчишке высказать наболевшее. Неизменна лишь его улыбка. Черт побери, он всегда улыбается! Будь то самое опасное приключение, пережитое нами, из которого мы выходим живыми лишь по счастливой случайности, – он неизменно будет сверкать улыбкой направо и налево. Это, честно сказать, обескураживает и даже при осознании всей плачевности ситуации внушает небывалое спокойствие. Так что и я улыбаюсь. Дружески хлопаю по плечу Его Величество, убедившись, что все в норме, и поднимаюсь с колен.
У Макса с Ильей реакция аналогична моей. Только Сеня не замечает очевидного, продолжая тараторить чепуху про «королевское достоинство» и «зачем ради меня лицом в грязь», пока Его Величество, отряхнувшись, натурально не закрывает рукой его болтливый рот.
– Заткнись, – просит он по-доброму, с улыбкой, и у Сени глаза вдруг становятся шире, как от внезапного озарения. – Хочешь стать мучеником небожителей? Окей, в следующий раз я исполню твою просьбу. И даже позволю пересчитать мои кости, раз тебе это так нравится, лишь бы ты замолчал. Помнишь хотя бы, сколько их было в прошлый раз?
Сеня растерянно молчит, видимо, не веря своему счастью.
– Это он сейчас кудахчет, якобы ты зря его спас, – обнажает правду Илья и закуривает, но уже не от волнения, а от дурной привычки. – А весь вечер дрожал от страха lâche renard1.
Сеня и без того легко впадает в ярость, а заимствование слов из других языков, которыми, безусловно, владеет Илья, всякий раз окончательно его добивает, подчеркивая напыщенность друга. Он решительно смахивает руку Его Величества, заодно – проступившие на глазах слезы.
– Я не за себя дрожал!
Он толкает Илью в плечо, проходя мимо, но тот отзывается безучастно:
– Опять завелся…
И выдыхает вслед облако сигаретного дыма, словно вдогонку пытается коснуться Сениного затылка. Илья выше и крепче, нежели Сеня. Как человек. Но если бы ребятам вздумалось помериться силой в своих настоящих обликах, не факт, что победителем вышел бы именно он. Однако этого мы никогда не узнаем: на серьезную стычку члены одного семейства никогда не пойдут.
– Блин, достал…
– Мелкая собака громко тявкает…
Они все еще препираются, пока мы с Максом протягиваем руки Его Величеству и помогаем встать. Тот делает глубокий вдох, прогибая спину. Кости хрустят. Его Величество вправляет себе челюсть, локоть и лодыжку. Черные, помятые, обуглившиеся крылья, сброшенные им со спины, остаются в яме. К утру они превратятся в пепел, а Его Величество чуть позже отрастит себе новые.
– Так тебе удалось договориться? – интересуется Макс.
За всей этой театральщиной мы забываем, что факт возвращения Его Величества домой еще не означает благополучного исхода.
Но он кивает. Мы шагаем по парку, все дальше от фонаря, своим светом созвавшего на шабаш ночных бабочек.
– На этот раз они простили Сене его баловство, – рассказывает Его Величество. – Но больше нам так не повезет – это мне ясно дали понять.
– Баловство? – отзывается Илья. – Подослать небожителям маньяка-убийцу, дабы воровать у них из-под носа человеческие жизни? Точно, именно так это и называется!
– Простили, как же! – Сеня игнорирует замечание Ильи, специально делает акцент на подлости небесных обитателей. – Проехались по морде да по достоинству нашего короля!
– Небольшая плата, – отвечает Его Величество и, смеясь, потирает пальцами челюсть.
Синяки, как обычно, проявляются чуть позже.
За кустами и деревьями прячется старый особняк, давно забытый человечеством. Наше убежище. Внутри все выглядит совсем не так убого, как снаружи; наоборот, по-королевски, под стать Его Величеству, сотворившему всю эту красоту своей нечеловеческой силой. Да, и черти обладают чувством прекрасного.
В холле при свете хрустальных люстр становятся обозримы царапины на королевском лице; губы разбиты, из них сочится кровь.
– Ваше Величество, кажется, у тебя сломан нос…
Сеня смотрит на него с затаенным дыханием.
– Да? – Тот удивленно ощупывает лицо. – Потом поправлю…
Но я в первую очередь вижу не ушибы и переломы его тела, а усталость.
Он несет остатки своего величия наверх, по ступеням огромной, широкой лестницы, расположенной прямо по центру холла, пачкает грязью с подошв своих туфель красный ковер. Парни же отправляются прямиком под лестницу: там их излюбленный диван, проеденный домашней крысой, и телевизор с огромным экраном. Только Макс предварительно провожает меня глазами, молчаливо наблюдая, как я поднимаюсь следом за Его Величеством. Снова этот прожигающий спину взгляд, от которого мне хочется вырвать его глаза…
– Как дела, Лиля?
Я закрываю за нами дверь и, сунув руки в карманы толстовки, прислоняюсь к стене. Взгляд целомудренно отправляется в пол, пока Его Величество напускает в ванну воду и снимает с себя всю одежду. Периферическим зрением улавливаю движения нагого тела у дальней стены.
