– Голос нашего Александра-Сергеевича-Но-Не-Пушкина как всегда звучит примирительно. Но это ему не поможет… – саркастически заметила Бутакова. Я не сразу сообразил, о ком она ведёт речь, лишь через пару мгновений понял, что Баштин полный тёзка Пушкина и очевидно, «Александр-Сергеевич-Но-Не-Пушкин» – это именно он.
– Не ерепенься, Леночка. – флегматично отреагировал Баштин. – Я всего лишь формирую твой позитивный образ в восприятии господина ревизора, и тем спасаю тебя от ревизии, которая не сулит тебе ничего хорошего.
Тут уже не выдержал Вадим Королёв. Командир звучно прихлопнул ладонью стол и рявкнул:
– Так, мальчики и девочки, остановились на полуслове! Я всё понимаю: мы уже несколько лет варимся в нашем узком мирке, мы все любим друг друга и дорожим своей репутацией, но господину ревизору все эти подспудные пустяки неизвестны, а потому он может превратно истолковать всю эту вашу милую демагогию.
В помещении моментально воцарилась тишина и я решил, что появился отличный шанс быстро закончить это шоу. Влезать в дискуссии с малознакомыми людьми мне совершенно не хотелось, да и время уже поджимало – до назначенной встречи с Акчуриной оставались восемь минут. Самое время выдвигаться.
– Я бы хотел дополнить сказанное ранее… буквально пару слов, – я откашлялся для придания многозначительности. – Имею намерение посетить все четыре экспедиции, занимающиеся добычей полезных ископаемых, и непосредственно понаблюдать за процессом добычи. Не сомневаюсь, у нас будет возможность обменяться мыслями по всему спектру интересующих вопросов со всеми желающими, так что позвольте мне…
– Ваша честь, позвольте вопрос личного… так сказать… плана. – неожиданное перебил меня Баштин. Это, конечно, была явная наглость с его стороны. – Благо про миссию «Юрия Долгорукого» вы же сами и упомянули…
– Признаться, я тоже хотела бы задать вопрос личного характера господину ревизору. – перебивая говорившего, подала голос Лариса Янышева, до того не проронившая ни слова.
Что-то мне подсказывало, что застрять тут я могу надолго, стоит только начать варить кисель в этой говорливой компании.
– Господа, мне было чрезвычайно познавательно и приятно видеть вас на этой встрече, но поскольку я предполагаю повстречаться с каждым из вас лично – и притом не раз! – вопросы лучше оставить на потом. Позвольте откланяться.
Я кивнул командиру и поднялся из кресла. Уйти без комментариев, однако, мне не удалось, за спиной послышался голос Янышевой:
– Вопрос мой касался темы, волнующей всех дам нашего маленького сообщества: как насчёт опасного секса, господин ревизор?
Это был удар ниже пояса, вернее, попытка удара. Моя работа требует умения сносить разного рода провокации и личные выпады, поэтому до известной степени я был готов к очевидной бестактности лучшего пилота базы. Тем не менее, она меня всё-таки вывела из равновесия.
– Отличная шутка, Лариса. – бросил я через плечо. – Заучу наизусть!
Уже в проёме откатившейся двери я услышал раздражённый голос командира:
– У Ларисы, как всегда, для разговора единственная тема! Что за кривлянье вы тут устроили?! Увидели нового мужчину и пустились в…
Дверь за мной закрылась, оставляя Вадима Королёва наедине с членами любимого экипажа, а потому я так и не узнал во что именно они пустились по мнению командира. Я почти бегом помчался в медицинский отсек «красного» коридора. Если быть совсем точным, помчался я к лифтам, ведущим в Главный Коридор. Мне предстояло подняться туда, в зону невесомости, там перевернуться ногами вперёд и другим лифтом спуститься в «красный» коридор.
Путь свой я проделал даже быстрее, чем ожидал. Виной тому оказались лифты – они летали как в хорошем небоскрёбе. Поднявшись в Главный Коридор, в зону невесомости, а затем буквально упав обратно в область искусственной гравитации, я почувствовал дурноту. Для обитателей станции такие скоростные кульбиты являлись нормой, а у меня с непривычки закружилась голова. Не сказать, чтобы качнуло сильно, со стороны, наверное, это вообще не было заметно, но неприятное головокружение на десяток секунд побудило меня снизить темп ходьбы.
Выйдя из лифта и направившись в сторону медицинского отсека, указанную специальным знаком с подсветкой, я не сразу понял, что в коридоре выключен свет. Это было необычно – на космических кораблях такого класса нет нужды экономить электроэнергию и ресурс осветительных приборов, а потому свет в местах общего пользования гаснуть не должен. Правда, выключение основного освещения не погрузило коридор в абсолютную темноту: во-первых, синим светом горела индивидуальная подсветка дверей и переговорных устройств возле них, а во-вторых, с интервалом в десять метров горели оранжевые огоньки, обозначавшие места размещения универсальных спасательных комплектов. Десятками и даже сотнями таких комплектов оснащались все корабли «Роскосмоса», дабы любой член экипажа в случае нештатной ситуации мог извлечь из ниши автономную дыхательную маску, принять меры по самоспасению, а после их неудачи иметь возможность сообщить Главному командному центру о своей героической гибели.
До медицинского отсека мне пришлось пройти от лифтовой площадки метров пятьдесят-шестьдесят. Отыскав нужную дверь, я на секунду остановился. Если быть совсем точным, меня остановило какое-то очень нехорошее предчувствие… абсолютно немотивированное и необъяснимое, но явственное и пугающее. Не сумев преодолеть себя, я отступил от двери и прошёл несколько шагов до ближайшей ниши с универсальным спасательным комплектом, ткнул пальцем в переговорное устройство, укрепленное рядом, и представился:
– Это Порфирий Акзатнов…
С экрана на меня смотрело улыбчивое лицо дежурного, сидевшего в Главном командном центре, и явно отвлеченного от какого-то интересного разговора. За его спиной маячила неясная пара фигур, что само по себе было довольно странно: ГКЦ – это такое место, куда посторонним вход воспрещён категорически.
– Простите, не понял… – дежурный стёр улыбку с лица и стал серьёзен, а две фигуры на заднем плане исчезли из поля зрения.
– Я ревизор «Роскосмоса», прибыл часом ранее на «Скороходе-десять». – я старался быть максимально спокоен. – В «красном» коридоре не горит общее освещение. Это нормально?
– Да-да, бывает такое дело. На станции более шести тысяч датчиков, камер наблюдения и счётчиков допуска в помещения, раз в сутки производится архивация данных и наш любимый супермозг иногда вот так глючит… веерно отключает то освещение, то… шлейфы датчиков… Это занимает две-три минуты… ну, пять от силы… ничего страшного, всё восстановится через… ну-у-у, минуту-две.
Мне очень не понравился как сам диспетчер, так и его ответ, однако для разбирательств было не то время и не то место.
– Благодарю за то, что нашли для меня время, – я ткнул переговорное устройство и отключился.
С каменным сердцем вернулся обратно к двери в медицинский отсек. Дурное предчувствие не уходило, наоборот, росло и вызывало уже почти физическую боль. Состояние было очень странным и я не находил ему объяснения. Впрочем, не имело смысла тянуть кота за хвост: коли я сюда явился, надо было заходить.
Я коснулся экрана переговорного устройства у двери и проговорил:
– Это Порфирий. Я пришёл на две минуты раньше, так что могу подождать…
Это была такая шутка, дурацкая, конечно, из той поры моей жизни, когда я вовсе не хотел ждать и ещё не был ревизором.
Секунду-две-три ничего не происходило, пауза странно затягивалась… чтобы открыть дверь не нужно вставать и куда-то идти, достаточно отдать приказ голосом… что за задержка? Затем мягко заурчали сервоприводы и дверь откатилась вправо. В медицинском отсеке стояла полнейшая темнота – хоть глаз коли. Если в коридоре ещё горели какие-то огоньки подсветки, то за порогом была тьма кромешная. Просто какая-то пещера! Или берлога…
– Людмила… – пробормотал я, рассчитывая на какую-то ответную реакцию Акчуриной. В конце-концов, ведь ждала же она меня здесь и открыла дверь!
Но нет… я смотрел в темноту, а темнота смотрела на меня. И ничего не происходило. Секунда… другая… я понял, что надо на что-то решаться и, опустив левую руку на рукоять пистолета в кармане на бедре, шагнул в проём двери. Чтобы замаскировать извлечение пистолета из скрытого ложемента в левом кармане, я поднял правую руку к голове, будто бы поправляя волосы.
Это-то меня и спасло. Стоило мне войти в угольную черноту медицинского отсека, как чудовищный беззвучный удар обрушился на голову сверху, да такой, что ноги подкосились и в глазах на секунду запрыгали разноцветные звёзды.
Глава 2. Красивая бритая голова
Резкая боль пронзила одновременно правое предплечье и правую сторону головы, словно меня ударили чем-то длинным, твёрдым и острым. Я рефлекторно вскрикнул, подсел и подался влево от двери, точнее даже, прыгнул, сделал это совершенно наобум, с таким же успехом можно было прыгнуть в любую другую сторону. И точно также наобум выстрелил перед собой из пистолета. Яркая вспышка электрического разряда на долю секунды осветила просторное помещение и отразилась в стеклянных створках шкафов у противоположной стены. За это краткое мгновение я успел увидеть процедурный стол в горизонтальном положении, пару релаксационных кресел и закрытый прозрачным чехлом стенд комплексной диагностики. Но самое главное, я увидел две явно мужские фигуры в комбинезонах и дыхательных масках. Это было стандартное облачение космонавтов при эвакуации. Одна фигура – поодаль от меня – выглядела странно согнувшейся явно под весом большого мешка за спиной, а вторая, та, что была ближе ко мне, держала в руках нечто, похожее на пику.