– Все нормально.
Пожимаю плечами. Говорю негромко, хотя звук моего голоса съеден шумом воды, но я не стараюсь его перекричать. Мне не страшно остаться неуслышанной. Это же Его Величество.
– Все нормально, но ты, тем не менее, здесь? Ты поднялась ко мне, значит, есть что обсудить.
– Я думала, тебе самому захочется спросить меня о чем-нибудь.
– Хм… Ну, что ж… Как ребенок? Как Майя?
Я резко поднимаю голову. А он улыбается, стоя возле ванны, ни капли не смущаясь своей наготы. Мужественный, красивый, изящный, живое воплощение наших надежд, нашей преданности и любви.
Избитый, искалеченный, худой до костей, в синяках и кровоподтеках. Самые свежие следы напоминают последствия примененных розог, и я догадываюсь, как выглядела плата за Сенино «баловство». Вновь отворачиваюсь, потому что не могу видеть его таким.
– Майя? – Конечно, стоило ожидать, что именно она станет темой нашего разговора. – С ней все хорошо. С ребенком тоже.
Пальцы самопроизвольно тянутся к туалетному столику. Под руку попадается фигурка девушки в зеленом платье со светлыми волосами. Принимаюсь вертеть ее в странном порыве избавиться от намеков на нервозность. Сердце подозрительно учащает бой.
Его Величество подходит к зеркалу и осматривает свое лицо.
– Она счастлива?
Я не знаю. Сложно сказать, наблюдая со стороны, когда сама имеешь о счастье размытое представление.
– Наверное, – пожимаю плечами.
Комната все больше наполняется паром, и мои щеки начинают полыхать. Редкое явление для моей неизменно белой кожи. Тут же приходит на ум суеверное объяснение: когда подобное случается с Майей, она утверждает, якобы кто-то ее вспоминает.
– Это хорошо, – отзывается Его Величество и заново ломает себе нос, вставляя кость на первоначальное место.
Желание увидеть его оставшуюся с обгорелыми отростками вместо крыльев спину сильнее моей порядочности, и я уступаю ему. Она кажется уродливой и прекрасной одновременно. Преимущество падших ангелов – возможность сбрасывать перья, когда тебе заблагорассудится, и отращивать на их месте новые. Небожителям не повезло: лишившись крыльев, они лишаются жизни. Либо пригретого местечка на небесах, но это в сущности одно и то же.
Его Величество возвращается к ванне, переступая разбросанные по полу книжки, выключает воду и забирается внутрь. Теперь я вижу лишь его затылок.
Я возвращаю фигурку девушки на место и отрываюсь от стены, понимая, что больше мне здесь делать нечего.
– Знаешь, Лиля, – напоследок делится Его Величество, – я ведь как-то раз, в другой жизни, тоже был, так скажем, двойным агентом, внедренным в преступную группировку для раскрытия членов банды.
– Нет, не знаю. И чем все кончилось?
– Не стану тебе рассказывать наперед, ведь то же самое ждет и тебя. Только об одном тебя прошу: когда окажешься перед сложным выбором, вспомни о них.
Я понимаю, что речь идет о ребятах внизу, жующих печенье и ставящих космические рекорды в «Марио» (не без участия колдовской силы).
– Мне осталось недолго, независимо от того, взойдет мой наследник на престол или нет. Но, когда меня не станет, кто-то должен их защищать.
Я едва могу держать себя в руках: то ли от желания расплакаться, то ли в страхе выразить злость.
– Доброй ночи, – желаю коротко, оставляю Его Величество без ответа и быстро отправляюсь за дверь.
После встречи с ним всегда остается осадок. Улыбчивый, добрый, заботливый негодяй. Несчастный, с отвратительной аурой и огромным сердцем, вместившим все наше многочисленное семейство. Непредсказуемый. Он вызывает одновременно сочувствие и справедливое чувство страха.
Снаружи – Макс, хочет спросить о чем-то, но я киваю на прощание, быстрым шагом проношусь мимо:
– Доброй ночи, – и выпрыгиваю на свежий воздух.
Здесь становится чуточку легче – дышать и думать. Мысли прочнее выстраиваются в логический ряд, чем дальше от этого места я нахожусь; сердце успокаивается, чем дальше я нахожусь от Его Величества. И крепчает моя уверенность в правильности сделанного выбора, чем ближе я к Майе.
Она спит. Луч света не дает подойти к ней. И я стою в дверях, смотрю на нее несколько минут. Или часов: когда я прихожу в себя, в комнате становится значительно светлее.
Надо укладываться спать. Чтобы утро, которое вот-вот наступит, стало началом нового дня, а не продолжением предыдущей ночи…
____________
1 франц. Трусливый лис.
04. МАЙЯ
Письма нам не приходят. Раз в месяц мы получаем квитанцию об оплате коммунальных услуг и рекламную рассылку, на этом все. Раз в месяц Лиля выходит на лестничную клетку, чтобы опустошить ящик. Сегодня такой день. И именно сегодня…
– Держи.
Лиля протягивает мне запечатанный конверт, и я смотрю на него удивленно, оторвав глаза от телевизора; маковая булка застревает во рту.