Именно этой пикой меня и огрели по голове.
Дальнейшие события заняли куда меньше времени, чем даже самый лаконичный их пересказ. «Пистоле-е-е-т!» – взревел из-под маски незнакомый мне голос, искажённый к тому же прижатым ко рту дыхательным устройством. Я без раздумий выстрелил вторично, не столько даже с целью поразить нападавшего, сколько с намерением рассмотреть его. В этой новой вспышке я увидел, как в меня летит то, что я принял первоначально за копьё. На самом деле это был обычный медицинский раздвижной кронштейн для подвески оборудования. Он ударил меня в грудь и отлетел в сторону, не причинив особого вреда, а я в наступившей темноте переместился ещё на пару шагов подальше от входной двери. Секунду-две, оставаясь в полной тьме, я прислушивался к окружающим меня звукам: глухим стукам ног о пластиковое покрытие и исчезающему где-то прерывистому дыханию. Никто ко мне не приближался – я был в этом уверен – и не пытался повторить нападение. Памятуя о том, где находились увиденные мною фигуры, я выстрелил, наконец, в третий раз и в свете третьей вспышки увидел спину явно удалявшегося человека – тот уходил прочь в дверь, расположенную за стендом комплексной диагностики. Это была отнюдь не входная дверь в отсек, а значит, напавший на меня не мог выйти в коридор.
Воспользовавшись моментом, я рванул в коридор сам. Преодолев пространство отсека тремя-четырьмя шагами, ударившись мимоходом плечом о стенку, я через пару секунд выбрался из отсека и закрыл за собой дверь.
Кто бы ни напал на меня, он оказался в ловушке. Точнее, они, их ведь было двое! Имевшееся в коридоре призрачное освещение позволяло мне следить за дверью и пристрелить любого, решившегося проскользнуть мимо. В моем пистолете оставались ещё двадцать семь пуль и я был готов устроить настоящую битву. Да что там битву! – я был готов в одиночку штурмовать Верден!
Прикоснувшись рукой к голове, я понял, что кровища из меня хлещет, как из быка. Мужчина может потерять сознание при быстрой единовременной потере уже трёхсот граммов крови, а поскольку в жилых зонах «Академика Королева» сила тяжести больше земной на десять процентов, то значит и кровь я буду терять интенсивнее, чем в земных условиях. Надо было перво-наперво остановить кровотечение, а то я рисковал банально свалиться в обморок через минуту-другую. Выпростав из кармана пакет с гигиенической салфеткой, я разорвал его зубами и приложил мягкую фибру примерно к тому месту на голове, куда пришёлся удар. Прижав салфетку рукой, чтобы не слетела, я аккуратно, не сводя глаз с двери в медицинский отсек, подался к нише с универсальным спасательным комплектом и ткнул пальцем в переговорное устройство.
Сделал я это примерно также, как и тридцать-сорок секунд назад. Только тогда я был спокойный, вежливый и без гигиенической салфетки на голове.
– Дежурный по операционной базе… – скороговоркой молвил знакомый мне весёлый голос.
– Что «дежурный»?! – рыкнул я, подавив гнев. – «Дежурный» спит… пьянствует… слушает… ковыряет в зубах и ушах… или ещё где… что он делает?!
– Простите… – весёлый голос дежурного осёкся. – что за тон… Кто говорит?
– Говорит ревизор «Роскосмоса» Акзатнов, пора уже по голосу узнавать и подпрыгивать в кресле! На меня совершено нападение в медицинском отсеке в «красном» коридоре! Я ранен… твоюжматьдежурный! Командира сюда быстро, желательно трезвым, в штанах и с пистолетом наперевес. Впрочем, наплевать, можно пьяным и без штанов, но обязательно с пистолетом! И всех членов вашего недобитого экипажа, свободных от несения вахты сюда же, в «красный» коридор! И ещё…
– Да, ваша честь, да! – голос дежурного осёкся и он неожиданно запищал фальцетом. – Слушаю вас!
– Обеспечьте свет в коридоре через тридцать секунд! Хватит уже партизанских действий в темноте, а то устроили ролевую игру в Дениса Давыдова и Ковпака в общем сапоге на орбите Сатурна…
– Ну, что ж, зрачки одинаковые – это уже хороший признак! – прохладные пальца отпустили веки и мой взгляд опять сосредоточился на высокой груди мадам докторицы. – Сейчас наш командир осмотрит отсек и у нас появится возможность просканировать череп.
